Излечи мои раны.

Когда Никита снова посмотрел на Вову, тот прожигал в нём дыру своими янтарными глазами, но, заметив ответный взгляд, поспешил отвернуться. — Ты… как себя чувствуешь? Я тут достал всяких колёс, ждал пока проснёшься, — Никита указал куда-то рукой. Вова зло зыркнул на парня, не ответив. — Пожалуйста, позволь тебе помочь! Я не сделаю ничего плохого, клянусь., — ещё раз попытался Никита. — Хорошо! Помоги! Добей! Всё, ничего больше не надо, не хочу ничего вообще! , — голос Суворова снова начал дрожать. Сердце Никиты сжалось от боли. Ему было невыносимо видеть некогда жизнерадостного парня таким, поломанной куклой с пустым взглядом. И он совершенно не знал, что нужно делать. — Что ты такое говоришь! Заткнись! Не надо так! Ты хоть знаешь, каково будет твоим близким?! Ты хоть раз терял? , — Никита почти сорвался на крик. — Да! Терял! Себя! Только что! , — Суворов начал закипать, голос угрожающее зазвенел. Никита стушевался. Он понимал, что пережил Вова, но не до конца, разумеется. И это тоже понимал. И был немного рад, что вывел парня из оцепенения. Значит, есть ещё шанс. Осталось войти в зону доверия. Но как? Всё, что он сейчас ощущал сам — свинцовая тоска. — Я понимаю, через что ты прошёл… — попытался Никита. — Да что ты? Серьёзно? Прям понимаешь? Да ну на хуй! , — обороты злости в голосе стремительно нарастали. — Я не в том смысле, что… — А в каком смысле? Ты тоже жил себе, жил, а потом вся твоя жизнь сломалась за пару часов? Никита вспомнил кабинет. Светлые шторы в кусках мозга, брызги крови повсюду, осколки черепа, усеявшие всё в радиусе метра. Крови было столько, что казалось, она не могла вся помещаться в одном человеке. Запрокинутая назад, безвольно висящая голова. Нет, не голова, так, жалкое подобие. Будто скульптор тщательно лепил чьë-то лицо, а потом, разочаровавшись, вдруг смял глину сильнымы руками. Красная горловина некогда белой рубашки, будто кто-то шутки ради нацепил на отца клоунский воротник. Больше ни одной знакомой черты. Запах… Приторный запах железа, который, казалось, оседал в глотке, чтобы больше никогда не покинуть, чтобы появляться среди ночи, окутывать, заставляя задыхаться от ужаса и отвращения. — Ничего не сломалось! Ты жив, а это главное! Надо сейчас сосредоточиться на том, чтобы восстановиться и вернуться домой! — Домой? Нееет, я не покажусь дома после всего. Я вообще больше не хочу никого видеть, себя тоже не хочу. Я сначала убью их, а потом застрелюсь. Вот так и сделаю. Никита на слове «застрелюсь» болезненно сморщился. — Вов… Не стоит оно того. Тем более, они, эти… Я их убил. Ты не помнишь? Вову накрыл новый ступор. Несколько секунд он совершенно не понимал смысла сказанного, но потом вспомнил последние секунды там. Выстрелы. Три. — Так это мне не приснилось? Ты что слелал? Убил?! , — Вова недоверчиво покосился на парня. — Не приснилось. Я когда увидел, я сам не понял, что делаю. Но ты не думай, я не жалею. Жалею, что легко сдохли. — А ты каким образом там оказался? За одно с ними всё-таки? Не поделились, вот и пришил? , — ядовито прошипел Суворов. — Да ты заебал! Я похож на урода?! Нет, Суворов сразу заметил, что кем-кем, а уродом Никиту назвать язык бы не повернулся. Даже подолгу смотреть было неловко на него, особенно выдерживать взгляд красивых болотных глаз. Будто в душу смотрят. — Не похож. Вот только какая твоя роль тогда во всём этом? Никита был загнан в тупик. Недолго подумав, решил, что полуправда подойдёт пока лучше всего. — Я курил на той же улице, когда увидел тебя вышедшим из клуба. Ты пошёл в сторону переулка, там машина какая-то стояла, чёрная. Оттуда вышли трое, и один из них ударил тебя по башке. Потом они затащили тебя в салон. Пока готовились ехать, я тоже сел за руль, чтобы проследить. И помочь. Но из-за того, что нельзя было допустить, чтобы меня заметили раньше времени, опоздал… Это будет единственным, о чем я буду сожалеть всю жизнь. Не об убийстве. И вот я тебя вытащил, привёз к себе, а ты из меня урода делаешь! Вова долго смотрел в стену, потом повернулся к Никите: — То есть ты просто увидел, как кто-то похищает человека, бросился спасать, убил там всех и всё? У прохожих часто огнестрел в кармане? Никита испугался, что его раскрыли. Он не просто там курил, он следил, не отходя от привычного графика, но признаться сейчас, означало разрушить ту слабую связь, которая вроде как наладилась. И тем более, если бы не его дурацкий «присмотр», он мог уже никогда не увидеть Суворова. От этого кожу обдало морозом. — Огнестрел легальный, документы показать? Видишь, как небезопасно на улице? У тебя почему даже перцовки нет? Вот это куда страннее. — Не надо, верю. А эти? Кто такие? Что им могло быть нужно? — Насколько мне удалось рассмотреть, обычные зеки. Их явно кто-то нанял за пузырь водяры. Враги есть? Суворов потëр переносицу. — У меня нет, но у моего отца полно, наверное. Никита про себя хмыкнул. — А кто твой отец? , — спрашивая это, он понимал, что закапывает сам себя, ведь когда придёт время для правды, выяснится, что он точно знал, кто отец, и кто лежит в его кровати. Пиздец. — Бизнесмен, Кирилл Суворов. Должен был хоть раз слышать., — ответил Вова. Слышал, и не раз, и не два. — Ничего себе! Это ж один из самых состоятельных людей страны. А ты, получается, наследник? Ну, тогда всё ясно, Вов. Заказ на тебя был. У тех хануриков явно мозгов на всех троих не хватило бы для мотива. — Наверное. И что теперь? Их же найдут, меня не оставят в покое, тебя посадят! , — голос Суворова снова приобретал истерические нотки. — Послушай меня. Расклад, скорее всего, будет сосем другой. Заказчик найдет жмуров, и предпочтёт избавиться от всех улик и тел, зуб даю. Иначе как он объяснит полиции связь с этими маргиналами? Там и твоя кровь имеется, а это уже тянет на пожизненное, если ты дашь показания. Похищение, надругательство, тройное убийство. Меня никто не видел вообще. Прости, если напоминаю о неприятном, но тут нужно было… — мягко объяснил Никита. — Звучит логично, конечно. Ну а как же я? Если этот заказчик снова отправит за мной? — Так, давай подумаем над этим потом. Сейчас никто не знает, где ты. Я предлагаю тебе пойти в душ, и позволить, наконец, тебе помочь. — Да, я хочу в душ. Больше всего на свете, — как-то механически проговорил Суворов, снова глядя в одну точку, будто кто-то переключил тумблер. Никита выдал Вове полотенца, дал свою одежду, предложив выкинуть всё, что было на нëм сегодня. Тот не был против, наоборот, с отчаяной яростью вышвыривал из-за двери свои тряпки. Никита успел беспалева вынести из ванной бритву. На всякий случай. Если он не может быть рядом и там, то хотя бы минимизирует количество возможных орудий для самоповреждения. А разбить зеркало тихонько не получится. В ожидании Суворова Никита отправился на кухню, чтобы приготовить ужин. На стол он поставил и бутылку коньяка, решив, что сейчас это просто необходимо, особенно Вове.