Мой мудак-психолог

— Как вы? — начал Том, когда Гарри сел в кресло напротив. — Вам удалось сделать что-то, что порадовало бы вашего внутреннего ребёнка? — Ну… Как сказать… — Гарри замялся, с одной стороны ему не хотелось говорить Тому о рисунке, а с другой он понимал, что сам же за это и заплатил, поэтому решил сказать только часть правды: — В каком-то смысле да. — Так, и что же это было? — Том внимательно посмотрел на Гарри, Поттеру показалось, что точно такой же взгляд был у его вчерашнего рисунка. — Рисунок, — Гарри смутился и опустил взгляд. — Что вас так смутило? Вы же учитель рисования? Вполне логично, что вам нравится рисовать. — Ну… Это довольно специфично… — Гарри вытянул из сумки скетчбук, который поклялся никогда больше не брать в руки, и протянул его Тому. — Откройте, там только один рисунок. Реддл с любопытством пролистал пустые страницы и остановился на развороте, где был его собственный портрет. Несколько минут он вглядывался в рисунок, рассматривая его, а потом поднял глаза на Гарри, Поттер был совершенно красный, и спросил: — Весьма неплохо получилось, что вас так смутило в вашей работе? — Мои рисунки никогда никому не нравились, — со страхом в голосе ответил Гарри. — Вам… Понравилось? — Да, очень, у вас на самом деле талант, — Реддл вновь опустил взгляд на рисунок. — Я так понимаю, это мой портрет? Разрешите, я оставлю его себе? — Да, конечно, — Гарри вновь смутился. Реддл вырвал листок из скетчбука и, аккуратно свернув, убрал к себе в карман. — Так вы уверены, что ваши рисунки никогда никому не нравились? — спокойно спросил Том, будто совершенно ничего не произошло. — Отцу не нравились, — Гарри перевел взгляд на книжный шкаф, он готов был смотреть куда угодно, но только не на Реддла. — Однажды он увидел мои рисунки, где были изображены обнажённые люди, и так разозлился на меня, сказал, что подобным занимаются только извращенцы, и вообще, я ненормальный, раз рисую такое. — Сколько вам было лет? — Четырнадцать, — Гарри всхлипнул, — с тех пор я стал прятать от него все подобные рисунки, а потом и вовсе перестал их рисовать. — Но вам хотелось? — Да, но в голове был какой-то блок, что я не могу рисовать такое, что это ненормально. Рисунок, что вы видели, был первым за много лет. — А сейчас? После того как вы нарисовали и получили одобрение от меня, что вы чувствуете? — Ну… Мне приятно, что кому-то это могло понравиться. На самом деле, я очень рад, возможно, я даже не ненормальный. — Как вы думаете, почему отец сказал вам так? — Потому что он идиот, — Гарри фыркнул. — Что плохого в красивом и подтянутом человеческом теле? Это же эстетическое наслаждение, любоваться изящными формами и изгибами. Природа создала поистине шедевр, который люди прячут под одеждами. — Если у вас есть свое сформированное мнение на этот счет, то зачем вы всё ещё слушаете в этом вопросе отца? — Потому что… — Гарри замялся, а действительно, зачем? Он уже столько лет с ним не общается, живёт отдельно, но почему все ещё транслирует в своей жизни комплексы и запреты отца? — Я не знаю… Наверное, потому что боюсь, что отец прав. Что все эти картины никому не нужны и меня просто засмеют. — И что случится тогда? — Мне будет плохо, я окончательно разочаруюсь в себе. А так я нахожусь под защитой. — Значит, этот критик с отцовским голосом защищает вас? — Да, — Гарри сглотнул и впервые прямо посмотрел на Тома. Он не ожидал, что у этого раздражающего внутреннего голоса есть такая полезная функция — защита. — Скажите, а вас действительно все ещё нужно защищать? Если я правильно понял, этот критик нужен был вам подростку, чтобы защитить вас от негативной реакции отца. Сейчас вы взрослый и можете сами себя защищать. Обратитесь сейчас к себе подростку, мальчику, что любил рисовать картины, чтобы вы ему сказали? — Что его работы очень хороши, и если он постарается, то обязательно достигнет высот. — Вы готовы заботиться о себе-подростке, который любит рисовать? — Да, я никому больше не позволю принижать мое творчество, — неожиданно уверенно сказал Гарри. — Все лишние критики могут быть свободны, теперь я сам буду оберегать себя. — Очень рад это слышать, — Том улыбнулся и что-то записал в блокнот. — А сейчас, чтобы усилить эффект, позвоните отцу. Пора вам определить собственные границы и начать эмоционально сепарироваться от отца. — Эм… Что?.. — Гарри обалдело смотрел на Реддла, звонить отцу ему не хотелось. — Вам нужно это сделать, обещаю, вам станет легче. Главное просто начать диалог. — И что я ему скажу?! — Скажите, что чувствуете, этого будет достаточно. — Ладно. Гарри достал телефон, он очень быстро набрал номер отца, но ему потребовалось несколько минут, чтобы собраться с мыслями и начать диалог. Через несколько секунд монотонных гудков, Джеймс Поттер ответил на звонок. — Гарри? Что-то случилось? — обеспокоенно спросил Джеймс, явно не ожидая услышать сейчас сына. — Да, случилось, у меня появилось собственное мнение. Во-первых, мои рисунки не «говно», как ты любил их называть, во-вторых, я уже взрослый и сам могу решать, что хорошо, а что плохо. — Ладно, я понял, — совершенно спокойно ответил отец. — Что-то ещё? — А… — Гарри растерялся, что ещё ему нужно сказать? Но язык оказался быстрее мозга и он произнёс: — Я соскучился. Как ты живёшь? — Ты давно не звонил… У меня все нормально, еду забирать Марту с работы, она тоже спрашивала про тебя. — Ага, — проговорил Гарри, совершенно не понимая, о чем ещё можно говорить с отцом. — Если у тебя все хорошо, то я отключаюсь, неудобно говорить за рулем, пока. И прежде чем Гарри смог попрощаться, отец прервал звонок. — Пока… — в пустоту кабинета проговорил Гарри, в горле появился ком. — Как вы себя чувствуете? — спросил Том. — Опустошённым, я не нужен отцу, у него новая семья, я там лишний, — тихо ответил Гарри, чувствуя, как по щеке катится слеза. — После того, что вы сейчас от него услышали одобрение собственных действий, его критика все еще имеет для вас значение? — Нет, — также тихо ответил Гарри. — Я могу сам решать, что считать нормальным, а что нет. Я уже не ребёнок, который должен слушать родителей. — Рад, что вы это поняли, — Реддл улыбнулся. — На сегодня будем заканчивать нашу встречу. Вот вам задание к следующему разу: найдите свои старые работы, которые вам больше всего нравятся, и принесите их. Будет здорово, если сможете нарисовать что-то новое и тоже принесете. — Зачем? — Гарри удивился, что такого может быть в этих работах? Для чего они понадобились Реддлу? — Вы совершенно не читали наш договор? — улыбка Реддла превратилась в оскал. — Вы должны выполнять все, что я скажу, в рамках нашей терапии. Если я сказал, чтобы вы принесли свои работы, значит, вы должны их принести, ясно? — Да, — растерянно ответил Гарри, слишком быстро поменялось выражение лица и тон голоса Тома. — Тогда, до встречи, — Реддл вновь стал прежним. — Встретимся через неделю, буду ждать ваши работы. — Хорошо, до свидания, — Гарри вышел из кабинета психолога в смешанных чувствах, вроде бы сеанс прошёл хорошо, но какое-то странное послевкусие после него осталось. Еще и эти картины, на кой черт они понадобились Реддлу?