Тайные

      На самом деле Шань Хэн отрицал в себе склонность видеть в человеке лишь то, что требуется ему. Отрицать отрицал, но ровно до того момента пока не понял, что все катастрофически наоборот. Не ему хотелось видеть — Роверу хотелось показать.              Свое видение мира редко когда в его случае проецируется на чужое. Шань Хэн допускал возможность того, что у противоположной стороны может быть иное мнение. Иные цели. И, возможно, готов даже с этим мириться и не обращать внимание. В редких случаях. Жажда создать «новый мир», конечно, не сходилась с этой его особенностью. С его терпимостью к иному взгляду. Но почему-то стоило лишь взглянуть на этого человека жажда набить его своей идеологией росла в геометрической прогрессии каждый раз, едва глаза цепляли серо-черную палитру в зоне видимости.              Ровер, Ровер, Ровер. Фролова все чаще начинала произносить это имя, а Скар все чаще сжимал руки в кулаках, стоило его услышать. Он не любил перемены в жизни, но, стало быть, стоило смириться с этими… этим всем.              Когда она в очередной раз бесстыдно и нахально хмыкнула, стоило им встретиться с Ровером — Скар понял, что даже ей больше известно о том, что происходит. Бесило настолько, что хотелось выть.              Он не жаждал забрать Ровера на их сторону. Не хотел сделать его единомышленником. Его просто раздражал факт того, что тот не подчинялся и не уделял должного внимания своему противнику. Пока для Ровера Шань Хэн был лишь «мужчиной в красном», его это не устраивало.              «Выбери меня».              Он отказывался. Пытался увильнуть от ответа. Отмалчивался, ожидая, что за него ответят его «сокомандники». Скар бесился все больше.              Шань Хэна по природе своей легко вывести из себя. Даже Фролова, зная об этом, старалась подбирать нужные слова и думала прежде, чем говорила, несмотря на весь внешний холод и надменный взгляд. А Ровер так не хотел. Но в чем тогда проблема?              «Я никогда ничего не буду скрывать от тебя… Никогда.» — Попытка самоутвердится за счет стороны, на которой сейчас находится адресат этой фразы.              Но адресат молчал снова. Его выражение лица было похоже на трещащие от напряжения провода, на искры огня на фоне ночного неба.              Трещали и нервы Скара.              И вот он снова думает о том, что, возможно, Ровер действительно просто не хочет понимать его, не принимает чужого мнения и даже не догадывается, что своими словами ранит бесчувственного Шань Хэна. А может он вообще понятия не имеет, что их тупиковые, односторонние разговоры задевают струны чьей-то души.              Оттого хотелось сломать. Увидеть в чужих зрачках что-то большее, чем просто безразличие с примесью пренебрежения и обычного животного страха. Запечатлеть это мгновение в перемене эмоций. Может быть, Скар и правда искал иголку в стоге сена, доказательство, что за этой ледяной, недоверчивой и наивной оболочкой все же таится какая-то человечность, заинтересованность? А может просто хотел развлечения в их безрадостном, погрязшем в отчаяния мире.              Но когда он увидел, как Ровер ведет себя с другими то окончательно убедился, что новоприбывший в их мир хочет, чтобы Шань Хэн видел именно эту его сторону. Пока для Скара это что-то настоящее, для других — притворство. Окружающие не видели его настоящее или то, что хотелось бы показать Скару. Это их общая — одна на двоих — немая, согласованная друг с другом игра.              И в этом была странная, пропитанная яростью, боль. Боль в том, что, когда ты вновь, играючи, просишь его присоединиться к вашей фракции — видишь лишь отражение собственных страхов и разочарований. Потому что Ровер не позволяет видеть что-то в себе, а ставит щитом зеркало, стоит Шань Хэну лишь начать пытаться вытянуть из него хоть толику искренних желанных эмоций. Стены вокруг него становятся выше, а он отдаляется все дальше. Что за дурацкое правило? Но это все не та ненависть, что любима скверному характеру Шань Хэна. Он любит, когда все вокруг пылает и разрушается, когда полумертвые глаза, смотрящие на тебя сверху вниз, пылают так же, как и разрушающийся вокруг мир. Он хотел услышать срывающийся на крик и хрипы гневный голос, а не сходить с ума от звенящего молчания. Пора менять исход игры.              «Неужели мне нужно тебя проучить, чтобы ты доверился мне хоть чуть-чуть?» — Скар не знает, зачем говорит это. Ведь ему не нужно доверие этого человека. Ему нужно напряжение между ними.              Их драка — то о чем он мечтал все это время. Ведя себя так вычурно и эпатажно, в привычном ему стиле, Шань Хэн постепенно, шаг за шагом, пытался добиться своего. И добился, когда Ровер догнал его, намереваясь сразиться.              Когда они встретились в следующий раз, без лишних глаз и внимания, когда Ровер стоял над ним, поднося лезвие к горлу, Скар смог вдоволь оценить его специфическое телосложение, что больше, конечно, напоминало нескладную женщину. Здание, в котором они находились, вот-вот грозилось обрушиться, подверженное коррозии и слишком сильной, даже в условиях апокалипсиса, флоре. Когда Ровер наступил ногой на плечо, выворачивая его сустав, Шань Хэн понял, что сходств с женщиной у этого человека по правде ноль, кроме выразительных бедер, обтянутых штанами.              Его бесстыдно вело от знания, что то, чего он хотел и о чем думал по ночам, сбывается прямо сейчас. Горящие глаза, смотрящие на тебя сверху вниз… Скар положил обе руки на его щиколотку и больно сжал, впиваясь когтями в ткань.              Ровер, шикая, падает на его бедра, морщится, и с хищным взглядом вновь подносит идеально чистое лезвие к горлу, параллельно резонирующей метке.              Они оба понимают, что каждый в силах закончить чью-то жизнь по щелчку пальца, но оба согласны играть роль.       Скозь сжатые зубы Ровер цедит обидное оскорбление, которое Шань Хэн пропускает мимо ушей, стоит ему только почувствовать чужую «ненависть» и угрозу жизни. Руки ложатся на грязную потрескавшуюся плитку бывшего некогда столетия назад офиса и Скар изображает примирительный жест, наивно и доверчиво прикрывая глаза. Улыбка сама ползет на лицо.              — Ты специально выбрал такое место, специально отвлек всех своей подружкой, чтобы загнать в угол и вновь начать мне промывать мозги своей идеологией. — Хвостики Ровера падают с плеча на лицо Скара, и он убирает их рукой, чтобы поймать зрительный контакт.              — Конечно. Иначе зачем мне просить встречи в аварийном здании, которое на ладан дышит?              — Я же говорил — мне неинтересно.              — А я просил выбрать меня. Мы оба были неправы. И сейчас можем обсудить все по новой.              Ровер изгибает бровь в непонимании и даже как-то расслабляется. Он теперь точно убежден — Скар не хочет напасть — слишком вальяжно лежит, глядя по сторонам как невинная овечка — и их намерения одинаковы.              — То есть, все-таки я тебе уже не нужен? — в голосе читалась странная наигранная обида. Одержимость одержимостью давала о себе знать. Они оба безумцы.              — Нет. Дело в том, что раньше я просил… — Скар тянет собеседника на себя за край курточки и невзначай отстраняет меч от своего горла, — а сейчас этого не требуется. Либо я возьму тебя силой, — он странно усмехнулся, осознавая, что сам только что сказал и покачал головой — плевать, — либо ты сам отдашься мне в руки. Нам в руки, если первая фраза тебя смущает.              Теперь вело и Ровера. Между ними неприлично много недосказанности, двусмысленных фраз и неприлично мало расстояния. Раньше хотелось показать Шань Хэну, как он неправ и ошибается, думая, что все в мире ему подвластно. Хотелось показать себя неприступным, вывести на эмоции. Сейчас он понял, что даже их прошлые желания на самом деле по сути своей одинаковы. Разный только все еще осточертевший взгляд на жизнь, из-за которого эти недомолвки и соревнования начались, а продолжились так странно и нелепо. Возможно оно и к лучшему.              Держать на весу тело становилось все сложней, а держать лицо невозмутимым все больше невозможно. Ветер из разбитого панорамного окна задувал под куртку, и Ровер поежился. Что за место в конце концов он выбрал для этой сцены? Нельзя было побезопасней и покомфортней?              Скар оценивал расстояние между их лицами и нагло ухмылялся, понимая, что выиграл в игре, хозяином которой оказался вовсе не он. Долго он собирался строить из себя недотрогу?              — Почему я должен тебе довериться? — Ровер положил свою ладонь на чужую грудь. — Три причины.              — У тебя нет причин мне не доверять. Специфика мира, в котором мы живем… — Шань Хэн сократил расстояние между их губами так, чтобы ощущать чужое дыхание. — вынуждает принимать любую сторону, что будет в итоге выигрышной. Несмотря на мораль, несмотря на идеалы. Ты доверяешь своим друзьям, но что заставило тебя это сделать? Поверил на слово?              — Они хотя бы не превращались в огромного страшного козла и не хотели размозжить мои мозги по земле. — Ровер смотрел в глаза напротив и, почувствовав движение чужой головы, переместил свою ладонь с груди на чужие губы, а вторую поставил возле головы. Холод каменной плитки отрезвлял разум и добавлял контраста ситуации.              — Ты ведь сам хотел, чтобы все в итоге обернулось именно так? — Шань Хэна в принципе устраивало положение чужих рук, но они закрывали рот, а они сами слишком мало говорили. Ему нужно больше.              — Не с первой нашей встречи. Мое поведение, когда мы увиделись впервые не было прикрыто попыткой вывести тебя из себя. Это искренне безразличие, если это конечно не обидит твою гордость.              — В таком случае, я позволяю тебе растоптать ее. Я неприлично долго ждал от тебя искренности. Если взамен ты ощутишь то же самое.              Ровер, к удивлению Скара, встал и прервал этот очень странный акт подчинения друг друга. Тот лишь озадаченно осмотрел его, перенес вес на торс и сел, уперев руки в согнутые колени.              — Встань. — Ровер смущенно отводит взгляд, и собеседник понимает, что видимо ничего еще не закончилось.              Скар подчиняется, кривит уголок губ в наглой ухмылке и поднимается, отряхивая сзади плащ. Бренчат железки, свисающие с красной ткани.              Когда Ровер, накинувшись на Шань Хэна так резко и внезапно, сбил с того с ног, они сократили расстояние между их телами и телом Скара со стенкой. Твердые элементы одежды при соприкосновении с бетонной стеной вызывали у мужчины мурашки, и тот нахмурился. Чужие губы на своих ощущались уместно и слишком невыносимо от того, что сам факт происходящего — странно долгожданен, как для ситуации, явно ведущей к чему-то интимному. Ну не могут же нормальные существа такого хотеть?              Руки Ровера сначала обхватывали шею, теперь покоились на плечах, а подушечки больших пальцев — под уголком чужих глаз. Как раз пальцами он ощущал, как Шань Хэн улыбается прям в его губы.              — Что? — он отстраняется лишь на секунду, чтобы добиться того, чтобы чужая улыбка сошла с лица. — Зная, что ты относишься к этому несерьезно, я могу сигануть в окно, оставив тебя наедине с неисполненным желанием и возбуждением.       В мгновение уголки губ Скара опускаются, и он исподлобья глядит на человека перед собой. Приказной тон заставлял утихомирить свой собственный характер и привычки.       В этот момент им, кажется, плевать, что они находятся в высоченном здании на неизвестном никому этаже, что вокруг только поваленные развалившиеся столы и стулья бывших работников этого места, что все вокруг, оказывается, не обесточено, и свисающие с потолка люминесцентные лампы опасно искрят, и искры эти, соприкасаясь с лужами под ними, издают странные звуки. Никого не волнует, что вокруг разруха, так как подступающее к мозгу возбуждение и пьянит, и отрезвляет одновременно, заставляя думать только о человеке перед собой.       В головах обоих запутанные мысли пытаются разбежаться и не дают хозяевам сконцентрироваться хотя бы на одной из них, а еще в горле застревают недосказанные друг другу слова, что до этого можно было лишь прочесть между строк. «Я хочу тебя» сейчас вполне уместно, но зачем озвучивать одну на двоих общую мысль?       Ровер целуется удивительно хорошо, до мушек перед глазами, до тяжести внизу живота, и Скар податливо отвечает, иногда беря инициативу на себя. Они кусаются, трогают друг друга, лапают бока и талию, пока воздуха начинает не хватать. Шань Хэн забыл, как дышать носом, и отстранился, запуская руку в чужие смольные волосы.       Скар, видя в чужих глазах намек на сомнение, понимает — ему так не хочется начинать эту игру сначала. А потому хочет донести своими действиями, что в том, чем они сейчас занимаются, нет ничего плохого. Разве двое мужчин не могут не хотеть снять напряжение в бесконечной череде опасных для жизни миссий? Даже если после это не повторится вновь, и нынешние события в итоге станут для обоих минутной слабостью и ошибкой.       Ровер вздрагивает, когда Шань Хэн припадает к его шее и лижет ее от бьющейся жилки до начала линии челюсти, и сжимает чужое предплечье. В конце концов осудить себя и подумать над мотивами происходящего он сможет потом. Скар смелее ведет носом от уха до солнечного сплетения и утыкается в чужую одежду, вдыхая запах пыли и сырости. Ладони Ровера покоятся на чужой спине, и он пролезает пальцами под причудливо связанные веревки. Он отступается назад и упирается талией в стол, удивительно оставшийся стоять в нормальном положении. Ноги разъезжаются, когда противоречивые чувства заставляют томно вздохнуть и простонать от нетерпения.       Пальцы со спины скользят дальше и Ровер делает еще одну пометку себе в голове — разобраться откуда взялась эта смелость. Мысли прерывают волосы Шань Хэна, щекочущие нос. Сколько можно оттягивать этот момент? Руки Скара, лежащие на столе по обе стороны от парня юрко забираются под рубашку, которую он до этого выправил из затянутых ремнями штанов. Холод ткани перчаток приятно заставляет закатить глаза и упереться в край деревянного стола.       Ровер трется щекой о чужое плечо и оглаживает ладонями крестец, спускаясь еще ниже. В голове стоит лишь шум, но помимо него до его слуха доходят тяжелые вздохи и сбивчивое дыхание. Шань Хэн пропихивает колено между чужих ног и вынуждает парня откинуться на собственных руках, а затем и вовсе присесть на поверхность, оторвав дрожащие носочки от пола. Приятные поцелуи отзываются в паху покалыванием и Ровер берет чужую руку в свою, кладя туда куда нужно. Ладонь Скара двигается, чем вызывает где-то сверху протяжный глухой полустон полухрип, и давит на чужое, обтянутое тканью штанов возбуждение. Из-под челки он смотрит на линию челюсти Ровера, откинувшегося на руках назад, и также откинувшуюся к потолку голову. Слух улавливает жалобные постанывания, и когти другой руки, ничем не занятой, проезжаются по фарфоровой, оголенной кожи талии, оставляя белые, а затем и покрасневшие следы.              Ровер царапает деревянную поверхность под собой и верит, что в этот момент сойдет с ума. Но когда зубы Скара кусают его кадык, затем зализывают, а затем и прикусывают кожу на груди, он убеждается, что вот этот момент. Его ни с чем не перепутать. Безумия добавляло то, что он не занимался этим прежде, и не знал, что сейчас еще не пик удовольствия, которое можно получить.              «Выбери меня. Выбери меня. Выбери меня.»              Если бы Ровер знал, что будет, как последствие выбора, то ломался бы куда меньше и сократил их игру на пару дней точно. Запястье сводит судорогой, когда чужой большой палец оглаживает ореол соска, и он вынужден согнуться пополам и перенести вес на другую руку. Взгляды встретились, и общее на обоих вожделение током проносится по всему телу. Ровер слишком грубо, но от того не менее возбуждающе сжимает волосы Шань Хэна и тянет к себе для поцелуя. Если не прервать то, что Скар делал с его членом, талией, бедрами и шеей, то все может закончиться куда раньше, чем хотелось бы. Этого будет неоправданно мало по сравнению с тем, что они вложили для исполнения желаний друг друга. Для удовлетворения животной потребности друг друга.              — Тут так грязно и пыльно… — Ровер мычит в чужие губы и мажет ими по подбородку, когда Шань Хэн прижимает податливое и доверчивое тело ближе к себе. Расстояние между ними — буквально миллиметры — и все что остается Роверу, когда мужчина перед ним трется собственным возбуждением о его — это вновь откинуть голову и простонать, требуя скорейшего продолжения. Под напором чужой ласки парень дергает ногой и сжимает ими чужую талию, притягивая ближе. — Ни в жизнь бы не занимался таким в подобных условиях.              Скар ловит чужой взгляд и улыбается.              — То есть ты выбираешь меня? Раз готов сделать исключение.              Ответа не последовало, и это должно раздражать, но Шань Хэну, привыкшему к подобному от характера Ровера, сейчас плевать на отсутствие ответной фразы. Перед ним детище богини — само воплощение идеальности и дурного характера. Он хочет, чтобы тот его унизил, но подобная просьба прозвучит странно и возможно спугнет, поэтому все, что остается, это продолжать доводить до исступления крайне расслабленное существо под ним и вытягивать изнеженное сладкое мычание.              Скар берет чужую руку в свою и поднимает парня со стола, заставляя вновь принять сидячее положение. Растрепанные волосы, затуманенный взгляд — видно, как Ровер борется с желанием вгрызться ему в перекат плеча и требовать продолжения — поэтому он лишь тупит взгляд в стол под собой и слегка трясет голову, отгоняя опасные, слишком уж пошлые мысли. Если каждое чужое «доверься мне» и «выбери меня» заканчивается подобным, то Ровер понимает, уклоняясь от удара осознания, что готов ломаться еще больше. Мозг словно стекает к задней стенке черепа и теплится там неприятной жижей. Нынешние мысли такие контрастные и противоположные предыдущим, словно он переживает либо клиническую смерть, либо момент забвения и перетекания сознания в сон.              Шань Хэн опускается на колени, и только тогда Ровер заслоняет глаза предплечьем, смекая, что точка невозврата, она все-таки здесь. Где-то случился апокалипсис, и это где-то судя по всему в голове Ровера, ведь трущийся щекой о внутреннюю часть бедра Скар уничтожает без остатка.              Скар высокий, поэтому даже сидя на коленях, без затруднений лицом проводит по впалому животу и облизывает кожу у края штанов. Палец цепляется за ширинку и железные пуговицы с характерным звуком отщелкиваются одна за другой. Шань Хэн сжимает обеими руками ягодицы Ровера и вдыхает воздух, ластясь носом к лобку. Парень над ним шумно выдыхает сквозь зубы и понимает намек — приподнимается, расстегивает спавший ремень и сумку от бедра и стягивает с себя штаны, запуская руки в светлую макушку.              Перед тем как опуститься ниже, Скар еще раз проводит языком по распаленной коже и смотрит сверху вниз на как-то вмиг оробевшего Ровера, что зажимается под чужим пристальным взглядом. Тот нервно закусывает губу, медленно моргает и блеск в глазах направляет продолжать — Шань Хэну на самом деле плевать, насколько парень сейчас загоняется и сомневается. Ставка сыгранна.              Скар опережает любое решение парня: берет чужой член сначала в руку и прикусывает кожу на внутренней стороне бедра, а затем кольцом из пальцев проезжается вверх-вниз, выбивая из задыхающегося в своем скулеже Ровера стон. Он делает так всего пару раз, но даже собственная сейчас выстроенная стойкость трещит по швам, поэтому приходится сделать большее. Оставив последний поцелуй, Шань Хэн открывает рот и широко лижет орган, чувствуя знакомый вкус на языке.              Пока мужчина, прикрыв веки, отсасывает и вбирает член до середины, а затем и на всю длину, Роверу только остается кусать собственное запястье, заглушая стоны. Он знал, что их не слышит никто, но возбуждение и скулеж это то, что он хотел бы оставить между ними. Тихо и интимно. Но против собственного тела не попрешь, поэтому Ровер неконтролируемо толкается в чужой рот и оттягивая за волосы, задает темп Скару, делая так, как будет лучше ему. Тот опускает глаза, разрывая зрительный контакт и выпускает член изо рта, берясь одной рукой за основание и вновь берет во всю длину.              Воздух вокруг них накаляется и черт знает почему Ровер именно сейчас снова вспоминает пробивающие его до дрожи фразы.              — Скар… — шепчет он так, чтобы не слышал даже владелец имени, и расслабляет руку, позволяя тому двигаться в своем темпе. Шань Хэн втягивает щеки, упирается носом в лобок и стирает слюну, стекающую по собственному подбородку. Ровера над ним ведет в который раз за ночь. Трещит люминесцентная лампа где-то поодаль. Парень закусывает губу, мычит и в принципе плохо понимает, что с ним сейчас происходит, но чужая белобрысая голова между ног позволяет опомниться и вновь забыться, когда язык проходится по уретре.              Большой палец Ровера движется с затылка на чужую бровь, проходится по линии роста волос, движется дальше — сначала к уголку глаза, затем к выразительной скуле и втянутой щеке. Кажется, он переживает катарсис, ведь именно в момент, когда Ровер заглядывается на старательно отсасывающего мужчину, тот тоже решает поднять глаза и улыбнуться ими. Бессознательно собственная рука оттягивает чужую голову и, кончая, Ровер сгибается пополам, пока Скар, расположившийся между его ног, лишь смотрит и тяжело дышит. Рубашка, запачканная в семени, неприятно липнет к животу. Ветер обдувает поясницу, и наступает тишина. Кроме общего дыхания и звука листов бумаги, разлетающихся по полу.              — Возможно, я хотел бы, чтобы было наоборот, но… — Скар встает с колен и даже не отряхивает их — слишком занят разглядыванием растрепанного, размазанного, уничтоженного перед ним парня. — Мы могли бы завершить нашу игру в куда более цивилизованном месте. Не так грязно и пошло. Как животные. — наигранная брезгливость. — Поэтому изволю пригласить тебя к себе домой, что скажешь?              Ровер не отвечает. До него не доходит и пятидесяти процентов сказанного. Шань Хэн, не услышав ответа, только улыбается и понимает, что он никогда не выдавал желаемое за действительное. Ведь желаемое оказалось не субъективным.