Излечи мои раны.

Кровь удалось остановить уже быстрее. Таблетки были выданы. Осталось придумать, как Никиту отправить в душ. Не придумалось ничего, кроме очевидного способа: пойти вместе. Вова помог забраться в ванну, расположил его так, чтобы рука не намокла. Другой рукой Никите пришлось опираться о стену, слабость накатывала, угрожая забрать сознание с собой. Если тебе нравится человек, то очень опасно делать ему массаж, и уж тем более мыть его. Предсказуемо, возбуждение накрыло обоих во второй раз. Вова буквально взял ситуацию в свои руки, и отдрочил обоим до звёздочек перед глазами. Полностью опустошённые, они переместились на кухню. Суворов соорудил завтрак и сделал кофе. — Ну, теперь-то расскажешь, где ты был и что там случилось? Никита тяжело выдохнул. — Нам удалось достать вашего Анохина. Чтобы выбить из него правду, пришлось попотеть. — Что вы с ним… — Не перебивай, ладно? Всё, что я с ним сделал, он полностью заслужил. Этот хуй признался, что лично разрешил тем ублюдкам тебя… Ну ты понял. И, как я и говорил, домой тебя возвращать никто не собирался. Вот отца твоего, кстати, убивать не планировал, придумал как наебать в документах и отобрать всё до последней пуговицы, а мать, как он сказал: «влюблённая курица», итак бы побежала за ним. Ему хотелось наблюдать, как твой батя просит милостыню в перерывах между оплакиванием любимого сына. Никита с ужасом подумал, что и сам хотел сделать нечто подобное, мечтал даже. — Рана? — Я разговаривал с ним всегда один, но мои ждали за дверью. Ну и этот хрен сумел освободиться, и попытался сбежать. Он не знал, что там трое с оружием. Вылетели мы туда оба, я просто проорал, чтобы не дали ему уйти. Было темно, поэтому вместе с ним под пулю залетел и я. Мне повезло, а ему нет. — Что значит «нет»? — То и значит! Нечего тебе больше бояться. И никто ничего не узнает. Там всё зачистили и подчистили. Вова, узнав о случившемся, испытал двоякое чувство. Было очень жутко и радостно. С души камень свалился, но вопросы остались. — Не пойму, ты тайный агент что ли? — Нет, у меня небольшой бизнес. На жизнь хватает. — Не расскажешь? — Клининговая кампания. — Уборка? И всё? Шутишь? — Не всё. Уборка помещений после обнаружения трупов. Если было совершено убийство или самоубийство, ну и реже — забытый умерший родственник или одинокий человек. Вова перестал жевать. Все его прежние варианты были настолько банальны, что он мысленно хохотнул. У Никиты напротив, идея родилась опытным путём. После того, как тело отца увезли, он не заходил в его кабинет несколько дней, не мог себя заставить. И помочь было некому. Он остался совсем один в этом городе, и должен был что-то сделать. Дом нужно было продавать, как и всё остальное. Убирая тогда останки любимого человека, Никита понял только одну вещь: недопустимо, чтобы это делали близкие. Просто нельзя так, вся человеческая природа будто бы восстаёт против. Вот так и родилась идея. А любители ковыряться в подобном нашлись очень быстро, став для Никиты не только сотрудниками, но и друзьями. Тогда, на деньги с продажи особняка и дорогих машин, он купил эту квартиру, машину попроще, и вложил всё остальное в свою задумку. И если кто-то думает, что лучший бизнес — это кафе или цирюльня, поверьте, умирают люди каждый день. Работы хватало. Ну и платили за неё совсем другие деньги. Сам Никита руководил дистанционно, так и не сумев перебороть то травматическое событие, но именно благодаря этому, он нашёл способ добывать свой хлеб чужими руками. «Там всё зачистили и подчистили». Теперь Вова осознал всю глубину сказанного. Команда профессиональных чистильщиков, с приставкой «некро». — Вов? Ты чего? — Ничего. Вообще ничего. Я в ахуе просто. — Ну, всякая работа важна и нужна. — Разумеется, я понимаю. Просто представил, как мы за ужином обсуждаем, как у кого прошёл день… Никита расхохотался. — Ты всё ещё хочешь со мной ужинать? Не смотря ни на что? — Хочу… Никита задохнулся от нежности. Вот только осталось рассказать всё остальное. Страх начинал скручивать кишки. Но молчать об этом до конца жизни не получится. И это не справедливо по отношению к Вове. Только бы он смог понять, смог простить, поверить ещё один раз. До самого вечера Никита пытался подступиться к разговору, но не знал с чего начать. Трусом он себя никогда не считал, но всё,что касается Вовы, страх его потерять, превращали льва в котёнка. В конце концов он подумал, что сделал для Суворова самое главное — сохранил ему жизнь и подарил безопасность, хотя бы на время. Разве это не похоже на мольбу о прощении? Но чужая душа потёмки.