Индейское лето

Я начинаю эти записки с надеждой, что Всевышний никогда не допустит, чтобы они попали в чужие руки. Я пишу их, рискуя своей репутацией и будущим моих мальчиков, но я не могу иначе осмыслить всё то, что произошло этим летом. Я не могу перестать об этом думать и не могу ни с кем обсудить. Сейчас я могу довериться лишь бумаге и Господу Богу, в послушании которому меня когда-то растили. Мы с покойной сестрой с детства знали о своём долге и всегда старались жить, как добрые христианки. Покорившись воле родителей, мы вышли замуж за достойных людей и по мере сил воспитывали сыновей в тех же правилах, что растили нас самих. Когда я осталась одна с Сидом, а сестра и её супруг отправились на небеса, я взяла к себе их мальчика и, хотя его воспитание стало тяжкой ношей, ни разу об этом не пожалела. Я знаю, многие считали и до сих пор считают, что я не справляюсь с племянником, но в таком городке, как наш, соседи на всё имеют суждения, и не стоит придавать им большего значения, чем они заслуживают. По крайней мере, в некоторых вопросах. Мне самой есть, за что осуждать многих из них, но я всегда была вежлива с ними и никогда не отказывалась помочь, пусть бы даже это противоречило моим желаниям и планам. В этом мне виделся залог добрососедских отношений. В нашем городке все друг друга знают, и сплетни разлетаются быстро, поэтому очень важно, чтобы ни у кого не было причин обижаться. Обо всех обидах узнают сразу все соседи. Конечно, то, что мы все знаем друг друга, не означает, что мы все общаемся. Слова "наш круг" означают довольно многое. Любое личное общение вне этого круга вызывает если не осуждение, то недоумение. Разве что совсем дети играют друг с другом, не задумываясь не только о разнице положений, но порой и о расе, однако родители стараются объяснить им, что к чему, как можно скорее. Ещё недавно я бы осудила общение Тома с Геком Финном: боялась, что он начнёт воровать и курить. Если бы Томми делился с ним едой или мелочью, я бы не возражала против такой помощи, но мальчики дружили, и я опасалась дурного влияния. Тем не менее, история, которую мне необходимо записать, началась именно с помощи, в которой не было ничего, кроме христианского желания пособить ближнему. А, может быть, и было, сейчас понять уже трудно. С тех пор многое изменилось. Вот уже Гек играет с моими мальчиками в нашем саду, и это я его пригласила. Ещё недавно я и представить подобного не могла. Но я отвлекаюсь. Гек в этой истории почти не принимал участия, по крайней мере, насколько я знаю. Впрочем, мне всё чаще кажется, что в ней принял участие весь город. В нашем городе живут белые и чёрные. Про китайцев здесь только слышали, про настоящих индейцев не слышали уже очень давно. На ярмарках предлагают побить картонного индейца, мальчишки зачитываются книгами о дикарях, сдирающих скальпы с первого встречного, до недавнего времени на одной из ближайших ферм стояло чучело, украшенное перьями, а может быть, и сейчас стоит. Я перестала водить знакомство с теми фермерами. Каково приходилось в нашем городе единственному метису, я и раньше могла представить, но довелось узнать подробности. Не испытывая горячего желания перечислять, скажу лишь, что их я и имею в виду, когда виню в произошедшей истории весь город. Я не хочу оправдывать одну жестокость другой. Боже сохрани, чтобы любую вину перекладывали на дурное общество. В преступлении виновен сам преступник. Я виню окружение лишь в озлоблении его сердца.