Сегодня я вернусь

Прошёл год с того момента как всё закончилось. Ханну спасли, дасквудская компания тут же неожиданно распалась: Джесси даже уехала в неизвестном направлении, не оставив и намёка на своё новое местоположение. Предал свою любовь, что так усердно выставлял напоказ, горячо страдая, и Томас. Впрочем, Ханна быстро оправилась от своей маленькой трагедии: недолго заживало раненное сердце, боль от отвергнутой любви перекрывалась ещё не до конца прожитым страхом минувших дней, проведённых в сырой заброшенной шахте наедине с бывшим другом, ставшим маньяком. Абсурд. На фоне этого чудесного разобщения ребят я предпочёл абстрагироваться и раствориться в массе новостей, дней, месяцев... в весне и лете. Я осознанно решил потерять только что заново обретённую семью и притвориться мёртвым, давно забытым пережитком прошлого. Всё сложилось невообразимо удачным образом: неизвестный хакер, что ранее был подозреваемым в похищении, без вести пропал. Вероятно, сгорел, был завален обломками обрушившейся шахты... Я погиб и начал новую жизнь. Плевать что дышать хотелось всё меньше, а в груди будто распускался ядовитый плющ, что опутывал каждую кость по отдельности и впивался своими мелкими острыми шипами в лёгкие, заставляя чуть ли не кашлять кровью и задыхаться. Несомненно, этой жизни я хотел. На это существование я себя осознанно, с полным пониманием ситуации, обрекал, убеждаясь в том что иного выхода нет. Я всего лишь желал уберечь Её от себя же — плевать на остальных, как бы эгоистично это не звучало. Ведь даже по завершении расследования мои неприятели никуда не исчезли, как бы ни хотелось. Я знал что если не оборву все нити, связывающие нас так абсурдно крепко, то смогу её спасти. Стихнут угрозы, прекратятся сообщения и звонки. Она будет спать спокойно, не отвлекаясь на посторонние звуки и шорохи, не станет каждый час хвататься за телефон в ожидании увидеть хотя бы пару слов в до боли знакомом диалоге, убедившись в том что всё по-прежнему в порядке. Она меня непременно забудет, как ребят из Дасквуда, и продолжит жить дальше, счастливо и беззаботно... как раньше. Однако, я упустил пару моментов, главным из которых было моё признание в любви. Мои планы и действия имели разный характер и полностью, абсолютно контрастно, противоречили друг другу. Я красиво исчез, в лучших традициях драмы, выгравировав на подкорке своего сознания злосчастное "я люблю тебя", да так больно что рана от этого клейма никак не хотела заживать даже спустя год. Всё кровила и периодически воспалялась, не давая забыться. А забыться чертовски хотелось: всё же, я чувствовал себя абсолютным моральным уродом за то что сам факт моего присутствия в чьих-то жизнях неприменно их портил. Казалось, что у Неё дела обстоят иначе. Верно же?.. Я упрямо доказывал себе то что ничего знать не хотел. На такие перемены в собственном настроении даже у меня была аллергия, не то что у других. Благо, отшельнический образ жизни долгое время не заставлял задумываться о чувствах окружающих, да и о собственных, в общем-то. Я думал что не нуждаюсь в любви, что эта функция у меня вовсе отключена и на самые тёплые чувства я не способен. Вот только я лез на стену. Стоит единожды полюбить человека, чтобы узнать о всём спектре своих эмоций: от радости до боли и полного отсутствия желания вставать с пола очередного отеля, где так удачно можно было скрыться от преследователей. Последнее происходило у меня довольно часто, морально превращая меня в околочеловеческую субстанцию, находившуюся на самом дне жизни. Неужели человек настолько социальное существо, что, однажды ощутив тепло, начинал тянуться к нему как слепой котёнок, а когда не находил, то испытывал на себе сильнейшую ломку, от которой по-настоящему выворачивало? Я был уверен в том что стал полным идиотом. Мне даже не приходилось лишний раз в этом убеждаться. Достаточно лишь того что я до сих пор хранил её фото, которое она мне сама отправила во время одного из нечастых душевных ночных разговоров "между делом". Я пытался пить. Но обнаружил у себя непереносимость алкоголя. Становилось так плохо, что даже этот ядовитый плющ, к концу года оцепивший горло несколькими кольцами отошёл на второй план в сравнении с раскалывающейся головой и сильной тошнотой. Жизнь продолжалась, шла своим чередом: люди спешили на работу, я гулял по сети в надежде там затеряться, бегал по городам от ещё не до конца успокоившихся, но уже притивших после "всплеска" моей популярности во время расследования федералов. Относительно неплохой способ держать себя в тонусе и за одно увидеть новые места, в которых никогда не был. Только вместо сердца была огромная зияющая дыра, которую заполнил дурацкий плющ. После весны уверял себя в том что в моей душе наконец-то воцарился покой и я закрыл все самые тёплые чувства на замок, отправив их в долгий ящик; затолкал подальше в лабиринте мыслей, заставив там потеряться... Такому как я любовь была противопоказана. Однако, как ни странно, все дороги ведут в Рим. Я поздно понял это, когда оказался на въезде в злополучный Дасквуд. Нечто незримое с такой силой тянуло меня в место начала всех проблем снова, что я был не в силах противиться, нырнув в этот порочный круг с головой. На подсознательном уровне я знал что ничем хорошим это путешествие не закончится, я вновь потеряю точку опоры и земля будет выбита из-под ног, но я не развернулся и не уехал. Своего рода мазохизм. Человек — существо странное: вечно жаждет вскрывать старые раны, чтобы как следует пахнуло прохладным воздухом, доводя до неистового животного крика. Впрочем, всё было не так плохо: меня могла узнать лишь Ханна, а её вот уже две недели не было в городе. Я навёл некоторые справки, чтобы обезопасить себя от лишнего внимания. Тогда кого я пытался здесь найти, если не сестру? Ответ напрашивался сам по себе, выбиваясь азбукой Морзе в глухом биении сердца в ответ на каждый похожий силуэт. Стоило понять что это бред и заставить себя расслабиться: её тут никогда не было и не будет, разве что во время трагедии в шахте... Ну вот опять, плющ сжался, заставив выплюнуть остатки воздуха. Стало нечем дышать. Я честно соблюдал собственный запрет на слежку за ней. Оставил лишь программу на её телефоне, что могла спасти в ситуациях из ряда вон выходящих, когда бандиты снова могли попытаться напугать уже не мою девочку, заставив её сложить крылья и забиться в угол. Но, судя по отсутствию каких-либо знаков и уведомлений, никто к ней не лез, что немного радовало. Никогда бы не подумал что буду почти счастлив от факта своей ненужности. Я присел на бортик знакомого фонтана, что мерно шумел на фоне, должно быть, успокаивая. Дасквуд пах по-особенному: цитрусом и хвоей, чем-то терпким и неуловимым, таинственным. От этого запаха у меня немного слезились глаза. Да, конечно, только от него. Поэтому, когда мне на руки упала пара тёплых прозрачных капель, я удивился, судорожно вдохнув воздух сквозь зажатые зубы. Ни о какой душевной терапии здесь не могло быть и речи, ведь мне становилось хуже с каждой минутой. Каждый уголок этого города напоминал о том, что я мог бы иметь, будучи нормальным человеком, которого не преследуют правоохранительные органы. Неожиданно прохладный для лета ветер пробирал до костей, только разгоняя накатившую истерику. Меня даже не беспокоило, привлечёт ли моё странное поведение внимание посторонних личностей как минимум потому что на улице начало смеркаться, а на мои волосы был накинут капюшон излюбленной иссиня-чёрной толстовки. Я окончательно упал в своих глазах. Надо же было докатиться до такого публичного выражения чувств? Однако, отступать было некуда и я решил вдоволь насладиться такой хорошей возможностью довести себя до точки невозврата. Но у жизни были другие планы. Что-то тёплое легло мне на плечо, слегка сжимая ткань одежды. Я заметил не сразу, а среагировал только когда это что-то, оказавшееся рукой человека, зацепилось за край капюшона и скинуло его с моей головы. Какой позор. Я вздрогнул, пошатнувшись, и чуть было не потерпел ещё большее фиаско, рискуя упасть в фонтан, однако меня удержали довольно крепкой хваткой за запястье. Когда картинка перестала предательски расплываться и наконец сфокусировалась, я захотел ударить себя по голове чем-то тяжёлым или вовсе утопиться в этой холодной воде дурацкого фонтана. На меня внимательно смотрели чужие... нет, до жгучей боли знакомые и привычные глаза цвета ясного неба. Это что, какая-то шутка? — Простите, с вами всё в порядке? — она склонила голову немного в бок, всё ещё держа меня за руку. Смотрела уже изучающе, немного обеспокоенно. А тон голоса был таким сладким и мягким, что у меня по спине пробежал табун мурашек. Я долбаный псих. А я всё не отводил от неё взгляд, как последний дурак пытался собрать остатки выдержки в кулак, чтобы не наброситься с такими желанными объятиями и не зацеловать. Зачем ворошить прошлое, открывать надёжно запертый ящик с чувствами, вспоминать то что я так старательно пытался вычеркнуть из жизни обоих? Я знал, уверял себя в том что в этой жизни счастье мне не предназначено и не стоит даже пытаться взять его, когда оно так близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. Но я снова проиграл. — Если честно, я и сам не знаю, — мой голос на удивление оказался хриплым и таким вымученным, что я бы с роду его не узнал. Только у неё глаза ещё сильнее распахнулись, продолжив просверливать меня наживую своим фирменным пронзительным взглядом. Она не могла вспомнить меня, если никогда не видела, ведь так? Не видела же?.. Я только заметил что держал её за запястье почти мёртвой хваткой, будто я мог сорваться в пропасть, если отпущу. Отдёрнул руку, как от вылитого на кожу кипятка и бросил короткое "извините", опустив глаза. Хорошего понемногу, пора перестать мечтать. Лучше дать ей уйти и оставить воспоминания обо мне как о странном незнакомце, чтобы потом рассказать эту необычную историю друзьям. Пусть хотя бы посмеются. — Есть вещи, которые я пытался забыть, но никак не мог. Поэтому и приехал сюда. Самое ужасное чувство, — не знаю, зачем это выпалил, но деваться было некуда. Кажется, головой я уже давно не думал. Просто хотел всеми силами продлить этот момент, хотя бы косвенно почувствовав её тепло. Оно останется со мной навсегда: теперь я точно был уверен. Пыльный ящик с чувствами оказался не таким уж крепким и сдался под шквалом обрушившихся на меня эмоций. — Понимаю, — отчего-то задумчиво ответила она, постучав указательным пальцем по подбородку. На её губах вдруг расцвела улыбка, такая тёплая и родная, что хотелось взвыть. — Я тоже приехала сюда поэтому, Джейк. Я искала тебя. Я почти вскочил от неожиданности в очередной раз, но был остановлен лёгким жестом руки, опустившейся мне на плечо. Меня затрясло как никогда, я абсолютно не знал как реагировать и оттого накатившая паника росла в геометрической прогрессии. Заметив это, она молча заключила меня в объятия, прижав мою голову к своей груди. От её лёгкого летнего платья в мелкий горошек слышался чужой Дасквуду аромат. Что-то невообразимо живое, сладкое, фруктовое... У меня закружилась голова и я зарыдал как маленький ребёнок, похоронив остатки своего имиджа в этом фонтане. Впервые за долгое время я чувствовал как ядовитый плющ ослабил свою хватку, оставляя за собой множество зудящих ссадин. Я обнял её в ответ, вжимаясь крепче в такое хрупкое девичье тело. Должно быть, у меня могло возникнуть нестерпимое желание рассказать так много вещей, о которых я намеренно умолчал однажды, однако их горла не вырывалось ни звука, а голова будто была набита ватой. Все мысли разбежались в разных направлениях и, кажется, функция членораздельной речи окончательно отключилась. — Наверное, ты удивлён тем что я тебя узнала и хочешь спросить, как такое могло случиться. Но в этом нет ничего необычного: в тот злополучный день, год назад, я видела тебя на входе в шахту, — как-то особенно тяжело вздохнув, сказала она, не выпуская меня из объятий. — Я знала что ты жив. По крайней мере, отказывалась верить в обратное. Но ты не оставил никаких следов. Хотя я знаю что не забывал: я тоже. Вернее пыталась, скажу честно, но не получилось. Всё это время она медленно и легко-легко гладила меня по голове, пропуская сквозь тонкие пальцы пряди непослушных волос. Я правда хотел забыться, но абсолютно не знал что делать дальше. Даже сейчас, в такой ситуации разум бил тревогу, пытаясь склеить последние крупицы сознания воедино, не позволяя целиком отдаться моменту. Я потёрся гладкой щекой о ткань её платья, собираясь с мыслями. — Ты же знаешь... быть со мной — ежедневно подвергать себя опасности. Тебе могут навредить из-за моей неосторожности и я не смогу ничего сделать. Прошу, не совершай ошибку, живи как все, радуйся жизни. Найди, наконец, нормального парня, и... — поток моих пречетаний прервал лёгкий подзатыльник. Это здорово отрезвило, заставив распахнуть глаза и, насколько позволяла поза, поднять голову. Она смотрела на меня с укором, даже несколько обиженно. — Ты дурак, Джейк. Как думаешь, если я каждый сезон приезжала сюда в поисках твоего призрака или хотя бы любого намёка на него, то нужен ли мне кто-то другой? Да плевать я хотела на эту опасность. Я участвовала в расследовании с маньяком в главной роли, пока на начальном этапе все думали что это ты, — она освободилась из объятий и присела на корточки, как-то болезненно глядя на моё бледное лицо с залёгшими под глазами тенями. Тёплые ладони легли мне на колени. — Перестань считать себя ошибкой системы наконец. Когда я уберу из твоей головы эту дурь? Я осторожно, будто боясь спугнуть, коснулся пальцами её руки. Такая нежная бархатная кожа... Я потерялся, упустил нить смысла всех своих действий и, просто сдавшись, молча смотрел на неё. Она говорила со мной так, будто между нами не было пропасти длинной в год. А я всё гладил её по мягким длинным волосам с завороженным выражением лица. Любовь это самый страшный и сильный наркотик, как бы банально это ни звучало. — Твоя слепая самоотверженность не утихает никогда. Но я так рад этому, иначе ты не была бы собой, — я наконец встал с холодного бортика и, протянув ей руку, заставил её подняться вслед за собой. — Я так сильно скучал. Прости меня, если вообще за такое исчезновение можно простить. Две отчеканенные фразы, которые я так часто повторял, глядя в потолок в очередном отеле незнакомого города, пока свет монитора окрашивал комнату в холодный синий, а дурацкий плющ медленно выпускал из моих разорванных вен кровь... Не думал, что вживую донести их до адресата, находясь в нескольких сантиметрах от оного, будет настолько сложно. Вместе с тем это оказалось очень приятно: я чувствовал как по венам разливается тепло, согревая насквозь продрогшие конечности, как снова заводится моё сердце и кровь приливает к щекам. Безусловно, мы оба представляли нашу встречу не так, не в такой обстановке, не с таким настроением. Однажды мы планировали один совместный сценарий, что так долго преследовал меня после "смерти". Кто же знал что жизнь предоставит возможность его повторить. Новый шанс, который я наконец заметил. А ведь шанс всегда есть, только его нужно уловить и вовремя зацепить за хвост, а потом не сетовать на судьбу. Судьба... мы же создаём её сами. И я решил проверить эту давнюю догадку. — На чём мы остановились в прошлый раз? — невинный вопрос-намёк на переписку, где мы однажды поддались разыгравшемуся воображению. Я улыбнулся. Может не стоит пока что думать о завтрашнем дне? Она стояла возле меня, поддерживаемая одной рукой за талию, и, с замиранием дыхания, рассматривала моё лицо, будто бы думала что больше такой возможности не предоставится. Я притянул её ближе, чувствуя тепло родного тела через несколько слоёв ткани и, приподняв за подбородок пальцами, поцеловал. Не могу поверить, как долго мы шли к этому. Если бы не я, наверное, всё случилось без проблем и гораздо быстрее. Тем не менее, я вложил в этот поцелуй все эмоции, что пришлось пережить за долгий год, казавшийся вечным. Она издала звук, похожий на мурчание, когда я, на пробу коснувшись кончиком языка её нижней губы, пригласил углубить поцелуй. Я был прав: этот город снова выбил землю из-под ног, но вот каким образом... Между тем, мои руки гуляли по тонкому платью в горошек и было плевать на окружающих. Да и какие могут быть "окружающие", если мы находимся на безлюдной площади, пока на улице всё сильнее темнеет? Я безумно желал запомнить каждый миг этого вечера. Так, чтобы на всю жизнь, пусть и до боли. Пусть я рискую однажды задохнуться, если вновь останусь один, я не буду жалеть. Но отчего-то снова убегать я не хотел. Она отстранилась, краснея и дыша через раз. Ноги подкосились от переизбытка чувств, но девичьи пальцы вовремя успели схватить меня за плечи в поисках точки опоры. Её небесные глаза лихорадочно блестели, впиваясь мне в душу мириадами острых льдинок. — Останься хотя бы на сегодня, — на выдохе произнесла она. В её взгляде читалось понимание. — Я хочу как раньше, сделать "перерыв от расследования" и забыть обо всём, но в твоих руках. — Я обязательно останусь, — коротко ответил я и прильнул губами к её виску. На этот раз я не соврал.