Не забывай меня

Осеннее небо было застлано серыми тучами. Капли дождя монотонно барабанили по окну. Антон наблюдал, как они катятся по стеклу, играя на перегонки, стремительно соскальзывает вниз, а затем исчезая среди других капель. Шаст снова сидел один. Оксана отсела на первую парту к Ире, и ненависть к Кузнецовой возросла в стократ. Она сумела увести его единственную подругу. Единственную девушку, которая обратила на него внимание. Пусть и как на друга, но всё же. Вообще у Шаста с женским полом отношения особо не складывались. Лет в тринадцать-четырнадцать ему нравилась одна девочка из параллели, они даже начали близко общаться. Антон звал её гулять, предлагал пойти в кино, дарил шоколадки. Но девчонка (кажется, её звали Оля) вообще не хотела обращать внимание на бедного Шастуна. Она лишь посмеивалась с его жалких попыток завоевать её расположение и брала подаренные парнем шоколадки. Когда Антон понял, что девушка не ответит ему взаимностью, то просто перестал с ней общаться. А Оля вскоре перевелась в другую школу. Больше никаких отношений, даже дружеских, с представителями другого пола у Антона не было. Он стал очень закрытым, болезненно худым, а девушки любили весёлых и спортивных парней. Шаст тоже мог быть таким; но приход в их семью Олега испортил все планы на счастливое будущее. Из-за постоянных оскорблений и побоев Антон стал неуверенным, зашуганным мальчишкой. Антон стал стремительно терять в весе, так как отчим внушал ему, что тот слишком толстый, слишком много ест. К своим семнадцати годам Шаст напоминал скелет, по которому можно было изучать строение костей. Чтобы никто не видел выпирающие рёбра, которые легко было пересчитать, а также лопатки и ключицы, Антон обычно носил безразмерные толстовки. Только дома он позволял себе надевать футболки. Доходило до того, что Антон просто не мог есть, так как его сразу же выворачивало. Сейчас парень сидел на воде. Это был самый простой способ скинуть вес. Да, иногда от запаха еды хотелось бросить всё, но Антон знал, что если сорвётся, то будет хуже. Уже проходили. Шаст перевёл взгляд на раскрытую тетрадь по биологии. Пустые страницы. Урок подходил к концу, но парен был погружён в свои мысли. Он взял ручку и начал выводить на полях незатейливые узоры: какие-то линии, завитки, палочки, сердечки. Бесконечный поток мыслей преследовал Шастуна всегда, каждый раз, когда он оставался наедине с самим собой. Он не заканчивался ни на секунду. Хотелось выть и лезть на стену от этого кошмара. Вечные голоса в голове медленно сводили с ума. Звонок. Антон вздрогнул, очнулся от своих мыслей. Ольга Игоревна прокричала что-то по повод домашнего задания, но ученики не слушали её — они гурьбой ввалились из кабинета, спеша на большую перемену. Кто-то, как Поз и Серёга, хотел успеть в столовку, пока не было длиннющей очереди; другие бежали к друзьям или возлюбленным, чтобы обсудить что-то. Оксана с Ирой давно уже умотали куда-то. А Шаст, оставшись один, решил, что лучший выход — пойти к историку. Попов хотя бы весёлый и не кинет его, как друзья. Пока Антон шёл к уже ставшему родным кабинету истории, он всё думал о Кузнецовой. Неужели эта стерва сумела промыть мозги и Окс? Фролова вроде не была глупой, поэтому Шаст не понимал, чт общего они нашли с Кузнецовой. Они же будто из разных миров. Ира стерва в дорогих шмотках, а Оксана — скромная и милая. «Так какого хуя они так сдружились?!» — Думал про себя Шастун. Дверь в кабинет была закрыта. Антон осторожно постучал, а затем услышал громкое «Войдите!». — О, Антош, привет, — одарил приветливой улыбкой парня Попов, от которой внутри что-то защекотало. Будто бабочки махнули своими тонкими крыльям и взлетели. «Так, стоп, Антон, какие нахуй бабочки, ты совсем что-ли поехал?» — Одёрнул себя парень. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — Антон закрыл за собой дверь и подошёл к первой парте. Попов сидел за учительским столом, который был завален различными тетрадями, папками, бумагами. Хотя историк старался поддерживать относительный порядок на своём рабочем месте. Шастун сел на краешек первой парты среднего ряда и посмотрел на учителя. Попов как всегда был неотразим. На этот раз на мужчине была тёмно-синяя рубашка, подчёркивающая его широкие плечи, и чёрные джинсы, облегающие худые ноги. У Арсения вообще была очень привлекательная внешность: тёмные волосы, красивые профиль, бездонные голубые глаза, подтянутое тело. Шаст удивлялся, почему на историка до сих пор не пускают слюни девчонки (и не только). Хотя, может он многого и не знает, ведь на своих одноклассников, не то что на параллель, Шастун забил года два назад. А может и раньше. — Как дела? — Спросил историк, откладывая красную ручку в сторону. Шаст завис. Он сам не понял, но почему-основа выпал из реальности. — Антон? Ты меня слышишь? Парень дёрнулся. — А? Да, да, конечно, — пробормотал Антон. — Всё нормально? — Голос историка был обеспокоен. По-настоящему обеспокоен. Это была не забота «для галочки» и не пустой вопрос. Учителя реально волновало его состояние. И от осознания этого у Антона снова затрепетало внутри. В льдисто-голубых глазах Арсения Сергеевича плескалось волнение и забота. Учитель оказался возле Антона. Попов взял Шатуна за подбородок и немного приподнял вверх, вглядываясь в зелёные глаза парня. Арсений нахмурился. Лицо парня было очень худым, впалые щёки и покрасневшие глаза, под которыми находились яркие синяки, особенно чётко выделявшиеся на бледной коже. Арсений недовольно покачал головой. А Антон залип. Буквально. Он не мог оторвать взгляда от лица учителя. Дышать стало труднее, парень даже губы приоткрыл. Он не моргая смотрел на Попова, а внутри у Антона разгорался пожар. Какие там бабочки, у нас Шастун горит. Парень облизнул сухие губы. Голубые глаза напротив были прекрасны. И Антон тонул в них. Вроде такие холодные, казалось, что в глазах историка бушует бездонный океан. А внутри — искорка, дарившая безграничное тепло и свет. — Антон? Всё хорошо? Из транса парня вывел сам Попов, на которого ученик только что залипал. Учитель щёлкал пальцами перед его носом, пытаясь привести Шастуна в чувство. От осознания того, что только что случилось, уши у Антона в миг покраснели, а щёки стали пуховыми. — Просите, мне пора, — пробормотал Антон и пулей выскочил из кабинета, не закрыв за собой дверь. Арсений Сергеевич так и остался стоять посреди класса, глядя в след ученику. — Шастун… — едва слышно выдохнул историк. — Сука! Попов схватился за голову и зарылся пальцами в волосы. Что это только что было? Неужели, Паша прав, и Арсений реально залипает на своего ученика?

***

«Блять. Сука. Блять.» Других мыслей у Антона не было. Он бежал по школьным коридорам и лестницам, сближая по пути учеников. Ему было всё равно на них. Важно было то, что он только что буквально пялился на своего учителя истории. Да, несомненно, в эстетическом плане Попов реально был богом. И Антон бы так не паниковал, если бы он просто один раз посмотрел на своего учителя и подумал, что тот красивый. Но нет, блять, это повторялось при каждой из встрече. И Арсений в глазах Антона был не просто красивым, он был охуенным. И это пугало. Антон добрался до нужного кабинета (каким образом он не наебнулся на одной из ступенек, Шаст сам не понял) и приземлился за свою парту. При входе в класс Шаст прошел мимо Оксаны и Иры. Вторая что-то оживлённо рассказывала, а взгляд Фроловой зацепился за побледневшего друга. Они же друзья, правильно? Антон накинул на голову капюшон чёрной зипки и врубил на полную громкость музыку в наушниках. Он обожал это ощущение — когда мелодия бьёт по ушам, проникает под кожу. Увидев твой силуэт, Может перестану торчать И трезво встречать рассвет, Где-то тебя искать, Но больше с тобой нас нет… Мурашки на коже, а в горле ком. Дрожащие руки прячутся под рукава зипки. Мысли мешаются. Кто-то стягивает капюшон с головы. Антон резко поднимает голову и видит перед собой Оксану. Девушка нахмуренно смотрит на друга. Антон тяжело вздыхает и медленно снимает наушники. — Антон, я хотела поговорить с тобой, — начинает девушка. Шаст жмёт плечами и невозмутимо откидывается на спинку стула. — Говори. Оксана садится рядом. Антон уже и забыл аромат её духов: немного сладкий, ненавязчивый запах. Надо будет спросить, что это. — Антон, я хотела извиниться, что так поступила. — Замялась девушка. Она заламывала худые руки, прикусывая губу, и стараюсь подобрать слова. — Я сначала пришла в вашу компанию, а затем кинула вас; тебя кинула. Ничего не сказала, просто ушла. Прости меня. — А что? Ира надоела? — Бросил Шаст. — Нет, мы хорошо общаемся. Она и правда не такая, как вы о ней говорите. Я просто поняла, что поступила очень некрасиво по отношению к тебе. Прости меня. Антон прикрыл глаза. Он же хотел услышать эти слова. Хотел, чтобы Оксана вспомнила о нём. Так почему сейчас он ведёт себя так? — Окс, я понимаю. Понимаю, что с подругой тебе интереснее, чем с тремя парнями. У вас с Кузнецовой общие темы, вы обе девчонки. А с нами… много чего не пообсуждаешь. — Нет, Антон, я не это имела ввиду… — Я не осуждаю. Просто знай, что Ира — не тот человек, которым показывает. — Почему ты так уверен в этом? Что вас связывает? — Я не готов… не готов рассказать это. Может, когда-нибудь, — сказал Антон, будто обращался не к Оксане, а к самому себе. — Хорошо, я поняла тебя, — кивнула Оксана. — Но ты ведь не обижаешься? Антон прикрыл веки. И усмехнулся. — Всё хорошо, Окс. «Я привык.» — Ну и отлично! — Оксана вдруг обвила торс Антона руками и прижалась к нему. Шаст замер. Он не привык к такому близкому контакту. Но спустя секунду, стараясь не показывать своего замешательства, он положил руки на плечи девушки. — Спасибо, Окс, — едва слышно сказал он.

***

Антон понимал, что избегать историка — худший вариант. Нужно вести себя так, будто ничего не случилось. А ведь если так подумать, то ничего и не случилось. Да, пусть будет так. Звонок с последнего урока означал одно — сейчас Антон поедет с Поповым к нему. Домой. Заниматься обществознанием. По крайней мере, Антон собирался делать именно это. Парень стоял у ворот школы и ждал учителя. В его пальцах была зажата сигарета. Новая затяжка, выдох ядовитого дыма. Антон посмотрел на свои кисти, увешанные украшениями. Многочисленные браслеты и кольца звенели при каждом движении руками. Раньше Шаст носил браслеты, чтобы скрыть порезы на запястьях; а затем ему просто понравилось то, как выглядят украшения на его конечностях. Теперь это было его своеобразной фишкой. Кольца и браслеты — это Шастун и точка. — Шастун?! Ты охренел?! Антон не заметил, как Попов появился рядом и выхватил сигарету истоку парня. Она тут же отказалась на сырой земле. Учитель затоптал её, а затем укоризненно посмотрел на ученика. Антон покраснел. Блять. Теперь учитель знает, что он курит. Шаст опустил голову посмотрел на разгневанного учителя. Тот недовольно взирал на Антона. Губы сжались в тонкую линию, а по щекам заходили желваки. — Шастун, ты что творишь?! Ты соображаешь вообще? Тебе лет сколько? — Семнадцать, — тихо отозвался ученик. — Вот именно! Кто тебе вообще сигареты продаёт? Шастун, чтобы я в последний раз это видел! Бросай давай это дело. А то потом тяжелее будет. Антон кивнул. — Ну не бросишь же, — тяжело вздохнул Попов. — Какой же ты ребёнок, Антон. Хотя и пытаешься быть взрослым. — Мне семнадцать! — Возмутился парень. — Ребёнок, — усмехнулся Арсений Сергеевич и потрепал ученика по кудряшкам. — Ты и через десять лет ребёнком будешь. А Антон мысленно убивал своих бабочек из огнемёта. — Ну что, ребёнок, идём? Машина тут рядом стоит. Антон последовал за учителем. Они дошли до парковки. Историк остановился около чёрной Audi. Шаст приземлился на переднее сидение. Машина оказалась достаточно комфортной и просторной. Арсений ехал очень осторожно, соблюдая все правила движения. Они вели какой-то диалог обо всём и ни о чём одновременно. Вскоре машина затормозила. Антон посмотрел в окно. Обычный дом. Интересно, чего он ждал? — Выходим, — кинул Попов и покинул машину. Антон тоже вылез из тёплого салона на сырую улицу. Дождь снова моросил. Обычно в Москве в начале сентября было солнечно и более-менее тепло, но в этом году природа решила отыграться на жителях города. Порывистый ветер гонял мокрые листочки, тротуаров были усеяны лужами, а небо превратилось в одну серую пелену. Антон следовал за учителем. Историк набрал код домофона и открыл подъездную дверь. Внутри дом был довольно симпатичным, светлые стены, чистые полы и цветы на подоконниках. Лифт довёз их до восьмого этажа. Арсений Сергеевич несколько раз прокрутил ключ в замке, а затем открыл дверь, приглашая Антона войти. — Добро пожаловать в мой скромный обитель, — сказал мужчина, закрывая за собой дверь. — Не дворец, конечно, но живём. Ты разувайся, иди руки мой. Туалет как раз напротив. А я пока чай заварю. Чёрный, зелёный? — Зелёный, — смущённо ответил Шаст. — С двумя ложками сахара, если можно. — Можно, — улыбнутся Попов. Антон прошёл в ванную. Молочная плитка, просторная ванная, большое зеркало. Рядом на крючке висит махровое полотенце. Антон принюхался. Какой-то ненавязчивый, едва ощутимый запах витал в воздухе. Но парень не мог понять, что это. Антон тщательно помыл руки и вытер их махровым полотенцем и повесил его обратно на крючок. На столе уже стояли две дымящиеся чашки. Кухня также была очень светлая, и здесь запах чувствовался намного чётче. Помимо пары стульев, находившихся вокруг стола, у стены стоял кремовый диван. Широкое окно было занавешено, а лампа озаряла помещение мягким светом. Шаст замялся. Он стоял, переваливаясь с ноги на ногу и закусывая губу, смотрел на спину историка, стоявшего у столешницы. Он резко развернулся, видимо, услышав шаги. — Присаживайся, — сказал Арсений Сергеевич. — Ты что любишь? Конфеты? Печенье? Антон скромно сел на край мягкого дивана. — Ничего, спасибо, — смутился парень. Такое внимание для него было в новинку. — Ну, как знаешь, — кивнул Попов. — А я, пожалуй, открою шоколадку. Кстати, ты не голодный? — Нет-нет, я поел, — соврал Антон. — Где? — В столовой. — А что было на обед в столовой? Антон лихорадочно размышлял, что ответить. Он пытался перебрать все возможные варианты и отрывки из разговоров друзей. Не сегодня Димка и Серёжа не обсуждали свой обед. «Блять, вот же влип,» — подумал Шастун. Арсений укоризненно посмотрел на парня, кажется, поняв, что тот соврал. Но историк молча достал шоколадку из холодильника. «Серьёзно? В где оны и крики?» — Даже немного разочаровался Шаст, но облегчённо выдохнул, стараясь, чтобы Попов этого не заметил. Парень уже готовил в голове оправдание, но Арсений так ничего и не сказал по этому поводу. Антон взял в руки кружку. Горячие стенки источали приятное тепло. Шаст сделал глоток. Чай обжог горло. Внутри стало тепло-тепло. Затем ещё один глоток. И ещё. — Боже, как это вкусно, — прошептал парень, ставя кружку на стол. — Рад, что тебе понравилось, — мягко улыбнулся Попов. — Это мята. — Ну всё, теперь я фанат мяты. И вашего чая тоже, — усмехнулся Антон. — А меня? Антон замер. Взгляды встретились. Глаза Попова искрились смешинками. На щеках выступили ямочки. Антон снова залип. — И ваш, конечно, — на выдохе произнёс Шастун. — Будешь ещё? — Ага, спасибо. После третьей кружки чая они всё-таки решили приступить к работе. Арсений принёс стопку с тестами, которые ученики писали вчера. Среди остальных листов Попов отыскал работу Шастуна, положил её на стол. — Давай разберём ошибки, — начал учитель, доставая красную ручку. Антон открыл новую тетрадку, которую специально купил для этого. Сегодня с утра пришлось забежать в книжный, как только тот открылся. Вот такой вот он ответственный. — Смотри, задание по политике. Читай. Арсений ткнул ручкой в нужный номер. Антон напряг зрение и прочитал: — Найдите в приведённом ниже списке признаки, раскрывающие сущность экономической политики меркантилизма. — Понятно, что нужно сделать? — Одна просьба. — М? — А можно по-русски? Я нифига не понял, — признался парень. Арсений рассмеялся. Его мягкий смех заполнил кухню. За окном начало темнеть, свет лампы придавал атмосфере уют и камерность. А Попов смеялся. Искренне. — Можно, Тош, можно, — наконец ответил он. Это «Тош» пробрало до мурашек. Антон едва заметно вздрогнул. Бабочки в животе снова ожили, как бы он не пытался прибить их. Его имя звучало из уст Арсения как-то по-особому: мягко, нежно, красиво. И теперь то неказистое задание казалось не самым страшным вопросом в жизни. Куда больше Шаста волновал вопрос: что за хуйня с ним происходит? — Давай, опиши мне политику меркантилизма, — вывел Антона из мыслей учитель. Антон на секунду задумался. — Ну… Меркантилизм — это торговая политика, которая была направлена на то, чтобы в стране вывоз товаров преобладал над ввозом. Это было необходимо для сохранения и накопления денег в государстве. — Молодец, а кто ввёл меркантилизм в России? — Если я правильно помню, то Ордин-Нащокин вроде. — А почему вроде, Тош? Да, ты всё правильно говоришь. Теперь давай рассмотрим представленные утверждения.