тоска

      От мучительной бессонницы с мечтательной тоскою Зеницу глядел на Танджиро, пока тот спал. Сонное сердце отбивало приятные, спокойные ритмы, похожие на колыбель. Под влиянием нежных звуков тяжелели веки, и Зеницу, не теряя остроты слуха, не заметил, как его погрузило в сон.       Распахнул глаза и огляделся вокруг, а перед взглядом — голубое небо в белоснежных облаках, отражаемых в чистой водной глади, прохладно ласкающей уставшие босые ноги. Обе ладони вдруг потеплели, словно греешь их у огромного костра. Зеницу опустил взгляд и понял, что тепло исходило от крошечных ладошек, обладатели которых будто созданы были из пламени. Огоньки его куда-то вели, и Зеницу смотрел на них, чтобы вслушаться в мысли и сообазить, куда он попал. Всюду слышались знакомые, ласковые ритмы, похожие на биение сердца. — Значит, я в сознании Танджиро?       Огоньки лишь кивали, и языки пламени на их головах, причудливо похожие на растрёпанные волосы Танджиро, развевались в такт движениям и лёгкому, чистому воздуху. — Вот бы здесь остаться… Убежать от трудностей, забыть о неудачах. Ведь от меня всё равно никакой пользы, так?       Меланхоличная улыбка коснулась его губ. Зеницу лежал в кристальной водной синеве и тоскливо глядел ввысь. Перед лицом помимо неба и пушистых облаков оказались лохматые светлые огоньки. Они прижались к расслабленно лежащему телу, и теплое пламя приятно грело кожу, усеянную кристальными капельками бескрайних водных просторов. Лёгкая рябь под спиною и шеей щекотала открытые участки тела, одетого в лёгкий светлый халат.       Огненные ладошки осторожно гладили лоб и уши, чувствительные даже к тишине. Сквозь ласковые объятия пламени послышался голос Танджиро, и неумолимая верность его воле дала о себе знать сквозь зов чистого, невинного сознания. — То есть, если бы не я, Незуко погибла бы? И Танджиро действительно меня ценит? — Вопрошал Зеницу, пока его пальцы гладили небрежное пламя, словно шевелюру. — А я, дурень, ещё и засомневался в этом…       Сознание Зеницу пронзило озарение. — И как же я посмел забыть учителя? Я должен оправдать его ожидания. Учитель слишком много для меня сделал!       Зеницу сорвался с места и рванулся искать выход из бесконечного мира неба и облаков. Осознал, насколько необходимо ему вернуться в осязаемый мир, где осталось слишком много незавершённых дел. Но огоньки не выпускали из горячих объятий, целовали пульсирующие виски, мягко и бережно сушили ручейки слёз на щеках. Потянули за собою, словно знали, насколько Зеницу теперь свободен от груза мыслей о том, как же беспощаден внешний мир.       А кристально чистое ядро, похожее на крошечный кусочек неба с застывшими в нем облаками, отражало в себе до одурения идеальный мир. Мерцающая поверхность чуть дрогнула, когда Зеницу осторожно взял ядро в руки, и случайно проронил на него слезинку. Вновь выпустил пари́ть в воздухе и тихо прошептал: — Обещаю, Танджиро, ты никогда не будешь одинок…       Зеницу прекрасно знал, как это — пронести всю горечь одиночества через львиную долю прожитой юности, и не хотел бы того же для Танджиро. Разумом старался отогнать беспощадно печальные мысли, в уголках которых таилось эгоистичное желание заблудиться в синеве и этих пушистых облаках, а затем — просто раствориться вместе с воздухом, не зная страданий. Но словно что-то надломилось под дрожащими босыми ногами, окутанными лаской водной ряби. Зеницу вдохнул немного воздуха, слишком скудного во тьме, мелькающей перед глазами. И мрак озарило сияние пламени, маленькими руками объявшего его ладони. Зеницу проснулся и бросился в объятия Танджиро, стоило лишь увидеть его обеспокоенное лицо перед собою. И тот с улыбкой на лице ласково обнял в ответ, потому что всё прекрасно знал.