Смертные грехи

Охранники стадиона Длиннорогих так тянут с пропусками, будто хотят попросить у Рико автограф. Жан переводит взгляд на разминающиеся на площадке команды — игроки пока их не заметили. Даже не будь на спине Натаниэля огромного десятого номера, он бы узнал его силуэт и манеру двигаться, к которым привык за три бесконечные недели на Рождество. Двигается он хорошо, лучше, чем Жан ожидал. Когда Натаниэль поворачивается, под шлемом мелькает рыжая прядь, и Жан чувствует, как к горлу подступает тошнота. Он вспоминает ощущение этих волос под руками и отсутствие сопротивления, пока Жан втирал в них краску. Лисы даже не пытаются вести себя тихо, узнав их. Рико выглядит довольным, но быстро замолкает. Натаниэль на него не смотрит, хотя даже с расстояния заметно напряжение в его плечах, зато смотрит психованный вратарь. Жан ищет на его лице что-то слишком личное для себя. Взгляд у вратаря холодный и пустой — ни намека на боль, только бездна безразличия. Но он становится рядом с Натаниэлем, и тот слегка расслабляется, а потом что-то, что говорят Лисы, вызывает на его лице улыбку. Матч идет отвратительно. В мире, наверное, сместился один из полюсов, и Длиннорогие играют хуже даже чем Лисы. Их стартовый состав как будто подбирали вслепую — на Кевине самый слабый из нападающих, и у них не хватает достаточно умения, чтобы правильно фолить. Жан кожей чувствует, что настроение Рико ухудшается с каждой минутой, и старается концентрировать все свое внимание на Кевине и Натаниэле, чтобы не думать, как Рико будет вымещать на нем свое недовольство после матча. У Лис все еще есть шанс проиграть, но у Жана появляется идиотская, предательская надежда, что команда, в которой ни один нападающий не может играть в полную силу, а вратаря половину времени не интересует защита собственных ворот, выиграет. Им ведь можно выиграть один раз. В итоге это ничего не изменит. Он все еще думает об этом, когда видит, что к ним идет Рене, и все мысли мгновенно вылетают у него из головы. — Рико, Жан, — говорит она и протягивает руку. — Я бы тоже сходила посмотреть вашу игру, если бы могла. Рико даже не смотрит на протянутую руку, и Жан пожимает ее прежде, чем успевает пожалеть. Рене спокойно ему улыбается. Смотреть на нее сложно, но очень хочется. Жан редко видит столько несочетаемого и красивого в одном человеке. — Вежливость требует, чтобы я похвалил ваш матч, но хвалить там нечего, — говорит Рико. Рене, возможно, единственная из Лис, кто не реагирует на его поддёвку. Вместо это она перечисляет то, что сделали правильно в этой игре, таким спокойным и доброжелательным тоном, что Рико то ли считает ее блаженной, то ли просто теряет интерес. Жан смотрит на крестик на ее шее и радужные волосы. Возможно, она не знает о шрамах Натаниэля, убеждает он себя. Возможно, она просто достаточно слепая, как это часто бывает с религиозными людьми, или глупая, или незнакома с реальным миром. — …видеть, что Эндрю не потерял форму, — говорит Рене. — Хотя должна сказать, что как партнер для спарринга он просел. Еще ни разу не выиграл с тех пор, как вернулся. Английский — его третий язык, поэтому Жан уверен, что что-то не так понял. Лисы, как правило, стараются не упоминать Эндрю Миньярда, потому что все они (кроме Натаниэля) вынуждены владеть искусством общения с прессой и не хотят случайно упомянуть, что он упоротый псих с непреодолимой тягой к насилию. Кевин периодически говорит о нем хорошее, но Кевин — профессионал, и никогда — так, будто они… дружат. Девчонка с радужными волосами ведь не может иметь в виду, что Эндрю Миньярд тренируется вместе с ней? Жан допускает ошибку и смотрит ей в глаза, ищет в них то же ужасное, мертвое и затягивающее, как у Миньярда — а видит неожиданную, цепкую глубину. Но Рене разрывает зрительный контакт через секунду, чтобы бросить взгляд через плечо. — О нет, — легко говорит она. — Я нужна Дэн. До встречи в финале. Она спешит туда, где Натаниэль поворачивается к репортерам. Вместо того, чтобы бежать в противоположную сторону от прессы, он идет прямо к ним, и у Жана холодеет внутри. Он проводит по пальцем по татуировке на своей щеке, и Натаниэль, словно читая его мысли, сдергивает повязку со своей. Поездка обратно в аэропорт — как бомба с тикающим таймером. Жан прикидывает, сколько у него часов до того, как Рико сорвется. Шестичасовой рейс, час на машине, в какой-то момент он проверит новости, чтобы еще раз услышать все то, что Натаниэль наговорил репортерам. А потом за ними закроются двери Гнезда. Когда Натаниэль оказался достаточно глуп, чтобы принять предложение Рико тренироваться с Воронами, первое время Жан его только ненавидел. Бессильная ненависть была знакомым чувством, и она каждый вечер разгоралась в нем вместе со страхом. Жан понимал ее, и оттого только больше боялся и не мог себе простить чувства, которые пришли за нею — собственную надежду, что Нил останется, и бессильную зависть, что тот не подписывал контракт. Он не ломался. Это Жан ломался и в своей голове — никогда вслух, только не вслух — называл его именем, которое тот сам себе выбрал.