Пора цветения столь коротка, но в этом быстротечном мгновении — вся полнота жизни. Разве не так? И именно сейчас наступила эта пора.
© Ясунари Кавабата «Старая столица»
— Кажется, я узнала, откуда этот хитокири! — выпалила Сакура, едва успев сбросить сандалии. Данзо уставился на нее непонятным взглядом, но он всегда подслеповато щурился, и было не разобрать эмоций по глазам. — Откуда же? — Кихейкан! — Сакура сжала кулак. — Раньше это было крупное додзё, теперь там, по-моему, что-то вроде борделя или казино. Или одновременно. Около двух месяцев назад там появился человек, который объявил себя хозяином Кихейкана, и по описанию он подходит под того, кто называл себя хитокири… почему я раньше не догадалась расспросить Ино? Она же знает все городские сплетни! — И у вас есть доказательства? — Данзо будто помрачнел. — К сожалению, только догадки, но я обязательно все узнаю, — решительно сказала Сакура. — Вы приготовили чай, Данзо-сан? — И чай, и рис, и тамагояки, — засуетился он, провожая ее на кухню. Запахи еда источала божественные — Сакура тоже неплохо готовила, но Данзо превосходил ее в этом мастерстве. — Пациенты сегодня тоже не заходили? — спросила она, усевшись и взяв палочки. Данзо скорбно покачал головой. — Не заходили. — Я встретила на рынке госпожу Сарутоби, срок ее беременности уже поздний, и выглядит она нездорово, — Сакура сжала губы. — Ей нужно наблюдение врача, но она не обратится ко мне, пока все думают, что этот проклятый хитокири прячется в моем шкафу. Хотя я не такой уж хороший врач, но хотя бы в чем-то помочь могу… — Быть может, господин, которого вы привели на ужин вчера, был прав? — вкрадчиво спросил Данзо. — Прежде всего, здесь вы не можете развиваться. Вы очень талантливый медик, и если бы вы работали в больнице, оснащенной… хм, хотя бы операционной… — Я уже говорила вам, — Сакура досадливо цокнула языком, — я не продам это додзё. Это больше не додзё. Это моя больница. — Но помещение обустроено под додзё, и если бы вы подумали… — Хватит, — она отставила миску с рисом. — Я сказала «нет», и это значит «нет». Спасибо за еду, Данзо-сан. Спокойной ночи! Сёдзи в свою комнату Сакура задвинула с треском, и ей стало жаль за вспышку, но только на мгновение. Почему все считают себя вправе указывать ей, что делать? Продать школу, искать более перспективное место работы… даже незнакомый бродяга и то так сказал… но ему Сакура ответила на самом деле грубо. Бродягами становятся не от хорошей жизни, это значит, что у него нет семьи, и, возможно, нет потому, что они были убиты, как родные Данзо. У него нет дома, куда бы он мог вернуться. Откуда Сакуре знать, что он ничего не ценит? Она разозлилась теперь уже на себя — сначала говорит, потом думает, потом жалеет. Отец советовал в таких случаях прибегать к медитации. Сакура зажгла свечи, сев на пятки у домашнего алтаря. Положила меч на колени: единение с оружием было важным элементом действия. Закрыла глаза, попытавшись погрузиться внутрь себя, ощутить свое тело, отключить мысли… В сёдзи постучались. — Сакура-сан, — услышала она голос Данзо. — Мы не договорили. Простите, я вхожу. — Что? — ругаться Сакуре перехотелось. Ровно до того момента, как она увидела в руках старика бумаги. — Что это? — Это документы, подтверждающие продажу вашего додзё. Нужна только ваша подпись. — Что?.. — повторила Сакура, открыв и закрыв рот. — Ты сделал это за меня? Шаннаро! Как ты посмел?! — Однажды я говорил вам, что одинокую девушку легко обмануть. Одинокую наивную девушку… Вы подпишете бумаги, — он заговорил жестче, — и ваше додзё, или больница, или как вам будет угодно, ибо суть не меняется, а важность предоставляет не это здание, а эта земля — будет принадлежать мне. — Нам! Сёдзи за спиной Данзо слетели с петель. Сакура ахнула, увидев того самого убийцу, что называл себя хитокири, и еще нескольких с ним. — Нам, господин! — взревел он. — Господин? — опешила Сакура. Все происходящее казалось ей какой-то фантасмагорией. Сюрреалистичным сном. Хуже было только полгода назад, когда она узнала о смерти отца и поняла, что совсем-совсем одна — в додзё, в городе, в стране и в мире, одиночество со всех сторон накрыло всеобъемлющей пустотой, разрывая изнутри на части. Поэтому она так цеплялась за Данзо, хотя он ей не особенно нравился, но если бы он ушел — она бы снова осталась одна. И все это время Данзо ее обманывал. И все это время хотел заполучить ее дом? Сакура отступила на шаг назад. — Вы врали мне, — проговорила она как можно более размеренным тоном. — Но ваши раны были настоящими. Неужели вы нанесли их себе сами, из расчета, что я найду вас и вылечу? В таком случае вы серьезно рисковали. Я могла не обнаружить вас или пройти мимо, и вы бы умерли от потери крови. — Какая разница, что было настоящим, а что нет? — Данзо пожал плечами. — Скажем так, очень быстро я понял, что вы из себя представляете. Но вы вправду спасли мне жизнь, и поэтому я даю вам выбор: если подпишете бумаги без сопротивления, я найду вам другую работу. Хорошую и оплачиваемую получше, чем эта. — Устроите меня ойран? — усмехнулась Сакура. Данзо окинул ее оценивающим взглядом. — Вам больше подойдет быть юдзё. Сакура сжала и разжала кулаки. Сказала себе: спокойно, он выводит тебя на гнев, он знает, что ты вспыльчивая. Данзо жил с ней, руководствуясь дурными намерениями, а значит, изучил ее слабости и сильные стороны. А она его не изучала. Она не воспринимала его противником. Его телосложение выдавало в нем воина, но в его возрасте даже сильнейшие теряют хватку. — Так подпишешь? — притворно-сочувственно спросил Данзо. — Или станешь юдзё прямо сейчас? Только, боюсь, первые клиенты будут бесплатными, — он омерзительно ухмыльнулся. «Возьми себя в руки, — приказала себе Сакура. — Я не поддамся, я не выйду из себя, я не просто девушка, я дочь самурая». …а ведь точно. Она никогда не применяла этого на практике, но знала в теории… — Говорите, юдзё? — Сакура прижала пальчик к губам, делая вид, что думает. Оценивающе осмотрела мужчин. — Хм, может, это неплохое предложение. Можно даже получить удовольствие, если нажать на особые точки. — Забавная девочка! — хохотнул лже-хитокири. — Может, покажешь мне эти точки? Он шагнул к Сакуре — высокий, выше нее на голову, шире чуть ли не вдвое, она не смогла бы с ним драться. Деревянный меч никак бы не помог. Но Сакура не испугалась. Она впервые оказалась в ситуации реального боя, и, как и говорил отец: страх в таких случаях исчезает, остается азарт и какое-то безразличие, будто видишь все со стороны. Не хочется плакать или немедленно убежать. Ничего не хочется. Ты просто действуешь, как механизм. — Я покажу, — она в свою очередь сделала к нему шаг. — Обязательно… — Стой! — закричал Данзо. — Не приближайтесь к ней! Она использует технику дим-мак! — О, — Сакура расплылась в улыбке. — Так ты это понял? — Я видел, как ты лечишь. Ты воздействуешь на чакру, — Данзо побледнел. — То же самое можно использовать для убийства. — В этом и заключается философия школы Харуно Иясу, — Сакура вскинула руки. — Первых двух, кто ко мне приблизится, я убью на месте. Так кто рискнет? Она уже торжествовала, что победила, но все торжество рассыпалось в щепки в один миг, когда по знаку Данзо люди из его банды вскинули ружья. — Ты же не ловишь пули в полете, девочка? — ухмыльнулся старик. — Я… я… Впервые в нее целились из ружья. Впервые ей всерьез угрожали смертью, и наконец Сакура испугалась — потому что если бы они толпой бросились на нее, она бы смогла что-то сделать, а если они все разом выстрелят, она превратится в решето. — Ты еще можешь сдаться, — сказал Данзо. — Только потому, что ты спасла мне жизнь. Сдаться? Подписать эти бумаги, продать свой дом, остаться без крыши над головой, но зато выжить? Она не стала бы юдзё. Она смогла бы уехать и попробовать развиваться. «Думаешь, твой отец обрадовался бы, если бы его дочь погибла, защищая доброе имя уже несуществующей школы?» Не обрадовался бы. Кизаши любил ее, Кизаши превыше всего ставил ее благополучие… Лже-хитокири прицелился ей в лоб. И это все? И это конец? Сакура оцепенела — могла только смотреть, как он наставляет ружье, как остальные окружают его, как… …как появившийся словно из ниоткуда бродяга бьет так, что лже-хитокири падает. Прогремел выстрел, но пуля пролетела мимо, пробив дыру в стене рядом с Сакурой. Она села на пол — подкосились ноги. Бродяга резко развернулся, ударил одного, второго, третьего, вертелся ужом, даже не обнажая меч, и этими движениями нельзя было не любоваться — они были грациозными, и… и они были естественными. Бродяга прилагал не больше усилий, чем если бы просто шел по улице. Невероятно. Это были не просто удары. Это были приемы дим-мак… но не смертельные. Он не убивал. Он вырубал противников, не более. Последним рухнул лже-хитокири, и никому не помогло его ружье — если стреляли, то мимо. Данзо, весь бледный, рухнул на колени. — Ты и есть, — проговорил он, глядя на бродягу с ужасом. — Ты и есть… хитокири Шаринган… Бродяга почти ласково хлопнул его по макушке, и Данзо упал без сознания. И Сакура тоже.***
— Эй, — она очнулась от того, что кто-то легко похлопывал ее по щекам. — Жива? Или надо искусственное дыхание рот в рот? — Руки убери! — рявкнула Сакура. Бродяга усмехнулся. — О, ты очнулась. Сакура села. Она была в той же комнате, в том же окружении — бессознательные тела бандитов, Данзо, и… — Хитокири Шаринган! — выпалила она. — Это ты! Я не ошиблась тогда! — Нет, — будто через силу признал он. — Не ошиблась. Но не я был тем, кто убивал людей, пороча имя школы твоего отца. — Да я уже поняла, — проворчала Сакура, кое-как садясь. Хитокири сидел на пятках рядом с ней. — Это был Данзо. А ты как здесь оказался? Следил за мной? — За ним, — он кивнул на старика. — На самом деле я соврал. Я прибыл в город не просто так. Я услышал про Кихейкан и решил понаблюдать за ними, а потом узнал, что эти люди используют имя Шарингана… мне не дорого это имя, но неприятно, когда его используют такие ничтожества. Что ж… Одним слитным движением он встал. — Простите за беспокойство, Харуно-сан. Он сейчас уйдет? Конечно, уйдет… а она останется одна… позовет полицейских, Данзо и его прихвостней арестуют, и Сакура снова будет одна, в пустой школе, в пустой больнице, как ни назвать это место, а она будет одна, одна, одна… — Прощайте, — хитокири взмахнул рукой. — Стой! — выпалила Сакура, почти не думая. — Стой, не уходи! Он обернулся. Маска, целиком скрывающая рот и нос, мешала понять, какое у него выражение лица. — Мне… — чудовищным усилием воли Сакура заставила себя подбирать слова кроме «не оставляй меня одну». — …послушай, мне теперь некому помочь с больницей, и если бы ты остался… тебе же негде жить? У тебя был бы кров и еда. И я бы не стала обращать внимание, на то, кто ты… хотя бы ненадолго останься… — То есть, — хмыкнул хитокири, — слухи о присутствии Шарингана здесь отпугивали людей, а истинное его присутствие не отпугнет? — Ты не Шаринган! — пылко возразила Сакура. — Сейчас ты просто бродяга! Ей либо показалось, либо в его глазах мелькнуло удивление. — Ты странная девушка, — наконец произнес он. — Мастер дим-мак… врач… не боишься угрожать мужчинам боккеном на темных улицах… предлагаешь сильнейшему убийце жить в твоем доме… — Почему бы и нет, — вырвалось у Сакуры, — зато я буду уверена, что в безопасности! — О, — хитокири вскинул бровь. — Вот как. И ты уверена, что я не перережу тебе глотку во сне? — Я услышу твое приближение. — Не услышишь. — Я поставлю ловушки у кровати. Он одобрительно кивнул — словно этот разговор велся всерьез… нет, поняла Сакура — это правда всерьез. Этот человек осознает, насколько опасен, а она готова умолять его не уходить, потому что одиночество пугает ее больше всего. — Как тебя зовут? — спросил хитокири. Спросил так, что она ощутила: в этом есть значение, ему почему-то важно, как ее зовут. — Харуно Сакура. — Сакура, — протянул бродяга. — Са-ку-ра, — будто попробовал на вкус. — Цветущая вишня… У вас красивое имя, Сакура-сан. — А как зовут вас? — Вы слышали. — А по-настоящему? Она была уверена, что он не ответит, но он, помолчав, склонил голову чуть набок по-птичьи и сказал: — Хатаке Какаши. Сакура фыркнула. — Это уж точно не красивое имя! О, — осеклась она, — оно настоящее? — Возможно, у моего отца было специфическое чувство юмора, — мрачно сказал Какаши. — Возможно, он меня ненавидел. Узнать это уже невозможно. Но это мое настоящее имя. — А… ладно! — преувеличенно весело заулыбалась Сакура. — Звучит красиво, правда… то есть… шаннаро, — она потерла виски. — Я, наверное, слишком устала. — Да, — согласился Какаши. — Я схожу за полицией. — А потом останешься? — Останусь, — он протянул Сакуре руку. — Будем знакомы еще раз, Харуно Сакура. Она пожала его ладонь, ту самую, которую укусила. У него были теплые руки и шершавые пальцы. — Будем знакомы еще раз, Хатаке Какаши.