А мы живём, и нам не повезло.

Глаза слипаются, яркий свет мешает разглядеть людей, что находятся в кабинете. Напротив сидит какой то мужчина, Вова не знает кто это. Или скорее всего не помнит. Вокруг сидят двое человек, их лица размыты. Вова не знает где он. Он не помнит где он. Он будто под действием самого сильного наркотического вещества, будто выкурил 10 тонн марихуаны, и вколол два литра наркоты. Только сейчас стала заметна дрожь в теле. Вова жмурит глаза, болезненно стонет, и чувствует лёгкое поглаживание плеча. Вспышка. Вова сидит в кабинете ректора. Рядом сидит декан и его заместитель. Свет начинает становится тусклым, Вова приходит в себя, будто выпадает из эйфории. На душе было неспокойно. На ней ничего не было до этого момента. Вова медленно складывает пазл всего случившегося: Его избили? Или это он кого-то избил? А может, сделали что то похуже? Может опять Рома, или Ринат сделали что-то? Вова не знал. Он не помнит. Спросить хотелось очень, но слова не могли вылезти из уст, будто застряли в глотке, завязали крепкий узел на языке. Вову внезапно окутало липким страхом. А может он кого нибудь убил? Или это его убили.? Да быть такого не может. Суворов медленно опускает голову на стол, щекой ложится на прохладную поверхность. Приятно. Неприятно от взглядов. –Суворов, ты в порядке? Будто сквозь пелену слышится голос декана. Вова не помнит, как его звали. Или не знает. Вова молчит, хотя очень хочет что то сказать. Слова не лезут, горло болит. Декан безнадёжно вздыхает и убирает руку с плеча. Вова не понимает ничего от слова совсем. Он не знает за что сидит в этом кабинете, он не знает как пришёл сюда, что сделал, и с кем сделал. –Владимир Суворов, мы пытались связаться с твоим отцом, но он не ответил. По поводу этого инцидента разбираться должны лично вы, ведь вы уже несёте ответственность за содеянное. Голос Валерия Семёновича, а точнее ректора звучит угрожающе. Он сам выглядит угрожающе. Вова не понимает почему. –Что… Что я сделал? Всё таки смог выговорить хоть что то Владимир, что поднял голову и глянул на ректора. Мужчина смеётся и поднявшись хлопает Вову по плечу. –Что сделал, что сделал.как что сделал? Тебе доской по башке не дали там случайно? А, Вовка? Вова хмурит брови, опускает взгляд и думает. Думает об том, что же он успел сделать. И главное, где, там? –Где там? –не унимается тот. –Ну ты, Вова, артист, артист! Костика ты чуть не убил, спортсмен наш, избил до сотрясения, его вон, в больницу отправили, всё ещё не в сознании лежит! Вова замер. Глаза стали большими с пять копеек. Страшно стало не за себя, а за Костю. Это когда он? Зачем? Почему? За что?.. Суворов закрывает лицо ладонями, дрожит и пытается не зареветь. Кажись паническая атака. Что он сделал с Костей? Костя жив? Будет жить?.. *** Дни в больнице пролетели незаметно. Вова сидел на стуле как собака прикованная к цепи. Сердце будто бы не пульсировало, кровь остановилась и не текла по жилам, мозги не работали. Вова чувствует себя овощем. А еще он очень сильно винит себя. Очень. Костя спал, был живой, лежал прямо перед Вовой, и спал. Он не умер, и это хорошо. Очень. Глаза слипаются, свет хоть и не режет но Вова убавил бы его. Вокруг только белые стены, белый потолок и белый пол, белая постель у Кости, и сам Костя. Тоже весь белый, в белой рубашке. Вова зажмурил глаза, пытаясь думать о чем угодно, только не о Косте и о разбитых в мясо костяшках. Ещё в кабинете Владимир заметил состояние своих рук, обвел пальцами костяшки, выдернул свежую корочку крови. Костю было опять-таки жалко. Когда Вова пришёл в палату, лицо Кости было бледным, на нём были свежие шрамы и гематомы, губы посинели, а сам он был похож на мертвеца. Сколько он уже сидит на этом стуле? День? Два? А может три? Вова не помнит. От него вроде и не несёт ужасным запахом. В зеркало заглядываться Вова всё так же не решался, было страшно от мыслей о том, какое же его лицо на данный момент. Если Костя давал отпор, то и Вова не в лучшем состоянии. Сейчас Косте было гораздо лучше, гематомы почти прошли, а шрамы заживали. Лицо его было таким же, как и до этого случая. Красивое, белое, с редкими веснушками. Хотелось чтоб Костя открыл глаза, похлопал пушистыми ресницами, и сказал какую-нибудь, вообще не смешную шутку, щербато улыбаясь. Но он всё также лежал, не подавая никаких признаков жизни. Вове было страшно остаться без Кости. Он не сможет без Кости. Он умрёт без Кости. *** –Ну ты, блять, конечно, тот ещё Леопольд —Валера легонько бьёт Ваху по плечу, смеётся, запрокинув голову, смахивает кудряшки с лица. Вахит в ответ лишь улыбается, губу нижнюю кусает, тычет плечом в Валерино. Старается быть ближе. В кругу незнакомых людей, лишь такие жесты Вахит использует как показатель любви. Для Валеры это очень значимо, но он делает вид, что не замечает. Именно делает вид. –Слушай, Вовку не видно че-то, где он? — Валера зачесывает непослушную чёлку назад, глядит на Вахита, а тот лишь смеётся. –А ты не слышал что-ли? Он, арбузер. –Чего блять? —удивленно вскидывает тот брови, а после хмурится. –Он Костю избил, до сотрясения, щас с ним в больнице отсиживается, ждёт пока проснётся жертва его —Шутки Вахита были ну совсем неуместны. Лучший друг Валеры, сейчас, сидит в больнице третий день, ждет пока тиран этот очнется? Да уж лучше сдохнет на кровати этой, под капельницами! Валера их отношения лучше чем свои знал, видел какой Костя с Вовой, знал, что очередная гематома нихера не от «упал с мотика пока с Костей ехал.». Враньё Вовы учуять мог даже декан которому под 80! Не умел он врать, ведь не врал ранее никогда, некому было. –Пошли. —Валера берёт за руку, тащит из кабинета в коридор, и бежит к выходу из учреждения. –Ээ, куда? У нас 3 пары ещё, —Вахит идёт, а точнее пытается идти за Валерой, что быстрым шагом шёл на улицу, уткнувшись в экран телефона. –в какой больнице Вова? такси вызову. *** Вова слышит чужой болезненный стон, открывает глаза и зевает, пытаясь сфокусировать взгляд на Косте, что кажись наконец открыл глаза. Радость накатила волной, Вова, улыбнувшись во все зубы, сгрëб Костю в объятия. –Воу воу, аккуратнее, принцесса, щас последние кости мне доломаешь, –хриплым голосом, усмехаясь говорит Константин, отодвигая от себя Вову. –Кость, прости меня пожалуйста, я не знаю что я сделал, я не помню ничего, я как будто не в себе был…прости, —Вова закрывает лицо руками, виновато взгляд прячет, боится глаза в глаза Косте смотреть. Кащей заливисто смеётся, приподнимаясь на кровати. –Ну ты чё, Вов? Я ж понимаю что на тебя нашло, знаю, сам виноват. Вове внезапно показалось, что где-то находится скрытая камера. Это когда Костя в последний раз такой добрый был? Может, боится уже Вовку то? Или глумится, как всегда? –Кость, мне тут сказали что тебя выписывать только завтра будут, и то если очнешься. Мне сегодня тоже с тобой сидеть? —Вова трëт руки друг о друга, наконец смотрит в излюбленные глаза напротив, и улыбается. –В смысле тоже? –Ну я здесь сижу уже дня три или четыре, как только тебя в больницу положили. —Вова кусает щёки изнутри, облизывает губы, и зачесывает чёлку назад, что лезла в глаза. –Ого, ну ты даёшь конечно. А чё ждал? Того, что я отброшусь тут? —Костя кладёт одну руку на колено Вовы, что очень сильно дрожал. –Скорее наоборот. Кость, я так боялся что случилось с тобой что-то, ждал тут, чтоб извинения попросить, я вправду не помню ничего, прости, я не хотел, —Вова берёт ладонь Кости в свою, сжимает крепко, целует в костяшки, щекой к ней прилипает, согревает её. –Вов, хватит уже, а. –Что? В смысле хватит? –Ты всегда говоришь что не хотел, прощения просишь, чуть ли не на колени падаешь ноги целовать, а что это меняет? Ничего, Вов, ты остаёшься таким же, каким и был, ты, Во-ва, затейливый говнюк, у которого жопа чешется когда на месте сидит. Ты патологический ублюдок, несносный мудак, ты сам не понимаешь, нахуя делаешь, а потом резко начинаешь думать. Думать надо, перед тем как делать, Вов, а не отговариваться со своим «я не хотел» —Костя, выдернув свою руку с руки Вовы, отворачивается на бок, томно вздыхая. –Кость? –Вова кладёт дрожащую руку на плечо Кости, гладит нежно, заглатывая ком в горле. Вова не понял, к чему была эта длинная речь Кости, и боялся своей единственной догадки. Кащей поворачивается к Вовке, смотрит взглядом наполненным серьёзностью. –мы расстаемся, Вов. Мы расстаемся, Вов. Прозвучало эхом в ушах Вовы, который замер в ужасе. Может ослышался? Может Костя шутит? Или это сон? –Кость ты чего? В смысле расстаемся, Кость? —его голос дрожит, слова еле выходят изо рта. Владимир встаёт с места, зачем то кидает взгляд сначала на окно, затем на часы, а потом опять на Костю, что улыбался на подобии сумасшедшего. –Мы расстаёмся, Во-ва, очнись уже, спустись с небес, и свали от сюда, с глаз долой, видеть тебя не хочу. —Костя двигает плечом в сторону двери, о существовании которой Вова забыл, и вспомнил только сейчас, когда кинул на неё короткий взгляд. –Кость не надо, пожалуйста, не бросай меня, Кость! Слышишь? Я не хотел чтоб так получилось, я не буду так больше, только не бросай, пожалуйста Кость! —Ноги гнутся от боли, Вова прерывисто дышит, заливаясь слезами. –Вов, трижды повторять не буду, проваливай нахер. —рычит Костя, кидая яростный взгляд зелёных глаз на Вову, что всё никак не мог успокоиться. Костя для Вовы стал смыслом жизни, самым чистым кислородом, он просто не сможет отвыкнуть от него, забыть, отпустить. Мозг отрицал серьёзность всей ситуации, а Вова загнанно дышал, пытаясь не дать панике взять вверх. –что я сделал такого? Разве это причина чтоб расставаться? —Вова кричит, кажись, на всю больницу, и странно что никто не приходит на шум, не каждый день в больницах отношения разъясняют. –причин дохуя, Вова, я не хочу тебе всё на пальцах пересчитывать, пальцев блять, не хватит! Да, я раньше был уверен в том, что ты идеал мой, что заживём с тобой, и не будем собачиться, но блять, ты не оставляешь мне выбора со своим шлюшьим характером! Даже сейчас орёшь как ненормальный, думаешь, людям есть дело до нас? Я сказал уходи нахуй, пока не встал и не выкинул тебя от сюда сам! — Костя приподнимается на локтях, скидывает с себя белое покрывало, и садится на кровати. Вова кусает губы, плачет, вытирая слезы холодными руками. Пытаться всё избежать уже поздно, но он этого никогда не поймёт, никогда не поймет чужой правоты, и будет пытаться, пока его не выгонят с пинками. –Кость прости пожалуйста, прости, давай начнём всё с начала? Я обещаю что больше таким не буду, Кость, пожалуйста, дай мне шанс, —тело тяжело падает на колени перед излюбленным, Вова кладет руки на колени Кости, который смотрит прямо в глаза, из которых будто ручей текут слёзы. –может ещё отсосешь мне для полного комплекта, А? Я сказал всё то, что хотел, а теперь уходи, пока все не зашло далеко, и пока ты тоже не оказался на соседней койке, —Костя убирает руки со своих колен, будто брезгует их, вытирает свою руку после этого об кофту Вовы, что плакал опустив голову. Он не собирался давить на жалость, и не давил вовсе, но выглядело это настолько жалко, что даже Кащей один раз подумал дать этот гребаный шанс. Но он только подумал, не стал давать этот шанс, не стал говорить о том, что неосуществимо, не стал давать пустых надежд из-за жалости. Лучше уж прямо сейчас, заблаговременно поставить точку, пока всё не стало ещё хуже, хотя, куда ещё? Терять время не хочется, стрелки на часах не стоят на месте, однажды кто-то из них должен был это сделать. Этот кто-то только Костя, Вова не смог бы. Лучше уж под пулю полезет, или петлю на шею накинет, чем, даже подумает о расставании с Костей. Оставаться одному, сейчас, в столь трудное время, для Вовы очень сложно. От Кости была поддержка какая никакая, он рядом бывал — этого хватало. А сейчас что? Руки на себя наложит, с крыши вниз пойдёт, тяжелым камнем, или, на худой конец, застрелиться револьвером, который принадлежал Косте. Его револьвером застрелиться будет не так уж и больно. Вова хочет вновь начать по новой просить прощения, хочет начать целовать ноги, молить о втором шансе, обещая самое лучшее поведение, но ему мешают. В кабинет кто-то заходит, за спиной раздаются тяжёлые шаги, и Вову кто-то подхватывает под подмышки, поднимая с пола. Валера пришёл вообще не вовремя. –Вов, ты чего, с дубу рухнул? Нахуй этот говнюк пойдёт! —уже в коридоре кричит Валера, поглаживая по спине Суворова, что пытался успокоиться. –он меня бросил, Валер, я не смогу без Кости, не смогу. —Вова идёт медленно, опираясь о Валеру, ровно стоять на ногах это не в его силах на данный момент. –Вов, успокойся, —Валера прикусил язык, чтобы не ляпнуть лишнего. Лишнего, по типу «ну так и должно было случиться, вы не подходите друг к другу» Костя –тиран, любящий поиздеваться над своим мальчиком, Вова– мальчик с доброй душой, выросший под надзором строгого отца. Мальчик, который никогда не врал ранее, а уж тем более заглядывался на парней, решаясь повернуть не туда. Повернул всё же. Здравый смысл медленно уходил, помахивая платочком, а Вова терял рассудок, всё больше влюбляясь в Костю. Эдакий романтик, что в начале обещал горы свернуть, сердце из груди вырвать и положить у самых ног, оказался моральным ублюдком, который просто ждал момента. Ждал того, что, Вова наконец закроет глаза на всё, и в его голове будет только Костя. Так и случилось, и много времени не понадобилось. Вова хорошо знал своё умение привязываться, знал, что для того, чтоб привыкнуть к Косте ему не понадобится несколько лет рукой об руку. Он привык к нему ещё тогда, когда не бился о стену от любви. Костя в голове занимал две комнаты из трёх, и как бы Владимир не пытался выгнать непрошенного жильца, у него никак не получалось. Оставалось только ждать расстрела на рассвете, где они будут держаться за руку. Даже сейчас, когда Вову послали на все стороны, он не может воспринять это всерьёз, он не может закрыть глаза, сказать самому себе, мол, вот она, Вова, свобода, порхай как птица, дыши уже наконец кислородом, наслаждайся беззаботной жизнью, когда ты ни перед кем не в ответе. Как бы сильно не хотелось, сейчас Вова всячески отталкивает такие мысли, и пытается заткнуть голос в голове, что внушал правду всего этого. Они с Костей нещадно жгли мосты, а потом собирали их щепками, складывали как пазл, и лечили друг друга от ожогов. Но сейчас они сожгли последний мост, которого уже не починить, остался лишь пепел, что порхает в воздухе маленькими крупицами. Запасных мостов не бывает, и Вова со всем отчаянием пытается внушить себе это. Нету другого выхода, кроме как закрыть на всё глаза, и вычеркнуть существование Кости из головы, как бы не хотелось его любить вечно. Любить вечно это только в сказках, в толстых книгах с яркой обложкой, на пожелтевших страницах, и Вова понял это только сейчас. Суворов ждал поддержку от Валеры, но не получил её. Получил лишь лёгкое поглаживание по спине, и молчание от обеих персон. Языки проглотили? Наверное. Вова только сейчас подумал о том, как же он жалко выглядел когда стоял на коленях перед Костей, и молил о любви. Раньше так делал Костя. Раньше это он падал у ног на колени, укладывал кудрявую голову на колени, тихо тихо шептал о любви, просил о совместном будущем, и не видел настоящее. А Вова смотрел в прошлое, и не видел будущее. И сейчас, смотрит в прошлое, с Костей, и не хочет верить в настоящее. Он не хочет, и не поверит, даже если очень сильно постарается. Для него Костя всегда будет той самой родственной душой. *** Раны на лице ужасно болят, шипят, а слезы, будто соль на них, прожигают новой болью. Вова нещадно трет опухший глаз, кусает губы от боли, и мычит, когда к лицу прикладывают ватку с какой то жидкостью. –Тише, Вов, щас всё будет, я тебе помогу, —пролепетал Костя, пытаясь не быть шумным. В голове не укладывалось ничего, в ней был полный комплект в прямом смысле, пиздеца. Вова толком и не помнил, что с ним случилось, лишь плакал, кусая губы, чувствуя металлический вкус на языке, и морщась от боли. Костя нёс какую-то чушь, и это успокаивало, и заставляло медленно приходить в себя. –что там случилось? красотища ты моя, Кто это сделал? —Кащей берёт лицо Вовы в свои руки, нежно проводит подушечкой пальца по скуле, вытирает кровь с уголка губ. Вова загнанно дышит, аккуратно вытирает слёзы, и продолжает потирать глаз, который ужасно болел. –Это…это Ринат сделал, он обозвал меня пидором при всех, я ударил его, и...— Вова делает одышку, плачет сильнее чем прежде, и уже не вытирает слезы. Их вытирает Костя. –и он ударил в ответ, тоже в лицо, несколько раз, у меня глаз болит, Кость, мне больно, очень! —Вова прилипает к Косте, плачет в плечо, а Костя лишь поглаживает по спине, пытается успокоить. До прихода в эту квартиру, до того, пока Вова не оказался в этих стенах, он до последнего держался и не плакал. Бровью даже не повёл, нос вверх задрал, и пошёл себе качая бёдрами, назвав Рината мудаком. Тогда их размял ректор, который готовился к приходу комиссии, наорал сильно, назвал малоумными, и ушёл, бросив краткое «не до вас». Вова был безмерно рад этому «не до вас». Но как только дошёл, сразу припал к рукам Кости, начав рыдать, что-то невнятно бормоча. Он никогда не показывал свою слабость никому, кроме Кости. Никогда не плакал при других, никогда не оставлял издевки без ответа, и огрызался. С Костей всё было не так, как с другими. –вот сучёныш, я ему таких пиздюлей вставлю, мать родная не узнает. Красотища моя, ты не плачь, хорошо? Прямо сейчас пойдём, давай, вставай, —Костя медленно поднялся с кровати, поднимая за собой Вову, что начал успокаиваться, шмыгая носом. Пока они шли обратно к дверям университета, Вова всячески пытался уговорить Костю не натворить хуйню, а он будто в бреду, ничего не слышит и не видит, идёт только вперёд, и не отпускает ладонь Вовы. На них таращились люди, когда Костя после своего «кто красотищу мою обидел?» сразу налетел на Рината, что даже не успел что-нибудь сказать. Удары доносились до ушей, Вова усердно пытался сдержать победную улыбку, глядя на Цыгана что лежал под Костей, и болезненно скулил, пытаясь остановить Костю. Костю остановил здравый разум, и рука Вовы на плече, что пожалел Рината, у которого осталось лишь подобие лица. –ну, зайченок, кто еще обидит, я ему не только ебало снесу —Костя обнимает Вову, клунув в губы, и облегчённо дышит. –спасибо, Кость Спасибо. *** Вова падает на кресло в доме Валеры, зарывается рукой в волосах, и пытается переварить всё то, что случилось за пару часов. Чарка не варила, Вова всё больше и больше хотел плакать. На столе перед ним лежала пачка сигарет, Мальборо вроде, Вова не разглядел, он лишь схватился за них, как за последнюю каплю воды в пустыне, и начал жадно курить одну за другой. Не курил он с тех пор, как начал встречаться с Костей. Он тогда настоял на том, чтоб Вова бросил курить, который даже и не думал в свои 14, что это детское баловство никотином, дойдет так далеко. Точнее до 18-ти. Пачка опустошилась, как и сердце Вовы пару часов назад. Из другой комнаты доносились звуки бьющейся друг о друга посуды, возни и готовки. Валера что то делал на кухне, но Вову это не особо тревожило. Дома у друга он не в первую, знает эту квартиру лучше чем всё общежитие где он проживает сам. Вахит вроде и не жил с Валерой, но его вещи были разбросаны везде, особенно шапки и очки. У него их оказывается больше, чем думал Вова. Голова Вовы, будто комната сквозняком, обветрилась, и все мерзотные мысли покинули голову на ближайшие несколько минут. Или часов. разглагольствовать с Валерой он даже не собирался, но его заставили сесть за стол, и рассказать всё от а до я. Вова сам не знал половину между этими а и я, и заблаговременно налил себе коньяка в рюмку. Откровенничать с Турбо для Вовы это нормально, поэтому он рассказал все свои душевные муки, всю боль, и всю красоту отношений с Костей. Он не пропустил истинную красоту, и влюбленность в абьюз Кости. Он просто не обращал внимания на этот абьюз, или ему реально нравилось получать пиздюлей. Валера назвал его ненормальным скептиком и кретином, но всё же предоставил поддержку, которую так ждал Вова. Ждал настолько, что решил даже попросить напрямую о ней. Хорошо, что не пришлось ни о чём просить. Валера уложил Вову на кровать, а сам дал по съебам из квартиры. Точнее пошёл к Вахиту. Оставлять ли Вову одного он долго думал, но Вахе он обещал побыть ночью вместе ещё дня так три назад, когда заявили о будующей сессии. Вове было страшно оставаться одному, стены шептали ему мерзотные слова, иногда казались голосом Кости. Голос Кости был везде. Голова была набита им, его существованием, и его голосом. Вове по горло хватило всего того, что наговорил Костя. Хотя там, в палате, он даже толком и не понимал что говорил Костя, лишь слушал и пропускал мимо ушей. Всё заходило в одно ухо, и выходило через другое, но Вова запомнил все эти нотации, о том, какой же все-таки он ублюдок. «ага, от ублюдка слышу» перекручивал у себя в голове фразу Вова, которую он так хочет сказать, вернувшись в прошлое. Жаль, что нельзя исправить прошлое. Но Вова предупреждал Костю, ещё тогда, очень давно, когда лежал рядом, и признавался в том, что не сможет нормально любить. Он был прав, но Костя не послушал, забил хер на эти слова, возмужал сильно, решив что Вову вытерпеть в силах. И даже если они не были супружеской парой, только из-за того, что в паспортах печатей нет, Вова привык к Косте, и был готов всю жизнь провести с ним. Он был готов любить его вечно, говорить об этом вечно, и терпеть все больные удары от Кости. Но этот, самый больной удар в сердце он не вытерпел, как и Костя не вытерпел его. Вова предупреждал, а Костя не послушал. Здесь нету вины Вовы. *** –Ебал я эту сессию, и зачёт этот, нахуй! Говнюк, пусть в жопу свои 66 баллов засунет, и трубочкой свернет, говнюк бля! —Костя разбрасывал всё то, что видел, кричал очень громко, пинал мебель, и свирепыми глазами искал то, чем бы сжечь весь мир. Вова подкрался сзади, обводя шею руками, обнял, и прижался грудью к спине. –Успокойся, Кость, ты чего? не сдал? —шептал Вова на самое ухо, поднявшись на цыпочках, и перебирая вьющиеся волосы Кости в руках. –Не сдал, говорит чтоб на перездачу проходил, через месяц блять. —уже более спокойно говорит Костя, поглаживая ладонь Вовы, что лежала у него на предплечье. –Ну и что? Кость, ты у меня такой умный, и без зачётов этих сраных, в жопу их всех, и декана этого, если ты сильно захочешь, то пойдёшь на юриста и без зачёта— Вова медленно перевернул Костю себе к лицом, обнимая его ещё крепче. –Не хочу я на юриста, никогда не хотел. Лучше на бариста чем на юриста, блять. –В смысле? А зачёт тебе зачем нужен тогда? —Вова поднял взгляд на Костю, что уже не выглядел так угрюмо, и растаял в объятиях Вовы. –Да пахан настоял на том, чтоб отучился на юриста, так я хотел зачетку ему эту перед нос сунуть, и сказать чтоб гордился, а не считал бездарем. —Костя уткнулся лицом в макушку Вовы, вдыхая сладких аромат своего шампуня. Вова тогда и узнал, что Костя не хочет быть ни юристом, ни баристой. Хотел ресторан свой открыть, или отель, бизнес сделать хотел, и только к этому стремился, а юрист это так, прихоти отца, который сам на заводе колбасных изделий работал. Ему ещё хватило наглости Костю бездарностью звать. Вова тогда пообещал что вместе с Костей будет всегда, и что поможет мечту исполнить. А потом и про свою мечту рассказал, на гитаре сыграл песню «Натилиус Пампилиус- я хочу быть с тобой» удивил его своим умением на гитаре бренчать, и мягким, красивым голосом в пении. Такое чувство было, будто Вова всю жизнь вокалом занимался, а не в СПБГУ учился. Вова свою мечту никому не рассказывал, только Косте признался что вообще адвокатом быть не хочет, а Костя обещание дал, мол, уедем мы с тобой в штаты, в Америку куда нибудь, или в Канаду, и заживем. Иногда даже говорил про свадьбу. Иногда говорил про семью. Всегда говорил о вечной любви, на которую Вова понадеялся. Зря. *** Месяц без Кости прошёл очень мучительно, будто самая ужасная пытка от опытных палачей. В жизни Вовы было пусто. Он шёл на учёбу, потом шёл домой, спал, просыпался, шёл на учёбу, шёл домой, и так по кругу. По кругу Вову пускали липкие кошмары, одиночество, присутствие и отсутствие Кости, и мозгоëбля от Ромы с Ринатом. Они не отстали даже тогда, когда увидели то, как Вова избил Костю чуть ли не до смерти. Смелые больно. Костя всегда был там, где есть Вова, всегда нагло смотрел в глаза, и будто назло лапал Людку с 2-го курса. Её Вова возненавидел ещё тогда, когда пришёл, а сейчас хотелось застрелить с начала её и Костю, а потом себя. Ревность Вову мучила не так ужасно, как опустошённость. Вова очень сильно хотел жить, и только это спасало от мыслей самоубиться. Но он всё-таки глушил моральную боль физической, оставляя шрамы на запястьях. Ему даже бывало иногда смешно от мыслей того, что он дед инсайд. Как бы глупо это не звучало, Вова боялся озвучить всю свою боль даже Валере, что начал отдаляться, из-за отношений с Вахой. Они думали сбежать куда-то, точнее думал Валера, для Вахи это не побег и вовсе, ведь бежать не от кого. Вова и в отдалённости Валеры себя винил, и в своей херовой жизни, и в нежелании учиться. Но он учился вопреки всему и вся, ведь отец ждал лучшего. Или Вова учиться, или же всё-таки идёт учиться на инженера. Никакая душевная боль не заставит Вову пойти на инженера, ну уж нет. Про Костю он усердно пытался забыть, каждый день вбивал себе в голову то, какой же он мудак, и моральный ублюдок, который устроил ужасный мозгоëб Суворову. Жизнь никак не налаживалась, шрамы на запястьях налаживались, плавно, как масло на хлеб. Вова пытался отвлечься от всего, прочтением комиксов, и читал манги. Не видел никакую разницу между комиксами и мангами. Отвлечься это не помогло, во всех кудрявых персонажах мерещился Костя, поэтому Вова решил отложить этот метод на всякий случай, может потом поможет. Вова, на этот раз дал себе точное слово, ни с кем не встречаться, но спать. Спать с кем-нибудь это вовсе не любовь, поэтому Вова вычеркнул из списка обязательств пункт «ни капли в рот ни сантиметра в жопу». Привыкнуть к девушкам он всё-таки не смог, и даже половую связь избегал, что там романтическую. Да и в его кругу общения единственной девушкой была Наташа, что наконец-то вернулась с Дубая, и окружила Вову заботой. Жил он у неё, в общаге находится было невозможно, все моменты с Костей сразу забивали голову. Таша была доброй и улыбчивой, игриво подмигивала каждому прохожему, и включала режим стервы когда это надо было. Она даже иногда просилась помочь с Ринатом и Ромой, и обещала дать им незабываемых пиздюлей, но Вова сразу отказался, посчитав, что прятаться за спиной уже далеко не высокого кудрявого парня, а высокой кудрявой девушки будет стыдно. Вова уже и не стремился давать отпор этим двум клоунам, лишь посылал нахуй, показывая не самый приятный жест пальцем. Привыкнуть к такой жизни, он как и думал, не смог, и придётся хорошо попытаться, чтобы выгнать Костю из головы. Он до сих пор занимал две комнаты из трёх. *** Песок щекочет голые ступни, застревает между пальцев, море, большими волнами, падает у ног, размывая сухой песок, и превращая в грязь. Вова открывает глаза, и тут же закрывает их, когда солнце решает поиграть в гляделки. На душе было странно спокойно, в голове не было никаких мыслей. В воде плескались дельфины, прыгали, закрывая собой мерзотное солнце на пару мгновений. Вова жмурил глаза, когда в его лицо брызгались водой. До ушей доносился чей то смех, он звучал так, будто смеётся не один человек, а несколько. Вова на ватных ногах поднялся с пола, залез в воду, и начал плыть ближе к дельфинам, что радостно плескались в воде. Дельфины были приятные, не то, что люди, молчали, улыбались, играли с Вовой, как с маленьким ребенком. Вове внезапно захотелось стать дельфином. Быть одним из них, плескаться в воде, охотиться на рыбу, и обитать в океане. Или же быть русалкой. Или русалом? Вова закрыл глаза улыбаясь. Будто сквозь пелену послышался твёрдый мужской голос. «Суворов» послышалось Вове. «Суворов» уже громче. Вова огляделся, ни никого не обнаружил. Всё утихло, дельфины расплылись, море не волновалось, а воздух кажись перестал дуть, забивая ушные перепонки. Вова вновь огляделся, и его взгляд упал на огромную волну. Рот открылся в немом шоке, а вместе с ним Вова вскочил с места. Это был сон. –Суворов! —вновь повторил декан, подходя ближе через несколько рядов. Вова стянул капюшон с головы, и глянул на Сергея, что, кажись, был очень зол. –Ты тут уснул что-ли, на паре? Совсем уже? Надо было дома спать! Я тут прощаюсь с вами, а он спит, наглец, — Вова получает лёгкий подзатыльник, и хлопает огромными глазами. Куда прощается, точнее, зачем прощается? –А вы куда? –Куда куда, ухожу, Вова, на пенсию, меня другой заменит. —улыбается пожилой декан, взьерошив волосы Вовы. –Извините, я ночью не спал, к сессии готовился, вот и вздремнул слегка, —Вова виновато почесал затылок, пялясь в тетрадь перед собой. –Я вас навещать буду, ребята, так что не скучайте без своего старичка, и молитесь о том, чтоб Желтухин вам зачёты как я, просто так ставил, или же за конфеты! — Сергей усмехнулся, спускаясь к доске. Как Вова понял, Желтухин это будущий декан. А почему Фамилия, а не отчество? А имя какое? Кто он вообще такой? Тоже, дед который на пенсию через год второй пойдёт? Вова потер глазницы рукавом толстовки, тихо зевая. Валера, что сидел рядом, пихнул в плечо, подзывая внимание к себе. –Вов, ты чего сегодня такой кислый? —прошептал Валера, пытаясь перебить гундеж декана. –Не выспался. —кратко ответил тот, кладя голову себе на руки, и глядя на Валеру. –А ты про Желтухина этого знаешь что-нибудь? —добавил Вова, выпрямившись в спине. –Ага, Вадим Желтухин, по отчеству просили не звать. –А че так? –да я сам не в курсе, сегодня придёт и узнаем, Вова прикусил нижнюю губу, начав придумывать в голове разные образы нового декана. От образа молодого, кудрявого красавчика, то образа старого, горбатого ворчуна. Образы в голове Вовы оказались совсем не похожи на этого Вадима. Высокий, крепкий парень, лет так под 30. Волосы были аккуратно уложены, зелёные глаза блуждали по аудитории, а сам он медленно подходил ближе к своему столу. –Итак, меня зовут Вадим Желтухин, я буду вместо Сергея Александровича, и надеюсь, мы поладим. —сказал этот самый Вадим, обводя каждого студента своим взглядом. Вова спрятался за чьей-то спиной, вжавшись в стол, и закрыв глаза. Голос этого Вадима был приятным, не слишком низким, и не слишком высоким. Строгий, внятный, без пауз и лишних вздохов. Прям как у диктора с телевизора, на первом канале. Вове было скучно слушать его лекции, поэтому он решил продолжить просмотр сна, где он дельфин. Спать не получалось, голос этого Вадима звучал на всю кафедру, громко, чтоб каждый слышал, и не жаловался потом. Вова проклинал себя за то, что забыл зарядить наушники, или же взять проводные. Хотя, кто проводными пользуется? Айфоны ведь, все дела. Суворов усердно старался и не попадать в глаза этому Вадиму, что всё время засматривался на его «пустующее» место. Валера лишь пытался сдержать смех, когда Вова, будто бы от пуль, уклонялся от взгляда декана. –Как тебя зовут? —спросил Вадим, глядя на Валеру. –Валерий. —подперев подбородок сказал Валера. –Туркин. —добавил тот, кинув короткий взгляд на Вову, что всем видом показывал как жа ему не хочется быть замеченным. –А кто это рядом с тобой? Спит что-ли? Или прячется? Вова задержал дыхание, и угрюмо глянул на Валеру, что играл бровями, ядовито улыбаясь. –А это Владимир Суворов, не выспался просто, вот и отдыхает. —Турбо бросил ручку на Вову, которую ранее перебирал между пальцев. От этого Вова лишь измотанно вздохнул, пытаясь показать Валере глазами, что он убьёт его. Надо было промолчать, или соврать что нет там никого, но не сдавать же! Вова был ужасно зол, он еле как вышел из квартиры, и притопал в это гребанное здание, которое стало ненавистней дома отца. Сергей всегда разрешал спать на парах, не ругал, на что и рассчитывал Вова, когда пришёл сидеть на парах, а точнее спать на парах. Сегодня ему не позволят это сделать, заставят ответить на тупые вопросы, и будут донимать. А Вова такое ой как не любит. –Ну, Владимир, вставай значит. —Вадим положил ручку с руки в карман пилжака, и сел на край стола, складывая руки вместе, подняв голову к взору Вовы. Суворов вздохнул, показывая своё недовольство, но всё же встал с места, не снимая капюшон с головы. –126 статью перескажи мне. —в самом деле, это было первое число что пришло в голову Вадима, который пытался разглядеть лицо Вовы сквозь его чёлку, и капюшон. Вова вздохнул недовольно, засматриваясь в потолок, и пытаясь вспомнить её. –126 статья ук рф –Похищение человека наказывается принудительными работами на срок до пяти лет либо лишением свободы на тот же срок. –Молодец, а 177-я? —Вадим постучал пальцами по столу, внимательно разглядывая Вову. Никто не спешил ему помочь, или подсказать, а Вова кажись в этом и нуждался. –Не помню, что-то связанное с непогашением высокого кредита, но это не точно, —Вова пожал плечами, показывая своё безразличие к этим вопросам. Они его и вправду мало щекочат, сейчас волновал только болящий живот и слабеющее тело. Ему хотелось спать, очень сильно, или пойти домой, лечь на кровать, и пожалеть себя. От этой мысли отгонял последний здравый смысл, от которого почти ничего не осталось. –ну, садись, Вова. Садись Вова. *** Домой Вова дошёл вслепую, сел на такси, дал денег, сказав оставить сдачу себе, и поднялся на восьмой этаж без лифта. Наташа была дома, готовила какие то заварные пирожные, и была вся обляпана белой начинкой. Начинка попала даже на светлые кудри, от чего Вова устало улыбнулся, облизывая лопатку, которой мешали начинку для пирожных. –Вов, ко мне брат мой хочет заселиться, тебе придётся жить с ним в одной комнате, —сказала Наташа, ожидая нытьё Вовы, который просто глянул на неё удивленным взглядом. –у тебя брат есть? –ага, сводный только, он с матерью своей жил, вот теперь сюда переехал, в Питер, и решил пока что у меня пожить. Тут-то квартиру хорошую нелегко найти, а мне комнаты для брата отделить не жалко, ну и тебе, надеюсь, тоже, —мило улыбнулась та, чмокнув Вову в щёку. Вова поежился, но подавать виду на отвращение не стал, подруга ведь. Знакомиться с братом Наташи Вова не горел желанием, но увидев обиженную мордашку подруги, решил оставить сон на втором плане, и помочь прибраться в этом свинарнике. У Наташи дома всё было то белое, то красное, то розовое, везде красовались растения, и искусственные цветы, всегда вкусно пахло самым лучшим вином, женским парфюмом, и сигаретами рич. Вова любил жить с Наташей, и смотреть с ней дорамы по ночам, которых ранее терпеть не мог. Вова даже не спросил толком, как зовут её брата, сколько ему лет, как он выглядит. Наверное, кудрявый блондин, с голубыми глазами, и нежной улыбкой. Вова начал плыть в образах того самого брата, пытаясь найти самый красивый. Самый красивый не нашёлся, в эти образы всё время вырвался образ Вадима, что в аудитории жадно пытался разглядеть лицо Вовы. Суворов одернул себя, начав искать кофту. Нашел он только Ташину, с рисунком каких то бтс. Вова толком и не понял, что такое кей попа, поэтому просто одел кофту, натягивая капюшон по самое лицо. Сидел он на диване, скрестив руки на груди, как недовольный чему-то ребёнок. На это Наташа лишь улыбнулась, подкрашивая губы прозрачным бальзамом. Вова пялился в телефон, листая сторисы Кости, и каждый раз морщась, когда на фото рядом стояла эта Людка. Стояла она почти на каждом фото. Потом он наткнулся на их очень старую фотку, где под комментариями их чуть не истребили гомофобы. На лице расползлась улыбка, от осознания того, что Костя не удалил эти сторисы, а оставил, будто бы не смог удалить. Вова отогнал мысль о том, что у него просто не дошли руки, или ему плевать. В дверь постучались, и Наташа, оторвавшись от пилки для ногтей, пошла открывать дверь. В квартиру вместе с Наташей прошёл мужчина в кожаном, чёрном клатче, и в черной шляпе, начав шуточно угрожать ей, сверкая круглыми очками. Гость искажал голос, поэтому Вова толком не понял, парень это или старик. Гость расхохотался, прижимаясь к сестре, и обнимая её. –Вадик, я так соскучилась! —Наташа прижималась к брату, чмокала его в лицо, от чего шляпа упала с головы Вадика. «Вадик? Может Вадим?» — подумал Вова, глядя в сторону прихожей. –Я тоже скучал, Таш, очень! А я ещё я голоден, тоже очень, —Вадик отжал от себя сестрицу, снимая с себя верхнюю одежду, и проходя в гостиную, где сидел Вова. У Вовы глаза округлились. Этот голос, он был ужасно похож на голос того Вадима Желтухина. Вова поджал пальцы ног, поднимая ноги на диван, прижав их к своей груди, и подперев коленом подбородок. Вадим прошёл в гостиную, и застыл в дверном проходе, таращась на Вову, что тоже таращился в ответ. –Ну здравствуй, Владимир.