Мятные леденцы

***

Или в такси душно, или это ворот куртки давит, Фаллен открывает окно. Утренние сообщения от Вани он просто пролистал, не ответил даже. — Доброе утро. Ещё не передумал? — Если нет, я в салоне. Светло закрепил в голове несколько правил-табу для Евстигнеева. Не трогать руки, кисти, запястья и пальцы. Эта часть тела для многих была запретной: запястья он прятал под рукавами оверсайз толстовки, кисти в перчатках. И Рудбою не следует видеть этого. Тем более. Такси тормозит, Ваня инстинктивно поднимает глаза на вид из окна. Евстигнеев. Стоит и смотрит прямо на него. Ждал, наверное. Теперь их разделяет только стекло автомобиля. — Дурной. — произносит Светло в слух, оплачивая проезд. Таксист на секунду кидает странный взгляд, но переключается на дверь. Точнее, на Рудбоя. Тот подходит к машине, открывает дверь и подаёт руку. Ну уж нет. Не получив ответной реакции, хмурится и отходит, выпуская Ваню. — Не в настроении? — Фаллен наскоро и суетливо пихает руки в карманы, идёт чуть поодаль. А Ваня наоборот, расслабленный, его как будто ветер качает, носит, окрылённый что ли. — Вань. — Мм. — мычит под нос что-то, в ноги упёрся. — Ваня. Посмотри на меня. — поднимать глаза не хочется, солнце слепит сильно, слёзы текут. Хотя, навряд ли это главная причина. — Сюда, Вань, посмотри. Татуированные пальцы едва касаются подбородка и с такой же аккуратностью поднимают чуть вверх, к солнцу. Прямо к лучам. Он сегодня без очков. И нет этого чувства паники, страха. Трясет немного, да, но это скорее от холода. — Привет. — Светло не может сдержать улыбку, жмурится. — Привет. Не холодно? — всё ещё держит за подбородок, не сильно, так, чтобы можно было отвернуться в любой момент. — Нет. — Ваня врёт, говорит одними губами, из него как будто воздух выкачали. В помещении, на удивление, тепло и сухо. В воздухе витает запах кофе и пряников с корицей. Фаллен вдыхает глубоко, выдыхает шумно, куртку вешает. — Кофе будешь? — Евстигнеев перчатки латексные надевает. Они как будто созданы для этих рук, резина хлопает и обтягивает ладонь. У Вани живот крутит от волнения. — Не знаю. Можно, наверное. — Тут уже к Светло приходит осознание — никакие правила не спасут. Пропал. Всё, не поможет ему никто, поминай как звали. — С корицей? Сливки? — а этот дотошный, мучает вопросами своими ещё. Видит же, не до него сейчас. Хотя, может, это всё напускное. Паника преждевременная? Радио гласит «забыть её невозможно, легче уйти под воду» — уже как приговор. Хочется сломать его к чертям, вырубить, но Евстигнеев так улыбается, почти подпевает. Рука не поднимется. — На свой выбор. Кружку ставит рядом, так, чтобы запах можно было почувствовать, с пены рисунок прочитать. — Что это? — Фаллен хмыкает и пододвигается к столику. Сзади чужие руки давят на лопатки, заставляя сгорбиться, наклониться. Ваня сопротивляется, давит на ладони в ответ. — Попробуй. — голос почти в ухо врезается властно (чуть зло?), а пальцы перебрались на плечи, поглаживает. — Стрёмно, вдруг отравишь. — в ответ неожиданно прилетает хлопок по плечам, резко и отрезвляюще. Ок, понял, хуйню сморозил. Ваня пробует, на языке чувствуется слащявый привкус корицы. — Мм. вкусно. — Где набивать будем? — позвонок гладит пальцем, складку футболки разглаживает, говорит вкрадчиво, размеренно, так, что спать хочется. — На бедре, можно? — Ваня постарался, присматривался, где лучше будет выглядеть, перед зеркалом крутился. Евстигнеев скалится.