Красный

В этот раз Она не потеряла сознание, просто снова вернулась в свое такое привычное, такое мутное и раздражающее состояние. Хотя, сочетание «потеряла сознание» тоже подходит. Однажды Она думала над этим, над тем, что Ее сознание словно правда потеряно, мысли уносили Ее все дальше и дальше, подбрасывая идеи, как лежа в капсуле, в сверхновой технологичной конструкции, такая ошибка могла произойти, или как ОНИ могли такое допустить, или… И вот Она стоит у большой алой двери, возможно смастеренной из вишни. Бордовый мрак преследует Ее везде. Она подносит контрастно светлую руку, несильно сжатую в кулачок, и легко и тихо стучит три раза, каждый раз ощущая, как Ее костяшки небольно бьются об древесину. - Я же сказал, не буду учиться, пока мне не позволят выйти на улицу! – злой и обиженный детский крик раздается по ту сторону комнаты. - Это я… Леша, открой пожалуйста, - почему-то это имя было произносить так тяжело, так больно и неправильно. - Тетушка!!! – дверь тут же распахнулась с такой же резкостью, с которой делал и говорил, жил этот мальчик, - я испугался, когда позавчера на улице вы застыли! Я кричал вам, что нужно убегать от злой старушки, но Вы меня не услышали! Не мог же я бросить вас ей на растерзание, вот теперь тоже наказан. Неделя домашнего… как там они сказали… домашнего ареста! - Сидеть дома не так уж плохо, - отчего-то Ей всегда хотелось улыбаться рядом с этим ребенком, то ли от его вечной веселой нелепости, перемешанной с резвостью, то ли от удивления, как дети могут быть такими живыми, то ли от чего-то еще. - Пффф, ну и чего хорошего? - Есть много разных вещей, помимо учебы, которыми можно заняться, - тут Она неожиданно вспомнила, - я, например, рисую… то есть рисовала… - А почему перестали? Я хочу посмотреть Ваши рисунки! - Я не знаю… Как-то не было времени последние пару лет, - Она соврала. Ее мысли настолько поглотили Ее, что больше Она не могла найти того, что раньше Ей давало создание картин. Она поняла, что дети чувствуют ложь и поэтому быстро перевела тему, - если хочешь можем сейчас пойти ко мне в комнату, и я постараюсь отыскать свои работы. - Да, давай!!! Ой, то есть давайте! Мне уже прочитали лекцию о том, как стоит обращаться к старшим. Она рассмеялась. - Можешь обращаться ко мне как хочешь. /////////////// - Тетушка, ты не говорила, что у тебя здесь так классно! Почему я раньше не заходил к тебе?! Она улыбнулась, ничего не сказав в ответ. Пока мальчик, смеясь, катался и прыгал на кровати, что казалось сейчас рухнет от непривычного веселья и активности на ней, Она открывала старые полки деревянного шкафа, не замечая, как постоянно, не обнаружив картин, недовольно вздыхала, приступая к поиску в следующем отсеке. - Иди сюда, - пронесся легкий голос по большой алой комнате, и тут же был заглушен звонким быстрым топаньем маленьких ножек. Они устроились на мягком круглом ковре мрачно-красного цвета и принялись разбирать бесконечные листы разных форм и размеров, разрисованные каждый в своей особой палитре, которые вместе напоминали всплеск ярких эмоций. - Это все твои рисунки? Мне нравится вот этот, а что на нем написано? Леша протянул Ей картину, на которой был изображен летний пейзаж. Краски на ней искрились и переливались, вдалеке виднелся поезд, солнце, изображенное в правом углу будто и правда освещало все вокруг. Центральным элементом являлся мальчик с соломенной шляпой на голове, букетом белых, желтых и фиолетовых цветов в правой руке и обувью в другой. Вероятно, он решил зайти в воду и уже возвращался домой по тропинке, ведущей в противоположную сторону от речки, которая длинной ярко-синей полоской тянулась по левой стороне картины. А внизу была надпись: «Not even they can stop me now… Now my life is sweet like cinnamon». - Это песня одной из моих любимых исполнительниц. Я вдохновлялась ею, когда рисовала. - Как здорово!! Я тоже ходил на речку летом. Тетя, давай послушаем твою певицу, пожалуйста! Она рассмеялась и включила музыку. Нежные и радостные звуки разнеслись по пустой и холодной комнате, оживляя ее так же, как смех и возгласы ребенка, сидевшего напротив и восхищенно вслушивавшегося в яркую, летнюю, легкую и чарующую музыку. Ей почему-то тоже стало так трепетно и по-детски беззаботно. Голос певицы раздавался везде, отражался от стен, врывался в сердце и словно перемещал в пространство картины. Тут заиграла следующая песня, звонко врезаясь в голову резкими звуками скрипки. Прежде чем Она успела осознать и понять, откуда эти ноты, тело затряслось, вспоминая все гораздо быстрее Ее самой. Она потянулась дрожащими руками к единственной красной картине в куче разбросанных повсюду листов. Она уже не слышала, что говорил мальчик. Ее мысли, чувства, сознание, тело и душа перенеслись в мир красного полотна. Это был небольшой квадратный холст, чисто-белый нижний слой которого был исписан черными строчками на английском: «Feet don’t fail me now Take me to the finish line Oh, my heart, it breaks Every step that I take But I'm hoping at the gates, They'll tell me that you're mine Walking through the city streets, Is it by mistake or design? I feel so alone on a Friday night Can you make it feel like home, If I tell you you're mine? It's like I told you, honey Don't make me sad, Don't make me cry Sometimes love is not enough And the road gets tough I don't know why Keep making me laugh Let's go get high The road is long, we carry on Try to have fun in the meantime Come and take a walk on the wild side Let me kiss you hard in the pouring rain You like your girls insane Choose your last words, This is the last time 'Cause you and I We were born to die Lost, but now I am found I can see that once I was blind I was so confused as a little child Tried to take what I could get, Scared that I couldn't find All the answers I need». Строчки были не везде, так как являлись лишь фоном для главного объекта – неровного смазанного бордового круга, все более и более темнеющего ближе к центру. Он был похож на тоннель, ведущий к чему-то абсолютно черному в конце. Белая дорога, что вела по нему, удаляясь словно рельсы, была исписана одной фразой, так же постепенно уменьшающейся. «Born to die». Вся картина создавала ощущение безысходности, конца, смерти. Неизбежность этого события, как и темнеющий алый туннель, становилась все гуще и плотнее, вызывая тревогу и апатию. - Это… моя любимая картина. Они молчали. Леша, хоть и был маленьким и активным, понимал, что в этот момент первому лучше не нарушать эту могильную тишину. Он ждал, терпеливо сидел и разглядывал остальные картины. Ни на одной не было ни капли красного цвета. - Тебе понравилось, Леша? – наконец раздался едва слышный голос. - Да, тетя, очень! - Видишь, что я тебе говорила, дома тоже есть то, чем можно заняться. Главное, чтобы было желание. - Я хочу, очень хочу! Пожалуйста научи меня рисовать! - Это будет непросто, для этого нужно уметь сидеть на месте и не сдаваться. Леша задумался. - Не сдаваться я уж точно умею! А вот над вторым мне пока лень думать. Уголки Ее губ снова непроизвольно поднялись. - Хорошо, но если у тебя не получится мы можем начать сначала или попробовать что-то новое. Так они часто сидели вместе часами даже после лешиного ареста, пробуя разные интересные занятия. Им двоим было весело. Время текло непонятно: и быстро и медленно одновременно. Эти восемь месяцев Она по-настоящему жила, как все нормальные люди: радовалась, смеялась, злилась, чувствовала, дышала. Это было невероятно, казалось слишком реалистичным сном, это порой пугало Ее, но хохочущее громкое существо рядом отгоняло все тягучие мысли, что все время утаскивали Ее в болото собственного разума, не давая дышать.