Who Is She?

Лу спрашивает саму себя: кто она такая? И не может дать себе ответ на этот вопрос. Её личность состоит из множества характеристик, собственных и чужих: давних ранящих острот интернатовских детей, печального взгляда матери после очередной перепалки, пренебрежительных, неприязненных отзывов добрых коллег-инквизиторов, не жалеющих слов на то, чтобы практически травить приезжую псионичку; беззлобно-подначивающих шуток друзей о ней, хороших отзывов начальства, шёпотков представителей высшего света и улыбок, которые ей дарят некоторые из них, настроенные искренне. Для одних она — оборванная интернатовская девка, для других — необычная, диковатая и целеустремлённая, для друзей — искренняя, почти добрая. Своя. Для себя… Она не может описать себя. С разными людьми она чувствует себя по-разному. Она привыкла быть собой с друзьями, да, но с остальными? Она сама не своя, совершенно разная, и страх потерять свою личность преследует её по пятам. Ей почти всё время необходимо кем-то притворяться, быть лучше, чем она есть на самом деле, и это выматывает так, что порой становится трудно дышать. И только с Кеем Лу чувствует себя собой. У него тёплые мягкие руки, с широкими ладонями и шероховатыми пальцами; в этих руках столько силы и мощи, необъяснимой и почти нереальной, что в его объятиях Лу, кажется, парит в небе — он держит её с лёгкостью, крепко прижав к себе, и не отпускает, а она не пытается вырваться. Его ладони скользят по её коже, поглаживают, дразнят кончиками пальцев, кружа по особенно чувствительным участкам; прикосновения эмпатика ощущаются как взмахи крыльев бабочки — невесомые, ласковые, порхающие. Его кожа мягкая и гладкая, от него пахнет только чистотой, и Лу с наслаждением вдыхает его запах, запах мужского тела, привычного и родного. Она окружена этим телом, укрыта им от внешнего мира, лязгающего железными зубами над её головой, и ей почти не страшно сейчас, когда Кей возвышается над ней, как стена, за которой она хотя бы на время и хотя бы иллюзорно может укрыться от вездесущей опасности, о которой невозможно забыть. Тёплые тёмно-карие глаза Кея — горячий шоколад, свежая земля в осеннем лесу, спелые плоды слив. Он изучает её взглядом, замечает каждый изгиб, каждую родинку, каждый рельеф мышц на подтянутом, подсушенном тренировками теле; следит за своими руками, за ладонями, опускающимися на белеющую в полумраке округлость бёдер, за тем, как поднимается и опускается её грудь. Лу чувствует этот взгляд кожей, и ей становится трудно дышать — Кей везде, он завладел ею, проник под кожу и дальше, смешался с её кровью, сплёлся с её венами. Но всё ли это? Нет, тела, полностью доверившегося эмпатику, мало, её душа тоже тянется к нему, убаюканная умиротворением, которое он ей дарит, жаждущая полного и безусловного принятия. Только он может дать ей это. Только рядом с Кеем Лу может быть сама собой. Он не манипулирует ею, не внушает ей того, чего она не чувствует — что Лу знает хорошо, так это свои границы и ощущения, они никогда не теряются, она никому не позволяет их продавить. Но позволяет Кею быть с ней рядом в их рамках, отдаётся ему полностью, укутываясь в идущее от него чувство безопасности, как в одеяло. Она абсолютно нага внешне и внутренне, и ей не страшно, и прикосновение губ Кея к её губам одаривает её чувством спокойствия и неги. Кей целует её снова и снова, его поцелуи сгорают на её коже, его руки по-прежнему крепко держат её; Лу прикрывает глаза — их затягивает блаженная поволока. Душно, нечем дышать. Но хорошо. Он касается её почти невесомо, как касаются вазы из тончайшего хрусталя, древней скульптуры невиданной редкости и красоты, добытого кровью минерала, редчайшего, натурального происхождения. Почти со стороны она видит себя, белеющую во мгле, распростёртую на широкой кровати, и Кея, ласкающего её осторожно и безумно одновременно. Девушка вздыхает, вздрагивает, откидывает одну руку назад, но он перехватывает её и покрывает поцелуями. Рядом с ним ей не нужно притворяться. Он видит её совершенно обнажённой, без косметики на лице, со всеми неровностями, родинками и шрамами, и такую же обнажённую внутренне — истерзанную, уставшую, но не сломленную. Её пытались ломать. Не получилось. А кто не пытался ломать, тот не пытался и склеить обратно, и Кей оказался первым, кто предпринял попытку собрать её воедино, замазать трещины, зализать раны. Она кладёт голову ему на плечо, и он прижимает её крепче к себе, так, что становится трудно дышать. Он говорит с ней. Утешает. Обласкивает словами, защищает, снимает с неё слой недоверия и глубоких душевных ранений, как обледенелость, растапливает его, и всё это стекает вниз, освобождая её душу. Но сейчас разговоры не нужны — Лу необходима эта близость, она горит изнутри, ей хочется почувствовать мощное, полное любви тело Кея в своём, чтобы он мог выразить то, что ещё не сказано словами. Его губы скользят по её коже, его руки сжимают её талию, а она откидывает голову назад и выдыхает, чувствуя, как восхитительно пустеет голова, наполняясь дурманящим розовым туманом. Он везде, его запах проникает ей в лёгкие, его прикосновения вживаются ей под кожу. И она хочет этого. Это то, что ей нужно. Кей целует её шею, наклоняется в груди; шероховатые губы терзают соски, скользят меж грудей, опускаются ниже, к солнечному сплетению, язык выводит узоры на коже. Лу тяжело дышит, почти до вывиха пальцев цепляется за простыни, слегка ёрзает, но он держит её крепко. Поцелуи идут вниз к животу и дальше, эмпатик широко разводит её колени, касается губами и их, прикусывает кожу, и когда его голова опускается ей между ног, девушка позволяет себе негромкий, слабый стон. Его язык ласкает её неистово, жадно и в то же время нежно, с наслаждением, он кружит им, слегка надавливает, позволяет себе быстрый поцелуй и снова, снова волнообразными движениями ласкает её, как в последний раз. Лу закидывает одну руку за голову, другой вцепляется ему в волосы; ей так хорошо, изнутри она легка и полна только розового дурмана, погружающего её в пьяный экстаз. И она позволяет себе стонать в полный голос, почти плакать от невероятно сильного ощущения дрожи во всём теле, он жгучего тока, вьющегося от низа живота к кончикам пальцев на руках и ногах. Кей закидывает её ноги себе на плечи, ласкает её с первобытной жадностью, и она не старается в этот момент быть сдержанно-соблазнительной, позволяя себе забыться, расплакаться от переизбытка удовольствия, поджать пальцы на ногах, сжать короткие жёсткие волосы на затылке мужчины. Она полна любви и благодарности по отношению к нему и полна безумного удовольствия, которое превращает её мысли в ничто, размывает их, выветривает из её головы. Он оказывается сверху, прижимается к ней, вжимает её лопатки в постель, и Лу чувствует, как бесконечно близка к завершению, поэтому никак не сопротивляется и не оттягивает момент. Кей входит, и она охает — наконец он в ней, так близко, его кожа горит под её пальцами, его руки прижимают её к себе. Движения резкие, смазанные, все мышцы в его подтянутом теле твёрже железа, и он снова укрывает своим телом её от внешнего мира, не позволяет ему поглотить её. Лу обнимает его за шею, льнёт ближе, как кошка, становится дикой, резкой, требовательной, и он подчиняется ей, то замедляясь, то ускоряясь, подстраиваясь под неё, доводя её до края и снова оттаскивая от него, то целуя, то кусая, то зализывая укусы и засосы, то оставляя новые. Безумный танец, сплетённые пальцы; рывки, исходящее от Кея странное обожание, полное, захватывающее её, его сияющие глаза и Лу, полностью расслабленная, в его объятиях, ни о чём не думающая и ничего не боящаяся. С ним хорошо, спокойно, с ним так приятно и просто говорить, и заниматься любовью. И сейчас она почти, почти, она на грани, огонь страсти поглощает её, розовый дурман заполоняет всю голову от и до, любовь Кея к ней проникает в неё, любовь Лу к нему проникает в него, и опасный мир над головой лязгает зубами, но не может дотянуться — она под самой надёжной защитой, которую можно себе представить. Под защитой взаимной любви. Кончая, Лу шепчет имя Кея, потому что ничего больше она не может и не хочет сказать, и тянет к нему руки; он жмурится, переживая мучительно приятные секунды оргазма, и ложится рядом с ней, обнимая и касаясь лба губами. Она дрожит, но это приятная дрожь, и переживает целую бури любви и благодарности в душе. Но всё же задаёт вопрос, который её беспокоит и на который — Лу знает — у Кея есть ответ. — Кто я? Он молчит, перебирая её белеющие в лунном свете волосы. — Кто я, Кей? Я слишком разная для всех. Я слишком много притворяюсь. Кто я в итоге? Какая из этих личностей — моя настоящая? Тёмные глаза смотрят на неё испытующе. Кей говорит: — Ты Лу Рид. Просто Лу. Ты разная — это нормально. Многогранная. Всем нам порой приходится держать лицо, но ты не состоишь из чужих оценок. Ты такая, какая ты есть: свободная, как ветер, независимая, порой резкая, а можешь быть спокойной, сдержанной, нежной. Это нормально. Человек многогранен, его личность не может быть плоской, он не может быть только нежным или только резким. То есть, может, но это не про тебя. Тебя видят с разных сторон, но ты сама знаешь, какая ты и какой бываешь в разное время и в разных обстоятельствах. Ты Лу Рид. Одна-единственная. Особенная. Но тебе нужно принять себя, и тогда ты сможешь дать себе ответ на этот вопрос. Лу кладёт голову Кею на плечо. Его слова звучат понятно и правильно? Кто она? Лу Рид. Всё ли этим сказано? Нет, но остальное она должна проговорить сама, принять это. И пока она может быть самой собой с Кеем, у неё есть все шансы понять саму себя и вывести чёткую линию собственной личности, псионички из Ле Лож по имени Лу Рид.