I'm gonna kiss, gonna kiss, gonna kiss your lips I'm gonna make sure, dear, that my love sticks
— Я же сказал тебе, она не станет со мной разговаривать, Тони. Она не хочет меня видеть. — А ты и не идешь. Пока что. Я сейчас попытаюсь донести до твоей будущей супруги, что запирать ее в своем огромном доме и заставлять вышивать крестиком — или чем там занимаются приличные Леди — ты не собираешься. Как и требовать от нее посвятить тебе всю жизнь и хранить тебе верность. Если мне покажется, что она уже не так сильно хочет расцарапать тебе лицо — я дам тебе знать, зайдешь и извинишься, что не потрудился донести этого до нее сам. — Расцарапать мне лицо? — опешил Малфой. — А что, ты не поэтому так не хочешь идти? — наигранно удивился Тони. — Я хотел дать ей время! Быть вежливым! Ты всерьез полагаешь… Ты думаешь, я испугался какой-то девчонки?! — Ты сейчас говоришь о Леди Блэк, Люци. Будь я на твоем месте — у меня бы коленки дрожали. Люциус недоверчиво покосился на него. — Если тебе не жалко твое лицо, просто подумай, сколькими способами она сможет испортить тебе жизнь, будучи твоей супругой, если решит мстить. Битая посуда. Или постоянные разговоры о том, что ты не уделяешь ей достаточно внимания. Или супружеский долг, о котором ты так не хочешь думать, — начал перебирать он, видя, что Малфой не испытывает должного ужаса. — Что еще делают девчонки? Постоянно треплются о платьях? Злятся, что ты не заметил новую прическу, хотя она ничем не отличается от старой? Может, она захочет перекрасить Мэнор в розовый… — Мерлин упаси! — побледнел Люциус. — Нарцисса не такая! — Вот видишь, как тебе повезло. А ты еще жалуешься. Дверь ему, однако, открыла не Нарцисса. — Долохов, — протянула Леди Блэк, но не та. — Что это на тебе за тряпки? Выглядишь как… — она задумчиво крутила на пальце темный локон и выпячивала губы в самой раздражающей манере. — Как маггл. Тони подавил желание оглядеть себя. Он прекрасно знал, что выглядит, как маггл — и в его голове такое определение звучало совсем иначе, чем у нее. Не как оскорбление. Магглы выглядели круто. Они придумали кеды, и кожаные куртки с блестящими заклепками, и восхитительные футболки с названиями восхитительных музыкальных групп, и черта с два он променяет это на балахонистые мантии. — Здравствуй, Бэлла, — как мог приятно улыбнулся он. Люци как-то сказал, что половина девушек в Хогвартсе душу бы продали за одну из этих его улыбок. Половина, потому что вторая жаждала улыбок от старшего Блэка. — А ты прекрасна, как и всегда, — соврал Тони, не моргнув и глазом. — Не пригласишь? — Не приглашу. Говори, что надо, и проваливай, — Бэлла, очевидно, не входила ни в одну из вышеупомянутых половин. По кому она, интересно, сохла? — Да я, вообще-то, не к тебе. Можно поговорить с Нарциссой? — А-а-а. Пришел расхлебывать за своим дружком, — гадко улыбнулась она. — Может, и под венец вместо него пойдешь? И в постель? Он хоть на что-нибудь сам способен, или только задницу тебе подставлять? — Спасибо, Бэлла, — процедил он, титаническим усилием удерживая улыбку на лице. Люциусу повезло куда сильнее, чем он думал. А ведь и на этой су… На этом сущем исчадии ада кто-то когда-то женится. Тони ему заранее не завидовал. — Кто, чем и в чьей постели занимается или будет заниматься — мы разберемся без твоего прямого и косвенного участия. Я пришел к Цисси. — Она тебе не Цисси, — взвилась Беллатриса. — И я тебя к ней не пущу! Проваливай, я сказала, пока я не… — Бэлла! — послышался оклик откуда-то изнутри. — Ты заставляешь Лорда Долохова стоять на крыльце, это невежливо. Пропусти его в дом. Нарцисса стояла на верхней площадке лестницы — бледная, исхудавшая, в простом измятом платье — похожая на тень самой себя. Глаза у нее были красные, а лицо — опухшее, волосы в беспорядке лежали на плечах. Бэлла недовольно отодвинулась, пропуская Тони в дом, попыталась незаметно поставить подножку — но он заметил и не споткнулся. Галантно подал Нарциссе руку, когда она спускалась с лестницы — ее хрупкая белая кисть ощущалась совсем крохотной в его грубых пальцах. — Леди Блэк, — улыбнулся он, касаясь губами ее запястья — потому что так предписывал этикет, но больше потому что хотел, чтобы она улыбнулась. — Пока еще да, — слабо, но все же и правда улыбнулась она. — Пойдем в гостиную. Думаю, Бэлла будет столь любезна, что попросит домовика сделать нам чай, и не будет нам мешать. Беллатриса недовольно скривилась, но перечить не стала. Она была ужасной стервой, но в своих сестрах души не чаяла. — Прости его, Цисси, — сказал Тони, просто чтобы не молчать. Никакое «прости» не могло ничего исправить — из нее будто всю жизнь выпили, она казалась измученной до крайней степени. Он задумчиво отхлебнул чай, не замечая вкуса. Она к своему даже не притронулась. — Конечно, я его прощу. Я не могу держать зла на своего супруга, правда же? — мертвым голосом проговорила она. — Цисси… Он рад не больше твоего. Он тоже не хотел. Ему жаль, он не хотел тебя обидеть, и сильнее всего не хочет, чтобы ты его ненавидела. — Конечно, нет, — улыбнулась она. — Я буду его любить. Как и должна. — Перестань. — Боюсь, я тебя не понимаю. Ни одной эмоции, ни единой. Тони думал, что она заплачет, он был морально к этому готов. Но Нарцисса говорила спокойно, ровным, тихим голосом — и от этого было только страшнее. — Ничего ты не должна. Не ему. Он ничего от тебя не требует и никогда не потребует. А если попробует — я сломаю ему нос. Уголок ее губ дрогнул, едва заметно, но это показалось куда более искренним, чем пустая улыбка парой мгновений раньше. — Ты ошибаешься, Тони. Я должна выйти за него — я дала согласие. Чего он будет требовать после — не имеет значения. После ничего уже не будет иметь значения. Страшная догадка промелькнула у него в голове. Слишком много отрешенной обреченности, слишком неестественное спокойствие. — Ты же не собираешься… Ничего с собой сделать? Не надо, Цисси, оно того не стоит. Она покачала головой. — Конечно, нет. Пусть это и единственный выход — боюсь, мне не хватит сил. — Почему сразу единственный? — приободрился Тони. — Хочешь, я помогу тебе сбежать? Украду тебя, спрячу где-нибудь, а потом — делай, что хочешь. Люциус будет только рад. Нарцисса иронично повела бровью. Чуть ожила, кажется, от его пламенных речей. — Я не в том плане, что он настолько хочет от тебя избавится, — быстро поправился Тони. — То есть, он не хочет, он… Он не хочет, чтобы вам обоим пришлось себя заставлять. — Почему он сам не скажет мне, чего хочет? — бросила она. — Я ценю, что ты пришел, Тони. Очень благородно с твоей стороны. Но перестань его выгораживать — если бы он хотел объясниться, пришел бы сам. — Да он и пришел, — пожал плечами он. — Ждет под дверью. Сказал, что ты не захочешь его видеть. — Хоть тут он угадал мое желание. Злость была ей к лицу. Это было странно, Бэлла злилась некрасиво, как капризный ребенок, а Цисси как будто шло. Впрочем, любая эмоция была лучше полного их отсутствия. — Я могу сказать ему зайти. Или мы вернемся, когда скажешь. Можем вообще не возвращаться — все, что хочешь. Я просто… Пойми, он не виноват. Вернее, виноват, конечно, но у него есть причины, кажущиеся ему вескими. Ему жаль, и он не собирается ломать тебе жизнь. Нарцисса помолчала, нервно смяла юбку на коленях. — Забери меня отсюда, — собравшись, наконец, с мыслями, выдохнула она. — Ты сказал — все, что хочу. Забери, пожалуйста, не насовсем, куда угодно, с ним так с ним, я потерплю, просто забери меня. Я тут задыхаюсь, я тут сойду с ума. Я хочу побыть свободной в последний раз. Пожалуйста, Тони, ты же сказал… — Хорошо. Она резко замолчала. Неверяще вскинула глаза — в них плескались эмоции, они, наконец-то, были живыми. У Тони что-то заходилось внутри. Ему, обычно, было плевать на девчонок, его мало трогали их перепады настроения — но Цисси была не «какая-то девчонка». Она была почти одной из них, а еще она была удивительной. Удивительно храброй — Люциусу до нее было далеко. Она была сильной. Она могла бы вынести многое — стойко и с достоинством, и это поражало. Тони пообещал себе еще раз поговорить с Малфоем, чтобы «многого» ей выносить не пришлось. Такую девушку стоило иметь в союзниках, и лучше бы его другу поскорее это понять. — Хорошо, Цисси, конечно. Я же сказал. У меня как раз появился огромный дом, и я понятия не имею, что с ним делать. Только, боюсь, твоя сестрица сторожит под дверью. — Значит, выйдем через окно, — легко согласилась она. Тони, признаться, никогда не ожидал услышать что-то такое от Леди Блэк. От этой, по крайней мере. — Зачем же так радикально, — протянул он. — Аппарация? — У меня забрали палочку. И на доме защита. Боялись, что я сбегу. Или что-то сделаю с собой. Тони витиевато выругался, поминая лордов древних и уважаемых родов в таких выражениях, что слышала бы его бабушка — или Милорд — и сам он одним из вышеупомянутых лордов быть бы перестал, по причине скоропостижной кончины. — Именно это они и есть, — с ледяным спокойствием подтвердила Цисси. Долохов разулыбался. — Значит, в окно, — все еще ухмыляясь, резюмировал он. — Тебе нужны какие-то вещи? — Очередное платье я позволю надеть только на свой хладный труп. Тони рассмеялся, подошел к окну, распахнул. Прыгать было невысоко. Нарцисса с невозмутимым видом оторвала оборку от длинного подола, стянула ей волосы в хвост, чтоб не мешались. Разулась, скептически оглядела бархатные туфельки на изящном каблуке. Размахнулась и мстительно зашвырнула туфлю в камин. Тоже подошла к окну, а потом невесомо перемахнула через подоконник и спрыгнула — юбки взвились белой волной оборок. Тони сиганул за ней. Если бы кто-то увидел его со стороны, то наверняка удивился бы абсолютному восхищению во взгляде. Хорошо, что Нарцисса на него не смотрела. — Бежим! — крикнул он Люциусу, недоумевающе наблюдавшему их фееричное появление из-за угла дома. Малфой, умница, не стал задавать вопросов и побежал. Через высокую ограду он перелез без особых усилий и успел отбежать на некоторое расстояние, прежде чем понял, что его спутники не имеют такой богатой практики в этом деле, как он. Люциус слез, что-то тихо бормоча — вероятно, ругаясь, — и Тони понял, что Люциус Малфой, перелезающий через забор — отныне его любимое воспоминание. Нарцисса справилась, но задержалась наверху, прежде чем прыгнуть — и Люциус подхватил ее, не засомневавшись ни на секунду. «А они бы спелись,» — решил для себя Тони. Все было не так уж и плохо. — Отсюда можно аппарировать, — кивнула Цисси. — Слава Мерлину, — скривился Малфой, схватил их за руки и утянул за собой. Тони огляделся, не сразу, но узнавая летнее поместье Малфоев. Он был тут один раз, после пятого курса, и после того как их нашли — а вместе с ними серьезно разоренный винный погреб — им обоим жутко влетело. Тони мужественно признался, что это была его идея, (что было далеко от истины), и списывал у благодарного друга все задания по трансфигурации за четыре месяца учебы, плюс семнадцать контрольных на его выбор — по числу винных бутылок, которые он успел наполнить водой и запихнуть обратно на полки, пока мистер Малфой орал на сына. На него самого Мистер Малфой не кричал, только холодно и презрительно смотрел, зато кричала бабка. Им запретили видеться до конца лета. Цисси тоже смотрела по сторонам, но без особого интереса. — Что это, черт возьми, было? — поинтересовался Люциус, отдышавшись и опускаясь в кресло. — Побег, — безэмоционально выдала она. — Да еще какой, — поддержал Тони. — Давно так не веселился. — А вам не кажется, — Малфой почти шипел, — что если она, — он выразительно махнул рукой, — сбегает от меня, — теперь он указал на себя, — то я не должен об этом знать?! И… Не знаю… Участвовать? — Еще я от тебя не бегала, Малфой, — фыркнула Нарцисса. — Да пока все только за мной, Блэк, — не остался в долгу Люциус. — Это было на третьем курсе, ты реже открывал рот. В этом что-то было, знаешь. Люциус стиснул зубы, но, кажется, не мог найтись с ответом. — А ты на третьем курсе… Ты… — он запнулся. — Девочки. Прервитесь на минутку, — протянул Тони, наблюдавший за сценой не без удовольствия. Только теперь он понял, что тащить этих двоих туда, где им не обязательно будет соблюдать нормы приличия, было, возможно, не самой хорошей идеей. А возможно — просто прекрасной. — Я понимаю, что вы в восторге друг от друга, — продолжил он, — но если мы сейчас не решим, что делать — нас поймают прежде, чем мы успеем убраться. — Не я это начал, — возмутился Люциус. — Но ты это заслужил. — На чьей ты вообще стороне?! — На своей собственной. Я сегодня слизеринец, — пожал плечами Тони. — Я хочу переодеться, — сказала Цисси, задумчиво оглядывая разодранное о забор платье. — И пообедать. Два дня ничего не ела. Бэлла расскажет, конечно, но перед этим пару часов помучается угрызениями совести. Время есть. — Тут нельзя колдовать, — сказал Люциус, заметив, как Тони потянулся за палочкой. — Сигнальные чары. Из еды — вино, из одежды — наверное, что-то из моих вещей. Тебя устроит? — Еду я нам сейчас организую, — сказал Тони. — Я помню, тут был какой-то маггловский магазинчик неподалеку. Поболтайте пока, повыясняйте отношения. Не убей его, пожалуйста. — Я постараюсь, — кивнула Нарцисса. — Но обещать не буду. Люциус на него обиделся, проигнорировал его триумфальное возвращение с пакетом продуктов и обещание героически не дать их лордейшествам скончаться от голода в отсутствие домовиков. Цисси — переодевшаяся в просторные светлые брюки и белоснежную рубашку очевидно с чужого плеча, хорошенькая, как картинка в журнале времен двадцатых, — порывалась помочь, но Тони налил ей вина и попытался отослать с кухни. Вино она взяла, но никуда не пошла. Люциусу, видимо, осточертело сидеть одному в пустой гостиной и он присоединился к ним. — Надо было тебя предупредить пораньше, конечно, — сказал Долохов, нарезая овощи для салата, — но дом, про который я говорил… Он, конечно, весь твой, только немного далеко. — У тебя на родине? — поняла Цисси. Тони кивнул. — Прекрасно, — улыбнулась она. — Когда еще удастся посмотреть. — Слушай, как бы это… А ты совсем не хочешь нас видеть? Я от своих слов не отказываюсь, мы можем оставить тебя одну, просто нам тогда будет некуда идти. У меня должна была остаться еще квартира, но Люциус скорее умрет, чем позволит его туда затащить. — Ты позволишь мне вышвырнуть тебя из твоего же дома, Лорд Долохов? — усмехнулась она. — По всему выходит, что так. Она в притворной задумчивости склонила голову, посмотрела на него через тонкое стекло бокала. Разулыбалась еще сильнее. — Ну так уж и быть. Оставайтесь, оба. — Как любезно с твоей стороны, — процедил Малфой. — Знаю, — невозмутимо кивнула она. — Скажи спасибо Тони — он поднял мне настроение. Тяжелая атмосфера постепенно улетучилась, за едой они разговорились — Цисси шутила, но по-доброму, Люциус продолжал дуться, но не всерьез. — Может, остальных заберем? — предложила она. — Как хотите, но я без Барти никуда не поеду. Вы сведете меня с ума, а мои дипломатические таланты еще нужны Британии. — Дипломатические?! — в один голос выпалили они. Замерли, недовольно покосились друг на друга. Тони расхохотался. — Я вас помирил. Думаю, звание дипломата мне обеспечено. — Ты угрожал сломать мне нос, — съязвил Люциус. — И вломился в мой дом. А потом выкрал меня оттуда. Через окно, — добавила Цисси. — Возможно, у меня не самые традиционные методы улаживания конфликтов. Зато действенные. Барти он отослал патронус, пообещал забрать его через час. Он соскучился, он безумно соскучился, он думал о том, как увидит его, как обнимет, взъерошит волосы и не отпустит от себя весь вечер. Как покажет ему запущенный сад возле поместья и потащит гулять по ночному Петербургу. Он так увлекся, что не заметил, как с кончика палочки сорвался юркий серебристый фенек, невесомо пробежался по комнате и скользнул в окно. Он обернулся — его встретили два взгляда, не менее удивленных, чем его собственный. — А где медведь? — недоумевающе спросил Малфой. — Видимо, медведь больше не у меня, — задумчиво протянул Тони. — Черт возьми, это же надо, такая мелочь! Это как-то… Несолидно. — А по-моему, тебе идет. Я за тебя рада, Тони, — тепло сказала Нарцисса. — Далеко не всем так везет. — Тоже мне, везение, — фыркнул Люциус. — А ты вообще молчи, павлин пернатый, — возмутился Тони. — Пока я тебе перья не повыщипывал.***
Но сначала они отправились за Реджи. Тони снова выбрали парламентером — появление беглых обрученных в родовом поместье Блэков вряд ли оценили бы по достоинству. Появление непосредственного организатора побега, как заметил Долохов, тоже бы никого не обрадовало, но ему лишь предложили в очередной раз попрактиковаться в навыках дипломатии. Он, однако, был не только дипломатом, но и слизеринцем, поэтому через дверь, памятуя о прошлых ошибках, не пошел. Он стоял под окном Рэджи, размышляя, как бы постучать, когда рядом с ним — чудом, что не на голову, — свалилась доверху набитая сумка. Вслед за сумкой показался черный ботинок на тяжелой подошве, а вслед за ботинком — нога. — Поосторожнее нельзя? — возмутился он. Обладатель ноги и ботинка — снова Блэк, и снова не тот, — высунулся из окна и уселся на подоконнике. — Долохов, — поприветствовал Сириус. — Какая нелегкая тебя принесла? — У вас это, что ли, семейное? — усмехнулся он, сам не до конца понимая, имеет ли в виду неприветливость или нежелание пользоваться традиционными способами покидать помещение. Блэк не понял, нахмурился, перекинул вторую ногу, примериваясь. Хлопнул себя по лбу и полез обратно, в комнату. Вернулся с футляром для гитары. Задумчиво уставился на него, гадая, как бы спустить. — Разобьешь, — заметил Тони. — Без твоих советов обойдусь! — огрызнулся Блэк. — Ты помочь пришел? Моей кузины тебе было мало, решил еще и мне организовать побег? — Да ты и сам, вроде, справляешься. — Ни минуты больше не собираюсь торчать в этом дурдоме, — равнодушно пожал плечами Сириус. — Бэлла уже всем все растрепала? — А то. Еще полчаса назад. На твоем месте, я бы не заходил. — Без твоих советов обойдусь, — не сдержался Тони. — Давай сюда гитару, пока не расколотил. Блэк посмотрел на футляр, на него, снова на футляр, решил, видимо, что даже у такого мерзкого слизеринца, как Тони, должно быть что-то святое, и перевесился через подоконник, осторожно протягивая ему инструмент. Тони поймал. В определении «хоть чего-то святого» они со старшим Блэком были удивительно схожи. Как и много в чем еще: одинаково темноволосые и кудрявые, одинаково наглые, в одинаковых кожаных куртках и с одинаково пылкой любовью к маггловской музыке, они могли бы сойти за братьев. Или стать лучшими друзьями. Раздражали они этим друг друга неимоверно, и редко когда упускали повод поцапаться. — Не слезай пока, — бросил Тони, борясь с желанием заглянуть в футляр и полюбоваться на гитару. — Мне нужен Реджи. Позовешь? — Еще чего, — фыркнул Сириус. — Я уже говорил тебе, перестань таскать моего брата на ваши слизеринские сборища. Мерлин знает, чем вы там занимаетесь. Тони испытал дежавю. Повезло же ему на друзей с такими несговорчивыми родственниками. — Позови, не будь гадом, Блэк. — Нужен — зайди и позови сам. — Я тебя сдам. — До или после того, как моя матушка напару с теткой закатят скандал? — Зачем же сразу скандал, — пожал плечами он. — Люциус и Цисси души друг в друге не чают, они просто умирали от желания побыть вдвоем перед свадьбой, поэтому попросили меня организовать им такую возможность. Я не мог им отказать, но посчитал своим долгом сообщить об этом встревоженным родственникам. Как раз шел сообщать, когда увидел тебя, сбегающего через окно. — Мерзость, — скривился Сириус. — Мордред с тобой, сейчас позову. Не смей лапать детку! Тони, конечно же, не послушался. Гитара была ядовито-красной копией его собственной, естественно, слизерински-зеленой. Он поморщился от осознания, что и тут они сошлись, но быстро отогнал от себя эту мысль. Прошелся пальцами по ладам. — Ты мне серенады пришел петь? — ехидно поинтересовались сверху. — Я все расскажу Барти. — Я пришел за тобой, королевна! — нараспев продекламировал он, трогая струны. — Я сразил всех чудовищ, убил всех драконов и победил всех ведьм. Ведьмы были кудрявые стервозные дуры, но я справился. Теперь я тебя спасу. — Придурок, — фыркнул Реджи и скрылся в комнате. Потом из окна на землю полетела вторая сумка, снова чуть не приземлившись Тони на голову. — Меня окружают одни идиоты, — пробормотал он себе под нос. — Я велел тебе не трогать детку! — прокричал главный идиот этажом ниже, а потом все же спрыгнул, и немедленно отобрал гитару. — Прости. Такая красавица, не мог пройти мимо. Жаль, цвет не самый удачный. Блэк на него едва ли не зарычал, осторожно убрал гитару обратно в футляр, закинул на плечо. Окинул его недовольным взглядом, задержался на футболке. — Боуи круче Queen. — Ну да. Мечтай. Помолчали. Сириус первый совладал с собой. — Как она? — Цисси? Ничего. Лучше. — Передавай привет. И… И что мне жаль. Правда. Спасибо, что помог ей. — Не мог же я ее там бросить с Бэллой. Кто угодно свихнется. — Это уж точно, — согласился Реджи, легко приземляясь рядом. — А ты куда собрался? — Это я и у тебя могу спросить, — проворчал Сириус. — Ни минуты больше не собираюсь оставаться в этом дурдоме, — ответил он. Тони улыбнулся. Они не были похожи, разве что глазами — фамильная гордость Блэков, голубые, как небо в апреле. И, тем не менее, порой они оказывались удивительно единодушны. — Ты… Тебе есть, куда идти, да? — осторожно спросил Регулус. — Конечно. Мне у Джеймса всегда рады. Не вляпайся ни во что, ладно? Реджи закатил глаза, но кивнул. Они коротко обнялись. — Привет любовнику, Долохов. Я, правда, не помню, которому теперь. И только тронь моего брата. — И от меня привет Римусу, Блэк, — не остался в долгу Тони. — Или Поттеру? Обоим? Сириус зарделся, чертыхнулся и исчез с негромким хлопком. Реджи еще пару секунд сдерживал улыбку, но потом все же прыснул. — Он правда думает, что никто не замечает. — Гриффиндор, что с него взять. Потом они отправились за Барти — тот не стал кидаться сумками из окна, вместо этого выпрыгнул сам, прямо Тони на руки. Тони, конечно же, поймал и долго целовал, путаясь пальцами в коротких волосах, как и хотел. — Да потерпите вы еще полчаса, Мерлина ради, — проворчал Регулус. Барти немедленно отцепился от него, подошел к другу — тот не успел шарахнуться, — и повис у него на шее. Отодвинулся, не посчитал выражение лица младшего Блэка достаточно недовольным и звонко чмокнул того в щеку, в довесок. Подхватил его под локоть, Тони подставил другой, приветливо кивнул Люциусу и Нарциссе и бодро зашагал подальше от горячо нелюбимого им дома, жалуясь на то, как ужасно он по всем скучал, хотя прошла всего неделя. К Северусу Люци пошел сам — он снимал комнату в Дырявом котле, и Малфоя, очевидно, передергивало от одной мысли о том, чтобы не то, что там жить, но и просто туда зайти — но он пошел. Нарцисса недовольно глядела ему в след. — Не хочешь, чтобы они помирились? — спросил Тони. — Не знаю. Северус тут вообще ни при чем. Он заслуживает лучшего. — Может быть. Вопрос не в том, чего он заслуживает, а в том, чего хочет. — Ты прав. Это… Неправильно с моей стороны. Конечно, я хочу, чтобы они помирились. Пусть хоть у них все будет хорошо. Тони в очередной раз восхитился ею. Потом резко понял, что значило это «хоть у них», досадливо хлопнул себя по лбу. — Черт, я дурак, Цисси. Прости, не подумал сразу. Хочешь, заберем Нотта? Она побледнела, пронзительно посмотрела на него. Покачала головой. — Как ты себе это представляешь? — тихо спросила она. — Вряд ли он теперь станет… — Если бы ему пришлось жениться на ком-то — а ему, скорее всего, тоже придется, — ты бы стала его ненавидеть за это? Тони попал. Нарцисса решительно покачала головой. — Вот и не выдумывай себе ничего раньше времени. — Не буду, — улыбнулась она. — Но это странно. — Ужасно странно. — Знаете, что еще странно? — вклинился Барти, до того обсуждавший что-то с Регулусом поодаль. — Мы уже полчаса тут торчим, а никто еще не хлопнул дверью и не выбежал из комнаты. Мне кажется, кого-то из них надо спасать. — Опять я? — возмутился Тони. — Конечно, ты. Как самое заинтересованное лицо. Тони ожидал криков, битого стекла и поломанной мебели. Они оба умели картинно ругаться, он успел насмотреться. Но было тихо, и стоило начинать подозревать худшее. Он аккуратно толкнул дверь. Люциус сидел в кресле, растерянно глядя в пол, Северус — напротив, старательно игнорируя присутствие Малфоя. Они одинаково вскинулись на звук двери. — Тони, — беспомощно позвал Люциус. — Долохов, — зло бросил Снейп. — Забирай своего дружка и проваливайте. Я никуда с ним не поеду. — А со мной? — спросил Тони, закрывая за собой дверь. Никто никого не убил, это уже было хорошо. — Что? — недоуменно переспросил Северус. — Я прекрасно понимаю твое нежелание с ним разговаривать. Ты не первый за сегодня. Я спрашиваю тебя, не поедешь ли ты со мной? Я абсолютно искренне не хочу тебя тут оставлять одного. Барти и Регулус со мной согласны. Мы все уезжаем, это будет просто некрасиво — бросить тебя тут. Собираешься из-за него лишить себя каникул? — Мне нужно работать, — бросил Снейп. — Говорят, у моей бабки была огромная библиотека, она смогла увести только десятую часть. Я еще не проверял, но, готов поспорить, там осталось что-то, что тебя заинтересует. Хоть с головой влезь в свои бумажки — мы не будем тебе мешать. Глаза у северуса заинтересованно блеснули, но он быстро взял себя в руки. — Ты не понял, Долохов, — процедил он. — У меня нет денег. Ни гроша. Я не могу позволить себе все лето прохлаждаться в твоем особняке, мне не на что. — Я плачу, — улыбнулся Тони, понимая, что победил. — И за всю твою ерунду для зелий, если тебе что-то понадобится — тоже. Прежде чем ты гордо откажешься, поясняю: я бы отдал и больше за возможность каждое утро пить твой божественный кофе. И готовить умею только я, эльфов там нет, а нашу чудную компанию нужно чем-то кормить. Твоя помощь бы не помешала. — Прислугой меня нанимаешь? — взвился Снейп. Тони, кажется, поторопился с выводами о победе. — Я бы с удовольствием предложил тебе все то же самое и без этого, если бы не знал, что ты откажешься. Это хуже, чем драить горшки у какого-нибудь дряхлого зельевара? Северус сник, задумался, закусил губу. Что Люциус в нем нашел? С ним же невозможно разговаривать. То есть, не поймите неправильно, Тони он нравился, и предрассудками насчет внешности — не самой, надо сказать, привлекательной, — он тоже не страдал. Но как можно было в этого злыдня влюбиться? Да еще и так, по уши, как Люциус. Приворожил он его что ли? — Ладно, — кивнул Северус. — Но если я пойму, что ты пытаешься нас… Помирить, — презрительно выплюнул он, — я уеду. Я не собираюсь с ним разговаривать, и если меня начнут упрекать, что я порчу всем настроение, то я… — Северус, — позвал Тони. — Ты уж прости, но мы тебя не первый день знаем. Собирайся. Снейп поднялся. Тони, скорее всего, почудилось, но он заметил проблеск благодарности в черных глазах. — Обниматься будем? — широко улыбнулся он. — Только попробуй.***
Все стало хорошо. Он гулял с Барти по ночному Петербургу, показывал ему сад, и целовал — целовал — целовал. Каждую секунду, когда было можно. Обхватывал ладонями лицо, заглядывал в глаза, смешливые и счастливые, и покрывал поцелуями все, до чего мог дотянуться. Барти льнул к рукам, шутливо ерошил ему волосы и усаживался на колени при любом удобном случае. Первый тянулся за поцелуем утром, обнимал сзади, пока Тони готовил — ужин пару раз сгорел до такой степени, что пришлось выбрасывать, — протягивал ладонь, требуя взять его за руку. Взять и не отпускать. И Тони не отпускал. Ему повезло с ним настолько, что он и сам порой не верил. Они подходили друг другу, понимали друг друга с полуслова, одинаково искали прикосновений, одинаково легко увлекались друг другом даже посреди разговора с кем-то и одинаково игнорировали присутствующих, стоило им только дорваться друг до друга. Пару дней спустя от начала их чудесных каникул им пришлось перебраться из главной спальни в гостевую, в самом углу дома, под крышей, потому что все собравшиеся единодушно пообещали придушить их, если они не дадут им, наконец, нормально поспать или не будут хотя бы чуточку потише. Но Тони не хотелось быть тише — ему хотелось кричать, кричать на весь мир о том, как сильно он влюблен. Как сильно он любит, как он счастлив. Барти, судя по всему, хотелось того же. Он был пылким, жарким, совершенно бесстыдным — стонал, приоткрывая тонко очерченные губы, выгибался, выставляя себя на показ — смотри, какой я у тебя красивый, Тони, — и настойчиво подставлял шею под укусы. Он приходил в восторг от следов на собственном теле — где угодно, на самом деле, но сильнее всего на шее. Там, где все могли видеть. «Как будто кому-то нужны подтверждения тому, чем мы тут занимаемся,» — подумал сначала Тони. А потом понял: подтверждение нужно было ему самому. Символ, знак, что он, Барти — его. Что его нашли и забрали себе, и не собираются отдавать — никому и никогда. И это было не про постель — с постелью они давно уже разобрались. Им было плевать, с кем они спят. Скорее всего, Барти бы и в чужой постели хвастался этими метками — выгибался, показывал, дразнил. Но это было не про постель. Это было про любовь — и Тони любил его. Больше всего на свете. — Я тебе не надоел? — осторожно спросил он как-то ночью. Тони не сразу осознал смысл вопроса: ему было жарко и хорошо, он лежал, раскинувшись на постели и прикрыв глаза. Из окна тянуло сладкой акацией, медом и летом, но совсем слабо, и повисший в комнате терпкий запах секса было не перебить. Тони заинтересованно приоткрыл один глаз: — Хочешь поменяться? Пожалуйста. Я весь твой, но шевелиться отказываюсь. Барти приподнялся, сел, откинулся на изголовье. Прикусил нижнюю губу, зацелованную и припухшую, внимательно посмотрел на него. Потом, наконец, решил. — Нет. Тони усмехнулся и удивленно дернул бровью. — То есть да, но я не об этом. Долохов тяжело вздохнул, сел, подумал, стоит ли прикрыться для серьезного разговора, или и так сойдет, решил не прикрываться. Нашарил сигареты на тумбочке, закурил, протянул Барти. Он взял, вкусно затянулся, продолжая внимательно смотреть на него. Правда не нервничает или притворяется? Притворяется, конечно, вцепился в сигарету и не отдает, вдыхает глубоко. А Тони, вообще-то, себе поджигал. — Ты мне не надоел, — ответил он. Барти выдохнул, кажется, с облегчением. Тони подставил ему пепельницу. — Почему ты спрашиваешь сейчас? — Потому что мы тут три недели, вдвоем, все время, и мы договорились… Ну, ты знаешь, о чем. Тут нет какого-нибудь Белби, или еще кого-нибудь. — Люциус разболтал? — усмехнулся Долохов. — О твоих похождениях вся школа знает. — Не понимаю, как он умудрился разболтать всей школе. Барти прыснул, отвлекся и Тони отобрал у него сигарету. — Ревнуешь? — спокойно поинтересовался он, заранее зная ответ. Барти скажет «нет», потому что они «договорились», но если ему послышится хоть капля фальши, хоть секундная заминка — Тони пошлет их «договорились» к Мордреду и больше никогда не будет спать ни с кем, кроме него. — Нет, — ответил Барти спокойно и ровно, ни на секунду не задумавшись. — Просто это все, — он снова отнял сигарету и очертил тлеющим концом широкий полукруг, — начинает выглядеть как что-то серьезное. У Тони что-то неприятно зацарапалось в груди и он почувствовал себя дураком. — Я тебя люблю, — обезоруживающе просто сказал он, не зная, что еще сказать. Сейчас он или отправится в другую спальню до конца лета, или они оба чего-то не поняли. Барти поперхнулся дымом, закашлялся. Тони затушил окурок и похлопал его по спине, чувствуя напряжение под пальцами. — Ты не говорил, — Барти вскинул на него свои темные глаза, показавшиеся огромными без привычного прищура усмешки. — Думал, ты догадаешься, — пожал плечами Тони, ощущая себя дураком вдвойне. — Прости. Можешь не отвечать, это не твоя проблема. Но нет, ты мне не надоел. Так что если ты все еще… — Долохов! — прервал Барти, до которого, наконец, дошло. — Ты… Ты что, ты… Ты дурак! — Я знаю, — подтвердил дурак Долохов, заставляя себя улыбнуться. — Я тебя тоже! Придурок, чтоб тебя, не моя проблема? Ты что собирался вякнуть? Что «если я все еще», м?! Что-то, что противно скреблось внутри, отпустило, перестало. Тони улыбнулся уже по-настоящему. Посмотрел на пылающего праведным гневом любовника, разулыбался шире, притянул его к себе. — Ничего, — шепнул он ему в волосы. Барти обмяк и дышал куда-то Тони в шею, цепляясь за него руками. — Просто говорю глупости, как обычно. Не обращай внимания. — Я тебя люблю, — пробормотал Барти чуть невнятно и отстранился. Тони, улыбаясь, дернул бровью. — Просто ты сказал, а я нет, — пояснил он. — А я тебе не надоел? — Нет, только твои глупости, — отмахнулся Барти, а потом опомнился и решил вернуть шпильку. — Ревнуешь? — Нет, — снова пожал плечами Тони, продолжая улыбаться. То, что раньше скреблось и царапалось, теперь разомлело и довольно мурчало. Он сомневался, что вообще теперь когда-нибудь перестанет улыбаться. — Если тебя порадует, что ты переспишь с кем-то другим — ты можешь это сделать. Нет, не так. Я хочу, чтобы ты это сделал. Барти смотрел на него с абсолютным обожанием, и Тони подумал, что тоже мог бы, в общем-то, догадаться. — Ты поэтому спрашивал? Можем прогуляться до какого-нибудь волшебного… как оно тут называется? Кабак? Или до публичного дома. Не знаю, как они сочетаются и идеями социализма, но знаю, что они тут все еще есть. — Фу, — скривился Барти. — Не настолько оно мне надо. — Тогда что? — Люциус. — Да чтоб вас обоих! — ругнулся Тони. — И ты туда же? Вы за меня еще подеритесь. — Подушка пахла его духами, — пояснил Барти, хмурясь чуть недоуменно. — Но драться я с ним за тебя не буду. Я это к тому, что если ты хочешь… Я могу сходить погулять, или, не знаю… — Ты бы хотел посмотреть или поучаствовать? — промурлыкал Тони, меняя тактику. Все это показалось ужасной ерундой на фоне огромного, пламенеющего «люблю». Он не собирался выставлять Барти из их постели — он, вообще-то, и до этого не собирался, но сейчас ему нужно было дать понять, что никаких вынужденных «прогулок» у них не будет. Барти задумался, снова прикусывая губу — Тони хотелось его целовать, целовать до тех пор, пока он не выкинет из головы всякую ерунду. Но Барти, кажется, справился без его участия. — Дай сигарету, — попросил он. Тони потянулся к тумбочке, потряс пустой пачкой. — Кончились. — Тогда налей чего-нибудь. Тони свесился с кровати, нашел на полу джинсы, в кармане — палочку, и через секунду тяжелый граненый бокал приплыл по воздуху в его протянутую ладонь. Он протянул Барти — Барти глотнул и скривился. — Русские не умеют делать вино, — пожаловался он. — Согласен. Только водку. — Посмотреть, — решил он наконец. Тони однобоко улыбнулся. Барти был готов разговаривать, разговаривать об этом — значит, понял, и принял правила. — В этом что-то есть, знаешь… — протянул он, упрямо отхлебывая из бокала. — Вы… сочетаетесь. Потому что разные. Было бы красиво. — Я бы хотел, чтобы ты посмотрел. А Люциус вообще был бы в восторге — сильнее чужого внимания его заводит разве что собственное отражение. Барти улыбнулся, пододвинулся обратно к нему, осторожно балансируя бокалом, и, наконец-то, поцеловал — губы у него на вкус были как вино и сигаретный дым. Тони нравилось. — Мы не переспали тогда, — выдохнул он, отстраняясь от вкусного поцелуя. Барти усмехнулся. — Кого-то совесть заела? — Меня. Этот… Мой дорогой друг настаивал, а потом закатил скандал, потому что я отказался. — Как благородно с твоей стороны. А сам приглашаешь посмотреть. — Я разве отказываюсь? — возмутился Тони. — Вот эти идиоты разберутся друг с другом — тогда и посмотришь. Или поучаствуешь. — Ты хорошо поступил, — улыбнулся Барти. — А вот сейчас было обидно. — Ну перестань, правда. Северус… Я хочу, чтобы у него все было хорошо. У него нет… Не было друзей, — поправился он. — Это же ужасно. И эти мерзкие тупые грифы… — Один из них — брат твоего лучшего друга, — напомнил Тони. — Хвала Мерлину, они нисколько не похожи. Долохов мог бы поспорить, но не стал: Реджи был ему симпатичен — брат Реджи не был симпатичен нисколько. — У Сева была эта… Эванс, — вместо этого возразил он. — К черту ее. Теперь у него будем мы. И друг у друга. И если Люциус начнет делать глупости, я на его сторону вставать не буду, — невпопад закончил Барти. Тони притянул его обратно в объятья, отставил опустевший бокал на тумбочку. — Я тоже, — согласился он. — Я, конечно, его люблю, но иногда ему нужно доходчиво объяснять, почему и как сильно он не прав. — И пока не поймет — никакого секса? — рассмеялся Барти. — Вот именно. Потом они целовались, снова, и снова, и снова. Потом все же «поменялись» — у Тони не было никаких предрассудков на этот счет, но все же к пассивной позиции он не привык. А теперь привыкал — и ему нравилось. Нравились ловкие быстрые пальцы, ласкающие изнутри, нравилось смотреть на Барти снизу вверх — он еще не научился быть медлительно-небрежным, он упивался каждой секундой, наслаждался предложенной ему властью — и предложенным ему телом, гладил, кусал, старался заявить права, побыть главным — но то и дело сбивался с палящего жара на нежность, на ласку, старался сделать хорошо, отдать столько же, сколько получал. Взгляд его при этом светился таким счастьем и обожанием, что Тони плавился, подставлялся, отдавался без остатка. Его собственный взгляд, наверное, мало чем отличался. — Не представляю, как буду без тебя два года, — пробормотал Барти, распластавшись на его, Тони, груди и пытаясь отдышаться. — Каждые выходные в Хогсмиде, — пообещал Тони, лениво перебирая его волосы. — И все каникулы. Может, я даже смогу как-нибудь пробираться к тебе. Два года — это ерунда, потом у нас будет целая жизнь. Дождешься? — Конечно, я тебя дождусь. Хоть два, хоть десять, хоть сто лет. — Через сто лет нам будет не так весело, — заметил Тони. — Дурак.***
Люциус с Нарциссой помирились. Вернее сказать — спокойно переносили общество друг друга, примерно так же, как и до злополучной помолвки. Цисси с Тео вообще друг от друга не отходили — Тони отдал им ключи от огромной светлой спальни и не мешал. На пока еще Леди Блэк непривычно было смотреть без изящных платьев и острых каблучков, но она, кажется, прониклась витающими в их доме маггловскими настроениями: носила широкие брюки и джинсы, отобрала у Тони кожаную куртку — он не стал жадничать, у него было много, — и эффектно закалывала пучок палочкой. Курила с ними в гостиной, играла в карты и научилась отличать Боуи от Queen. Словом, привела бы свою семью — за исключением некоторых ее членов, пребывающих в меньшинстве, — в ужас, а Тони приводила в восторг. И Нотта, кажется, тоже — он приносил ей свежий букет каждые три дня, с удовольствием позволял лежать головой на коленях и читать, водил в кино — они бы оба предпочли оперу, но от советской оперы, начало бы, пожалуй, подташнивать даже их (Тони тошнило от любой). С Люциусом Тео не подрался, и даже не поругался. Они долго говорили, закрывшись в пустой комнате, после чего Люциус, галантно поцеловав Нарциссе руку, проговорил «оставляю вас вашему кавалеру, Леди Блэк», и уселся за рояль. Тео подхватил Нарциссу на руки, поцеловал, опустил на пол и закружил в танце. Тони и Регулус переглянулись, кивнули друг другу и довольно чокнулись бокалами. Долохов тогда не подслушивал. Его снедало любопытство, но мешала совесть. Барти, у которого совести отроду не водилось, конечно же, подслушал. — Они все решили, представляешь, — наябедничал он вечером. — Тео тоже на ком-нибудь женят, он знает, они осчастливят родичей потомством, дождутся их кончины — от счастья лицезреть потомство, должно быть, — и разведутся. Или раньше, потому как родичи окажутся, скорее всего, слишком живучими. Люциус обещал не предъявлять никаких претензий и дать развод, пусть даже и с половиной имущества. Нотт ответил, что имущества у него и самого хватает, но обещал относится к ребенку Нарциссы как к собственному. — Интересно мне, что на это скажет его будущая супруга. — Не наша забота, — отмахнулся Барти. — И Северус. — А вот это уже — наша. Надо его спросить, что он обо всем этом думает. Но спрашивать не пришлось. — Мне казалось, вы двое успокоились немного, — недовольно процедил Реджи, стряхивая пепел в настежь распахнутое окно. Утро было жарким, занавески чуть трепетали, тронутые легким ветерком. Под окном кухни цвели мальвы, высокие стебли доставали почти до подоконника и колыхались в такт занавескам. — Что? — не понял Барти. Он забрался на подоконник с ногами, попытался отнять сигарету — Регулус увернулся так ловко, что Тони позавидовал. Сам он хлопал ящиками, гадая, чем бы позавтракать. Если что-то и оставалось с ужина — оставалось оно вчера, а сегодня оставаться уже перестало. Он недовольно вытряхнул из пачки последнее печенье и захрустел. — Кошачий концерт, — недовольно пояснил Регулус. — Всю ночь. Опять. — Это не мы! — запротестовал Тони. Это, правда, были не они. Вчера он возил Барти в столицу, на чемпионат квиддича — они гуляли весь день и половину ночи, и вернулись такие уставшие, что уснули не раздеваясь, о чем он и поведал присутствующим. Барти подозрительно покосился на Нарциссу, та ответила резким взглядом. — И не мы, — поспешил вмешаться Тео. — Нас вообще не было дома, мы пришли под утро. Все взгляды, на этот раз одинаково заинтересованные, устремились к Люциусу, которого никто, в общем-то, заподозрить не мог. Люциус невозмутимо пил чай. А потом дверь за его спиной открылась, и на пороге образовался последний член их дивной компании — встрепанный, невыспавшийся и с парой расстегнутых пуговиц на рубашке — что по его меркам считалось верхом неприличия. Заинтересованные взгляды резко сменили направление. Северус вопросительно уставился на них, потом, видимо, понял все, и стремительно начал краснеть. Выглядел он при этом так зло и отчаянно, что Долохову было его почти жаль, и он вовремя сдержал почти уже слетевшие с языка поздравления. Барти поджимал губы, не позволяя себе расплыться в улыбке, но в глазах у него искрился смех. Тони показалось, что Северус сейчас развернется и хлопнет дверью, но дверь его опередила — захлопнулась за его спиной сама, повинуясь внезапно сильному порыву ветерка. Он мог бы поклясться, что Реджи при этом как-то замысловато двинул пальцами, но, если и так, этот его фокус остался никем больше незамеченным. Отступать было некуда. — Если кто-то, — процедил Северус ледяным тоном, от которого резко расхотелось улыбаться, — что-то скажет… «Уедет» — подумал Долохов. — «Недолго же продлилось воссоединение». —… все останутся без кофе, — отчеканил он. Тони стоило невероятных усилий не расхохотаться. Барти подозрительно пристально разглядывал что-то на улице, но плечи у него чуть подрагивали. Северус прошествовал к плите, отогнал Тони, стукнул туркой по конфорке, зажег газ щелчком пальцев — это же надо так злиться, чтобы беспалочковые работали. Люциус внезапно поднялся, подошел сзади и обнял его за плечи. Снейп дернулся, хотел отодвинуться, но Люциус не пустил — Тони видел, как расслабляются плечи под узкими ладонями, но почти не слышал шепота. «…все свои…» — смог разобрать он. «… никто не собирается…» и «…блю тебя…». Северус покраснел еще сильнее, развернулся в объятьях, пристально уставился Малфою в глаза, высмотрел там что-то и поцеловал. Люциус пододвинул его ближе и с удовольствием ответил, ласково и мягко. Когда он отстранился, глаза у него светились. Он аккуратно заправил прядь Северусу за ухо, поцеловал его в кончик носа и вернулся за стол. Снейп набрал в грудь воздуха, собираясь, видимо, защищаться, еще раз окинул комнату взглядом, пристально вглядываясь в каждого, ища и не находя на лицах ни насмешки, ни неприятия, выдохнул и так ничего и не сказал. Молча развернулся к плите и сварил всем отличного кофе. Словом, все стало хорошо. Дни сливались в один, вязкие, золотистые, и густые, как мед. Они гуляли, несколько раз уезжали совсем далеко от города — валяться на луговой траве и купаться в озере, иногда, напротив, выбирались в город — выпить, посмотреть на развод мостов — Люциус был уверен, что без магии там не обходится, — или полюбоваться на исторический центр. Тони начинал понимать, за что бабка так любила родину и почему так и не смогла до конца обжиться в Англии. По вечерам они собирались в гостиной и говорили — ночью, напротив, уединялись в спальнях, и тогда им всем было не до разговоров. Тони казалось, это было лучшим летом в его жизни. Он не представлял, как будет жить, не имея Барти рядом каждую секунду, без возможности целовать его всегда, когда захочется. Но он обещал себе — и ему, и все они друг другу, — что следующее лето проведут так же. Возможно, не здесь, в другом тихом уютном месте — но все вместе. Никто из них и подумать не мог, что этим их планам не суждено было сбыться. Но они не сбылись. Следующим летом началась война.