Из пепла

      — Чтобы снять щит, достаточно коснуться дверного замка. Я оставлю вас.       Чайльд даже не двигается, когда Чжун Ли выходит.       — Вообще-то, это ты собирался рассказывать, — виновато бормочет он, всё ещё пряча голову у Кэйи под курткой. — Прости...       — Вы, кажется, узнали обо мне больше, чем знаю я, — задумчиво говорит Кэйа. Без ноток веселья его голос кажется незнакомым. — Надеюсь...       Молчание заставляет Чайльда оторваться от его колен.       — Что? — тревожно спрашивает он.       — Твоё отношение не изменится после того, что ты увидел. — Кэйе трудно даются эти слова.       Не будь разговоров с Кави, Чайльд, может, не понял бы, о чём он. Но теперь понимает. Слишком хорошо понимает.       — Послушай, — он тянет Кэйю за воротник, чтобы посмотреть на него в упор, глаза в глаза, — я хочу каждый сантиметр тебя. Все мудаки, которые были с тобой жестоки и говорили всякие гадости... Я бы их в подполе с крысами сгноил. Жизнь дерьмо так-то, мало что в ней имеет настоящую цену. Будь ты с ног до головы в шрамах, да хоть вообще ни на что не похож, я люблю тебя, и не тело делает тебя тобой. Может, сначала я и повёлся на то, что ты такой красавчик, — он обводит плечи Кэйи ладонями, кладёт ладонь ему на затылок, и в паху сразу начинает тянуть, — но теперь ведь совсем другое дело. — Он сглатывает и, смущённо переступив коленями, всё-таки выдаёт страшную тайну: — Я видел там некоторые кадры, и... знаешь... всё равно бы тебя трахнул. Ты был секси.       Удивлённо моргнув, Кэйа откидывается на диван и хватается за бок от смеха.       — Эй! — возмущается Чайльд. — Скажешь, это стрёмно?!       — Скажу, что был бы рад, — успокаивает Кэйа, просмеявшись, — но сейчас быть с тобой намного приятнее.       Чайльд ложится грудью ему на живот, собираясь завалить, но Кэйа удерживает его.       — Давайте не будем занимать кабинет. Я всё ещё хочу вернуться под одеяло.       — Подождите, — вмешивается Альбедо и сглатывает всухую. Он так волнуется, что Чайльд сразу кладёт руку ему на колено, сжимает, напоминая, что группа поддержки в его лице рядом. — Пока мы ещё здесь…       — Что, детка?       — Я знаю, что ты устал, — Альбедо смотрит на Кэйю, потом касается скулы Чайльда, и это так приятно, что комок злости в груди как-то… разжимается. — И что тебе тяжело далось прийти сюда. Но давайте… давайте скажем по одной вещи, в которой больше всего боялись признаться. А остальное подождёт.       Ему самому нужно в чём-то признаться, так что отказываться нечестно.       — Тогда ты первый. — Кэйа наверняка думает о том же.       — Я хочу, чтобы вы примирились с Дорианом.       — Нет! — вырывается у Чайльда.       — Хорошо, — спокойно кивает Кэйа.       — Эй! — Чайльд от возмущения захлёбывается словами. — Ты помнишь, что он натворил?!       Кэйа снова кивает.       — И ты… тебе норм?! Он же…       Альбедо сжимает его руку — этого достаточно, чтобы заткнуться.       — Я не прошу с ним дружить и тем более любить. Достаточно, чтобы вы не причиняли ему вреда и… по возможности не угрожали. Что бы ни случилось… он мой брат. Единственная семья, которая у меня есть.       Кэйа кивает ещё раз. Ведь у него, — вспоминает Чайльд, — так же. Никого, кроме Дилюка. Вообще никого.       — Семья, — повторяет он неохотно, — раз семья, то по рукам.       — Значит, теперь я. — Кэйа отводит взгляд, и вторую руку Чайльд кладёт ему на бедро. У Кэйи такое лицо, что на удивление легко получается не думать о сексе. Вообще. — Вам могло показаться, что мы с Дилюком были любовниками. Многие так думали. Это неправда. Мы никогда не были близки… в физическом смысле. И сейчас, когда мы встретились снова… я его скорее боюсь.       — Потому что он шизанутый, — бормочет Чайльд, но уже без особого осуждения.       Кэйа качает головой.       — Нет, — эта его улыбка ни на какую из знакомых Чайльду не похожа. Столько всего в ней намешано, и страданий, и любви, и скорби, и тоски… и завидно, и не хочется, чтобы Кэйа испытывал что-то подобное ещё хоть к одному человеку на свете. — Жизнь была слишком другой, когда мы виделись в прошлый раз. И даже тогда ничего не было просто.       — Мне тоже надо сказать? — Чайльд задумывается. Вообще-то, он уже вывалил почти всё, что никогда говорить не хотел. Хотя… — Ну, не знаю. Если у Бай Чжу ещё остались те белые бинты, в которые тебя заворачивали, я бы стащил парочку. И так тебя оттрахал, чтобы ты сутки провалялся в кровати, а я бы тебе таскал еду в постель и целовал через этот белый шёлк…       У него всё-таки встаёт, но это… неловко, так что он вздыхает с облегчением, когда Кэйа ласково треплет его по голове.       — Я подумаю, — теперь он улыбается скорее весело, но взгляд такой растроганный, что, наверное, не зря Чайльд сказал.       — И ещё кое-что. — Альбедо смущённо прокашливается. — Тот дом… он рухнул.       — Что?! — вскидывается Кэйа.       — Осыпался, как карточный замок. — Чайльду тоже становится стыдно, хотя виноват вроде и не он. — И как будто… знаешь, хотел и нас с собой утащить. Пусть там и не было злых духов, я нечисть всякую секу на раз. Страшно было до усрачки… я так даже от гончих Бездны не съёбывал.       Кэйа сжимает переносицу, жмурится, стараясь сдержаться, и Чайльд робко похлопывает его по груди.       — Можешь на меня наругаться, это я туда всех потащил.       — Не нужно было вам туда ходить, — тихо говорит Кэйа. — Это плохое место. Может, даже сейчас.       — И ты там торчал?!       — Я его… вроде как приручил. — Кэйа снова отводит глаза. — Может, странно звучит… но я тогда и сам был как будто посередине, не на том свете и не на этом. Как и дом. Потому мы и поняли друг друга. Я знал, что если ввяжусь в дрянную историю, проклятые стены меня защитят. Каэнрийцам… легко в местах, где проливалась кровь. Не спрашивайте, подробностей я не знаю. Просто ощущение, вот и всё.       — Мне тоже так показалось, — признаётся Альбедо. — Там было слишком… — Он ищет слово. — Не так. Я видел много развалин, и проклятых, и пустых, и обжитых кем-то другим. Этот дом никому не дался. Кроме тебя.       — Так и было. — Кэйа трёт лицо; теперь и ему становится неловко. — Хорошо, я всё равно собирался рассказать… однажды, почему бы не сейчас. — Чайльд невольно напрягается: если даже Кэйе тяжело признаться, говно должна быть история. Нет, раз он не ебался с Дилюком, то… да что может быть хуже?! — Я тем вечером уехал в Фонтейн. Сел в первую попутку.       «И тебя трахнули?! Я найду каждого!» — Чайльд чудом успевает захлопнуть челюсти раньше, чем слова вырвутся у него изо рта.       — Это был фонтейнский режиссёр. Мы поладили…       «И он тебя трахнул!»       — …и я снялся в порно.       — Серьёзно?! — не выдерживает Чайльд.       Покосившись на него, Кэйа пытается сдержать улыбку, но терпит сокрушительное поражение.       — И ты не сказал! — Чайльд снова принимается его трясти. — Я хочу посмотреть! Тебе пришлют запись?!       — Ксавье сказал, что да. Не знаю, когда.       — Покажешь?! Ты же покажешь?!       — Если хочешь. — Кэйа проводит большим пальцем по его губам. От избытка чувств Чайльд кусает его больнее, чем хотел бы, но ему нравится ответный тяжёлый взгляд, когда Кэйа давит ему на язык. — Всё вышло… спонтанно. И ещё, я встретил там Дориана.       — Только не говори, что снимался с ним, — выдыхает Чайльд с ужасом.       — Нет. С другим актёром.       — Дориан не пытался напасть на тебя? — взволнованно спрашивает Альбедо. — Не обидел?       — Нет. Мы заключили временное перемирие. — Кэйа задумчиво гладит Чайльда по языку и дёснам, обводит кромку зубов, и Чайльд хочет и не хочет, чтобы он прекращал. Вот в том, чтобы взять у него в рот, определённо нуждается. — Придётся его продлить. Думаю, это всем нам пойдёт на пользу. А тебе пригодится поддержка. С Дорианом не будет легко.       — Я знаю, — грустно соглашается Альбедо. — Несмотря на то, что мне удалось выяснить, Дориан… сделал многое, с чем мне тяжело примириться.       — Ну, — сдаётся Чайльд и суёт руку Кэйи себе под футболку, прижимает к соску, — если начистоту, я тогда увёз его из кафе сразу в поле… думал, грохну его за городом, и делу конец… — Брови Альбедо с каждым словом поднимаются всё выше, и Чайльд с трудом заставляет себя продолжать. — Я же не знал, что его нельзя ни убить, ни хотя бы изувечить! Тогда я его трахнул.       Несколько секунд Альбедо молча смотрит на него, потом роняет голову в ладони. Чайльду становится пиздец как стыдно, так, что лицо начинает гореть, но раз начал, надо говорить до конца.       — Ему, если что, понравилось. И лучше я скажу, чем ты сам увидишь, но у него пизда под членом.       На эту ошеломительную новость Альбедо никак не реагирует.       — Детка, — Чайльд хлопает его по колену, потом, уже начиная паниковать, пытается оттянуть его руку в сторону, но не получается, она как каменная. — Детка, прости, оно… я… меня занесло! Если бы я тогда знал, что тебе так плохо, выкинул бы засранца на обочине и поехал к тебе… Альбедо… детка, что мне сделать, чтобы ты не злился? Хочешь, я прямо сейчас с ним помирюсь?!       Кэйа выкручивает ему сосок, так больно, что Чайльд на автомате дёргается к нему в попытке въебать головой в челюсть. Не выходит — Кэйа уворачивается до обидного легко. Шлёпнувшись ему в объятия, Чайльд толкает его в плечо, пытается треснуть под рёбра, но всё безуспешно: Кэйа перехватывает его запястья, скрещивает щиколотки под коленями и заваливает на спину. Возмущённо дёргаясь, Чайльд упирается стояком ему в стояк, и из груди вырывается такой длинный стон, что лицо снова вспыхивает.       — Зачем ты… — выплёвывает Чайльд, задыхаясь от злости, и снова пытается ударить головой, теперь в лоб. Кэйа с гадкой усмешкой уклоняется и от этой атаки, но вместо того чтобы врезать по открывшейся шее, мокро проводит по ней языком. Чайльда коротит. — Блядь… подрочи мне…       — Нет, — спокойно говорит Кэйа.       — В смысле «нет»?! — Чайльд слишком хочет спустить, чтобы сопротивляться всерьёз, но лбом в лоб всё-таки метит. Кэйа поднимается на вытянутых руках, чтобы не получилось его достать, зато давление пахом на пах становится ещё сильнее. Почти, почти… ещё немного, и Чайльд бы кончил. Но в такой позе даже не потереться толком. — Кэйа… твою ж… Почему ты не хочешь меня трахнуть?!       — Потому что Альбедо не договорил.       Чайльду становится стыднее вдвое.       — Детка, — он бессильно откидывается назад, тянет руки, но Кэйа не позволяет вывернуться, и они оба остаются полулежать на диване в максимально странной позе. — Прости, я…       Ещё секунда — и он начнёт униженно скулить.       Диван проседает — Альбедо двигается ближе, облокачивается на спинку, чтобы посмотреть Кэйе через плечо.       — Я не злюсь. — Он такой грустный, что у Чайльда сердце разрывается. — То есть, злюсь, но не на тебя. На себя, за то, что дал волю эмоциям и отпустил вас. Дориан мог тебя убить.       — Обижаешь!       — Мог, — спокойно отрицает Альбедо. — Ты, в отличие от него, не бессмертен.       — Зато я сильнее!       — Может быть. Но если день за днём бить человека камнем по голове или морить голодом в сырой яме, однажды он умрёт, каким бы сильным ни был. Пока я эгоистично тонул в сожалениях о прошлом, пока без толку кромсал свою шкуру, он мог заманить тебя в ловушку и искалечить. Разве я не знал, что он готов переспать с кем угодно? С человеком, с монстром, с животным, хоть с ножкой от стула, лишь бы это был не я. Но я снова выбрал его, а не безопасность того, кого по-настоящему люблю. Я благодарен Дориану, что он вернул тебя не разрубленным на куски, но в тот вечер не я, а он поступил благородно, пусть и не из добрых побуждений.       — Тогда зачем?! — восклицает Чайльд с гневом. От такой несправедливости у него даже член падает. — Почему позволил мне всё… всё, что я с ним сделал?!       — Ещё одно напоминание, что я никогда не получу его. — Сделавшись ещё грустнее, Альбедо сползает обратно на диван и уставляется в потолок. — Что даже ты, лишивший меня так называемой чистоты, человек, которого он ненавидит и презирает ещё сильнее других плотских существ, для него лучший любовник.       — Да он… хочешь, я его подержу, а ты трахнешь?!       — Нет. — У Альбедо опускаются уголки губ. — Я хочу тебя, хочу Кэйю, может, кого-нибудь ещё, но не его. По крайней мере, не сейчас. Секс из ненависти не для меня.       Кэйа наконец отпускает, и Чайльд тут же накидывается на Альбедо с утешающими объятиями, прижимает к себе, целует в макушку, зарывается носом в волосы.       — Никто не может так с тобой поступать! Да я буду отрубать ему башку столько раз, сколько он тебе отказал! Я… у меня есть мачете!..       — Чайльд… — Альбедо цепляется за его плечо, утыкается носом в грудь, судорожно вздыхает. — Ради меня. Пожалуйста. Нет. Может, ты и побеждаешь всегда, но Дориана тебе не одолеть. Его мог бы убить только я. Я выбрал не делать этого.       Ответить нечего, так что Чайльд выбирает насупиться, но то, как Кэйа гладит его по заднице, немного мешает.       — Ну, раз ты так решил… — неохотно смиряется он, обнимая Альбедо ещё крепче. Что бы там ни мог этот Дориан, если станет лапать Альбедо против воли, получит по ебалу. — И тебе, что, реально всё равно, что у него пизда с самозарастающей плевой такой толщины, что хер проткнёшь?!       — Зная нашу мать, там могло быть что угодно, — устало отзывается Альбедо без малейшего удивления. — Ядовитый цветок с пастью как у миноги, восемь глаз, паучьи жвала, синтезатор шампанского… самые банальные варианты. Мне не тягаться с её фантазией. Никому из нас.       Пока Чайльд пытается переварить эту информацию, Кэйа подходит к стойке у кофемашины, вынимает три одноразовых стаканчика.       — Простите мне святотатство, — хмыкает он, разливая чай, — не хочу случайно разбить бесценные пиалы.       Он прав — Чайльд свой стаканчик еле удерживает. Только страх облить Альбедо вынуждает выпить всё: очередная бесцветная травяная дрянь, но хотя бы горячая, и от неё прочищается в голове.       — Детка, — он забирает у Кэйи второй стакан, легонько тянет Альбедо за воротник рубашки, — тебе тоже надо. Ты весь трясёшься.       Кэйа накидывает Альбедо на плечи свою тяжеленную куртку, садится рядом. Смотреть, как он задумчиво отпивает чай маленькими глотками, возвращает зыбкое внутреннее равновесие.       — Ну, давай, — Чайльд пересаживает Альбедо на колени, заставляет поднять голову. — Чуть-чуть, и я тебя поцелую.       После долгого взгляда из-под ресниц Альбедо послушно делает глоток, а дальше пьёт сам, жадно, до последней капли. Кэйа два раза отходит налить ему ещё, добавляет в чайник горячей воды. Чайльд морщится: и первая-то заварка полная дрисня.       — Может, нормального заварим? — с кислой миной предлагает он, но Альбедо подставляет губы, и Чайльд тут же забывает о недовольстве — жадно целует его, тянет к себе подошедшего Кэйю, за руку, потом за майку, и тоже засасывает в полную силу.       — Почти полдень, — напоминает Кэйа, хотя во взгляде у него только желание завалить обоих, — нам пора. Альбедо, понести тебя?       — Нет. — Альбедо поднимается, возвращает куртку. Воспользовавшись тем, что он так близко, Чайльд утыкается лицом ему в живот, тискает за задницу через тонкие брюки. Почему даже эти официальные тряпки ему так идут? — Я в порядке. Но могу понести тебя, если хочешь.       — Он серьёзно, — бубнит Чайльд ревниво. — Таскал Кави на спине и даже с дыхания не сбился!       Звук поцелуя заставляет его всё-таки оторваться от Альбедо — слишком хочется посмотреть, как Кэйа нежно касается его губ и теребит стянутые на затылке концы косичек. У Чайльда вот-вот слюни потекут, но Кэйа тянет его за волосы на затылке, заставляя встать. Вот бы так же уткнул себе в ширинку и заставил сосать, пока в глазах не потемнеет…       — Как насчёт комнаты отдыха? — спрашивает он хрипло.       — Нет. Я хочу домой. — Кэйа обводит пальцем его подбородок. — Чтобы потом никуда не спешить.       Потом.       Чайльду так греет душу это «потом».              ~              Из кафе выходят вместе — уже с Томой. Простившись, Дилюк предлагает Джинн руку, и они удаляются в сторону старого центра города, а Тома вынимает из-за уха сигарету и подпаливает искрой с пальца.       — Ты куришь? — хмурится аль-Хайтам.       — Курил раньше. Итэр угостил иназумскими. Вкус дома… — Он смотрит на тлеющий кончик, в котором вспыхивают и пропадают искры цвета Электро. — Или того, что я долго считал домом.       Аль-Хайтаму становится до боли грустно, но он не знает, как об этом правильно сказать, поэтому продолжает молчать.       — Не любишь запах дыма? — продолжает Тома.       — Не знаю. Никогда не задумывался.       — Проверим?       Подцепив пальцем за воротник, Тома наклоняет его к себе, глубоко затягивается и целует, обдавая клубами душистого дыма. Запах непривычный, но аль-Хайтаму становится тесно в брюках.       — Попрошу Итэра привезти ещё, — шепчет Тома ему в губы, — и вылижу тебя ты знаешь где. Будешь на вкус как иназумские грозы…       Аль-Хайтам постыдно заводится от его слов — и ещё сильнее от того, каким нетерпеливо-страстным становится его взгляд.       — Обними меня, — просит Тома. Аль-Хайтам послушно гладит его по спине, под короткой курткой, по пояснице. Ему нечего скрывать — Кави в курсе, мнение всех остальных людей в мире его мало волнует, — но такое откровенное выражение чувств на публике… скорее, непривычно.       От мысли, что однажды они поцелуются при Кавехе, он холодеет.       — Не хочешь? — Тома давит ему на сосок основанием ладони, и у аль-Хайтама слабеют колени. — Или лучше после?       — Давай после, — предлагает он. Ему не нравится собственная нервозность, но и скрывать её бесполезно.       — Тогда на обратном пути зайду к Итэру ещё за одной. — Уже с привычной весёлой улыбкой Тома бросает окурок в урну. — Идём. Наверняка Кави тебя дождаться не может.       Он берёт аль-Хайтама за руку, и, победив порыв её выдернуть, аль-Хайтам находит в себе силы признаться, что на самом деле ему нравится.