***
– Это девушка Мин Юнги, которому ты изменил с его лучшим другом.. - проходя мимо, он слабо задел его плечом и покинул застолье, оставляя Пака ещё больше недоумевать от услышанного. Изменил..? С лучшим другом..? Но что больше волновало его сейчас, так это то, что эта незнакомка была ему действительно знакома. Он её видел. В офисе Юнги. Всего пару раз, но он не думал, что это окажется его девушка. – Так значит.. у тебя есть девушка... - задумавшись обо всём произошедшем, Пак слабо осознавал услышанное, но уже верил этой теории. Это было возможно. И он мог догадываться ранее. Хотя сейчас это уже не имело значения. В голове красными огнями загорались всё новые и безумные идеи. И хотя ничего с этим он уже сделать не мог, но в голове продолжали проростать мысли о том, что пора меняться и менять жизнь. Боль в сердце и буря в душе разростались сильнее, пока он шатающимся направлялся следом за уходящим одногруппником. И когда они вышли из клуба, он его окликнул и заставил повернуться к себе. Парень стоял застывшим на месте с хмурым лицом, не понимая, чего от него хотят, но в ту же минуту был сбит с толку ещё больше, когда увидел решимость и мужество в горящих глазах Чимина. Он дышал неспокойно, кажется, слегка ещё сомневался, но подходил ближе и больше не боялся. И когда между ними остались лишь миллиметры и они почти дышали воздухом, выдыхаемым друг другом, старший буквально почувствовал новую волну в себе и занервничал сильнее. Сердце забилось бешеным ритмом, когда прямо перед ним, ближе всех оказался сам Пак Чимин – та персона, которой он дышать спокойно не давал. Неужели он так близок? – Чего ты.. - непонимающе раскрывал глаза тот, осматривая лицо Чимина от подбородка до самых глаз, на которых и остановился. На этом лице было спокойствие. Теперь уже лишь спокойствие. – Я согласен, - неожиданно заявил с выдохом Пак, смотря ему прямо в глаза, – я готов отработать те деньги, что должен вам Чонгук... На лице парня вдруг заиграла пошлая ухмылка, когда он понял всё. И не стоило притворяться, что ему не нравится этот ход мыслей. Он всё понимал и только жаждал этого ответа, хоть и был крайне удивлён этим выбором в пользу друга. – Поехали..? - всё ещё выжидая окончательного твёрдого ответа, он предложил ему ладонь, а тот с каким-то диким рвением положил руку на его ладонь и позволил притянуть сильнее к себе. Они дышали одним воздухом, смотря глаза в глаза и желая одного. Что было странно – они желали этого оба. И не пытаясь больше съязвить и надавить, старший мгновенно перехватил инициативу и потащил его в свою машину, приняв поданую в его ладонь руку за знак согласия. – Ты уверен? - вновь переспросил тот, заводя машину и посматривая на сидящего рядом с ним Чимина. Отвечать он ничего не стал и водитель лишь завёл машину, двинувшись в путь на всей скорости, но сердце уже колотилось от одного осознания того, что теперь звезда университета – Пак Чимин, будет лишь его личной шлюхой, не принадлежащей больше никаким другим альфам, особенно Мин Юнги. Но не успев разозлиться на младшего за полное безразличие к себе и согласие лишь на фоне договора оплатить долги друга, он вдруг почувствовал движущуюся чужую тёплую руку на своей, что держала ручник коробки передач, меняя скорость. И когда это касание перестало быть лёгким и ненавязчивым, Пак перешёл к более активным действиям, потянув руку к ремню джинс. Возможно, сегодня он не сдержится и всё-таки сорвётся на этот лакомый кусочек. Хотя, спешить некуда и делиться больше не придётся, можно не переживать. Отныне Чимин только его.***
Музыка перестала играть так громко. Возможно, только в ушах Чимина. Он стоял на ватных ногах и шатался не от алкоголя, а, скорее, от очередного головокружения. Только теперь оно не было лёгким. Перестав ощущать землю под ногами, Пак начал размахивать руками в пространстве, пытаясь за что-то схватиться и опереться, но не смог и рухнул на диван, почти сразу отключившись. К моменту, когда он начал приходить в себя, всё вокруг уже было словно другим. Не чувствуя земли под ногами, он искал руками что-нибудь осящаемое, дабы схватиться и почувствовать реальность, но одна лишь мысль по пробуждению сразу дала знать, что он жив. Ещё жив. Боль, такая острая и резкая, пробившая на слёзы почти сразу, заставляла его каждые 5 минут беззвучно втягивать в себя воздух, задерживая его в груди. Не выдыхая так по несколько минут, он чувствовал стягивание всех его нервов и мышц в месте солнечного сплетения. Казалось, будто все его последние силы держали его в этой реальности, пока он, скрученный где-то на полу, в пустой комнате, всё сильнее старался задохнуться, перестать дышать, чтобы больше не ощущать боли. Но она становилась сильнее, унося с собой все мысли и попытки поднять хотя бы голову. Голова обессиленно после ничтожной попытки подняться снова опустилась на пол. Руки смогли ухватиться лишь за одежду в области живота, затянуть её, но остановить боль не смогли. Кинжал будто резко вонзился в его живот, заставив корчиться вот так на полу в одиночестве. Снова в одиночестве.. И разве он мог ждать чего-то другого? Даже в момент своей смерти он бы не ожидал помощи от кого-то ещё. Ведь никто о нём и не знал, не помнил. А если помнили, то только распутным человеком, не достойным внимания. И лёжа сейчас на холодном полу, поджав колени под живот и надавив ими на него, он хватался дрожащими руками за одежду крепче, чтобы не терять связь с реальностью, но всё, что было у него в голове – это лишь одна попытка. Одна попытка встать. Одна попытка снова поднять голову. Одна попытка взглянуть наверх и увидеть в окне по-прежнему светящую луну, спасавшую его всё то время, что рядом не было никого. Попытка хотя бы шёпотом произнести заветное «хён». Истязая себя мыслями, он продолжал мучиться с жаром, одолевшим его внезапно. И на этом одиноком полу он оставался всё тем же Пак Чимином, не нужным никому сейчас. И даже себе самому. Он был лишь студентом, желавшим подняться немного выше, взглянуть на солнце и не оказаться снова в грязи из-за слов других. Был лишь одним человеком, совсем одиноким и вряд ли кому-то нужным. Был ли он нужен кому-то действительно всё это время? Был ли он нужен тому, кто был нужен ему больше всего? Глотая жадными рывками воздух, он истекал потом и уже почти закрывал глаза, пока боль становилась в разы сильней и пронзала уже боковую часть живота. Рука перестала дрожать и почти не шевелилась. Обессиленное состояние не позволяло дотянуться одной рукой до собственного живота. Руки так и остались около груди, пока он сдавливал коленями живот ещё больше, опускаясь лицом к полу. Глаза закрылись и дыхание немного выровнилось, словно боль отпустила. И этот выдох был тяжелейшим в его жизни, так как вместе с ним он ощутил последний удар кинжалом в больное место. Сердце пропустило один единственный удар, пока мозг на последних минутах осознавал произошедшее. Где-то внизу живота тянуло ещё сильнее, чем раньше. Чем и как это началось, он помнил смутно, но боль его не отпускала очень долго. И сколько времени он лежал так на полу, он трже не знал. Тело с лёгкими судорогами засыпало, больше не дёргаясь так сильно. И из его закрытых глаз в этот момент на последнем выдохе упала маленькая слеза, разбившая то нерушимое представление о собственном счастье в будущем даже в таком состоянии... Его больше нет... Он не придёт...***
Влетая в палату, Чон задыхался и, стирая слезы, молился Богу, что не поступил с ним так жестоко. Потому что одно лишь осознание такого конца заставляло его мысленно самому умереть в этот же момент. Полное опустошение в душе и одни вопросы к человеку, лежащему на койке, связанным ремнями и находящимся под капельницей. Чон не верил глазам, когда наблюдал состояние единственного лучшего друга в этой маленькой белой палате. Глаза неохотно, с дрожью поднялись к его безмятежному чистому лицу. – Прости.. - вымолвил чуть тише тот, подойдя лишь на шаг к койке, которая казалась нереальной, как и вся картина. Нет. Это не мог быть Чимин. Он не мог так.. – Хён.. - выдох был тихим и тяжёлым, а следом он раскрыл рот, чтобы набрать больше воздуха в лёгкие, пока глаза закрывались со слезами. Слёзы полились моментально. Опустившись на колени, он схватился за борта койки и опустил голову к ним, сожалея о том, что отпустил, что остался дома, не последовав следом, что узнал обо всём так поздно и ничего не смог сделать. Из головы не выходили все эти мысли, разрушавшие его изнутри. Почему? Почему он ничего не сказал? Как он оказался в том доме? Что с ним произошло? Кто это сделал и почему оставил в таком состоянии? – Нет.. Хён.. Пожалуйста.. неет, - и плач превратился в вой, когда до него дошли самые страшные мысли. – Нееет! Поднять голову не получалось до момента, пока он не услышал до боли родные звуки. Голос, тот самый ангельский и по-прежнему нежный, как в первый день. И, молясь, что на этот раз он снова сможет увидеть сияющее лицо друга с той самой улыбкой, он поднял взгляд сквозь слёзы. Чужая рука коснулась его и снова упала на койку. И он тут же сам схватил руку Чимина своими, не давая разорвать контакт и не позволяя его отпускать. Если бы не эта рука, если бы не эти милые глаза и если бы не эта самая нежная улыбка, возможно, сейчас Чонгук не мог бы лицезреть этот мир. Если бы не вовремя замеченные кем-то слёзы... И это был Чимин. Это всегда был лишь он. Тепло руки придавало чуть больше сил, чтобы сейчас через боль улыбнуться и сжать пальчики друга, выдавив из себя жалкий всхлип. Это всегда был Чимин, следящий за ним, не отпускающий его руку и не сдающийся так просто. Ведь он пережил многое и сам смог всё стерпеть, ничего никому не говоря. Он не мог так просто бросить его... – Я здесь, Чимини.. Я рядом.. Прости меня.. Пож-жалуйста.. - согревая своими руками ручку Чимина, он плакал сильнее, еле слепживаясь каждый раз, когда до него доходило осознание, что он ещё жив и находится рядом. – Ты меня не бросил.. Спасибо, брат. Спасибо, что не оставил меня одного снова. Не унимаемая истерика продолжалась недолго. Врач прервал их безмолвное единение, заставив Чонгука выйти с ним в коридор. Дверь палаты закрылась и они отошли чуть дальше. Но Чон продолжал смотреть на неё, будто боясь, что услышит крики друга или будто кто-то мог бы туда войти и сделать что-то с его Чимином. – Он в порядке, - выдал врач, засунув руки в карманы халата. – Но я бы.. посоветовал обследовать его здесь.. Потому что у меня есть подозрения, что он ментально не здоров. – Что? Не здоров?? - тут же перевёл взгляд на него всё ещё не отошедший от произошедшего Чон. – Как? Что с ним..? Мужчина безутешно выдохнул, будто бы давая знак, что ничего хорошего не скажет. И его недолгое молчание заставило Чонгука занервничать снова. – Что с ним?? Что с моим другом!? Тишина будто разрывала перепонки. Глаза наливались кровью. Он плакал не слезами, а кровью, когда услышал имя друга из уст мужчины в халате. – Пак Чимин... уже посещал больницы ранее.. из-за попыток.. – Что..? Попыток.. Каких.. попыток? Сердце билось то очень быстро, опережая мысли, то медленно, будто бы не хотело жить. И он готовился испариться, как только услышит то, что уже нашёптывало сознание. Но что-то держало его на земле. Что-то очень важное, находящееся в той маленькой палате. – Вы.. не в курсе..? Ох.. мне.. очень жаль.. - чуть тише произнёс врач, явно не намеренно начав эту тему. Он действительно не знал о том, что эта тема была тайной парня. Чонгук в шоковом состоянии ещё не особо вникал в услышанное. Он даже не до конца понял, о чем именно говорил тот странный мужчина, но уже поспешил к другу, бросившись со всех ног в палату. Он остановился, как только ворвался в палату, где Чимин мирно спал в больничной пижаме. И не желая его тревожить, он просто прогонял прочь мысли, что беспокоили сильнее. Чимин не мог... Мой друг не мог так поступить со мной... Боль пронзила сердце сильнее, чем прежде. Он ведь верил этим глазам. Он верил, что не лишился бы их. Но, как оказалось... он мог лишиться их в любой момент, даже не зная об этом... Губы затряслись от обиды, а слезы снова залили его лицо. И тихий плач был сравним с цунами, уносящим жизни. Ведь сейчас на его глазах уничтожался весь его мир, находящийся в одном человеке, связь с которым могла быть потеряна в тот момент, когда он перестал видеть на его лице улыбку. И что больнее всего – он никогда не был тем человеком, с которым Чимину становилось лучше. Он не ощущал себя в комфорте и в безопасности даже с лучшим другом. Но тогда с кем.. он мог это ощущать? Опустив взгляд в пол и сжав губы, он мысленно проклял то создание, что довело его друга до такого состояния. Создание, которое всегда должен был ненавидеть, а не пытаться простить. «Если он пытался убить себя из-за тебя, я клянусь... я убью тебя, Юнги.»***
Подняв голову от послышавшегося голоса рядом, Чонгук тут же взбодрился и продвинулся ближе к другу, глаза которого, наконец, открылись. И смотрели, как и прежде.. – Чимини, - засияв в лице, Чон аккуратно взял ту же руку друга в свою и поднёс к губам, а после легонечко поцеловал тыльную сторону ладони. – Прости меня.. – Ты.. не виноват, - сглотнув вязкую слюну, Пак откашлялся и проговорил это в полголоса. – Я сам.. – Но как же ты.. Зачем ты это сделал? Зачем, милый? Тело Чимина по-прежнему болезненно отзывалось на прикосновения и шевеления, поэтому он старался лежать на спине, не двигая даже головой. За окном блеснул яркий луч солнца, пробуждающий ото сна. Крепкий и кошмарный сон прошёл, но вот.. только.. внутренний страх остался в нём. – Сейчас я в порядке.. Не думай об этом, - переведя взгляд на собственную руку, он вырвал её из захвата младшего и опустил на постель. – Я хочу поспать, Чонгук.. – Как мне не думать, Чимин? - честно не понимал парень, наблюдая за тем, как ещё спокойнее и безразличнее становился единственный близкий человек. – Ты с каждым днём падаешь в яму, о которой мне не рассказываешь.. Сколько это будет продолжаться? И ведь это не первая попытка, верно? Пак не был потрясён. И взглядом не повёл, узнав, что его состояние снова кого-то заинтересовало. Он продолжал засыпать, стараясь уйти от ненужных мыслей. – Чонгук, я.. права устал.. Позволь мне поспать.. Я хочу быть один, - прижав руку к бедру, он надеялся, что его больше не потревожат, но заметив лишь на секунду, как помрачнел Чонгук, он уже начал сожалеть о сказанном. Но ничего поделать он не мог, видя, как в его личное пространство снова вторгаются без разрешения. Но сердце болело ещё сильнее, когда он сказал такое своему лучшему другу, переживавшему за него больше, чем кто-либо. Чонгук поднялся с места, даже не пытаясь снова с ним поговорить и коснуться его. Только один всхлип послышался с его стороны, когда он остановился отвёрнутым у койки, собираясь уйти. Возможно, ожидая объяснений или извинений, он стоял до последнего, пока сердце не подсказало убираться прочь из того места, где его не желают видеть. Когда след друга исчез и Пак смог выдохнуть, ему пришлось набрать больше воздуха в лёгкие и закрыть глаза, чтобы снова ощутить одиночество полностью. Но от осознания, что его оставили, становилось чуть грустнее обычного. И, быть может, он мог ответить иначе на этот раз, пожалев младшего. Но сейчас ни одно объятие и ни одни слова не могли ему помочь. И, как жаль, что только ему известно о той боли, что приходится в себе скрывать ото всех. Даже от лучшего друга... И было бы намного проще, если бы его могли понять. Но, к сожалению, Чонгуку не дано понять, и, тем более, прожить эту жизнь, в которой нет светлого будущего с теми, кого он любит...***
Включая и выключая светильник на столе уже в пятый раз, Чонгук продолжал смотреть в одну точку на столе, пока глаза, не смыкаясь, пускали слёзы. Палец перестал нажимать на выключатель, а после и веки дрогнули под давлением заполнивших глаза слёз. И не в силах выдержать дрожи губ и век, он всё же моргнул, прикусив нижнюю губу. За окном становилось темнее. Шторы, перекрывавшие путь свету, делали комнату ещё более тёмной и мрачной, чем она была. Всё вокруг заполонилось тишиной и одиночеством. Тем, что он так ненавидел.. ..и тем, что так полюбил его друг в это время... Осознание горечью растекалось в душе, пока он пытался сделать хотя бы один глубокий вдох и выдох. Но все мысли о Чимине разбивали в прах какие-либо желания дышать и двигаться. Даже издавать звуки и моргать не хотелось совсем. Отчего-то не подходящая ему лень и усталость одолели его тогда, когда он должен был встать и бороться со всем этим миром, с тем дерьмом, что происходит в жизни. Но от осознания того, как он на самом деле беспомощен в этой жизни, делало его всё более слабым. И эффект самовнушения действительно сработал. Чонгук, ранее никогда не поддававшийся панике и грусти, впервые опустил себя на то дно, о котором не знал ничего. Что было там? Кого он там представлял всё время? Неудачников и слабаков, к которым не относился и которых ненавидел, лишь потому что боялся действительно оказаться на их месте в случае какой-либо ошибки. Допускать слабости он не позволял ни себе, ни друзьям, но, как оказалось, быть таким удавалось вовсе не потому, что он представлялся всем сильным и крутым, а лишь потому, что думал, что именно так сможет избежать позора и унижений. Избежал. Не потерял достоинства ни разу и не склонил головы. Но разве он закопал ту яму, от которой сбежал подобно трусу? Он оставил её неприкрытой и всё время вспоминал те старые дни собственной беспомощности, когда смеялись над ним, когда издевались над ним, а не он смеялся над другими. Теперь, когда сила и власть в его руках, каким же он стал? Действительно повзрослел и начал отвечать за свои слова и действия? Разве? Мальчишка, сбежавший от своих страхов прошлого, но не сумевший закопать ту яму, в которой пробыл более десятка лет. С самого детства. И знал ли он, что когда-то оттуда сможет выбраться и побороть своих врагов, только подняв голову? Конечно нет. Нет.. ..ведь и эта победа принадлежала не ему... Она всегда принадлежала тому, кто источал настоящий свет и представлял ту силу, которой он хвастался. Она принадлежала человеку, который, как и всегда, и сейчас получает за него от тех, кто его ненавидит. Опустив голову, Чонгук снова заплакал сильнее, но ещё тише. Не позволяя себе издавать звуков, он опустил голову на руку и уткнулся лицом в место сгиба руки, чтобы заглушить этот жалкий вой. Впервые оказался смешным, лишь потому что снова вернулся в то состояние, от которого сбегал? Впервые видел себя падающим на колени перед врагами? Впервые ощущал стыд и боль одновременно, потому что действительно жалок? Впервые смог ощутить чужие унижения по-настоящему? Вряд ли. Он всё это ощущал слишком хорошо, чтобы не понять сразу, что сейчас он лишь вернулся в прошлые времена, когда получать приходилось ему одному, без какой-либо защиты и поддержки. Когда не было чужого плеча и чужой руки помощи. Когда не было того самого единственного человека, который казался ещё трусливее его самого, но смог ему помочь. А теперь.. этот человек может исчезнуть в любой момент.***
Оторвав взгляд от постели, на которую он смотрел больше часа, не закрывая глаза, Чимин перевёл его на вошедшего в палату парня. Сегодня он был одет намного проще. Не было той пафосности, как тогда в клубе, где он был разодет в дорогие шмотки от диор, явно купленные не им самим и не на его деньги. Сейчас это были просто джинсы и белое худи. Альфа прошёл в палату уверенно, сразу бросая хитрый взгляд на Чимина, находящегося в полусидячем положении под капельницами. Эти трубочки, ведущие к его рукам, привлекли больше внимания парня, чем сам вид Пака. И, кажется, они оба не стали встречаться взглядами, как только он вошёл. Выдохнув, он продолжил смотреть только на иглу от капельницы, воткнутую под кожу омеги, чей запах внезапно стал сильнее. И, наверное, только это стало причиной, почему он сейчас медленно поднял взгляд на младшего. В глазах Чимина не было ничего. Он стал выглядеть ещё мрачнее с последней встречи. И странно, что вообще был ещё жив. Последнее, что он помнил о нём, это только тёплые объятия у окна прошлой ночью, когда его грудь касалась голой спины омеги, что со страхом смотрел в огромное панорамное окно. И не чувствуя больше прежнего страха, Пак продолжал смотреть в одну точку, но на этот раз позволил себе моргать. Возможно, потому что не хотел выглядеть каменным извоянием, за которого стоило волноваться. – Я знаю, что это прозвучит неуместно, но.. я рад тебя видеть, - искренне прошептал альфа, пройдя до окна и устремив взгляд на дневной город. Он засунул руки в карманы и пытался их не вытаскивать, чтобы не показывать волнения. Но в голосе всё равно промелькнула доля неуверенности. Чимин промолчал и даже не повёл взглядом к нему, не стал реагировать вообще, словно ничего и не слышал. Возможно, его глаза и дрогнули от неожиданно произнесённых слов. Но он ничего не стал говорить, не желая начинать диалог. Сейчас меньше всего хотелось разговаривать с кем-либо, тем более, если этот кто-либо – альфа, с которым он переспал прошлой ночью. Повернув голову к Чимину, парень прочистил горло тихим кашлем и оглядел его с ног до головы, оценивая состояние младшего. И оно, к сожалению, было ещё хуже прежнего. Ранее ему доводилось видеть Чимина иногда радостным и весёлым, смеющимся со всякой ерунды с единственным другом, но чаще всего он наблюдал лишь за его тоской и одиночеством в университете, где тот неотрывно читал книги, отвлекался на какие-то видео в телефоне и переписывался с кем-то. Казалось, будто у этого парня совсем не было никакой личной жизни и каких-либо интересов, кроме работы и учёбы. Он очень хорошо учился, был слишком прилежным студентом, чтобы отвлекаться на игры и прогулки до позднего вечера, и уж тем более, чтобы оставаться в чьей-то постели ночью. Сейчас же.. смотря на него, хочется лишь вздохнуть, пожелать скорейшего ментального выздоровления, потому что его боль, скорее, находилась где-то глубоко в душе, чем в теле. – Слушай.. я пришёл.. навестить тебя, - неуверенно выдавил тот, начиная становиться более заинтересованным состоянием и молчанием Чимина. – И мне не очень нравится то, что ты молчишь и даже не реагируешь на меня. Я понимаю.. – Что ты понимаешь? Что?? - внезапно повысил голос до этого безучастно молчавший Пак, как-то резко подняв голову с возмущённым выражением лица. Он скривил бровь, начиная постепенно хмуриться, и при этом изучал лицо напротив, что не могло ему ответить ничем, кроме удивления. – Разве человек, до этого не живший моей жизнью, может меня понять? Разве ты способен понять боль человека, которого бросили, растоптали, назвав шлюхой и выставив это на всеобщее обозрение, чтобы сделать посмешищем, а после ещё и которому нашли замену??? Что ты можешь понять, скажи мне? Что ты вообще можешь знать о моей жизни, переспав со мной лишь раз, и то по моему желанию?? Зачем ты сюда пришёл? Жалость выказывать? Зачем? Мне не нужна ни твоя жалость, ни твоё утешение. Вали отсюда, пока я не высказал всю ненависть к тебе. Альфа тут же прикусил нижнюю губу, но опускать глаза и голову, будто провинившийся мальчишка, не собирался. Он продолжал наблюдать за тем, как раздувались от гнева ноздри младшего, но его злило это положение и то, как нагло на него наехали, не дав даже завершить мысль. – Я даже не договорил ещё.. Почему ты.. – А мне плевать! - снова закричал Пак, яростно прожигая того широко раскрытыми глазами. – Убирайся, пока не швырнул в тебя чем-нибудь. – Не уйду. Чимин тут же вскинул брови, усмехнувшись его смелости. Схватив первую попавшуюся вещь с тумбочки, он уверенно поднял руку и пригрозил тем, что сейчас действительно бросит её прямо в него. Вещь эта в действительности была тяжёлой и прочной, чтобы пробить тело человека до синяка и даже гематомы. Это была белая ваза странной формы, но она была слишком тяжёлой для слабой руки под капельницей. Но Чимин ни разу не зашипел от боли и напряжения, явно намереваясь всерьёз кинуть вазу в человека, стоящего напротив. – Давай поговорим, Чимин? - спокойно предложил тот, словно бы не замечая предмета в его руке. – Я ведь пришёл с миром. Наоборот, помириться с тобой хочу. Брови Чимина снова взлетели вверх, не веря ни одному слову. Он был на взводе и выжидал лишь нескольких секунд, пока тот не скажет что-то ещё более раздражающее, чтобы уж точно не промахнуться и забросить со всей силы в его голову. – Считаю до трёх... - предупреждающе произнёс Чимин, не внимая ни одного слова старшего. – Если не уберёшься сам, я брошу вазу в тебя. А если и так не уйдёшь, я вызову медсестёр и тебя в любом случае выпроводят. – Чимин, не начинай.. Почему ты мне не веришь? – Раз.. – Чимин, давай нормально поговорим? Я же пришёл мириться, а не ругаться. Мне реально жаль, что всё так вышло. Но никто не виноват в этом. – Два.. – Да послушай ты! - разозлился альфа, не понимая, почему его не могут просто дослушать. Когда он чуть повысил голос, Чимин перестал смотреть на него и опустил взгляд вместе с рукой, но после снова поднял голову, с недовольным выдохом уведя взгляд в сторону, дабы не видеть раздражающего человека. Он дал понять, что дослушает, хоть и не хочет. – Спасибо.. Выдохнув, что его не прибьют сразу же, он дал себе время подумать, а после продолжил: – Я знаю, почему ты меня ненавидишь. И я заслуживаю этого. Но я не понимаю одного.. - не сводя глаз с омеги, он всё ещё вдыхал этот странный запах, который ранее не чувствовал. – Почему ты позволил сделать это с тобой? Чимин среагировал на вопрос и перевёл взгляд к нему, всё ещё выражая им неприязнь и ненависть. Ни слушать, ни отвечать ему не хотелось. Но вопрос вынуждал его задуматься о том, почему он действительно согласился на это. Хотя ответ и был очевидным, но под ним скрывался более глубокий вопрос, который он и сам до конца не понимал. – Я сделал это, чтобы вернуть долги друга. Ты знаешь это. И не ищи иной причины, - тут же оправдался Пак, словно бы его упрекали или ругали. На самом деле, альфа и не был заинтересован этим. – Нет, я спросил не об этом, - не разрывая долгожданного зрительного контакта, тише говорил парень, – Я хочу знать, почему ты позволял мне брать тебя слишком грубо. Я ведь предлагал иначе. И ты мог сам об этом просить, но ты попросил грубо и жёстко. Почему? Вопрос застал Чимина врасплох и заставил напряжённо опустить взгляд. Он облизывал губы, поджимая и покусывая их. Но, на самом деле, всё это было не от смущения или чего-то подобного. Совсем не хотелось, чтобы подумали так, и поэтому он снова посмотрел на него снизу-вверх, взглядом, которым бы никогда так на него не посмотрел. И на секунду альфа уловил его напряжение и неловкость от заданного вопроса, слегка усмехнувшись тому, как мило это выглядело со стороны. – Прости, это заставило тебя смутиться.. – Ничего подобного! - сразу же отрезал младший, ещё сильнее сердце трепетать. – Что ты вообще несёшь, глупый альфа? – А что же тогда? - уже открыто усмехнулся тот, видя, как злится омега. – Неужели ты не смущён тем, что я так открыто говорю о нашем сексе прошлой ночью? – Чем больше ты говоришь, тем больше бесишь! Знаешь, между нами вообще ничего не изменилось, - обиженно произнёс Пак, отвернув голову. – А должно было? - не задумываясь спросил парень, как тут же понял смысл слов Чимина. – Стоп.. ты что.. – Заткнись! - сжимая руками плед, Чимин продолжал гневно дышать и сверлить взглядом стену. Альфу это заставило улыбнуться ещё шире. Он самодовольно смеялся, когда видел, как напыщенно тот пыхтит и явно проклинает за каждое слово. И тут же он сделал два шага вперёд. Приблизившись и заметив, что Чимин никак на это не отреагировал, он начал вести себя ещё увереннее, сразу же присев на койку рядом с его ногами. И, конечно, этот шаг Чимин проигнорировать никак не мог. – Ты что творишь? - возмутился парень, вцепившись в руку одногруппника. – Встань и проваливай! Я не разрешал тебе садиться. – Я не уйду, пока не скажешь, - с хитрой улыбкой проговорил тот, наблюдая за ярко загоревшимися глазами напротив. – Так ты действительно ждал, что после совместной ночи между нами хоть что-то изменится? Нет, я не издеваюсь и не насмехаюсь над этим, просто хочу узнать.. Правда что ли представлял это? Голос его стал мягче и нежнее. Он словно оказался в параллельной реальности, где такого уж точно не ожидал. Чимин в начале казался злым, а сейчас как-то слишком замялся, потеряв слова и мысли. – Н-нет.. Нет, ни за что. Не неси чушь! - попытался выкарабкаться из своих сомнений Пак, как только сам поймал себя на мысли, что ему нифига не понятно из этой ситуации. Вопросов куча, этот человек сидит слишком близко и говорит о том, чего нет.. наверно.. Отвернув голову, он снова поджал губы и, кажется, этим позволил парню рядом напридумывать сразу несколько разных идей и догадок, которые, скорее всего, не соответствуют действительности. У Чимина задрожало всё тело, когда одногруппник стал смелеть и приближаться, наклоняя голову над его плечом, почти у уха начиная шептать запредельно странные слова: – Я бы не отказался быть с тобой. Хочу тебя понять, - загадочно произнёс тот, почти сразу отстраняясь и, не давая времени на раздумья, поднимаясь с койки, чтобы уйти в сторону выхода. Чимин не моргает и не дышит. Моргает лишь раз, когда слышит эти слова, которым не верит, но очень хочет. Отчего-то в напрочно закупоренное пространство в его небольшом сердце начинает пробиваться свет откуда-то издалека. Он застывает в моменте, ещё несколько секунд считая пустое время, ускользающее из его сознания. Собраться и посчитать реальное время, посмотреть на него и сказать то, что нужно, то, что говорил ранее. Но ничего из этого сделать не получается даже под большим усилием, которое он и вовсе не ощущает. Не ощущает, как пытается собраться мыслями, как пытается посмотреть на парня и его остановить, что повторить ту же фразу, что и в начале, но зато очень сильно ощущает мокрые ладони от пота, в которых стало резко покалывать. Теплота накрыла его вместе с холодом. И что чувствовать он и сам не понимал. Сейчас был шанс собраться, когда чужая спина скрылась за дверью. Он оставил его одного. Но было странное ощущение, что он и не вернётся. После него остались лишь неприятные воспоминания, та ночь, объединившая их тела, и эти слова, вылетевшие в реальность слишком резко и неожиданно, что Чимину пришлось мысленно задавать ещё кучу дополнительных вопросов, не ослышался ли он, правильно ли услышал. И от этого оставшегося после его ухода ощущения холодок пробежался по его коже, заставляя упасть в омут собственных страхов, из которых и так долгое время не мог выбраться. Но то были уже иные страхи. Совсем другие. Это был страх, не похожий на все те прежние об учёбе, об отношениях, о насмешках в университете, о том, что даже преподы в курсе его отношений. Это были временные страхи, потому что улетучились они почти сразу, как Чимин позволил мало знакомому парню войти в его пространство и разрушить эту тишину. И от этого не стало хуже, не стало больнее, как казалось, что будет. Не хотелось блевать, кричать, брыкаться и нападать на нарушителя спокойствия. Он не действовал на нервы. Возможно, только по началу. Но с момента столкновения их взглядов, ему показалось, что встретились и их обнажённые души. На секунду, на одну ничтожную секунду он смог разглядеть в этих вечно смеющихся глазах то самое, что видел и прежде лишь раз в клубе, где серьёзности и откровениям не было места – искренние эмоции, говорящие о том, что он не врёт. Он не врал. Ухмылка вернулась на то лицо, омрачённое чем-то схожим, чем был омрачён и Чимин. Но что же это было? Что было в тех глазах, помимо искренности и правды? А если задуматься, то какова эта вся правда, от которой он сбегал так упорно? Он прятал глаза, не моргал, дышал тихо и не говорил ничего, пока слушал чужой голос, впитавшийся до той опасной глубины, до которой добираться не должен был. Но смог. Внезапно смог и разрушил всё снова, но успел подцепить рукой висящее на волоске тело обезжизненного уже давно Чимина. У омеги крошилось всё в воспоминаниях о тех днях, что он пережил недавно. Плевать хотелось на все проблемы, кроме одной. И она горела яркими красными огнями, поджигая сейчас всё вокруг и предупреждая об опасности. И у этой проблемы лишь одно имя – чувства. Больше всего он боялся зацепиться в этом океане именно за этот айсберг. Он знал, что потонет с ним. Но, вышло иначе, совсем наоборот. Он не потонул. Айсберг превратился в лаву и потянул к себе всё живое и неживое, втянув в себя и остатки разума и души Пак Чимина, заживо сожжённого в том адском огне. Всё горит и рушится окончательно. Чимин не осматривается, не ищет выход и спасение. Он тонет. Тонет в лаве, которую не остановить. Там нет выхода, нет вариантов, нет спасения, нет шансов и даже желаний. Нет никого. Ни друзей, ни врагов, ни любимых. Есть лишь он один, стоящий в центре всего этого ужаса, который с каждой секундой поглощает его глубже, отбирая жизненные силы. И на последнем выдохе, прежде, чем закрыть глаза и упасть в пропасть, он слышит одно отчётливое и приятное, давно забытое, никем ранее не озвученное: «Хочу тебя понять».***
Верить своим догадкам или снова притвориться тупым и глухим, Пак очень долго выбирал, пока одевался и покидал здание больницы. На самом деле, ему стало лучше ещё неделю назад. Как раз в тот день, когда его в последний раз посетили. И посетителем оказался человек, который действительно после ушёл надолго, а может и навсегда, оставив такой огромный след от своих слов, что будто они и не были последними вовсе. Он не прощался, а значит.. была надежда, что встреча могла состояться. Но, зная, что после выписки к нему никто не приедет, так как никто об этом и не знает, он сам написал сообщение тому человеку, который заставил его сердце колыхать, как ненормальное. Это была простая фраза «прости за все те слова», которая не значила ровным счётом ничего и не меняло их взаимоотношения. И осознание вины било ещё сильнее, когда он вышел из палаты, направляясь к выходу. Мозг кипел от тех слов, которые хотелось сказать в знак извинений. Но он не мог. Нужно встретиться. Предложив встречу вечером в самом обычном кафе, словно бы приглашая на свидание, он и сам не понял, как был втянут в придуманную им же игру. Но это было нужно для нормального разговора по душам, чтобы всё выяснить. Он должен закрыть эти беспокоящие его темы и особенно стоит извиниться за грубость. Он не хотел так. И сейчас он уже покинул больницу, со всеми страхами и прочими сомнениями, с прежней неуверенностью, но с меньшей болью. Оказалось, что и подобные мимолетные переглядки, секундные моменты вспышек от ощущений тепла, совсем неожиданные нежные слова могут окутать тебя в кокон каких-то нереальных собственных надежд, которые греют на протяжении долгого времени. И сейчас, когда это время уже прошло, он хотел выбраться из него, возродившись словно из пепла, хотел не столько показать себя миру вновь, сколько отыскать то самое заветное, таящееся в чужих словах. Да, он по-прежнему считал, что тихие и робкие слова стали причиной той лавины в его мозге, заставившей его уснуть моментально от долгих раздумий. Он считал, что его грело просто осознание присутствия где-то недалеко такого человека, подарившего надежду и странные чувства неуверенности. И что больше всего заставляло его желать обратного, чем прежде, так это желание увидеть вновь эти искренние глаза, говорящие больше правды, чем те языки из прошлого, что могли лишь врать, даже выглядя ангелами, надёжнее которых были лишь высокие горы. Но одновременно с этим осознанием он хотел и вырвать себе глаза и мозг, чтобы навсегда забыть тот глупый момент, который ещё больше его опустил на дно перед ним самим. Он ведь тогда ясно дал понять, что озадачен этими словами, что полностью в них ушёл и выходить не станет, пока они вновь не поговорят. И, как бы ни хотелось опровергнуть, это было правдой. Тяжёлой, тянущейся слишком долго, как эта неделя. Ноги и руки перестали болеть, и Пак думал, что мог бы вернуться к прежней жизни. Но наплевать на здоровье так сразу не получалось. По началу мучали бессонницы, частые походы в туалет и временная тошнота от голода. Но после попыток заставить себя поесть плотнее, он понимал, что руки его дрожат, как только касаются посуды и какой-либо еды. И это неправильно. Это ужасно. И это абсурдно, потому что во время принятия пищи, единственное, о чем он мог думать, – это рука и дыхание одногруппника, которого он всем сердцем ненавидел. Одна лишь рука, коснувшаяся его руки, и пару выдохов рядом, заставили его тело сходить с ума, дрожать и выворачиваться наизнанку, лишь бы перестать ощущать холод. Произошедшее отпечатолось надолго. Пак знал. Он верил, что однажды этот момент его слабости обернётся ему плохой стороной монеты. Но верить всё же хотелось. Верить, что он увидит эти же глаза и сможет поговорить нормально, пока не выяснит, не тронулся ли он умом, чтобы представлять ненужное. А было ли то ненужным? Запретные мысли рвались наружу, заставляя думать и о том, что всё не такое уж и запретное, когда рядом нет никого и никто не следит за тобой. Никто не требует отчётов, объяснений и не ругает за его действия. А потому ещё одной слабостью становится его неожиданное решение ублажить себя самому, с помощью нежных рук, требующих касаний с собственных телом. Пока он лежал на холодных простынях и смотрел в одинокий потолок, представляя ночное небо, в его голове крутилась все последние моменты, вылетевшие из головы ровно так же быстро, как и влетели. И всё казалось странным, подозрительным и абсурдным, но рука уже потянулась к резинке нижнего белья, проникая через них глубже, к тому самому месту, где зудило нереально. Мысли путались и он останавливался, рывками и неловкими попытками добираясь до своего же тела, которое горело от одних лишь мыслей и грязных представлений о себе и.. Человеке, имени которого он ни разу так и не упомянул. Почему же? Что мог значить человек, который вечно над ним издевался, который ненавидел так открыто, что и в другой Вселенной об этом знали, который ни разу не взглянул на него в стенах учебного здания, как на человека, заслуживающего внимания и понимания? Что мог значить такой гнусный и противный человек, который в один миг ворвался в его жизнь тогда, когда его голова стала абсолютно пустой и ватной, а в сердце скребли кошки от тоски по ласкам и любви. Был ли это просто такой сезон или это действительно его болезнь, он не знал и знать не хотел, пока вновь и вновь закрывал глаза, чтобы сосредоточиться на одном новом образе, всплывшем сам по себе. Он не представлял и не хотел. Нет. Никогда. Но лишь один вопрос «Почему?» вновь вернул его в тот момент, когда, честно признаться, щеки загорелись румянцем и глаза невольно дрогнули от волнения. И что он тогда только не думал, скрывая смущение и злость. А сейчас всего этого можно было не бояться, поэтому, вытягивая ноги дальше, он сливался воедино с тем моментом единственного уединения ночью в чужой квартире в тёмной комнате и представлял чужие горячие поцелуи на своей шее и груди, пока одной рукой помогал себе избавиться от ненужных мыслей. На деле же этих мыслей становилось как меньше, так и больше. Не думая о прошлой ночи, он не мог не думать о тех крепких руках и жарких поцелуях по всему телу после жёсткого секса, который сам же выпросил у него. Что звучит ещё абсурднее, так это то, что прямо сейчас, в той самой комнате, где совсем недавно оплакивал разрушившиеся неудачные отношения с одним мужчиной, он распластался на кровати так, словно снимался для порно-журнала, как самая откровенная шлюха, о которой уже ходят всякие слухи, которые ничем и не скрыть. Он уверен, их станет больше к тому времени, пока закончатся выходные и он вернётся к учёбе. Но он продолжал ублажать себя, двигая рукой, которой схватил член, быстрее. И достигая пика удовольствия, он почти дёргался от вырывающихся волн эйфории и оргазма. Одиночество. Ночное небо над головой. Темнота вокруг. Холод. Полная отключка мозга. Ветер и свежие мысли о полёте где-то над землёй, над этой постелью, пропитавшей в себя слёзы, пот и даже кровь. Он делал здесь что угодно, но никогда не дрочил на представления об одногруппнике, появившемся внезапно лишь на один день, растворившемся в пустоте так же неожиданно. И ему бы в голову не пришло, что ласкать себя нежными касаниями к груди и животу, проходя снизу-вверх, а после в обратном направлении, обводя тонкими пальцами соски, спускаямь к бокам и пересчитывая рёбра, будет так приятно. Ему хотелось большего, когда он почувствовал тяжесть внизу живота и зуд в промежности. Но ничего сделать больше не мог, кроме как закончить себя удовлетворять. Когда сперма брызнула горячей струёй вверх и сразу же запачкала подрагивающий живот, он тут же принялся укутывать себя пледом, словно ища защиту и укрытие от чужих глаз, что снова появились где-то вокруг. Ему хотелось спрятаться, сжаться в клубок и не покидать тёплое пристанище, но сообщение на телефон всё же заставило его сесть и выпрямиться. Не обращая внимания на разбросанную одежду на полу, он еле нашёл в тёмной комнате под светом луны свой телефон, валяющийся где-то под ногами. Потянувшись к нему и включив, он сразу же сожмурился от яркого света экрана, а когда разблокировал, то забыл о времени, на которое хотел посмотреть, потому что первое, что попалось на глаза, заставило забыть напрочь обо всём. От кого: Ха Сонун Приезжай ко мне, если чувствуешь себя лучше) Раз уж ты сам предложил, то мы сразу обсудим и тот момент с последней встречи в больнице, когда ты не ответил на мои вопросы. Я желаю знать о твоих истинных чувствах. И как бы это ни было странно, но Пак уже и не смотрел на это с презрением и сожалением. Облегчение как-то резко прокатилось по всему телу, когда на секунду он почувствовал колкие удары в животе, словно запорхали мёртвые бабочки. И, на самом деле, это его сейчас волновало меньше, чем то, что он на грани своего здравого рассудка успел понять, что смущённо красный от прочитанного, так ещё и по-дебильски лыбился, подобно влюблённому придурку. Как он мог влюбиться в идиота одногруппника, которого ненавидел, кажись, всю жизнь? Как так вышло, что просто секс связал их сильнее, заставив забыть о прошлых отношениях, которые казались самыми прочными и идеальными? Как и когда он влюбился в идиота Ха Сонуна, чьё имя стало так приятно произносить после осознания облегчения, будто снял себя тяжкий груз? Как он смог забыть о Мин Юнги, находящимся по-прежнему где-то глубоко внутри его клеток, лишь пару раз обменявшись слюнями и спермой с Сонуном? Но, присев на кровать, чуть поёрзав на согнутых коленях, он снова помрачнел, будто на него накинули чёрное полотно, закрывшее ему вид на мир. Света впринципе не было, а сейчас стало ещё темнее, будто погасла и луна за окном. Куда делись все эмоции, царившие в нём минутой ранее? Где его вольность и смелость? Бабочки пархают, ничего там не изменилось, но к горлу подступил ком и хотелось вырвать себя все внутренности, будто его тело отказывалось принимать тот факт, что жизнь его круто повернулась на 360°, когда в ней появился неизвестный парень с загадочной ухмылкой и внезапно пропал один небезысвестный похититель его сердца, один и единственный, терзающий струны его души Мин Юнги. В момент воспоминаний об этом альфе, он вдруг почувствовал жжение и дискомфорт чуть выше места солнечного сплетения, а после и вовсе начал глубоко дышать, набирая больше воздуха в лёгкие. Взгляд застыл на одной точке, пока мозг подбирал мысли. Хотелось взлететь, снова полетать, но как только рука дрогнула от пришедшего на телефон очередного сообщения, он снова мысленно улыбнулся его отправителю, но сообщения шли на этот раз не от Ха Сонуна. От кого: Юнги Я знаю, ты не ответишь. Но давай поговорим? Большего шанса у меня уже, наверно, и не будет. Я очень хочу тебя увидеть.. Я нуждаюсь в тебе, Чимин.. Чимин не мог и представить, что голова тут же закружится, а в голову проникнет одна странная мысль, что всё это не менее странно сейчас, ведь запахи смешались так, что ничего не разобрать. Силуэты маячили перед глазами, а после он вовсе потерялся и вырвал на пол, явно переборщив с едой, которую накидал за долгие дни голодания. И когда эйфория покинула тело вместе с непривычной негой, всё тело начало ломить, как во время лихорадки. На языке неприятный привкус, а тело дрожит от холода, а после тает от жара. В момент, когда начинает ломить затылок, он опускает взгляд на экран с чатом и читает последнее пришедшее сообщение, после которого тушится, кажется, не экран, а его мозг. От кого: Юнги Я знаю, что не имею права это говорить, но я безумно скучаю, малыш... Давай встретимся?