sinners

      мало было кайзеру проблем. мало было только завидовать — ещё и ревность умудрился зацепить. ревность самую страшную — молчаливую, такую, что годами накапливается взрывчатым осадком на дне души. ту самую, которая в конце концов превращается в убийственное, невыносимое, пронзившее страшное количество сердец влюблённых — «ты меня не любишь». читать как «мне кажется, ты любишь не меня» или «я страшно боюсь, что из всех, кто рядом с тобой, ты выберешь (или уже выбрал) не меня». то было ещё одно проявление гордыни. или эгоизма — как вам угодно. ах, эти потрясающие «смотри только на меня», «будь только со мной», «брось их всех, я хочу быть твоим единственным». это чёртово желание быть первым и единственным не только в списках и на пьедестале, но и в чужом сердце. кайзер прекрасно знал, что йоичи уже нажил себе кучу всяких друзей и врагов. знал, что этот человек никогда не будет одинок и никогда не станет на ком-то слишком сильно зацикливаться. знал, что «достойная преграда в жизни» из него получится просто потрясающая — он победит и преспокойно пойдёт дальше. но что-то в михаэле каждый раз тихонько ломалось, когда какой-то левый парень начинал прелестно болтать с его йоичи. даже если «прелестно болтать» — это примерно «я тебе секунду на септиму натяну, понял, ущербный?». что, если исаги слишком быстро уйдёт? перефокусируется на другого противника? выберет не кайзера? об этом больно даже думать. иногда михаэлю со страшной силой хотелось, чтобы во всём этом сраном мире осталось два человека — он и йоичи. а остальные пусть к чертям катятся, им тут не рады. вот бы иметь возможность тягаться с ним до скончания веков. бегать то за ним, то от него, пока ноги не откажут. своеобразная, конечно, форма близости, но иначе кайзер пока что не научился — и бог знает, научится ли когда-нибудь. сейчас он умеет только гениально прерывать всю «прелестную болтовню». ну или молча загоняться, если такой возможности нет. исаги заметил эту тенденцию, но понял, что за ней стоит, многим позже. месяцы, почти что годы спустя. когда ему в лицо прилетело «ну давай, променяй меня на какого-нибудь сраного чигири, вперёд! я заслужил». йоичи много херни в свой адрес слышал, но ничего бредовее этого не встречал. понятное дело — михаэль просто немного с ума сходит от усталости, ему и так в последнее время плохо было, его можно понять, но всё-таки… за что так больно? и главное — на ровном месте. — ну-ка, повтори, — сказал исаги. сказал в расчёте на то, что кайзер это произнёс в сердцах, не задумываясь, и сейчас замнётся. йоичи ошибся. — я сказал — давай, можешь променять меня на чигири, я это заслужил. уже не так уверенно, но всё-таки повторил. плохо дело. — господи, с чего ты взял, что я собираюсь так дела- кайзер перебил его пересказом примерно всех последних разговоров исаги с чигири. почти везде он нашёл какую бы то ни было подставу и двойное дно… и в конце концов выдал самое страшное: — ты меня не любишь. исаги схватился за сердце. он ждал от кайзера чего угодно, кроме этого. …это йоичи-то не любит? михаэля-то? того, которому миллиард раз помогал справляться с паническими атаками (и мог бы ещё столько же, пока не пройдёт), с которым по двести раз всё проговаривал (и мог бы повторить сколько угодно раз, пока не усвоит), ради которого хоть весь мир с ног на голову перевернёт (или наоборот, с головы на ноги)? того, кому заново признаётся в любви при каждом удобном случае, кого целует по меньшей мере двадцать раз на дню, кого укрывает в объятиях холодными ночами? в конце концов, того, кто открыл в его душе бесчисленное множество новых сторон, кто дал ему самые потрясающие чувства в мире?.. вот это вот существо он не любит? ну и бред. — …неправда, — только это слово йоичи смог выдавить из себя. все «мне невероятно больно это слышать», «да я тебя люблю с такой силой, какой солнце притягивает к себе землю, и ты это прекрасно знаешь» застряли в горле. — а мне кажется, что очень даже правда. мы всю эту неделю пахали на работе, как проклятые, а ты единственный выходной проводишь хер пойми с кем… — не хер пойми с кем, а с близким, сука, другом! я его год не видел вообще! — исаги с каждым словом ухудшал своё положение, но не то что бы мог здраво соображать после такого удара. — а тобой я любуюсь каждый божий день, на минуточку. — это сейчас так звучало, будто тебя это не устраивает. — да нет же… пойми, я- — слышать не хочу, — голос кайзера дрогнул. в уголках голубых глаз заблестели слёзы; он прижал язык к нёбу — сейчас давать слабину не сильно хочется. — ах, не хочешь? ну и на здоровье, — прошипел исаги. — знаешь, сейчас у меня ощущение, что это именно ты меня не любишь, раз можешь сказать такое мне в лицо. йоичи хлопнул дверью и ушёл в спальню. михаэль остался один и тут же завалился на диван перед столом, уткнулся лицом в подлокотник. он останется здесь и не придёт к исаги, раз пошла такая пьянка. шёл бы он нахуй. кайзер в последний раз плакал несколько месяцев тому назад — в плечо исаги, под нежный шёпот и непрестанные поцелуи в лоб и щёки. оттого делалось лишь хуже… это михаэль-то его не любит? его, сильнейшего человека, какого видел когда-либо? того, с которым обычно не хочется быть таким уж неприступным и холодным, как со всеми остальным — ибо знаешь, что его можно подпустить к себе, что он не ранит ни за что и никогда? его, за которого уничтожил бы всё человечество к чертям собачьим? чёрт побери, кайзер его любит до безумия, и оттого же так сильно боится потерять. не верит, что ему просто так мог упасть на голову этот прекрасный человек, что за все счастливые часы, проведённые рядом с ним, не придётся платить. не будь у кайзера его бестолковой, упорной гордости — он бы сейчас же прибежал обратно, сказал бы всё вышеизложенное и извинился бы. но он этого не сделает. он лучше будет два часа рыдать и биться в конвульсиях сам с собой, чем произнесёт одно «я был неправ, прости меня». михаэль на самом деле даже не подозревал, сколько времени потратил на истерику. его как будто разорвало изнутри, он совершенно ничего не соображал — но, как ни странно, это было лишь к лучшему. разум отключился, дав волю сердцу и телу. телу, которое само притащилось к исаги. кайзеру показалось, что он только что лежал на кухне, а потом моргнул и вдруг оказался у кровати в спальне. на деле же он притащился туда крайне медленно, вымучивая каждый шаг. этот процесс начисто вылетел из его головы; он не помнил, как встал и чуть не упал в обморок, как опирался на стену каждые десять секунд, потому что ноги дрожали и еле держали его. помнил только, как нашёл себя стоящим на коленях на полу, и как поднял голову в полном недоумении… и как увидел йоичи. исаги валялся на огромной кровати в гордом одиночестве, так, будто хотел развалиться и не оставить места совсем, но передумал и всё-таки сдвинул одну руку. он уже спал, но, казалось, не особо долго и крепко — слёзы на щеках ещё не совсем высохли, а два мокрых пятна на подушке и вовсе выглядели свежими. и михаэль, увидев это, почувствовал себя последней сволочью. он довёл йоичи до слёз, а тот всё равно оставил ему место рядом. ещё так руки расположил, что ляг подле него — и автоматически окажешься в объятиях. сил плакать уже не осталось, но если бы таковые были — кайзер снова бы безбожно разревелся. как он только мог этому человеку наговорить такой ерунды? …остаётся только кое-как заползти под одеяло и положить голову на грудь йоичи. послушать, как стучит его сердце, как воздух гуляет в лёгких. прижаться к нему изо всех сил, будто в последний раз, и подумать — ну всё, не отпущу больше никогда. исаги всё чувствовал. не просыпаясь, он слегка погладил кайзера по спине — как делал всякий раз, когда успокаивал и поддерживал, — и, кажется, что-то проговорил. почти неслышно — михаэль и не разобрал толком, но почувствовал облегчение в тоне голоса. и будто бы всё снова встало на свои места. не совсем до конца, но хотя бы выглядит точно так же, как и всегда. кайзер не задумывается, что завтра с утра придётся объяснять, как и почему он снова оказался здесь. сил хоть что-то там думать не остаётся совсем — глаза закрываются сами, и тревожный, неспокойный, но всё-таки сон окутывает его.

***

исаги медленно, нехотя открыл глаза. сон будто бы совсем не прибавил сил — а с ним такое бывало редко. рука так ноет… с чего бы… ой. кайзер здесь. да ладно. прибежал всё-таки… ну кто бы сомневался. йоичи тихо усмехнулся сам себе и слегка погладил михаэля по волосам. ну и балбес, честное слово… сам обиделся, сам пострадал. бедный… вдруг кайзер прижался к нему сильнее прежнего и снова уткнулся в грудь; исаги почувствовал, что он снова плакал — глаза мокрые. — нет, пожалуйста… йоичи… да я лучше… за тебя… только не… кажется, ему опять снится какой-то кошмар. ну только этого ещё не хватало. йоичи осторожно выпутался из его рук и попытался растрясти, чтобы проснулся — не получилось. позвал — несколько раз, довольно громко, — снова не получилось. осталось только смиренно сесть рядом, взять его за руку и ждать… смотреть, как михаэль сжимается всё сильнее, зовёт йоичи, но не слышит и не чувствует, что он рядом, было безумно больно. исаги сам чуть не заплакал — подхватил его панический страх, разделил это ощущение с ним. в конце концов кайзер проснулся — с истошным криком, от которого сердце йоичи мгновенно разорвало в клочья, — и вскочил. естественно, первым, что он увидел, был до смерти перепуганный исаги; совершенно ничего не соображая, михаэль кинулся в его объятия — они оба чуть не свалились с кровати, но сейчас им не до таких прозаических деталей. — йоичи, — кайзер почти потерял голос, от его мягкого баритона не осталось и следа, он сипел, будто ему порезали связки, — боже мой… неужели ты ещё здесь, рядом со мной… я не верю… — тише, тише, — исаги гладил его, целовал то в макушку, то в лоб. — всё хорошо. я тут и никуда исчезать не собираюсь… дыши. не торопись никуда, приди в себя, а потом расскажешь… михаэль кивнул и отстранился от него — раскрыть плечи, раздышаться… казалось, только что было так душно, вообще дышать нечем, а оказалось — окно открыто, прохладой повеяло с улицы… прямо жизнь заиграла новыми красками. ненадолго. как только у кайзера хоть как-то, худо-бедно заработала голова, он вспомнил, что произошло накануне, и тут же захотел провалиться под землю. он виновато посмотрел на йоичи; не нашёл в его взгляде ни малейшего следа осуждения, обиды или чего ещё плохого. только искреннее волнение и заботу. надо же было быть настолько мудаком, чтобы вот этому вот человеку заявить «ты меня не любишь». просто невероятно. кайзер за свою жизнь много хуйни нагородил, но это было, пожалуй, наихудшее. — что, про вчера думаешь? — осторожно спросил йоичи. — угу… — и чего надумал? михаэль стыдливо отвёл глаза, а потом и вовсе зажмурился. он очень сильно хотел бы высказать всё, что думает, даже извиниться наконец, но почему-то не мог — просто язык не поворачивается, и всё, хоть ты тресни. — ладно, попробуем по-другому, — исаги придвинулся поближе к нему, положил ладони на бледные щёки и пристально посмотрел в глаза, залёг на самое дно души. — ты сам-то меня любишь? — да! безумно, — выпалил кайзер, не успев подумать и секунды. йоичи облегчённо выдохнул и почти успокоился. — поэтому я и… н-ну… короче, мне иногда становится страшно, что ты уйдёшь. что со мной слишком тяжело, и ты не будешь вечно со мной возиться… надоест же тебе это когда-нибудь. исаги тяжко вздохнул и выдержал довольно длинную паузу. — не надоест. сто раз уже говорил, скажу и в сто первый: я буду рядом с тобой столько, сколько потребуется. ты, которому плохо — всё ещё ты, понимаешь? я тебя и таким тоже люблю. можешь нести мне какую угодно ерунду, но… пожалуйста, вот в этом не сомневайся никогда. мне было очень больно слышать вот это «ты меня не любишь». смертельно больно. слышишь меня? — угу. — а теперь давай вместе на счёт три… раз, два… — прости меня. — вот так. я тоже наговорил там… — да ладно тебе… я намного сильнее проебался. неудивительно, что ты тоже разозлился тогда. я пойму, если ты… н-ну… — даже не думай. знаешь прекрасно, что я не умею обижаться, на тебя — тем более. просто запомни, что так делать не надо, и если есть какие-то вопросы — сразу говори в нормальном, спокойном состоянии, а не на ночь глядя и сходя с ума от усталости, когда прижало уже. будем работать, что я ещё могу сказать… михаэль молча кивнул и снова обнял йоичи, утащил за собой обратно под одеяло. коротко, нежно поцеловал — сказал всё яснее, чем всякими словами. …он запомнит. раз и навсегда.