***
Чонгук неуверенно остановился перед входом и слабо толкнул дверь. Та отозвалась тихим скрипом, но поддалась. Крыша встретила его привычной пустотой и слякотью — на холодном бетоне всё ещё остались небольшие пятна лужиц, беспорядочно разбросанных по всей площади — только тонкая фигура ярким акцентом разбавляла знакомую картинку. — Хосок… — тихо позвал Чонгук. Настолько тихо, будто не хотел, чтобы его услышали, однако ни щебет птиц, ни гул ветра не перекрыли его голос. Напротив, затихли, позволяя старшему услышать зов. Чонгук мялся. Он не знал как начать разговор, не знал, стоит ли воообще это делать. В прошлый раз он позволил себе очень резкие слова и наверняка задел своего ангела и причинил ему ещё большую боль. Ангел продолжал сидеть почти недвижимо и смотреть вдаль. Лишь запоздалый и аккуратный, еле заметный кивок головы послужил Чонгуку знаком. Он подошёл к Хосоку и уселся рядом, свесив ноги с края. — Что-то случилось? — мягко спросил Хосок, прикрывая глаза и подставляя лицо солнечным лучам. — Я… я не знаю. Как будто бы… — Чон судорожно выдохнул и выпалил: — как будто я знаю, как прекратить этот ад, в котором мы существуем уже несколько лет, но… Как будто это всего лишь догадки и не более и я… я запутался, ангел. — Тихо, — Хосок аккуратно взял в свои ладони чужую и слегка сжал. Чонгук пожалел, что не может чувствовать ещё сильнее — он уверен, ладони старшего тёплые и нежные, как у матери. — Расскажи мне. — Я понял, что ни разу в жизни не был по-настоящему счастливым, понимаешь? — Чонгук отвёл взгляд. — В детском доме нас избивали. После выпуска, уже в университете, я едва сводил концы с концами. На работе на мне срывали своё плохое настроение. И я… я ни разу не ощущал того самого искреннего счастья. Хотя, наверное, я сам виноват, — Чонгук покачал головой. — Люди сами творят своё счастье, а я был слишком зациклен на своих бедах. Хосок внимательно слушал, стараясь не пропустить ни одно слово подопечного. — Но я… — Чонгук загорелся решимостью. — Я хочу попробовать стать счастливым. Может, эта обида на жизнь, это упущение и держит меня здесь… — Я помогу тебе, — пообещал Хосок. — Я сделаю всё возможное, правда. Чонгук слабо улыбнулся ему и кивнул. — Как думаешь, что делает людей счастливыми? — спросил он. — Музыка? Песни? Танцы? — Хосок запинался, лихорадочно пытаясь придумать ответ. — Я… я не знаю… Прости, прости, я… я немного растерян, у ангелов проще, мы счастливы, если счастливы наши люди… Чонгук высвободил свою руку и на этот раз сам взял в свои ладони чужие, тонкие и маленькие, и сжал так, как Хосок когда-то сжимал его. — Я слышал, что человек счастлив, когда его ангел держит в ладонях его сердце. Не бойся, Хосок. Веди меня, я пойду за тобой куда угодно. Сейчас я… я готов на всё , — Чонгук заглянул в чужие глаза, невероятно красивые по сравнению с его безжизненными. — Ты прав, ангел, я ничего не потеряю. Мы должны хотя бы попробовать. Хосок улыбнулся, поджал губы и кивнул, соглашаясь. — Доверишься мне? — спросил он осторожно. — Я попробую.***
Чонгук подозрительно покосился на большой экран, а потом перевёл взгляд на Хосока и нахмурился. — Серьезно? Комедия? — Именно, — кивнул ангел. — Я думаю, ты не сможешь почувствовать себя счастливым, пока не сможешь в принципе чувствовать хоть что-нибудь. Начнём с простого — с веселья и радости. Попробуй посмеяться. — Я… не могу, — Чон передёрнул плечами. — Мне не хочется смеяться. — Смейся, — настойчивей потребовал старший. — Это будет наигранно, — шикгул на него Чонгук. — Я не хочу. — Просто… просто смотри и смейся. — Ха… ха-ха, — неуверенно попробовал Чонгук, смотря в экран. — Смелее, — Хосок ободряюще сжал его ладонь в своей. Чонгук попробовал снова, рассмеялся наиграно, как в дешёвых комедиях хохочут закадровые голоса, намекая, где именно нужно смеяться. По-началу у него не получалось. Голос ломался и дрожал, фильм не вызывал никаких эмоций, а ситуация и вовсе казалась до ужаса абсурдной. Настолько абсурдной, что Чонгук не заметил, как начал в голос хохотать над самим собой. Ему стало хорошо. Живот немного скручивало от боли, дыхание сбилось, а на глазах выступили слёзы, но ему было чертовски хорошо. А Хосок сидел рядом и внимательно наблюдал за тем, как его человек впервые за долгое время чувствует.***
— Я… — Чонгук шёл по бордюру, иногда останавливаясь чтобы не упасть. — Я почувствовал. Совсем ненадолго, но я ощутил что-то в груди. Хосок кивнул, продолжая идти рядом. — Я почувствовал, как всё внутри затапливает теплом, — выдохнул Чонгук, вспоминая тот самый момент. — Это было так прекрасно. — Я рад, — коротко ответил Хосок. — Но это лишь малая часть того, что нам нужно… и я, честно, плохо представляю, что делать дальше… — Знаешь, вроде люди часто становятся счастливыми, делая какие-то глупости, — Чонгук задумчиво взглянул на Хосока, а после взял его за руку и широко улыбнулся. — Давай вместе проживем этот день, наполнив его обычными глупостями? Хосок смотрел на призрака завороженно, пока тот тянул его за собой в сторону ларьков с мороженным. В серых глазах на мгновение мелькнула золотистая искорка. — Какое ты хочешь? — спросил Чонгук. — Не знаю, — пожал плечами Хосок. — Я никогда не пробовал, я не знаю какое оно на вкус. — Осуждать тебя не могу, — фыркнул Чонгук. — Я тоже очень давно не ел мороженое и совершенно не помню, какое оно. И собираюсь перепробовать очень много, пока не начну чувствовать его вкус. Хосок коротко усмехнулся, пока Чонгук, припав носом к витрине, выбирал мороженое. Они подождали, пока мороженщик отойдёт в сторону и, воспользовавшись случаем, позволили себе украсть по рожку, набитому до отвала холодным десертом. И пусть кража не совсем настоящая, но эмоции, которые она доставила, оказались поистине незаменимыми. Они и правда проживали день, как обычные люди, деля на двоих радость и веселье, смех и улыбки. Они успели переделать за день то, на что люди иногда не находят время месяцами. Они лазали по деревьям, падали с моста в пруд, катались на аттракционах — было забавно наблюдать, как Хосок старался осторожно уложить свои крылья внутри тесной кабинки колеса обозрения. Они резвились до тех пор, пока улицы не опустели, а небо не заволокло темнотой ночи. И тогда они снова остались одни, только теперь без омерзительного чувства одиночества. — Ангел, я хочу… — Чонгук застыл посреди аллеи. — Я хочу попасть в свою старую квартиру. Я знаю, что она до сих пор пустует. Хосок не стал спорить, он кивнул и тихо сказал «веди». И Чонгук привёл. В квартиру они забрались через окно, которое Чонгук без сожалений разбил. Половицы тихо скрипели под ногами, пыль осела на мебели плотным слоем, но кроме этого ничего не изменилось. Квартирка была настолько маленькой, захолустной и обшарпанной, что никому не была нужна. Чонгук оглянулся и, заметив на рабочем столе фотографию, подошёл к нему. Взял в руки фото, смахнул с неё пыль. И смотрел. Долго смотрел, пристально всматрвался в изображение. — Я скучал, — прошептал он, после чего откложил её и повернулся к ангелу. — И я… скучаю. По щеке покатилась горячая слеза, оставляя за собой тонкую солёную дорожку. — Чонгук, твои глаза, — Хосок подошёл ближе и улыбнулся, проводя кончиками пальцев по его скуле. — Твои глаза больше не бесцветные. — Хосок, я… — Чонгук запнулся, кусая губы, и охнул, когда прокусил нижнюю. — Я… чувствую, я наконец-то чувствую! Прозрачные слёзы потекли по щекам беспрерывными маленькими ручейками. — Я чувствую тепло твоих рук, я чувствую боль, я чувствую… я не могу поверить! — Чонгук тараторил, сбивался, путался в словах. — Так много, слишком много. Но... Слишком прекрасно. Я хочу больше. — Чонгук… — произнёс Хосок, но договорить не успел — его прервали чужие мягкие губы.