Не забывай меня

Антон не заметил, как пролетело время. Потирая уставшие глаза, Шаст посмотрел на часы, висевшие на стене. Девять вечера. — Тош? — М? — Устал? Антон сонно поднял взгляд на историка, а затем медленно кивнул. Спать хотелось неимоверно. Странно, где же его бессонница? — Да, есть немного, — признался Шастун. — Тогда давай заканчивать, вот тебе на дом тест, его нужно будет решить к следующему занятию. — Хорошо, спасибо. А… Арсений Сергеевич? — Да? — Попов как раз убирал со стола учебники и листы, на которые они потратили более двух часов. — А тут до метро сколько идти примерно? — Шастун, ты время видел? — Выгнул бровь Арсений Сергеевич. — Останешься у меня. Учебники всё равно у тебя с собой. Шаст замер с широко раскрытыми глазами. «Чего, блять?» — Пронеслось в голове парня. Это как, его историк предлагает остаться ему на ночь? — Что? Нет, Арсений Сергеевич, мне неудобно… Я и так ваше время забираю… — Антош, ты останешься и точка. Ты же понимаешь, что я тебя в такое время никуда не отпущу. Да и время ты моё не забираешь, что за глупости. Я же сам предложил нам с тобой заниматься. — Ну… Это как посмотреть… Арсений хохотнул. — Это да. Но всё же! Моя же идея была, поэтому Антош, давай, выпьем чаю, пообщаемся, а потом спать. Как тебе предложение? — Просто замечательно, — смущённо ответил Шаст. Мысль о том, что он остаётся на ночь в квартире учителя, всё ещё вызывала странную реакцию. С одной стороны, Антону реально было неудобно напрягать Попова своим присутствием, а с другой… А с другой дурацкие бабочки и мурашки, которые появлялись при виде историка, начинали пугать парня. Антон был уверен: это ненормально. Ненормально — залипать на своего учителя истории, ненормально каждый раз при виде его покрываться мурашками, ненормально кусать губы, когда слышишь его голос. НЕ-НОР-МА-ЛЬ-НО! Арсений Сергеевич выдал парню чистую одежду — простую белую футболку и серые спортивные штаны. Антон закрылся в ванной. Толстовка и джинсы парня полетели вниз, оголяя старые и новые шрамы. Гематомы на рёбрах и на руках всё ещё болели после вчерашнего. Отчим хорошо постарался. Антон включил воду до упора. Горячие струи обжигали. Они стекали по спине и рукам, оставляя за собой прозрачные капли. Шаст часто стоял в душе, пытаясь смыть с себя все эмоции и ощущения, накопившиеся за день. А ещё каждый раз он надеялся, что кипяток сможет смыть его ненависть к себе. Но не помогало. Горячая вода отвлекала от мыслей, дарила состояние покоя. Расслабляла. Малиновый гель для душа был кайрах кстати. Антон вообще обожал все эти ароматизированные штуки: от свеч до духов. Но когда пена попадала на свежие раны, то кожу неприятно щипало. Антон выключил воду и вытерся махровым полотенцем. Натянул белую футболку и штаны, которые пахли одеколоном Попова и… Тем самым запахом, который царил вовсе квартире. Надо будет спросить, что это. Шаст вышел из душа, а за ним тянулся ненавязчивый сладковатый аромат малины и пар. Вообще, квартира у Арсения была небольшая: кухня, ванная и две маленькие комнаты: одна, обустроенная под кабинет, а вторая — спальня. Интерьер квартиры был выполнен в светлых тонах, она была достаточно уютной, но… Какой-то пустой. Видно, что Арсений Сергеевич жил здесь один. Но Шаст решил спросить об этом обязательно. Антон прошёл в уже знакомую кухню, а историк как раз заваривал новый чай. — Арсений Сергеевич, я всё хотел спросить, — начал Шастун. — Давай, — Попов достал две кружки из навесного шкафа. — А чем у вас так вкусно пахнет? Ну, в смысле, в квартире? — Нравится? — Улыбнулся Арсений Сергеевич и поставил кружки на стол.— Ага, я только понять не могу, что это. — Лаванда, — ответил Попов. — У меня в каждой комнате мешочки со свежей лавандой. Мне недавно знакомая привезла из Крыма. — О, — удивился Шаст. Теперь он смог различить знакомый запах. Антон сел на кремовый диван, который очень ему понравился. Мягкий, удобный. — Понятно. — Подожди меня, я тоже в душ, и скоро вернусь, — сказал Арсений. — Ты пока пей чай, если захочешь ещё — там стоит чайник. Шастун кивнул, а учитель скрылся в коридоре. Через пару минут послышался шум воды. Антон понимал, что уже половина десятого, а его нет дома. И он знал о последствиях. Но спорить с учителем было невозможно. Да и по правде говоря, Антон вовсе не желал покидать жилище Попова. Поэтому он открыл чат с матерью и написал той сообщение. 21:32 Вы «Мам, я на ночёвке у Димы. Его родители с нами.» Не дожидаясь ответа, Шаст нашёл чат с друзьями, в который они недавно добавили и Оксану. Группа имела мелодичное название «Отбросы». Да, самокритика у них всегда была на высоте. 21:33 Вы «Дим, короче, если мои будут твоим звонить, я у тебя» 21:33 Поз «Ок. А что случилось то?» 21:33 Вы «Короче, я у Арса. Дома» 21:34 Поз «ЧТО?» 21:34 Серж «ЧЁ БЛЯТЬ?! Я СПЛЮ?» «Как так-то????» 21:34 Окс «То есть никого не смутило то, что он назвал его Арсом?» 21:35 Вы «Блять, Оксана! Это просто сокращение!» 21:36 Серж «Ага, мы верим» «Шип Попов и Шастун актуален как никогда» «А как будут звать ваших детей?» 21:36 Поз «Серёж, не хочу тебя расстраивать, но…» 21:27 ОКС «Но они мужики…» 21:37 Вы «ВЫ АХУЕЛИ ТАМ?!» 21:36 Поз «Потом ты нам всё расскажешь» 21:37 Вы «ОК» Через пару минут Арсений вернулся из душа. Запах лаванды стал ощутимее. А вообще… Шаст снова залип на Попова. Учитель был одет в чёрную футболку, подчёркивающую его широкую спину и плечи, капельки воды стекали по слегка волнистым волосам, шее и оставались на ткани футболки. Лицо раскраснелось, волосы были влажными и взъерошенными. Блять, а этот запах лаванды, смешанный с ненавязчивым мужским одеколоном… Антон уже откровенно поплыл. — Антош, ты чего чай не пьёшь? — Спросил учитель, садясь на стул, стоявший напротив. — А? Да, да… Я вас ждал, — немного рассеянно ответил Шастун. — Хорошо, — Попов взял кружку обеими руками, поднёс её к губам, сделал глоток. — Ты спать ещё не хочешь? Антон помотал головой. — Не-а, ещё нет. Арсений Сергеевич, а вы один живёте? — Вырвалось у Антона до того момента, как он успел подумать. «Ой, пизде-е-ец,» — пронеслось в голове парня. — Да, Тош, а что? — Прищурился Попов. По его лицу нельзя было понять, злился ли он или нет. Но голос стал холоднее градусов так на десять. А глаза в миг превратились в два ледяных осколка. — Да я просто… Интересно стало, — замялся Антон. — Простите. — Почему ты так часто извиняешься? — Вдруг серьёзно спросил историк. — Просто… Я привык, что должен извиняться, — Шаст сделал глоток вкусного чая. «Чай реально ахуенный,» — подумал он. — Арсений Сергеевич, я теперь буду к вам приходить пить чай. Это обалденно, отныне я люблю его больше всего на свете. Переводить темы Антон умел. Нужно же было как-то отвлекать друзей от его вечный синяков. Но Арсения было не так просто провести. — Вот хитрый, а, тему сменить решил? — Вы что, Арсений Сергеевич! Нет, просто чай реально охуе… обалденный! Шаст прикусил язык. Пиздец, он чуть не матернулся при учителе. Ну что за жесть, а. — Так почему ты привык к извинениям? Антон понял, что историк не отступит. Поставив кружку на стол, Антон опустил глаза и стал рассматривать, как чаинки плавают в зеленовато-жёлтой жидкости. Парень тяжело вздохнул. — Арсений Сергеевич, я живу с матерью, отчимом и младшей сестрой. Как думаете, я часто оказываюсь виноватым? Да постоянно. Поэтому любое действие, которое я не должен был совершать, любое слово, случайно сорвавшееся с языка — это порция извинений, чтобы не… Антон резко замолчал. Он не мог рассказать о том, что делал с ним Олег. Нет. Арсений всё-таки чужой человек, да ещё и учитель. Он сразу же пожалуется директору, и тогда к ним придёт комиссия. Если она ничего не найдёт, то Шаст получит в несколько раз больше (если вообще его не убьют после такого); а если найдёт, то они с сестрой отправятся в детский дом. А эта перспектива Шаста не привлекала. На себя ему было всё равно, но он не мог допустить, чтобы с Аней что-то случилось. Он слишком сильно любил этого маленького человечка и желал ей всего самого лучшего. Правда, с родителями ей не повезло. Но те хотя бы не думали поднимать на неё руку. А если вдруг до этого дойдёт, то Шаст был готов защитить любимую сестру от кого угодно. Даже от собственных родителей. Или нет, не так. Маленькую Аню нужно было защитить от родителей в первую очередь. Вот так правильно. — Чтобы что? — Переспросил Попов. Он впился взглядом в парня, который неотрывно смотрел в свою кружку. Арсений заметил, как изменился тон парня. Голос немного дрожал, то и дело срываясь, слова стали отрывистее, тише. — Тош, посмотри на меня, — прошептал Попов. Шаст немного мотнул готовой, выражая протест. Парень зажмурился, пытаясь скрыть ввступившиена глазах соёзы. Тогда учитель медленно поднялся со своего места и уже через секунду Антона окутал терпкий аромат лаванды. И тепло. Антон открыл глаза, не веря в происходящее. Арсений обнимал его. Крепко прижимал к своей груди, словно закутал в кокон из крепких рук. И Шаст знал, что ему не выбраться из него. Но самое ужасное было, что Антон и не хотел этого. Шастун уткнулся носом в шею учителя. Он сам не заметил, как по щекам катились слёзы, оставляя за собой влажные дорожки. Они пропитали ворот футболки Антона и даже попали на Арсения. Историк гладил Шаста по спине, шептал что-то на ухо. — Тише, тише, Антош, — мягкий голос убаюкивал. — Тише. Всё хорошо, я рядом. Дыхание сбилось. Антон пытался выровнять его, но из груди вырывались лишь частые хриплые вдохи. Он задыхался. Руки тряслись, как и всё тело парня. Его била мелкая дрожь. Антон цеплялся за Арсения, как за спасательный круг, который мог помочь ему. И учитель это делал. — Антон, успокойся. Дыши, пожалуйста. Давай со мной, — учитель положил руку на спину парня. — Вдох, глубоко-глубоко… Выдох. Вдох…. Выдох. Молодец. Они дышали вместе. Арсений не убирал руки со спины парня, периодически проводил по ней, очерчивал лопатки. Он смотрел в зелёные глаза, которые покраснели от слёз. Такие большие и красивые. Шастун не отводил взгляд. Он начал приходить в себя, а ледяные океаны напротив помогали ему в этом. — Простите меня, — едва слышно сказал Антон. Арсений ничего не ответил. Он снова обнял парня, позволяя ему уткнуться носом себе в шею. И дышать. Спокойно. Медленно. Глубоко. Несколько раз Антон фыркнул, отчего учитель стало щекотно. Попов усмехнулся, когда услышал эти звуки. — Ну ты прям как кот, — пошутил он. — Мяу, — вырвалось у Шастуна. Они одновременно залились смехом, и Антон больше не чувствовал себя также, как несколько минут назад. — Ну всё, котёнок, успокоился? — Спросил Попов, проводя рукой по волнистым волосам парня. — Арсений Сергеевич, вы меня почему так называете? — Слабо улыбнулся Шаст. — Я просто котов очень люблю, — ответил Арсений и развернул лицо парня к себе. — Ты как? Попов стёр дорожки слёз с покрасневшие щёк. Сначала он провёл большим пальцем по одной щеке, затем по другой. Лицо Антона оказалось в его широких ладонях, а сам Шаст неотрывно смотрел на губы учителя. Они, должно быть, очень мягкие. Интересно, какого это — целовать их? Медленно ощущать их вкус, оттягивая сначала нижнюю, затем верхнюю. Страстно впиваться в них, кусать, а затем зализывать мелкие ранки…. — Кот, всё в порядке? — Да… Да, Арсений Сергеевич. В полном. Спасибо вам. Арсений погладил парня по волосам, а другую руку положил на его скулу. Большим пальцем провёл по бархатистой коже. У Антона от этого жеста внутри всё затрепетало. Бабочки снов взмахнули своими тонкими крылышками, вызывая мурашки. — Антон, ты же понимаешь, что случившееся сейчас… — Да, я знаю, что такое паническая атака, Арсений Сергеевич, — перебил учителя Шастун. — Они у меня с двенадцати лет. Арсений замет. Он с беспокойством смотрел на ученика, сидевшего в паре сантиметров. Без тёплого дыхания на шее Попову стало как-то холодно. И пусто. — Но… Как ты с ними справляешься? Антон вздрогнул. Он закусил губу, стараясь сделать вид, что не услыхал вопрос. — Антон? — М? — Ничего рассказать мне не хочешь? — Нет, а что? — Антон. — Да? — Покажи руки, пожалуйста. Шаст немного замялся. Затем протянул историку свои конечности, показывая бледную кожу. Запястья были увешаны браслетами. Арсений осторожно стянул их. И тут руки снова затряслись. Антон попытался успокоиться, выдохнуть. Но получалось плохо. — Антон… Голос Арсения сорвался. Он увидел бледные худые запястья, украшенные узорами из молочно-белых шрамов, их Антон нанёс лет в пятнадцать, когда ещё не знал, что руки трогать не стоит. Всегда проверяют их. Сейчас же парень был поумнее. Да и поизобретательнее. — Простите, Арсений Сергеевич, но я хочу спать, — Резко встал Антон, вырывая свои руки из цепкой хватким Попова. — Антон. — Я хочу спать, Арсений Сергеевич. — Ты понимаешь, что это ненормально? — Я хочу спать! Не трогайте меня! Прошу! Антон сорвался. Он снова накричал на человека, который пытался помочь ему, понять его. Снова оттолкнул от себя того, кто желал ему лучшего. Шаст наорал на Попова. На человека, который за эти несколько дней стал таким близким, что без него жизнь уже не была той. Антон сове ненавидел себя. Потому что он только рушит. Он может только сломать. — Антон, я понимаю, тебе не хочется об этом говорить, — историк будто пропустил выкрик Антона мимо ушей. — Но, пожалуйста, давай обсудим. Может, не сейчас, а когда ты будешь готов к этому разговору. Но знай, что я всегда рядом. Можешь писать мне, звонить, я всегда отвечу. Можешь накричать на меня, избить меня. Но только не переноси это на себя. Боже, котёнок, что же с тобой случилось, что ты это делал… Антон кивнул. И уже сам обнял учителя. Он прижался к тёплому телу. — Простите меня. — За что? — За то, что вам приходится со мной возиться. — Кот, ты чего? — А почему вы меня котом называете? — Пробормотал куда-то в шею учителю Шаст. — Ну посмотри на себя, ты же вылитый котёнок, — мягко рассмеялся Попов и провёл рукой по спине парня, очерчивая выступающие лопатки. — Какой же ты худой. Будем тебя откармливать.