Всё, чего пожелает твоя душа

      Бакуго проснулся рано утром, и впервые в жизни ему было настолько хуево. Он ненавидел свой длинный, поганый язык впервые в жизни с такой силой, что хотелось ударить самого себя. Он никогда не чувствовал себя хреново, когда издевался над Деку, так почему вчерашний разговор с Половинчатым и сегодняшний сон о нем взвалили на его плечи такое неподъемное чувство вины? Придется выцепить его на разговор, в котором сам Кацуки участвовать совершенно не хочет.       На уроках и переменах Тодороки смотрел куда угодно, но не на Бакуго. Он не делал никаких замечаний, а в группе одноклассников, обсуждающих что-то, привычно молчал, и как будто еще сильнее замкнулся в себе. Как только Кацуки пытался сделать шаг в его сторону, хитрый Двумордый тут же куда-то испарялся и найти его было невозможно.       Когда прозвенел звонок с последнего урока, Шото первым вылетел за дверь, молнией рванул на верхний этаж в свою комнату и закрылся там. Бакуго скрипел зубами. Уму непостижимо, как смеет Половинчатый ублюдок избегать его весь день?       После изнуряющей тренировки в среду, ученики были вольны отлежаться и заняться личными делами после занятий. Что Кацуки и сделал. Он долго провозился с домашкой и уборкой в своей комнате, а в 7 вечера понял, что откладывать разговор с Тодороки просто уже некуда. Поэтому он медленно поднялся на пятый этаж с таким видом, будто идет на эшафот. Шото открыл дверь и, увидев, кто стоит за ней, обреченно опустил плечи и тихо выдохнул. — Что сегодня, Бакуго? — спросил он, и голос его звучал надломлено, будто к нему постучались для того, чтобы продолжить издевательства. — Поговорить надо, — буркнул Кацуки и, не дожидаясь приглашения, протиснулся в дверной проем и слегка пихнул плечом хозяина комнаты, чтобы зайти.       Тодороки закрыл за ним дверь и жестом пригласил присесть. Бакуго сидеть не хотелось, он стоял посреди комнаты, плотно сжав губы и пытаясь настроиться на диалог. Шото его не торопил. Есть вероятность, что он вообще не хочет слышать того, что ему собираются поведать. Прошло еще несколько мгновений молчания, после чего Кацуки повернул голову и принялся изучать взглядом голую стену. Что угодно, лишь бы не смотреть в глаза человека напротив. — Я не знал про твоего брата.       У Шото дрогнуло сердце. Он полагал, что Бакуго увидел в своем сне не всё. Выходит, причуда принесла ему старинное воспоминание о семье Тодороки, где Тойя был еще жив. Потому что Кацуки просто не мог начать вчера издеваться над ним, зная всю правду. Это низко, даже для него. — Ничего страшного, — пробормотал Шото, но голос слегка сорвался и перешел в шепот. — Нет, это… Это очень страшно, поэтому, — Бакуго боролся с собой еще секунду, но затем поднял полный сожаления взгляд в чужие глаза, — Извини за вчерашнее. — Бакуго, ты же не знал… — начал было разволновавшийся Шото, но его грубо перебили. — Нет, Тодороки, я не знал, но это меня не оправдывает, — Кацуки говорил жестко, не жалея ни себя, ни собеседника, — Это не моя семья и не мое дело, но я всё равно открыл рот и сказал глупость. — Это в прошлом, — попытался Тодороки.       Его сердце снова сделало кувырок, когда он увидел выражение лица Бакуго. Это была смесь неверия, сожаления и сочувствия. Совсем не жалости, скорее, сопереживания. Шото стало неловко, будто теперь он сморозил что-то глупое. Но ведь он уже услышал извинения, а что еще он должен говорить? — Я не видел, что с ним случилось, — осторожно проговорил Бакуго, — Я лишь… Лишь видел, как твой отец приносит еду к алтарю или что это…       У Тодороки закружилась голова. Это тяжелый разговор, что же ему теперь ответить? Но Кацуки, словно читая его мысли, продолжил мысль. — Это я к тому, что… В общем, я не хочу лезть в твою личную жизнь, и если вдруг этот тупой квирк принесет что-то подобное еще раз, обещаю не быть козлом по отношению к тебе. — Спасибо, Бакуго, — взяв в себя в руки, наконец ответил Шото, — Но ты не должен менять свое мнение обо мне из-за каких-то событий в прошлом. — Эти сны… Это не значит, что я перестал считать тебя Половинчатым придурком, — сказал Бакуго и слегка улыбнулся ему.       Шото тепло ответил на улыбку, чем несказанно удивил собеседника. Кацуки был уверен, что мышцы его лица, отвечающие за позитивные эмоции, атрофированы или типа того. Тодороки всегда был таким отчужденным и холодным, и теперь Бакуго, узнавая о нем все больше, начинает понимать, почему он таким стал.       Они немного постояли в уютном молчании, а затем Кацуки, будто осознав, что ему тут больше нечего делать, стал бормотать что-то про то, что ему нужно идти. Но прежде, чем он схватился за ручку двери, его окликнул Шото. — Когда ты… Когда ты извинишься и перед Деку тоже? — Тодороки уже пожалел, что открыл рот. Но этот сон — самое болезненное, что он видел за последнее время.       Бакуго замер, и по его спине Шото не мог понять — он в бешенстве? Он раздражен? Ему ждать теперь взрыва? На всякий случай, он приготовился к худшему. Господи, надо было промолчать. Почему он не промолчал? — Извини, Бакуго, это не мое дело, — поторопился отступить Тодороки.       Кацуки развернулся и посмотрел ему в глаза. Так и не понятно было, что он чувствует. Это было привычное, хмурое лицо с плотно сжатыми губами. Бакуго посмотрел в потолок и глубоко вздохнул, а затем вдруг рассмеялся. Шото в оцепенении следил за его движениями. Кацуки протер лицо вспотевшими ладонями и смыл с него смех. — Похоже, теперь у нас с тобой личных дел вообще нет, — вот что он сказал и вновь посмотрел на Тодороки. — Кажется, да, — только и смог проговорить Шото. — Ты видел нас с Деку в детстве, верно? — Бакуго спрашивал без злости и издевки, будто просто уточнял информацию. — Да, — подтвердили его слова. — Значит, теперь ты тоже знаешь, за что именно я задолжал ему свои извинения? — Да. — И что ты об этом думаешь? — Что Мидория сделал правильным, присвоив себе «Деку» как геройское имя.       Кацуки широко улыбнулся. Это и правда был до бешенства идеальный ход со стороны задрота. Но он ему этого, конечно, никогда не скажет. — Скоро я с ним поговорю. Жопой чую, что момент будет, как в гейской дораме. Если повезет, то даже понаблюдаешь за этим.       Шото тихо рассмеялся. Он был доволен таким ответом, приятно было знать, что Бакуго думает о ситуации и переживает. Не бросил все, как есть, не сбежал, а готов ответить за свои поступки. — Я рад, — только и ответил Тодороки, зато честно. — Ну-ну, разрешаю даже заснять мой позор на телефон, я это как минимум заслужил. Вот увидишь, он будет рыдать у меня на руках, а потом пойдет дождь. — Из ваших слёз, — добавил Шото.       Кацуки расхохотался. Ну да, так и есть. Он знает ботана, как облупленного. Всё должно пройти идеально и с надрывом, так, что рыдать будут все. Воссоединение друзей детства и все такое.       Спустя минуту, Бакуго вновь развернулся в сторону двери. Уже реально нужно уходить, а то это становится слишком похоже на дружескую беседу. — Уже уходишь? — спросил Тодороки, не успев захлопнуть рот. Слова сами вылетели, честное слово, он этого не хотел. — Что, хочешь, чтобы я остался и рассказал тебе еще историй из детства? Типа, как беспричудный Деку пытался спасти меня от злодея? — хмыкнул Кацуки. — А такое правда было? — глаза Шото расширились. — Как знать, может, сегодня во сне увидишь.       Бакуго расхохотался и ушел, громко хлопнув дверью. Шото почувствовал облегчение. После этого разговора он, наконец, может перестать себя накручивать и расслабиться.