Проект «Одинокий»

Малые Фебиды, дом господина и госпожи Ришон; позже — дорога на Олларию Рокэ сказал, что Жермон Ариго будет ждать в Малых Фебидах, городишке недалеко от Фебид, входящих в Кольцо Эрнани, и Марсель уже несколько дней служил источником сплетен и домыслов у приятнейшей на вид семейной пары, которая сдала ему комнату, потому что гостиницы без тараканов в этих чрезвычайно малых Фебидах не водилось, а ночевать где-то (и не в машине) было нужно. Представился Марсель Арсеном Ченизу и изо всех сил производил впечатление простого трудяги из Эпине, которого выгнали с завода, так он на оставшиеся деньги решил послоняться по стране, а потом осесть в столице. Хозяин, Уго Ришон, ему не верил и каждый вечер выдвигал своим приятелям новую версию, кто такой на самом деле их с женой загадочный постоялец. Последней и самой популярной среди приятелей Ришона была идея, что Ченизу — урготский шпион, доказательством чему служила клетчатая кепка с этикеткой «Произведено в Урготе». Кепки эти сотнями продавались в талигойских магазинах, но, наверное, до Малых Фебид их по понятным причинам не довезли, а потому здесь они считались экзотикой и признаком шпиона. Хозяйка, Аделина Ришон, женщина крупная и добродетельная со всех сторон, Марселю поверила, а может и нет, но в любом случае относилась к нему с оттенком симпатии, которую можно было бы назвать материнской, если бы она выражалась более благопристойно. Но Марсель не жаловался, всё равно делать в этих очень и очень малых Фебидах было решительно нечего, Ариго никак не приходил, клубов тут не наблюдалось, как и казино. Конечно, была танцплощадка для молодёжи, но сходив туда разок, к молодёжи Марсель решил себя больше не причислять. Каждый день Марсель ходил на городскую площадь, где, по словам Алвы, Ариго, явившись в город, должен был прилепить на один из фонарных столбов объявление о продаже участка земли недалеко от Доннерштрааля. Марсель обходил все столбы, внимательно изучая объявления: продавали что угодно, только не то, что было нужно ему. Затем он пил чай в единственном на весь город кафе, обеспечивая владельца дневной выручкой, а потом возвращался к Ришонам и писал письмо Левконое, надеясь, что запомнил имя правильно и это была действительно Левконоя. А не Елена, Латона или Ариадна. Письмо получалось неприлично длинным, полным полубредовых подробностей о Малых Фебидах, которые Марсель ради литературности и секретности переименовал в Большие Буераки, подробности он тоже сочинял на ходу — и вскоре с умилением стал замечать, как его письмо, которое невозможно было отправить по причине неработавшей почты, перерастает в нечто вроде повести о маленьком талигойском городке. Когда письмо действительно достигло объёмов небольшой повести, на столбе появилось объявление: «Продам участок земли на берегу Доннерштрааля. Камни, бурелом и овраги. Дорого». Воздавая хвалу Создателю, Марсель сорвал объявление и прилепил туда своё, уже давно ждущее своего часа в складках кепки: «Куплю участок на берегу Доннерштрааля. Особенно интересуют камни, овраги и бурелом. Согласен на любую цену. Обращайтесь к Ченизу, дом 3 по улице имени Протектора». Затем он прилепил такие же объявления ещё на пару столбов — на всякий случай. Ждал Марсель ещё полдня. Сначала явился какой-то шутник, решивший поглядеть, кто это бурелом в Торке продаёт, и принёс, конечно же, сорванное со столба объявление. Марсель порадовался, что предусмотрел шутников и выставил его взашей. К вечеру явился Ариго, выглядевший так, словно большую часть жизни он провёл в тех самых оврагах среди бурелома и камней Доннерштрааля. Впрочем, так оно и было, если честно. — Это вы — господин Ченизу? — Да, — протянул Марсель, осматривая лохматого, усатого, завёрнутого в овечий тулуп графа Ариго, — а вы, как ни удивительно… Почём ваш бурелом? — По десять талов каждый, — покорно и не без смущения проговорил Жермон, — ствол. Герцог Алва любит пошутить. Марсель фыркнул, хотя смешно не было: — Всего десять? — Сколько есть, — буркнул Жермон. — Ладно, — согласился Марсель, — зато у вас есть опыт маскировки под крупный рогатый скот… В поле вас не заметят. Жермон издал неопределённый смешок. — Куда нам теперь? — Отыщите Гирке-младшего. Он ждёт вас в Олларии. Счастливчик. — И как, по-вашему, мы должны проникнуть в Олларию? — Это уже ваше дело. Присоединитесь к Гирке и его людям и на какое-то время будете в безопасности. Я бы вас довёз, но десять человек в автомобиль не влезут. — Ясно, виконт. — Осторожней, если хозяин сейчас подслушивает, он утвердится в мысли, что я урготский шпион. Ещё и благородного происхождения. Из Малых Фебид Марсель уехал в тот же вечер, заплатив столько, что Ришон если не оставил подозрения, то во всяком случае, пришёл к мысли, что не всякий шпион — однозначное зло. Дорога в Олларию была недолгой, а Марсель бы не возражал, если бы она продлилась хотя бы на пару часов, хотя бы на полчаса, хотя бы на шестнадцать минут дольше. Потому что скучать в недо-Фебидах — одно дело, а ехать практически на верную смерть — совсем другое. Потому что дело, которое поручил ему Рокэ, и было самой настоящей верной смертью. Куда более верной, чем для кучки привыкших прятаться торкских мятежников проникнуть незаметными в город, а там отыскать другого Гирке и присоединиться к нему и его отряду. Марсель же должен был, приехав в Олларию, попасть во Дворец и похитить оттуда… его передёрнуло от одной мысли. Для Рокэ нет ничего невозможного, но почему он считает, что и для других — тоже? Да ещё требование сделать всё как можно скорей… Что Рокэ вообще о людях думает? Что если помогает, так можно и нужно выжать эту «добрую душу» как лимон, всё до капли? Марсель слишком нервничал, чтобы вспоминать, что именно Алва спас его от «циллы» не так давно. Насколько вероятно, что его поймают? Да почти наверняка! Чего, в таком случае, хотел добиться Алва? Избавиться от Марселя? Вряд ли! Скорее всего, спровоцировать Протектора на какие-то шаги, а уж что там Марселя расстреляют — так нельзя приготовить яичницу, не разбив яйца… Стоп! Марсель оборвал себя в тот момент, когда чуть не сшиб столб за одним из поворотов. Рокэ был серьёзен, когда давал это поручение, Рокэ не стал бы… нет, не стал бы жертвовать им, Марселем… панические мысли снова едва не захлестнули его, но Марсель сдержался: не время сейчас об этом думать. Нужно было ещё раз, как следует, разобрать план и попытаться отыскать в нём слабые места. Впрочем, план был короткий: встретиться с Коко и попросить его раздобыть форму, которую носили охранники во Дворце. И лучше бы, чтобы баронесса об этом не знала. Позже вечером, переодевшись, пройти во Дворец, а дальше уже действовать по ситуации — или уговорить жертву выйти на улицу, или стукнуть по голове, да выволочь. Хотя выволочь будет сложно: не через весь же Дворец нести… поэтому всё-таки придётся выманивать, а вот чем?.. И здесь план сбивался. Проще всего — передать будто бы приказ от Протектора, но для этого лучше бы Протектора не было во Дворце. Смутно Марселю припоминались новости, которые он слушал накануне вместе с Ришонами. И там навязчиво рассказывалось о визите в Талиг Елены Урготской, дочки принципса Фомы, которую по привычке называли принцессой. Савиньяк наверняка поедет встречать свою невесту. Вот этот момент и нужно было подкараулить Марселю. И времени до него оставалось не так много: Елена прибывала завтра (или, если верить часам, то уже сегодня) около десяти вечера. **** Оллария, дворец Верховного Протектора Енниоль не попадался на глаза Альдо довольно долго, и поначалу казалось, что он испугался или страдает угрызениями совести из-за предательства. Однако потом выяснилось, что у хитрого гогана всё это время был план и план этот он неуклонно претворял в жизнь, чтобы только на последнем этапе поставить в известность самого Альдо, занимавшего в этом плане не последнее место. Судя по всему о ночи, которую Альдо провёл с Мэллит, Енниоль не знал, потому что иначе вёл бы он себя с Альдо совсем по-другому. То есть не стал бы по-прежнему спокойно и даже ободряюще говорить о том, что план их близок к победному завершению, если только Альдо… А вот тут-то и начинался план Енниоля, включающий в себя Альдо как главного героя. И, честно сказать, этому главному герою совсем не улыбнулось то, что он услышал. — Первородный должен будет убить или значительно искалечить одного своего соперника, в то время как другой человек убьёт другого соперника. Дочь своей матери, названная Катариной, согласна после этого отдать руку названному Альдо, при условии, что дети её воссоединятся с матерью. — Меня же убьют, — брякнул Альдо. — Люди с оружием пойдут за тем человеком, который убьёт названного Фердинандом, а тот человек пойдёт за первородным. — У меня, — не поверил своим ушам Альдо, — будет армия? — Хорошо вооружённый отряд, — уклончиво ответил гоган. Они говорили, прогуливаясь по берегу Данара там, где река была немного уже и шумливей, чем в остальных местах. Шум течения мешался со звуками улицы, и даже если кто и следил за Альдо и Енниолем, разобрать их тихую беседу было не так-то просто. И, по мнению самого Альдо, просто невозможно понять сказанное, если учитывать витиеватую манеру речи гогана. Того, что разобрал Альдо, хватило для лёгкого, а потом всё усиливающегося мандража. Енниоль придумал забавную шутку, которая наверняка должна была сработать и всем понравиться. И штука эта идеально вписывалась в грядущие важные события. На следующий вечер в Олларию прилетала безутешная невеста Елена Урготская — с визитом к жениху. А жених, конечно, встречал её в аэропорту — не заставлять же девицу саму, если не считать охранников и трёх подружек, тащиться через весь город во Дворец! Конечно, жених в личном автомобиле и в сопровождении охранника и пары спуников выедет прямо к самолёту и встретит спускающуюся по трапу невесту. Это если жених доедет. Потому что, по замыслу Енниоля, доехать он не должен был. — Пусть первородный спросит у названного Лионелем, можно ли ему сопровождать названного Лионелем в аэропорт. Первородный высокого происхождения, он имеет право попросить. — А если Савиньяк откажет? — Тогда недостойный изобретёт иной способ. Звучало это легко, но меньше всего на свете Альдо хотелось навязываться Протектору. Он и так слишком много для него, Альдо, сделал: и квартира, и новости о Робере… но раз Енниоль сказал, надо будет решиться. Не казнят же его за спрос. — Ладно, а если он согласится? — Тогда первородный поедет с ним в машине, взяв с собой одно устройство. — Бомбу? — шёпотом произнёс Альдо. — И так можно сказать, — кивнул Енниоль. — Устройство это взрывается через пятнадцать секунд после того, как запустишь его. — А как же… как же я? — Первородный должен будет протянуть устройство названному Лионелем и выпрыгнуть из машины. Залог охраняет его. И Кровь охраняет его. Первородный выживет. — Кровь?.. — Про Залог Альдо понял, а вот это — не очень. — Если первородный — последний своей крови. — Последний, — уверенно сказал Альдо, но внутренне похолодел. Однажды он уже убедился, что гоганские суеверия — не просто болтовня, но тогда его жизнь на кон никто не ставил. Оставалась, конечно, Мэллит — Залог и Щит, но что сделает тощая девчонка, которой и рядом-то не будет?.. — Прежде всего, первородный должен спросить названного Лионелем, — напомнил Енниоль, который, видимо, заметил, что Альдо испугался. И это понимание разозлило Альдо и придало ему сил и решимости. Расставшись с гоганом, отправившимся в какую-то только ему известную аптеку, где продавали особые смеси трав и лечебные настойки, к которым королева проявляла особый интерес, Альдо поторопился во Дворец. Пропустили его, как всегда, без возражений. Даже цепная секретарша куда-то запропала. День у Протектора был не приёмный, а потому и к нему Альдо прошёл почти сразу же — дождавшись только, пока от него выйдет какой-то усач с подковой на форме. От людей с подковами Альдо уже давно передёргивало, но сейчас он мгновенно забыл о встреченном человеке: по дороге добрая половина смелости, порождённой злостью, успела растеряться, и Альдо с трудом сдерживал дрожь в пальцах. — Господин Ракан, — в голосе Протектора звучали, если хорошо вслушиваться, даже дружелюбные нотки. — Добрый день, господин Верховный Протектор, — Альдо изо всех сил старался звучать не слишком испуганно. — Вас давно здесь не было. — Не так уж… давно. — Это не упрёк, господин Ракан, — Протектор положил подбородок на сцепленные руки и немного склонил голову, выражая готовность слушать. — Я понимаю, понимаю, — Альдо старался дышать как можно равномернее, но всё равно сбивался, да ещё предательски вспотели ладони. — Итак, господин Ракан? — поторопил Протектор. — Я готов признать, что мне приятно ваше общество, однако вы должны меня простить, так много дел, госпожа Арамона к тому же попросила себе свободный день, а я без неё как без рук. Завтра такой важный день, впрочем, вы наверняка знаете, об этом весь Талиг и Ургот говорят. — Да-да, — решился Альдо, — я как раз пришёл вас просить… позволить мне сопровождать вас в этой поездке. — О, и чем вызван такой интерес? Ответ на этот вопрос Альдо придумал заранее. И теперь — как было задумано — смутился: — Господин Протектор, когда я ещё жил в Агарисе… я думал, что женюсь когда-нибудь на Елене Урготской. Ну, как думал… я мечтал об этом, потому что видел её в какой-то передаче. Это, — Альдо умолк на пару мгновений, демонстрируя неуверенность, — блажь, конечно, и вообще… я, наверное, зря… и это наглость… Он замолчал совсем. Лионель тоже помолчал, пристально глядя на Альдо. От взгляда чернющих глаз, в которых ничего нельзя было разобрать, у того затряслись поджилки, но игра стоила свеч — и Альдо выдержал взгляд. Лионель, наконец, опустил глаза, на бледных губах, как-то неуместно красиво очерченных, появилась слабая улыбка. — Что ж… Обычно люди бояться видеть свои мечты разрушенными. Это придаёт вашему образу некое трагическое очарование, господин Ракан. — То есть… — Альдо изобразил печальную улыбку в ответ, — вы не оскорбились? — Разве это по мне скажешь? — поднял брови Протектор. И в этом он был прав: по нему вообще ничего нельзя было сказать. — Я, пожалуй, позволю вам. Хотите быть моим охранником? Снова пристальный взгляд чёрных глаз. Альдо едва не попался, не заорал: «Да! Благодарю!», но вовремя опомнился: Лионель мог ведь и проверять. Неужели на него никогда не устраивали покушений? Да, наверняка, и не одно! Он испытывает Альдо! — Не хочу! — высокомерный тон тут как раз подходит моменту! Тон, в котором так и звучит: «Я, правнук и внучатый племянник алатского герцога, я, Ракан по крови, я, Альдо, — охранником?!» — Если позволяете, пусть я буду просто вашим сопровождающим, а не каким-то охранником, Верховный Протектор. А если не позволяете, так не позволяйте вовсе, но не унижайте меня! Ни в моих собственных глазах, ни перед Еленой. Вместо презрительного ответа или приказа расстрелять Альдо на месте Протектор рассмеялся. — Убедили, господин Ракан! Езжайте просто сопровождающим. Завтра в девять вечера жду вас здесь. То есть, не здесь, конечно, заходите через дверь с улицы Маршала Савиньяка. Не опаздывайте, господин Ракан. Кем бы вы ни были, ждать вас никто не будет. Из Дворца Альдо уходил с полной уверенностью, что подписал себе смертный приговор. Вечер был ещё ранний, когда Альдо вернулся домой, но, даже не раздевшись, он упал на кровать и заснул — настолько тяжёлым для него оказался разговор с Протектором. — Вина найдётся? Альдо панически озирался. Он снова был в том же агарисском кабаке, за тем же столиком. И напротив — горло свело от ужаса — сидел всё тот же Алва. Выглядел он намного хуже, чем в прошлый раз — изжелта-бледный, с тёмными кругами под глазами, словно давно не спал и тяжко болен. Но даже такой он нёс угрозу. — Вы? Но почему? — Так вышло, — неопределённо ответил Алва. — Хотя и на этот раз я, признаться, рассчитывал не на вас. — А на кого же? — выдавил Альдо, лишь бы хоть что-то сказать. — На Робера Эпине. С ним я ещё не виделся. Любопытно, господин Ракан, почему вы?.. — Да! — наконец-то вернулся нормальный голос. — Почему я?! А можно как-нибудь… — Не видеться более? — учтиво закончил фразу Алва и кивнул: — Можно. Леворукий мне свидетель, я вас хочу видеть ещё меньше, чем вы меня. Хотя, судя по вашему трясущемуся виду, может быть и не настолько меньше. — Как? — выдохнул Альдо, боясь, что Алва вывернется и не станет рассказывать, а то ещё закатной тварью обернётся — и… и сожрёт заживо! — Неправда ваша, — Алва пристально всматривался в вино в бокале, — я таким не питаюсь. Альдо вздрогнул. Но вопрос свой всё же повторил: — Как сделать так, чтобы не видеть вас больше? Во… во сне. Алва помолчал, а потом, совершенно не меняя тона, словно говорящая машина, произнёс: — Сбросьте бремя, которое, очевидно, невыносимо вам. Сбросьте его в текучую воду, и река принесёт его достойнейшему. Когда Альдо проснулся, солнце уже стояло высоко, а часы показывали одиннадцатый час. И всё равно было чувство, что он не сомкнул за ночь глаз и совсем не отдохнул. «Что за чушь про текучую воду мне снилась», — думал он. Как вообще может накануне такого важного дня видеться такой бред? Ведь до того, как всё решится, оставалось меньше десяти часов! И конечно, сейчас Альдо стоило думать о другом… но что же всё-таки имел в виду Алва?.. С Енниолем они условились, что взрывное устройство в форме круглой металлической зажигалки вроде тех, что кучами продают в сувенирных магазинах, будет спрятано около полудня в маленьком дупле самого толстого дуба в Нохском парке. Дуб этот был очень дуплистым, и Альдо, явившемуся в парк практически с боем часов, пришлось долго обшаривать складки коры. Выглядел он при этом, наверное, очень нелепо, но ему было всё равно. Случайно найти бомбу никто не смог бы — Альдо заметил завёрнутую в пёстрые покрывала фигуру, очень напомнившую ему Енниоля, каким его Альдо увидел в первый раз. Тот наблюдал издалека и точно проследил бы за всеми любопытными. Действуя точно по рекомендациям гогана, Альдо быстро вытащил отыскавшуюся наконец бомбу (хотя такую мелочь и бомбой-то язык не поворачивался назвать) и сунул её в рукав пиджака, а потом ещё некоторое время копался в дуплах и выудил из одного беленький конвертик, который потом долго вертел в руках, целовал и бережно разворачивал. Потоптавшись у дуба ещё немного и поизучав мелко исписанный какими-то кошмарными стихами листок, Альдо, немного пританцовывая, пошёл домой, надеясь, что если за ним и была слежка, то через полчаса Лионелю сообщат, что в дупле Альдо ждало письмо от девушки, которого он очень-очень ждал. И пусть Лионель решит, что письмо — от Мэллит, ведь выходило довольно складно: скромная гоганка, влюблённый в неё талигоец… До самого вечера Альдо приводил в порядок свою одежду и причёску, каждый волосок укладывал, а до этого чистил до блеска ботинки, гладил брюки и рубашку, примерял всё это перед зеркалом, стараясь смотреть только на костюм, поскольку лицо выражало ужас и панику, что бы с ним ни делали. Как ни старался он тянуть время, всё равно собрался он очень быстро — не было ещё пяти, когда и рубашка, и брюки, и пиджак, и причёска, и обувь уже выглядели идеально. Во Дворец Альдо явился в восемь. Он долго ходил вокруг Дворца, разыскивая сначала улицу Маршала Савиньяка, а потом долго стучал в украшенную венком с цветочками и бумажной ласточкой дверь под взглядом совершенно безразличного к происходящему охранника. Наконец дверь открылась и выглянул другой охранник. — Господин… — Ракан! — заорал Альдо, теперь уже вполне искренне оскорблённый. — Я Альдо Ракан и я должен ждать здесь, как… как… как почтальон какой! — Господин Ракан, вас ждали не раньше половины девятого. — Какая разница! Я… — Прошу прощения, — охранник посторонился, пропуская Альдо, — эта смена не была извещена о вас. — Ладно, — буркнул Альдо. Охранник оставил его ждать прямо в коридоре: сказал, что можно сесть на низкий пуфик рядом с какой-то дверью, и ушёл, не успел даже Альдо снова возмутиться. Впрочем, в этом ожидании были свои плюсы. На жилой половине Дворца он ещё не был ни разу. Здесь всё оказалось куда приятней на вид, чем там, где располагались кабинеты. Не такие пустые и гулкие коридоры, никаких сквозняков, приятное желтоватое освещение вместо мерцающе-белого. По-прежнему огромные двери, высокие потолки, портреты королей и королев из династии Олларов в полный рост, иногда с детьми или особо отличившимися вассалами, гальтарские вазы в человеческий рост, привезённые из древней столицы ещё Эрнани Святым, но торжественность обстановки смягчали ковры на стенах со сценами охоты, пуфики по углам и тяжёлые бархатистые шторы до пола. Если бы не электрическое освещение от бра на стенах, обстановка скорее напоминала о прошлом круге. Не удивительно, что большую часть фильмов о тех временах (а Альдо пересмотрел их все и не по одному разу!) снимали здесь. Легендарное место! Ещё бы теперь в Тарнику попасть — она же, если всё сегодня получится, скоро будет принадлежать ему… Последняя мысль немного отрезвила и вернула к реальности. Альдо взглянул на стрелки напольных часов (они, судя по тому, что представляли собой оленя, несущего циферблат на ветвистых рогах, сделаны были совсем недавно и подарены Протектору каким-то лизоблюдом): восемь тридцать шесть. Как же быстро бежит время! Мелькнула паническая мысль спрятаться куда-нибудь: хоть за шторы, хоть за бронзового оленя, но Альдо подавил приступ и остался на пуфике перед дверью. Около девяти в коридоре стал собираться народ. Сначала охранник привёл парочку журналистов, те раздражённо переговаривались и что-то строчили в своих блокнотиках. Потом один из журналистов попытался позадавать вопросы Альдо, но Альдо отвернулся к стене. Затем появился ещё один журналист, на сей раз — с камерой. Альдо подумал, что он бы здорово смотрелся в кадре — и от третьего журналиста отворачиваться не стал и с удовольствием ответил на все заданные вопросы. Потом журналистов стало как-то совсем много, как и охранников, а заодно в коридоре появились какие-то женщины с нездорово поблёскивающими глазами. Немного послушав их, Альдо понял, что они мечтают об автографе Протектора. К девяти коридор просто трещал по швам, и Альдо уже радовался, что пришёл заранее. А потом начали бить часы, дверь открылась и появился Савиньяк. Журналисты кинулись к нему, все камеры и микрофоны направились к нему, да и взгляды женщин тоже. — Господин Ракан, — сказал Савиньяк, игнорируя всё это, — добрый вечер. — Добрый вечер, господин Протектор, — Альдо надеялся, что ему удалось достаточно изящно подняться с пуфика и достойно кивнуть в ответ на приветствие Савиньяка. — Что ж, — едва заметно улыбнулся Савиньяк, — господа, простите, но нам пора. Нельзя даже рисковать заставить даму ждать. Охранники оттеснили толпу. Альдо шёл рядом с Протектором и слышал, как кто-то до сих пор выкрикивал какие-то вопросы про изменение внешней политики Талига по отношению к Урготу, которые так и остались без ответа. Автомобиль (как и новая толпа журналистов) их ждали у парадного входа, а потому пришлось пройти сначала всю жилую половину, а потом и «официальную». Новые вопросы, новые камеры и вспышки фотоаппаратов, но Альдо уже не думал о них. Впереди были самые страшные минуты его жизни. Самые страшные — и самые важные. Савиньяк всегда ездил на заднем сиденье справа. Альдо когда-то читал, что это самое безопасное место, и именно потому его предпочитают все высокопоставленные персоны. Альдо жестом было велено сесть слева, и автомобиль тронулся. — А ваша невеста, господин Протектор?.. — решил завести светскую беседу Альдо, вертя в кармане пиджака маленькую бомбу. — Она с вами поедет? — Нет, за нами ещё одна машина — для неё и для её ближайшей подруги. К сожалению, Фома отказался отпускать Юлию. Поэтому с ней приехала дочка… впрочем, неважно. Пару мгновений Альдо придумывал вопрос поглупей, а потом выпалил: — Красивая? — Елена? — Подруга. Лионель пожал плечами. Судя по всему, он ничего не подозревал. Аэропорт располагался очень далеко, кажется даже, за пределами Олларии, да к тому же дорога была выбрана не самая короткая, зато самая красивая. Многие жители домов, которые проезжал кортеж, заранее выяснили, что мимо будет ехать Протектор, и украсили стены домов цветами, изображениями ласточек и флагами Талига. Среди привычных чёрно-белых флагов Альдо заметил несколько, где на по чёрно-белому фону бежал прекрасно узнаваемый олень. Любопытно, что о таком верноподданничестве думает Савиньяк?.. Альдо покосился на Протектора. Впрочем, лицо у того было непроницаемо, как всегда. Под пальцами левой руки были переплетённые проводки и прохладный металл зажигалки. Нужно было щёлкнуть и выпрыгнуть из машины. Дверь не заперта, достаточно дёрнуть ручку. Четверть минуты. Пятнадцать секунд, только пятнадцать секунд. Альдо на мгновение отвернулся к окну. Лучше немного подождать, пока на улице слишком много людей. Если взрыв будет сильным, машина, потерявшая управление, кого-нибудь задавит. Альдо краем глаза следил за Протектором. Лионель тоже смотрел в окно. Как всегда отстранённый. О чём он думает сейчас, когда едет встречать свою невесту, когда видит, как на улицы, несмотря на промозглый холод, высыпали толпы людей, чтобы приветствовать его? Чего он хочет? Ведь чего-то же хочет этот человек? Зачем-то он творит все эти ужасы, не из-за стремления же убивать и запрещать? Такого просто не может быть. Альдо взмок, пот выступил на лбу и над верхней губой. Лионель повернулся и легко кивнул, подбадривая, что ли, Альдо в ответ натянуто улыбнулся. Знал бы, на что подбадривает… Впрочем, если бы знал, Альдо уже кричал бы на «цилле». От одной этой мысли стало нехорошо. Постепенно — по мере отдаления от центра — улицы пустели. Альдо вертел в кармане зажигалку. Щёлкнуть прямо сейчас и выпрыгнуть из машины. Хватит нескольких секунд, всего нескольких секунд. Пока поймут, в чём дело, он уже скроется, а потом надо будет вернуться ко Дворцу, и там будет ждать его собственный вооружённый отряд. Альдо положил пальцы на колёсико зажигалки, безотрывно глядя на Лионеля. Хорошо, что тот опять отвернулся, хорошо, что виден только профиль. Он должен умереть, а Альдо должен выжить. Он узурпатор, жестокий диктатор, Альдо будет милостивым королём, он всё станет делать иначе, всё исправит, а имя Савиньяка предаст забвению, даже улицу переименует, хотя она и не в честь него названа, всё равно, пусть проклятое имя исчезнет! А Альдо выживет — пальцы замёрзли в кармане, застыли совершенно почему-то, даже уже не дрожали — его хранит само мироздание, он последний своей крови, а Лионель — нет, у него ещё два брата, один — во дворце, интересно, что он думает о своём брате? Надо запустить часовой механизм, потом выпрыгнуть из машины, если хорошо сгруппироваться, то ничего себе не сломаешь. Сейчас. Пора. Альдо прикрыл глаза, чувствуя, как сводит пальцы. И вдруг перед мысленным взором мелькнуло то лицо — злое, смеющееся, слишком красивое и неприятное лицо, и синий взгляд — синий взгляд смерти. Алва… Алва снился ему во второй раз, как будто наяву, без «креды». Алва-смерть, бледный как смерть и глаза синие… Алва его убьёт… или Алва — знак смерти? А если он явился как предупреждение? Мало ли… А вдруг это интуиция, что если сейчас запустить механизм, то ручку двери заклинит, и Альдо не успеет спастись? Всё внутри похолодело… И Альдо вынул руку из кармана. Дальнейшее было как в тумане: аэропорт, ветер от самолёта, бледное, испуганное личико принцессы Елены, Лионель, без всякого выражения на лице целующий руку своей невесте. А потом, на обратном пути, вдруг зашипела рация. И сообщили, что во Дворце убит король Фердинанд. **** Оллария, дворец Верховного Протектора; позже — Вараста Арно сидел у себя и швырял в окно кусочки венка, которые какой-то болван повесил ему на дверь. Впрочем, их по всем дверям развешали — венки из искусственных цветов с бумажными ласточками. От одного взгляда на этот венок сердце Арно наполнялось ненавистью. Накануне вечером Арно не выдержал и высказал Ли всё, что думает об этом браке, о Елене Урготской, что всё это лживо и мерзко, что так жениться нельзя, неправильно, нужно отправить Елену Урготскую обратно, на следующем же самолёте, а самому искать кого-то, кого действительно полюбишь, какого бы рода она ни была! Какая разница! В наше время это не препятствие! Вот матушка же любила отца, она всегда так и говорит, у неё в спальне портрет его висит, написанный лучшим художником во всём Талиге, и фотографии есть, и его локон. А Ли, он, конечно, во всём прав, он делает для страны, что может, Валентин не прав тысячу раз! Но Ли, с другой стороны, себя тоже нельзя забывать, даже в заботах о стране, нельзя жертвовать своим личным счастьем и жениться на той, которая безразлична! Арно швырнул последний белый цветочек в окно и начал мерить шагами комнату из угла в угол, злясь на себя, на брата, на эту Елену Урготскую: зачем он вообще решил всё это высказывать! В результате брат разозлился и наказал, он не кричал, он никогда не повышает голос, но стал холоден и запретил Арно сегодня ехать на встречу урготского самолёта, взял с собой этого Ракана, который выглядит как идиот, сейчас они, наверное, назад уже едут в кортеже. За дверью слышалась возня и взволнованные голоса: все готовились, бегали, волновались, они скоро веселиться будут, а на самом деле, чему радоваться? Кто-то постучал. — Кто там? — крикнул Арно раздражённо. — Господин виконт, — донёсся незнакомый голос, — у меня сообщение от господина Протектора. Неужели, Лионель перестал злиться? Конечно, по брату не скажешь, но он, как и всякий другой, мог злиться или радоваться, любить или ненавидеть. И Арно знал, что самого младшего из братьев Лионель очень любит — может даже, теперь любит больше, чем прежде, когда не знал ещё, что второй брат окажется предателем. И вот сейчас Ли простил Арно ту ссору… — Заходите. У меня открыто, — ответил Арно уже без всякого раздражения. На пороге появился незнакомый пухлый охранник, на котором форменная куртка едва сходилась. Таких увольнять надо. — Добрый вечер, господин виконт, — сказал охранник немного заискивающе, — господин Протектор передал по рации, чтобы вы присоединились к кортежу. — Зачем? — удивился Арно. — Они же уже вернутся скоро. — Принцесса Елена изъявила желание поехать в Тарнику и остановиться там. — Но там же сейчас ужасно… Тот дворец совсем заброшен. Охранник пожал плечами: — Ну, девушка из другой страны, сами понимаете, да ещё и невеста, нервничает… — Ладно-ладно, — оборвал его Арно, давя вернувшееся раздражение, — пойдёмте! И зашагал впереди охранника по коридорам, обходя людей и стараясь не смотреть на дурацкие венки. — Господин виконт, сюда, — позвал охранник, когда Арно собрался свернуть в коридор, ведущий из жилых помещений в рабочие. И пояснил в ответ на недоумённый взгляд Арно: — Там журналисты. Да, конечно. И ещё эти ненормальные поклонницы брата, которые являются на каждую официальную церемонию. Одна такая, давно, ещё когда Ричард Окделл жил здесь, уговорила герцога Окделла провести её к Лионелю, а он, болван, и согласился. Её, конечно, быстро выставили, а Окделл потом зачем-то долго объяснял Арно, что девушка очень влюблена в его старшего брата и мечтала хоть одним глазом на него вживую взглянуть. — Сюда, господин виконт. Они оказались у выхода из Дворца, которым пользовались очень редко. Охранник даже не сразу дверь сумел открыть. Арно вдохнул сырой уличный воздух. Если в городе так противно, то что же в Тарнике будет?.. Там пруд этот, деревья… в парках всегда холодней, чем в центре города среди зданий и машин. — Господин виконт… Что он заладил? Арно зло посмотрел в затылок охраннику. Толстяк ещё! Потом надо будет сказать Ли, чтобы его или прогнали, или хотя бы отправили спортом заниматься. Не зря же по приказу Ли давно создали одну футбольную и одну баскетбольную команды из дворцовой охраны. Дверь выходила на какие-то задворки. Уже стемнело, и ни один фонарь не освещал это глухое место. Арно заметил машину, не слишком похожую на те, что стояли в гараже Дворца — что-то вроде «марагона», только кузов поменьше. — Господин виконт, — охранник открыл дверцу и согнулся в подобострастном поклоне. — Слушайте-ка, — выпалил Арно, застыв на пороге, — вы кто такой? — Моё имя Ченизу, господин виконт. — Что именно сказал мой брат? Что поручил? — Отвезти вас в Тарнику, если не получится догнать кортеж, господин виконт. Арно сделал несколько шагов вперёд, заведя руку за спину и сжав кулак, на всякий случай. — Лично вам? А вы умеете водить? — Да, конечно, — не поднимая глаз, ответил Ченизу. — Могу показать документ, который подтверждает мою квалификацию. Не будь его, ваш брат, разумеется, не поручил бы это. Арно затворил за собой дверь и спустился на ступеньку вниз. — Показывайте. Уже уверенней он подошёл к машине, Ченизу сунул руку в карман. — Вот, господин виконт. Арно уставился на руки Ченизу, а в следующее мгновение эти руки оказались слишком близко к его, Арно, лицу, а потом всё потемнело и пропало. Когда Арно пришёл в себя, сначала он решил, что ослеп: вокруг было по-прежнему темно. Он попытался пошевелиться и понял, что связан по рукам и ногам, тогда он заорал, но крик его утонул в шуме… мотора? Арно перестал кричать, когда понял, что охрип. В полной темноте, связанным и охрипшим, ему осталось только думать. Кто мог его похитить и зачем — это было понятно. Эмиль. Хочет взять в заложники, как матушку. Или убить. Нет, не убить, убить — значит лишиться возможности шантажировать Лионеля. Шантажировать! Эмиль будет шантажировать Лионеля, угрожать убить младшего брата, как до сих пор угрожал смертью матери. Арно сам видел телеграммы от Эмиля… Каждое слово этих жутких посланий отпечаталось в памяти Арно. Какая же он сволочь! И Арно, по собственной глупости поверивший этому предателю-охраннику. Как же его зовут? Голова болела от усилия вспомнить имя, но Арно был упрям. Ченизу! Звучит, как лекарство от кожной болезни. Теперь его точно расстреляют, Арно сам об этом позаботится. Когда вырвется от Эмиля. Его и братом-то называть претит. О Создатель! А если Эмиль убил мать и теперь ему нужен новый заложник? Матушка! Слёзы потекли по лицу Арно, затекая в нос, щекоча. Убить матушку! Как его собственные подчинённые ещё не расстреляли! Пусть он сдохнет тогда! Предатель! Убийца! Арно задыхался от горя и от злости. Страха не было, он вообще редко боялся, тем более смерти — но если его убьют, то… бедный Лионель, что будет чувствовать он, когда один его брат, пусть даже тот, в ком все разочаровались, но всё же — брат, убьёт другого? Бедный Лионель! Арно сморгнул слёзы, судорожно втянул воздух и попытался пошевелиться, потому что ноги и руки уже онемели. Кузов был довольно большим, хотя не таким, конечно, большим, как у «марагонов», а потому вытянуться в полный рост не получилось. Арно не знал, сколько времени прошло в этой темноте и мыслях о матушке и Лионеле, но машина вдруг остановилась, крышка багажника приподнялась и послышался голос предателя Ченизу: — Сейчас я вас вытащу, вы меня слышите? Арно промолчал. — Арно, вы меня слышите? — повторил подлец. Вновь не услышав ответа, Ченизу полностью поднял крышку и направил луч фонарика в лицо Арно. Тот стерпел и ни одним мускулом не выдал, что находится в сознании. Ченизу попался, бормоча что-то невразумительное про поручения, он принялся вытаскивать Арно из багажника. И вот когда Арно почувствовал, что полностью лежит на земле, он открыл глаза и со всего размаха связанными ногами пнул Ченизу. Удар пришёлся по ноге, но ниже колена, Ченизу охнул и укоризненно сказал: — Потом вам придётся извиняться, но от синяка это меня не спасёт. — Сволочь! Подлец! Мерзавец! — заорал Арно, вновь и вновь пытаясь пнуть Ченизу, но тот уже отошёл на безопасное расстояние, почти пропав в ночной темноте. — Это вам придётся извиняться, а не мне! Хотя вы не успеете! Лионель вас расстреляет! Вас найдут и убьют, а перед этим будут пытать, чтобы вы всех сообщников назвали! Предатель! — Закончили? — поинтересовался гад. — Тогда я вас огорчу: меня не расстреляют, по крайней мере, я приложу к этому все усилия. А теперь слушайте: ехать в Варасту нам ещё очень долго… — Что с матушкой?! — выкрикнул Арно и вдруг заплакал, хрипло и навзрыд, совсем как в детстве, только в детстве никогда не было так страшно. — Её убили? Эмиль… Эмиль её убил, да?! — Э-э, — протянул Ченизу, по голосу было слышно, что он изумлён, — я, конечно, не знаю, как у вас в семье принято, но вот у нас, Ченизу, ближайших родственников не убивают. Даже если втайне мечтают об этом. Если, конечно, вы не фигурально выразились. Конечно, этот Ченизу удивился, услышав о матушке! Лионель сказал, что это тайна ото всех, потому что Эмиль очень дорожит своим добрым именем. И самому Арно ни в коем случае нельзя рассказывать, что Арлетта Савиньяк — заложница своего среднего сына. И потому всё это время — с тех пор, как он увидел первую телеграмму — Арно молчал, сходя с ума от страха. Один или два раза он чуть не проговорился Валентину Придду, но это потому что тот смотрел на Арно с таким презрением… что хотелось объяснить, доказать… к счастью, оба раза он сдержался и оборвал себя на полуслове, ведь если бы правда выплыла, за жизнь матушки никто не поручился бы. — Вы не охранник, — всхлипнул Арно, — кто вы такой? — В общем, я к тому вёл, что вряд ли тот ваш брат счёл возможным покуситься на жизнь такой достойной во всех отношениях особы, как ваша матушка. А теперь поднимайтесь. Я пересажу вас на переднее сидение, рядом со мной. Как я уже сказал, ехать нам долго, а довезти вас лучше живым. Поэтому вы будете паинькой и обойдёмся без пинков и драматичных попыток побега. Я за рулём, помните. Если что, в одной машине переворачиваться и лететь под откос будем. — Кто вы такой? — вновь спросил Арно уже в машине. — Вот стоит только исчезнуть, — вздохнул Ченизу, — как все тебя забывают! — Что? — Меня зовут Марсель, дорогой мой Арно, виконт Валме. — Я вам не дорогой! — возмутился Арно. — И то, что вы виконт Валме, вас не оправдывает! Вы в сговоре с Эмилем! Вы предатель! — Тише-тише, — успокоительно прервал поток ругательств Валме, заводя машину, — а то за оскорбления вас придётся вызвать на дуэль, делу это не поможет, только усугубит ситуацию. Что же касается Эмиля, в подробностях он всё объяснит вам сам. Ему вы скорее поверите. Дайте только добраться. Поверьте, мне самому не по душе всё это, но… — Не верю! — буркнул Арно. После багажника сидение казалось почти диваном. Арно почувствовал, что начинает засыпать. — И… не… поверю… — Ваше дело, виконт, — донеслось до Арно сквозь сон, но на ответ сил не хватило. Проснулся он, когда начало светать. Он не сразу понял, где находится, почему его трясёт, руки и ноги онемели, а шея болит. А когда понял, подпрыгнул на сиденье и обернулся к Ченизу, чьё другое имя забыл. — Доброе утро, — учтиво сказал он. — Вы бы знали, виконт, как я вам завидую. Глаза похитителя покраснели. Он часто моргал и смотрел на дорогу очень напряжённо. Так ему, гаду, и надо. — Не хотите разговаривать? Арно поёрзал на сиденье, разминая руки. — Как хотите. Тогда слушайте. Арно попытался почесать нос, но получилось не слишком удобно. Ещё ужасно хотелось пить и в туалет, но не признаваться же! — Ночью вы мне не дали договорить, — немного заплетающимся языком произнёс Ченизу, — так что буду сейчас. За ночь у меня довольно было времени подумать… как я понял, Лионель — можно, я буду несколько фамильярен? — внушил вам, что ваша матушка в заложницах у Эмиля, верно? Арно оставил этот вопрос без ответа, дёргая верёвки. Ченизу вздохнул: — Это ложь. Ваша матушка дома и в полном порядке. — Почему тогда она не звонит? — хмуро спросил Арно. — Она звонит, я полагаю, но слышит в ответ, что вы, виконт, в порядке. И более не интересуется. — Но… — Вы сможете поговорить с ней по телефону, как только мы доедем. Если, конечно, никто провод не перережет, что с вашей гоганской удачей может и случится. — С какой? — Так, выражение, — махнул рукой Ченизу. — Минутку. Он достал из кармана блестящую фляжку и глотнул. — Вот теперь легче. Ваш брат Эмиль очень беспокоится о вас. Знаете, почему? Потому что Лионель сообщил ему, что при малейших беспорядках в Варасте, при малейшей его попытке добраться в Олларию, вы будете убиты. Возможно, расстреляны по приговору суда… возможно, просто придушены подушкой, как наш несчастный король этой ночью. — Что? — Арно не мог осознать всё то чудовищное, что услышал сейчас. Лионель… король… Что из этого ложь, что правда? — Да-да, — кивнул Ченизу, — сам удивился. Ночью слушал радио, а там объявляют. Сейчас-то радио уже не ловит — что вообще может в этой глуши ловить? Впрочем, сказали-то, что король просто переел на ночь и… умер. Но я думаю, что без подушки не обошлось. — Брат… говорил Эмилю, что… что… — Что убьёт вас, верно. Как вы думаете, почему ваш второй брат бездействует до сих пор? Ченизу снова отпил из фляжки. Арно молчал, потому что слова кончились. Конечно, Ченизу мог лгать, мог оговаривать брата… или же Эмиль просто обманул его… и теперь его, Арно, везёт пусть не на верную смерть, но в тюрьму человек, не понимающий всей ситуации… — Вам могли солгать, — выпалил Арно. — Вас могли обмануть… Лионель очень, очень любит меня. Сейчас уже меня ищут… и найдут. — Если догонят, — буркнул Ченизу. — Я не остановился даже чтобы… проклятье! Виконт, вы в туалет хотите? Я, например, лопну сейчас. — Если можно, — тихо сказал Арно. — И попить. — Простите, что сразу не предложил. Машина откатилась к обочине. — Руки я вам развяжу, но бежать не вздумайте. Далеко не уйдёте и только лишние трудности нам обоим создадите. Арно молча кивнул. Бежать ему расхотелось. Не то чтобы он поверил в весь этот бред, но полностью запутался. И если сейчас его везут к Эмилю… то пусть — хотя бы узнает правду. Хотя как теперь разберёшься, где правда, ведь Лионель ни разу не упоминал, что Арно — заложник, просто объяснил, что выходить в город не безопасно, так что лучше оставаться во Дворце. И тогда Арно полностью поверил Лионелю: он был такой добрый, как никогда раньше, гладил брата по голове, а потом обнял. Неужели и теперь верить, уже Эмилю? Они ехали до глубокой ночи. Ченизу то замолкал, то снова начинал говорить, иногда о каких-нибудь глупостях вроде городков, разбросанных по кольцу Эрнани и графе Ариго в необъятном несуразном тулупе. То и дело он прикладывался к своей фляжке, от которой пахло шадди, но под конец и она перестала помогать. Арно временами засыпал и просыпался, смотрел в окно на горы в синей дымке и с белыми вершинами вдали и чёрные, кое-где покрытые снегом поля с лесополосами вокруг. Когда же вновь стемнело и чернота полей слилась с чернотой неба, Арно, неудобно развернувшись (Ченизу то ли забыл, то ли специально не стал снова связывать руки), рассматривал высыпавшие на небе яркие крупные звёзды, каких в городе не увидишь. Мэтр Шабли рассказывал им с Валентином о созвездиях, просил их зарисовывать, они с Валентином заучивали наизусть названия: месяц Осенних Скал — созвездие Щит, месяц Осенних Ветров — созвездие Всадница, месяц Осенних Волн — созвездие Враги. Вон там горят его звёзды. Эти враги далеко, а другие близко — и теперь бы понять, кто враг, а кто нет. — Мы почти приехали, виконт, — хриплым голосом сообщил Ченизу. И Арно его совершенно искренне пожалел: — Вы же поспите, когда мы приедем? — Не сомневайтесь, — пробормотал Ченизу, — только сейчас, пожалуйста, не говорите этого слова. — Хорошо, — торопливо согласился Арно, — может, я вам что-нибудь расскажу? Или вы мне? — Я, боюсь, не смогу ни говорить, ни слушать, виконт, — покачал головой Ченизу, — да и потом, я же говорю, мы же почти приехали: вон уже забор видно. За ночь горы придвинулись очень близко, и теперь Арно не разглядел бы их вершин, не высунув из окна голову. И у самого подножия раскрашенных лучами утреннего солнца гор находилась военная база «Лисья нора», где располагался гарнизон Эмиля. Арно знал, что Лионель отправил брата туда, чтобы держать под контролем и кагетов, и горные племена, часть которых тоже служила Лионелю. И Эмиль, судя по всему, с задачей справлялся хорошо: во всяком случае, кагеты были запуганы… Машина остановилась шагов в сотне от ворот базы. Ченизу посигналил, а потом велел: — Выходите из машины, виконт. И идите к воротам, — говорил он отрывисто, явно из последних сил, — назовите там своё имя. — А вы? — Это не ваше дело, простите. — Но, — почему-то спросил Арно, — вы же поспите? — Отъеду отсюда подальше — и посплю. Страх снова пронзил Арно. Зачем он так торопится? Может, всё-таки сейчас, стоит выйти из машины, его схватят и… — Кыш из машины, виконт! — с нажимом, впрочем, не слишком энергичным, повторил Ченизу. — Если вы думаете сейчас, почему я не хочу знакомиться с дежурными на пропускном пункте, то это просто чтобы некому… ну, кроме вас, было меня опознать. А моё имя вы, похоже, забыли. Ну и ладно. До встречи, виконт. И удачи вам. Ченизу завёл машину. Арно дёрнул ручку и неловко вылез, как был, с завязанными ногами. В то же мгновение Ченизу тронулся с места, и скоро машина пропала из виду. Почти свалившись на землю, Арно быстро расслабил узлы и освободился. Ноги ныли, но это всё равно — он вскочил и побежал к воротам, от которых уже кто-то в талигойской форме шёл навстречу. — Меня зовут Арно Савиньяк, — крикнул Арно, как и советовал Ченизу. — Как? — донеслось в ответ. — Арно! Савиньяк! Арно остановился перед незнакомым офицером. — Мне нужно срочно к брату. Можно… как-нибудь… его вызвать? — Конечно, господин… — офицер смотрел с сомнением, — Савиньяк. Они прошли на пропускной пункт, откуда второй дежурный, сначала за что-то отругавший первого, долго куда-то звонил, а Арно готов был уже бежать и искать Эмиля по всей базе самостоятельно. Страх снова куда-то пропал. Здесь его никто не ждал, видно же. Вон, таращатся, как будто своим глазам не верят. Значит, и Ченизу никто не приказывал его похитить, значит… значит, может быть (и от этого всё сжималось внутри), Ченизу не лгал. И… и про Лионеля тоже… — Маршал Савиньяк сам придёт сюда, — сказал второй дежурный, положив трубку. — Мне… тут ждать, да? — неуверенно спросил Арно. — Как хотите, тут или снаружи, — сказал второй дежурный. — Я… выйду. Подышать… свежим воздухом. Дежурные переглянулись, и второй кивнул. На улице было ужасно холодно, даже дыхание превращалось в пар, но Арно едва чувствовал этот холод. Несмотря на то, что в машине он спал, он едва держался на ногах от усталости — и от волнения. Сейчас придёт Эмиль — и всё станет ясно. По тому, как Эмиль встретит его — он, Арно, поймёт, правду ли сказал Ченизу, ведь если Ли… действительно… действительно… — Арно! Арно обернулся. Навстречу ему бежал Эмиль. В рубашке, выпущенной из брюк, растрёпанный. Он, конечно, никого не ждал. — Арно. Эмиль остановился совсем рядом и, тяжело дыша, смотрел на Арно так, словно не верил своим глазам. Вспомнив всё, что за эти годы он успел передумать о брате, Арно опустил глаза, потому что смотреть на него стало вдруг невыносимо стыдно. Наверное, мелькнула мысль, он сейчас пожмёт ему руку. Лионель бы так и сделал, наверное, если бы захотел показать свою радость от встречи с братом. А Эмиль шагнул вперёд и крепко обнял Арно. **** Оллария, квартира Имре Бибока C этим алатцем Матильда познакомилась в ночь, когда возглавила оборону «Королевы Алисы», а Имре был одним из пьянчуг, которые помогли разобраться с зачинщиками беспорядков до появления Алвы. Протрезвел он быстрей прочих, узнал (откуда только?) Матильду и, выставив вперёд пузо и крутя усы, заявил, что соотечественники должны в это неспокойное время держаться рядом, и пригласил Матильду к себе. — Зачем такой женщине жить в клоповнике? — И то верно! — кивнула не привыкшая дважды думать Матильда. И согласилась. Алатец не был прекрасным принцем, зато тарелками кидался метко, а принц в её жизни уже раз был — и того раза с головой хватило. Имре жил в Олларии уже около года, и Матильда надеялась на его помощь в поисках Альдо, да только проку не вышло: к патрульным не пойдёшь ведь с сообщением, что пропал Альдо Ракан, они ведь и сами его разыскивают, да только с другой целью — чтобы отвести к Савиньяку. Не по улицам же ходить, в лица прохожим заглядывая, в самом деле. Имре предложил следить за новостями — рано или поздно, Альдо там непременно упомянули бы. — А пока не упоминают, — отрезала Матильда, — значит, он жив и где-то скрывается. Квартира Имре быстро пропахла сигарами. Алатец ворчал, что не выносит «эти кэналлийские штуковины», но никогда не проветривал от дыма и с удовольствием его нюхал, а сам не курил, хотя Матильда и предлагала. Каждое утро, пока Имре дрых, а дрых он, когда на работу не нужно было, с утра подолгу, Матильда накидывала поверх ночной рубашки лимонно-жёлтый халат, включала телевизор и смотрела выпуск утренних новостей. Каждое утро по телевизору показывали всё ту же ерунду: сначала про то, как хорош Талиг, потом про то, как плохи его соседи, потом про подготовку к свадьбе Протектора, а завершалось всё чем-нибудь юмористическим. Последние несколько дней, например, безликая блондинка с хорошо поставленным голосом рассказывала о каком-то беглом епископе, который посчитал, что вразумление паствы в Варасте слишком обременительно, угнал «марагон» с двадцатью ящиками вина, предназначенного для свадьбы племянницы протектора Варасты, и уехал в неизвестном направлении. Впрочем, от такого запаса вина Матильда и сама не отказалась (у Имре в баре крыса повесилась — пить он предпочитал вне дома), а потому за новостями о епископе Бонифации следила не без интереса, хотя тому стоило бы поменьше напоминать бочонок. Тогда, может, через пару лет про него и кино сняли бы. Этим утром, которое для Матильды началось ещё раньше, чем обычно, потому что по небу кружили громко тарахтящие вертолёты, вместо заставки новостей показали портрет бледного толстяка в серой рамке. Матильда даже не сразу поняла, кто это был, а потом выругалась во весь голос, наплевав, что в соседней комнате спал Имре, которого ни вертолётами, ни воплями не пробудить: — Твою дивизию! Это же король! Безликая блондинка, чьё имя Матильда уже успела выучить — Ивонн Маран — сообщила всё тем же хорошо поставленным, лишённым эмоций голосом, что королю ночью стало плохо, врач ничего не сумел сделать и его величество король Фердинанд, последний король Талига, умер, не дожив до утра. Королева и осиротевшие дети оплакивают мужа и отца, а весь Талиг во главе с Протектором скорбит о смерти короля. — Последний? Хотела бы я знать, что это значит, — пробормотала Матильда, вытряхивая из коробки сигару, а Ивонн тем временем перешла к более весёлым новостям: в вечер, когда приехала Елена, был ограблен Талигойский музей — да только как-то неудачно ограблен: всего-то пропала страхолюдная древняя маска. «Грабители воспользовались тем, что музей и все улицы вокруг были пусты из-за визита в столицу принцессы Елены, невесты Протектора». После чего, закономерно, Ивонн перешла к новостям о прибытии в Олларию Елены Урготской. Матильда смотрела репортаж и размышляла, верит ли невеста в своё счастливое будущее с красавцем-протектором или поняла уже, что собой представляет Лионель Савиньяк. Камера подъехала ближе к Протектору и его невесте, и вдруг, рядом с Лионелем, Матильда заметила… — Кошки тебя раздери! Это же Альдо! — она кинулась в спальню. — Эй, Имре! Имре, проснись, усы сбрею! Добудиться его было не так-то легко, но Матильда отличалась упорством, которого не хватало вертолётам. А мысль о внуке — живом-здоровом и почему-то толкущемся рядом с Протектором — придавала сил. — Что? Что, Тильда?.. Кто? Где? — Альдо! Потом, когда Имре проснулся и умылся, а Матильда рассказала ему в подробностях, что увидела по телевизору, решено было, что они вместе — и сегодня же — пойдут во Дворец. — Я бы сам сходил, — пыхтел Имре, — вдруг тебе привиделось? Опасно это. Матильда выдохнула ароматный дым: — Плевать. Я знаю, что видела. Там точно был мой внук. Чужой знает, что Альдо забыл при Савиньяке, но мне необходимо увидеть его сегодня же! Во Дворце царил странный переполох: с одной стороны, все старались ходить с постными минами, с другой, Матильда то и дело замечала возбуждённо перешёптывающихся секретарш, охранников и прочий персонал. Имре на ухо бубнил, что не ожидал такой бурной реакции на смерть короля, про которого, признаться, давно все забыли, да и уже год как поговаривали, что его тайно подушкой лично Протектор придушил. И только недавно наверняка выяснилось, что король жив — осчастливленная телевизорами часть страны увидела его в репортаже о встрече бывшего маршала Алвы и Протектора, увидела только за тем, чтобы он умер через каких-то полмесяца. — Так это из-за короля все на ушах стоят? — спросила Матильда, дважды ясно разобравшая слова «похищение», «побег» и «таинственное исчезновение» и имя «Эмиль». — А вертолёты зачем? Елену стерегут? Чтобы ласточка не упорхнула? — Это ты, Тильда, новости смотришь, не я, — недовольно ответил Имре. — Ну не Бонифация же ловят! — Да кто такой Бонифаций? — Он, конечно, украл вино для свадьбы варастийского протектора, но вертолёты… Ждать приёма долго не пришлось. То ли фамилия «Ракан» всё ещё обладала в Талиге какой-никакой, но силой, то ли Лионелю просто стало любопытно. Красивая секретарша с лицом ледяной куклы провела Матильду в кабинет. Естественно, Имре остался ждать в коридоре, листая свой журнальчик «Настоящий талигоец» — тошнотворное чтиво для кобелей с импотенцией. И что только Имре, который ни кобелём, ни импотентом не был, там нашёл? Ещё и таскал за собой, «чтоб не скучать». — Прошу вас, — звучный голос у маршала Ли. Только такой же ледяной куклы, как и у его секретарши лицо. — Присаживайтесь, госпожа Ракан. — Здравствуйте. Благодарю, господин Верховный Протектор, — церемонно ответила Матильда, поражаясь, что чёрные глаза могут быть такими бессмысленно-холодными. В Алате у всех почти глаза чёрные, но они живые и горячие, а тут… Будто мертвяку здоровья желаешь. Мерзость. — Чему же я обязан вашим визитом, госпожа Ракан? — приподнял бровь. Под Рокэ косит, только не звезда, не звезда. — Моему внуку, Протектор, вы же понимаете? Маршал Ли опять приподнял бровь, и захотелось в него запустить оленем-пресс папье. — Не совсем понимаю, госпожа Ракан, — добавил льда Протектор. — Ваш внук здоров и дееспособен, к тому же совершенно свободен в передвижениях, а значит, мог выйти с вами на связь. Если он до сих пор этого не сделал. Вы хотели бы, госпожа Ракан, чтобы я с ним поговорил? — Сама поговорю, — не выдержала Матильда, а потом добавила вежливое, — благодарю. — Как будет угодно, он достаточно недалеко отсюда живёт, госпожа Ракан. Моя секретарша, госпожа Арамона, напишет вам адрес. — Буду благодарна, — буркнула Матильда и, конечно, добавила, — мило со стороны госпожи Арамоны. На прощание Матильда решила прикинуться как можно более неграмотной алаткой и спросила: — А почему над городом летают самолёты, господин Верховный Протектор? И тут же была вознаграждена: лицо из качественного мрамора на мгновение исказилось, но он ответил всё так же ровно: — Вам, госпожа Ракан, беспокоиться не о чем: к мирному населению эти вертолёты никакого отношения не имеют. Матильде пришлось проглотить этот ответ, но хотя бы ледяная секретарша действительно написала адрес. Имре к тому времени уже взял второй журнал, на сей раз порнушный «Олень», вообще-то запрещенный к выпуску в Олларии, но кто там на запреты смотрит, когда дело касается удовлетворения низменных потребностей организма. — Пошли, — Матильда постаралась как можно быстрее покинуть Дворец с его радужно-траурной атмосферой. **** Оллария, квартира Альдо Ракана Альдо не без внутреннего содрогания, а точнее в полнейшей панике, ждал Енниоля. Тот наверняка будет злой, а злой Енниоль — это то, с чем Альдо пока не сталкивался и предпочёл бы не сталкиваться никогда. Смутно мелькнула мысль о злой Катарине Ариго, но с женщинами разобраться, наверное, проще, чем с гоганами, если это не Матильда. Проснулся он поздно, с пересохшим горлом, тяжёлой головой, словно после похмелья, и мыслью никогда больше не засыпать. И не включать радио, потому что знал, какие новости услышит: тот человек, о котором говорил Енниоль, исполнил поручение, да и — если бы Альдо не слышал рацию — грохотавшие в небе вертолёты намекали, что ночью стряслось что-то необыкновенное. И дело было не в приезде принцессы Елены, оказавшейся довольно заурядной девицей — даже Мэллит была симпатичней, особенно когда не краснела и не плакала, как когда они в последний раз расставались. Фердинанда убили… и если бы ему, Альдо, хватило решимости, сегодняшние новости были бы намного более захватывающими. Но вчерашний день не стал днём торжества, хотя последним днём его жизни тоже не стал, конечно. Да и дурных снов никаких не было, главное — не было в этих снах Алвы, но от этого легче не становилось. Зато с пробуждением пришла уверенность порвать все связи с Енниолем и притвориться, что вообще гоганов в жизни не видел, найти Матильду, позвонить Роберу… и начать жизнь, в которой не будет никаких заговоров и взрывных устройств. И от имеющегося тоже нужно было избавиться как можно скорей. Альдо, захлёбываясь, пил воду прямо из-под крана в ванной, когда в дверь постучали. Первой мыслью было не открывать ни в коем случае! Но стук продолжился и стал более настойчив, в конце концов, Альдо понял, что кто-то колотит в дверь ногами. Не похоже на Енниоля, а если это «Пегая кобыла»? Если Протектор узнал? Если Енниоль выдал сообщника? Альдо взмок не хуже вчерашнего и, сжав в руке зажигалку-бомбу, рванул в туалет, бачок тёк, и вода там тонкой струйкой бежала постоянно. Что там Алва говорил?.. Вода, надо выбросить в воду! Альдо, не раздумывая больше ни мгновения, бросил проклятую зажигалку в унитаз, дёрнул смыв: зажигалка, конечно, застряла, тогда Альдо взял ёршик и с силой протолкнул её дальше: — И пусть ноша перейдёт достойнейшему… моей крови, — пробормотал он какую-то чушь, которая сама лезла в голову, и вдруг почувствовал, что, несмотря на ужасающие удары в дверь, эта самая «ноша», в чём бы она ни заключалась, свалилась с его плеч туда же… вместе с зажигалкой, ну и хорошо! Теперь пусть попробуют хоть одну улику отыскать. Альдо побежал к двери, по пути принимая заспанный вид и размазывая капли воды по лицу и пижаме. Пусть подумают, что он пытался проснуться, задержался в ванной — и потому так долго не открывал. «Твою дивизию, Альдо! Открывай, а то я дверь вынесу!» — донеслось из-за двери. Матильда! Альдо от облегчения почти расплакался, увидев на пороге разгневанную принцессу Ракан с дымящейся сигарой в зубах и каким-то смуглым типом за спиной. Гнев Матильды, впрочем, быстро прошёл, когда Альдо усадил её в единственное в квартире кресло и принялся рассказывать о своих приключениях в Олларии, пропуская, конечно, кое-какие эпизоды — к «креде» Матильда относилась плохо и пришибла бы ещё в гневе прямо на глазах своего приятеля, который слушал, временами делая круглые глаза. Когда дошло до «Королевы Алисы», Матильда присвистнула: — Какой номер? Альдо сказал. — Твою дивизию! Имре в ту ночь позвал меня к себе… если б не позвал, мы бы с тобой ещё тогда встретились! Вот почему там всё сигарами пахло. Впрочем, Альдо не жалел, что разминулся с Матильдой тогда — она велела бы ему перебираться к ней или того хуже — в Алат забрала бы. Сейчас он был счастлив увидеть её, но тогда… кто знает, может, если не наделаешь глупостей, то и настоящего своего счастья не поймёшь? Может, если бы тогда Матильда забрала его, он бы до сих пор временами мечтал о талигойской короне?.. — Погоди, внук, — оборвала она его живописания Дворца в неофициальной части, — а где Робер? Не расстреляли же беднягу? Он чересчур благороден, чтобы выдать кого-нибудь, да и чересчур лопух, чтобы было, кого выдавать. — В Олларии, — быстро ответил Альдо, — в доме Капуль-Гизайлей. Он заболел чем-то заразным… после Багерлее неудивительно. Но его лечат. — Это что за фамилия такая? — удивилась Матильда, явно обрадованная вестью о том, что её драгоценного «лопуха-герцога» не убили. — Барон и баронесса, — пояснил Альдо. — Баронесса — красотка, так что Робер не страдает. Через пару недель вылечится, и мы его заберём. С большим интересом Матильда послушала про гоганов. Конечно, про зажигалку Альдо не сказал, но несколько раз, чувствуя раскаяние, что зря подозревал гогана в предательстве, повторил, что это благодаря Енниолю он оказался под покровительством Протектора. — Насчёт этого твоего невменяемого Протектора, Альдо, — сказала Матильда, выпуская облако дыма изо рта и носа (странно, что не из ушей), — ты зачем к этому блаженному потащился? Тебе мало чокнутых в Агарисе или Алате было? Перцу захотел? — Он сам меня нашёл! — заныл Альдо, чувствуя, что Матильда закипает при одной мысли о Протекторе. — Что мне было делать! Отказываться от квартиры? Мне жить было негде! Здесь дорого! А еда! Он мне денег дал! Выводы она всегда делала необычные: например, почему это Лионель — блаженный? Альдо Протектор казался кошмарно разумным… — Идиот ты, внучок, — устало сказала Матильда. — Неужели ты думаешь, что он стал бы просто так тебя приближать? Ему что-то от тебя нужно. Историей про сидящего в психушке Ричарде Окделле Матильда заинтересовалась не слишком, только буркнула: «Бедняга!», сны с участием Алвы её тоже не особенно впечатлили («Видела: стреляет, пьёт — дельный парень»), а вот её приятель сделал глаза круглей, чем раньше. Зато образ одиноко сидящей в номере «Королевы Алисы» Мэллит задел Матильду намного сильней, чем всё прочее, намного красочней описанное. — Сколько ей лет? — Кошки поймут. Тощая она, с такими никогда не угадаешь. И не успел Альдо даже понять, что происходит, они уже мчались на улицу Рамиро, чтобы спасать «несчастную девочку из этого кошмарного клоповника».