Got no ... at all

.       Ещё года два, и ему будет полтинник. Обычно непарные столько не живут.       Одинокая Душа — слишком красивое название для того, кто ведёт такое жалкое безрадостное существование. Большая часть таких как он — ущербных, вот правильное слово — кончает с жизнью ещё в молодости, когда надежды на проявления метки уже нет. Те, кто не решаются наложить на себя руки на рубеже тридцати лет, умирают в следующие пять от непрекращающейся депрессии. Только особенно самодостаточные, независимые и чёрствые доживают до сорока. Но не дальше. Или ему повезло, или он остался в живых чтобы подольше помучаться.       Некоторые считают, что непарные могут найти себе человека среди таких же. Что два несвязанных человека могут быть вместе, любить друг друга почти как истинные.       Брок в это не верил. Когда-то ведь он, ещё питая надежду, общался с себе подобными. Это не привело ни к чему хорошему: все, с кем ему довелось познакомится, были пустыми, отчаявшимися и глубоко несчастными людьми. Социопаты, не способные на привязанность к другому человеку. Такие же, как и он сам, или как то, чем он должен был стать в итоге.       Что они могли дать друг другу? Только горькое отчаяние, постоянное чувство ненужности и хронический комплекс третьего лишнего при любом общении с устоявшимися парами. Ну уж нет, ему и своей боли хватает.       Непарные люди рождались крайне редко, и их счастливое и с первого взгляда гуманное и участливое общество просто игнорировало сей факт. Всё, что было у обделённых самой судьбой — какой-то жалки социальный фонд и гетто в одном из районов Нью-Йорка, где Брок был дважды и больше отказывался заезжать. На телевидении, в других массмедиа и вообще в культуре царил культ соулмейтства. Всё было построено на связи: от рекламы жвачки и до принятия поправок в Конгрессе. Как легче найти соулмейта, как правильно установить связь, как выстраивать отношения внутри пары. Надо ли говорить, что Брок уже давным-давно слушал музыку без слов, не читал журналов, а только новостные газеты, и смотрел исключительно спортивные каналы. Жалкие попытки отгородить себя от мира, в котором чужая любовь так или иначе лезет в его жить.       Он даже профессию себе выбрал в спецслужбах, надеясь, что тут, как и в армии, личного будет по-минимуму. Оно так и было, пока он не начал работать с Барнсом и Роджерсом, давно устоявшейся и крепкой парой. И не то чтобы они целыми днями нежничали друг с другом, выставляя свои отношения напоказ, как любили многие, но Броку всё равно неуютно было рядом с ними, даже когда они просто смотрели друг на друга. Он спешно отводил взгляд в сторону, когда Баки почти по-приятельски похлопывал Стива по плечу или когда Стив краснел, если Барнс отпускал какие-нибудь пошлые шуточки. Ничего необычного или из ряда вон выходящего, но Брок кожей чувствовал притяжение между ними, их взаимное тихое счастье.       Переводится куда бы то ни было Брок считал глупостью: на прежнем месте его всё устраивало, а Барнс с Роджерсом как ни крути умели оставлять всё лишнее за пределами полевой работы, показывая себя настоящими профессионалами. К тому же, порознь они были очень просты и приятны в общении. Он даже мог сказать, что они стали ему почти друзьями. Но вместе он выносить их всё равно не мог, и потому отказался, когда однажды Стив, узнав, что они болеют за одну бейсбольную команду, пригласил его сходить вместе с ним и Баки на игру. — Понимаю, — с улыбкой кивнул Роджерс, не выглядевший хоть немного расстроенным. — Ты, наверное, из-за работы и так мало времени проводишь с семьёй, поэтому спешишь к ним. — Ни к кому я не спешу, — мгновенно ощерился Брок, громко захлопнув дверь шкафчика.       Стив растерянно посмотрел на него, очевидно не понимая, что вызвало такую резкую смену настроения, а затем его взгляд скользнул к рукам Брока.       Все взрослые люди носили кольца. Даже если пара умирала, их не было принято снимать: вдовцы просто переодевали кольцо на другую руку.       Брок никогда не носил каких-либо украшений на руках.       Не дожидаясь, пока Роджерс опомнится и начнёт задавать вопросы, или того хуже — выказывать сочувствие и поддержку, что вполне было в его духе, Брок подхватил свою кожаную куртку и вышел из раздевалки.       Его было нелегко вывести из себя, но соулмейтство было больной мозолью. Как бы он ни старался, в том, что его это не волнует, не удавалось убедить даже самого себя.       Ещё раз мысленно поругав себя за несдержанность, он завёл машину и выехал с парковки. Оставалось только надеяться, что теперь Стив и Баки (как гласила известная поговорка про пары — «что знает один, то известно другому») не станут одаривать его исключительно сочувствующими взглядами. ***       Они вели себя на удивление тактично.       Брок всё же поймал на себе тот самый раздражающе-участливый взгляд, но только со стороны Стива и всего единожды, не больше. Баки вел себя по-прежнему и даже всё ещё не стеснялся прикасаться к своему любовнику у него на виду.       Каким-то образом это совершенно перестало раздражать Брока. Неожиданно возникшее безразличие разлилось на душе долгожданным бальзамом, и Рамлоу действительно порадовался, что ему становиться всё равно. Наконец-то ему наплевать на происходящее сильнее, чем когда-либо.       В какой-то момент он даже смеет надеяться, что жизнь начала новый виток: не такой скучный и мерзкий, с одинаково безрадостными серыми днями и тяжёлой рутиной, что, в сущности, было бы не так ужасно, если бы не постоянное гнетущее давление общественного мнения относительно наличия соулмейта.       Он почти привык к Стиву и Баки как к паре, так что, может быть, всё же согласится выбраться куда-то вместе, да хоть на тот же бейсбол, раз уж в отличии от большинства людей они способны фокусироваться на ком-то кроме друг друга.       Мысли о чём-то подобном вьются в его голове ровно до дня, когда он, задержавшись из-за заполнения очередного отчёта, уже на выходе не вспоминает, что забыл наверху свою куртку.       Он заходит в раздевалку, когда они целуются там. Жадно, нежно, будто не виделись сотню лет и истосковались, руками притягивая друг друга ближе, чтобы прижаться ещё крепче, ещё полней.       За свою жизнь Брок не раз и не два заставал других людей в моменты их близости, и всегда это вызывало в нём острую, даже болезненную реакцию. Его сразу же начинало мутить: чужая страсть красным цветом разливалась в воздухе, оседала вокруг, словно тяжёлый пепел, от которого неприятно туманится в голове и хочется выйти на свежий воздух. Желудок начинало неприятно крутить, на корне языка привкусом серы ложилась зависть, а чувство собственной ненужности и обделённости, которое обычно удавалось заглушить, напоминало о себе с новой силой.       Но здесь и сейчас, в эту минуту, что-то происходит совсем иначе. Не как обычно. И Брок, будучи не в состоянии отвести прикипевший взгляд от целующейся пары сослуживцев, уже ощущал это шестым чувством.       От осознания невозможности ровно как оторвать взгляд, так и разобраться в новых ощущениях волосы на загривке вставали дыбом, в то время как лицо и грудь словно обдало горячим, и по всей коже искорками рассыпались покалывания.       А двое соулмейтов и не замечают ничего вокруг, увлечённо продолжая целоваться и ластится друг к другу. Оба — что Роджерс, что Барнс — красивые, ладные, равные по силе.       В тишине помещения с губ Барнса срывается приглушённый стон, и это немного отрезвляет: Брок вздрагивает и инстинктивно отшатывается назад, судорожно втягивая носом воздух.       Они наконец-то замечают его и сразу же останавливаются, но объятья разжимают без виноватой спешки. Не стесняются. Впрочем, на Стиве смущение всё же читается розовым румянцем на идеальных скулах. — Мы тебя не заметили, — просто констатирует факт Баки, а Брок против воли чувствует, как от лопаток до копчика простреливает неуместным возбуждением, потому что голос Барнса после поцелуя хриплый, взгляд шальной и немного пьяный, а зацелованные губы ярко и влажно блестят от слюны. — Извини, мы думали, что уже все ушли, — у Роджерса не менее поплывший взгляд, словно лёд в его голубых глазах начал плавится, а дыхание было тяжёлым, как после тренировки.       Но дважды повторённое «мы» неожиданно больно кольнуло куда-то под рёбра, и Рамлоу приказал себе собраться, чувствуя привычную горечь и отголоски раздражения на себя, других и всю вселенную в целом. — Ничего, — мотнул он головой, словно стряхивая с волос пепел. — Я только куртку забрать, и домой. «А дальше можете трахнутся хоть у моего шкафчика, мне плевать», — добавил он мысленно.       Проходя мимо них, он боковым зрением заметил, как они молча обменялись взглядами.       Открыв шкафчик и достав свою кожанку, Брок также неспешно закрыл металлическую дверцу, стараясь, чтобы не было слишком заметно, насколько же ему на самом деле хочется побыстрее убраться из этого помещения. И даже здания. И района. Вернутся домой, быстро встать под горячий душ, жёсткой мочалкой стереть с себя все воспоминания об увиденном и лечь в кровать. — Всё точно в порядке? — очень заботливо поинтересовался Стив, повернув корпус в его сторону и сделав осторожный шаг вперёд, будто подходил к пугливому дикому зверю.       Рамлоу не удержался и скрипнул зубами. В душе смешивался гадкий коктейль из тихой злости и непонятной, неясной даже ему самому досады. Хотелось нагрубить. — В полном, — выжимая максимум из остатков своего спокойствия, кивнул Брок. В глазах уже рябило.       Баки и Стив встают по бокам от него, и если напряжение в теле Рамлоу станет хоть немного сильнее, то все его мышцы лопнут как натянутые канаты. Что эти двое собираются делать? Какого чёрта им от него нужно?       На правое плечо уверенно ложится ладонь и ведёт вниз по руке, мягко заставляя повернутся. Броку не хочется кому-либо подставлять спину, даже если этот кто-то — Стив Роджерс, против правил которого использовать грязные приёмы и бить из-под тишка. Но он всё же пересиливает себя и поворачивается, с вызовом глядя Барнсу в глаза.       Они смотрят друг на друга несколько долгих оценивающих секунд, за которые Броку так и не удаётся понять, чего от него хотят. Взгляд серо-голубых глаз абсолютно не читабелен.       Барнс молча целует его, и это сбивает с толку окончательно. Брок не делает никаких движений и уж тем более не отвечает, потому что происходящее просто за гранью понимания.       Его чуть подталкивают назад, и он отступает, натыкаясь спиной на что-то большое, твёрдое и горячее. К стыку плеча и шеи прижимаются мягкие губы, заставляя от неожиданности резко вдохнуть через нос.       Баки настойчиво раздвигает его губы языком, и когда Брок поддаётся, тихо и удовлетворённо стонет в поцелуе. Одновременно с этим Роджерс всасывает кожу на его шее и едва ощутимо прикусывает. Брок не может выбрать, на ком из них сосредоточится, какое из ощущений попытаться проконтролировать хотя бы мысленно, и полностью теряется. Разум бесполезен, и его место занимают инстинкты. Один из них неприятно зудит где-то внутри, как колючий свитер к голой коже, приказывает вырваться, скинуть с себя чужие руки, которые сейчас так по-хозяйски оглаживают его бока, приказывает немедленно всё прекратить и сбежать. Но другой, ощущающийся жаром во всём теле, в особенности под наглыми ладонями, лениво советует ничего не делать, расслабиться, отдаться. Хоть раз позволить себе насладится прикосновениями и поцелуями, получить желанную близость, раз уж её ему так откровенно предлагают.       Чужая ладонь ложится на пах, и это сладко и так правильно, что Брок бездумно вскидывает бёдра вверх, продлевая давление. Где-то снаружи, за опущенными веками слышится хриплый смешок, и неприятное чувство колит в последний раз, после чего пропадает. Рамлоу самостоятельно притягивает Баки ближе и целует жадно и требовательно, в то же время прогибаясь в пояснице, впечатываясь задницей в пах Роджерса.       Рука сильнее сжимает член через ткань джинсов, и Брок открывает рот в беззвучном стоне. По распахнутым губам тут же мокро проходится язык, и Рамлоу ещё раз толкается в руку, на обратном движении сильнее подаваясь назад и чувствуя прижимающийся сзади стояк. К его заднице уже без намёков основательно притираются, в добавок притягивая ближе к себе руками, и если Брок хочет заговорить, если вообще хочет воспользоваться вот-вот собирающейся исчезнуть способностью произносить слова, то сейчас самое время. — Ну и какого чёрта творится? — всё же решает поинтересоваться Брок, заставляя себя открыть глаза. — А ты имеешь что-то против? — задыхаясь, шепчет Барнс прямо в ухо, продолжая расстёгивать его ремень. — Нам стоит остановиться? — Нет, раз уж начали, — Брок поворачивает голову и коротко лижет губы Стива. — То доведите дело до конца.       По шее сбоку широко прошлись языком, и Рамлоу невольно запрокидывает голову, чуть отклоняясь в сторону и давая лучший доступ. Руки, уже не понятно, чьи, забираются под тонкую футболку и, пройдясь по животу, задирают её к подмышкам. Воздух на обнажённой коже отрезвляет на доли секунды, ровно до того момента, как огладив живот, те же руки спускаются на талию, а их заменяют губы и язык. Прочертив влажную дорожку от сосков до кубиков пресса и ложбинки пупка, Барнс чувствительно прикусывает зубами кожу на тазовой косточке, и дальше начинает творить совсем что-то невообразимое, заставляя Брока откинуть голову на плечо стоящему сзади Стиву и неконтролируемо сипло постанывать. Весь мир, вся вселенная сузились до чужого глубокого дыхания у самого уха, до крепкой надёжной хватки сразу двух пар сильных рук, до горячей мягкости чужого рта с мокрым умелым языком на его члене и до длинных тёмно-русых прядей, в которые можно было вплести свои пальцы, притянуть ближе, заставив двигаться так, как нравится больше всего, неглубоко и ритмично подаваться навстречу бёдрами.       Когда всё закончилось, мир расплывался перед глазами. От непривычного, незаслуженного удовольствия накрыло так мощно, что Броку понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя. Ноги отказывались держать, и он почти полностью навалился на стоящего сзади Роджерса, позволив себе ещё хотя бы пару минут не думать о последствиях и просто удовлетворённо выдыхать, пока его шею целуют и вылизывают с двух сторон. — Поехали к нам, — тихо попросил Стив, поглаживая широкой тёплой ладонью его живот.       Брок собирался ответить, собирался найти в себе силы и что-нибудь придумать, отказаться, но Баки в этот момент мокро поцеловал его под самой челюстью, всасывая кожу и явно оставляя засос, и мысли, едва начав принимать чёткие очертания, снова расплылись.       Ему не хотелось отказывать им. Ему хотелось ещё.       Он собирался мужественно выдержать всю неловкость предстоящей поездки, ещё на спуске по лестнице десять раз поменяв своё решение, но едва они сели в машину — Стив на место водителя, а Баки вместе с ним сзади — как сомнения уступили твёрдой решимости. В какой-то мере этому поспособствовало то, что едва они тронулись с месте, рука Барнса оказалась у него в так и не застёгнутых до конца штанах. — Боже, Бак, потерпи хотя бы минут пятнадцать, — с лёгким укором сказал Стив, на светофоре заметив, что творится на задних сиденьях.       Баки ему не ответил, что-то пробурчав Броку в воротник сползшей куртки, и принялся с явным удовольствием вылизывать ключицы, продолжая двигать рукой. Броку оставалось только сильнее расставлять ноги и откидывать голову, подставляясь под нетерпеливую ласку.       В лифте они снова зажали его между собой — на этот раз Барнс сзади. Стив, поглаживая большими пальцами скулы, заглядывал в глаза, целовал напористо, облизывал губы, несильно прихватывая нижнюю зубами. Всё это сводило с ума, хотелось скорее скинуть одежду, почувствовать всё кожей к коже.       Гремя ключами, они втроём кое-как ввалились в квартиру, где Барнс ему едва снова не отсосал прямо в прихожей. Срывая и скидывая одежду друг с друга, они, добравшись до спальни, рухнули на кровать. К тому моменту больше всего одежды оставалось на Стиве, и Брок с Баки на пару начали раздевать его. Справившись с обнажением вверенной ему верхней части и оставив её без рубашки, Брок мстительно прижался ртом к местечку чуть ниже уха, оставляя засос. Руками он стал жадно оглаживать и сжимать каждый мускул на крепком, чудо как доставшимся ему хотя бы на одну ночь теле. И его, и Баки хотелось потрогать и потискать везде и всюду, успеть с ними всё, пока не отобрали. Барнс, казалось, чувствовал тоже самое, нетерпеливо потераясь о него своим внушительным стояком и глухо и пошло стонал Стиву прямо в ухо.       Не смотря на то, что сейчас они с двух сторон вжимались и лапали Роджерса, в том, что именно его так или иначе собираются разложить и на пару отыметь, Брок был абсолютно уверен. А потому он не сильно удивился, когда, поменяв позицию, его повалили спиной на кровать. Причин быть против он не видел, и не сопротивлялся, только ноги шире раздвинул.       Ласкали его в четыре руки, разминали тоже вместе, везде щедро вылизывали, целовали. Брок просто задыхался во всём этом, тонул в тёплых умелых касаниях, в душной темноте спальни. Хотелось сдохнуть в удовольствии, потому что ему никогда в жизни не было так хорошо и точно уже не будет.       Уже под утро он, вымотанный и выпитый до дна, вырубился, зажатый между двумя горячими телами.       На следующий день он проснулся непростительно поздно. Тело, загнанное и насытившееся близостью, наверное, впервые за всю жизнь, донельзя приятно ломило, и хотелось подольше поваляться в постели под тяжёлым одеялом, но Брок себе этого не позволил. Наспех одевшись, он попросту сбежал, на ходу неразборчиво сказав сидящим в кухне-гостиной Стиву и Баки что-то среднее между приветствием, неловкими извинениями и прощанием одновременно. Выйдя из их квартиры и удачно поймав такси, Брок убедил себя, что это была одноразовая акция и она не повторится.       В последовавшие за бурной ночью пятницы одинокие выходные он планировал утопить самобичевание в алкоголе, но отчего-то решил не напиваться.       Ему же было хорошо? Чертовски хорошо.       Они все получили удовольствие? Наверняка.       Спрашивается, что он сделала не так? Всё в полном порядке.       Они развлеклись втроём, так как Стиву и Баки, очевидно, захотелось разнообразия в интимной жизни или вроде того. Конечно, им ещё работать вместе, но они же взрослые люди, и никто не станет устраивать сцен или чего-то требовать, они просто сделают вид, что ничего не было. Может, общаться начнут как прежде.       Успокоенный собственными рассуждениями, в понедельник в середине рабочего дня Брок совсем не ожидал того, что Барнс, проходя мимо деловой походкой и явно куда-то спеша, мимоходом шлёпнет его по заднице, не сказав при этом ни слова. Брок потом ещё минуту глядел на угол, за которым тот скрылся. Как-то растеряно стоял, молчал и думал.       Так и не надумав ничего умного, он целый день раз за разом прокручивал у себя в голове тот момент, пока не случилось что покруче. Уже в конце рабочего дня к нему бесшумно подкрался Стив и обнял со спины, поцеловав в шею. Броку стыдно, но это всё, что требовалось ему в тот момент, чтобы снова поплыть. Вся выдержка мгновенно исчезла, и он чуть выгнулся от жарких губ на загривке, еле задушив в горле стон.       Роджерс что-то прошептал ему, и это что-то прозвучало невозможно нежно и просяще. Кажется, он предложил заехать к ним ещё раз. .