Индейское лето

- Хочешь, я поговорю с ней?.. Нет? Что ж, как знаешь. Все они думают, что умнее старухи, даром, что я ведьма. Этот вот и говорить не желает, боится, охрана не поймёт. Ха! Ещё как поймёт, всё правильно поймёт! Такой и есть... Я ему сказала, девочка придёт, не верит. И хочет поверить, а всё равно не верит. Да мне-то что? Я прежде за них радовалась, думала, знакомая кровь в наши края вернётся. Не захотели порадовать бабушку... А я ли не помогала, не берегла? Уж я и сны посылала, и живьём являлась... Осталось только печень забрать и уходить отсюда. Нечего здесь мне больше делать. Один остался, кто помнит меня, и тот петли боится больше, чем старую Наньюнаи... А когда-то боялись все. Многие сдавались, лишь поняв, кто говорит с ними, лишь завидев мой коготь. Были иные, кто устраивал охоту на меня, но и они боялись. Встречались и те, кто меня побеждал, но они не знали, на что способна ведьма... То были люди с красной кожей. Их потеснили другие, с бледной кожей, ничего не знающие обо мне. Они живут не так, как прежние, иначе строят свои жилища, иначе одеваются, в иное веруют... Я всё так же могу принять обличье любого из них, даже вижу в их воспоминаниях, мыслях и чувствах много знакомого и понятного. Не перемены гонят меня, старуху, не перемены... Эти люди любят строить? От Нанью-тлугуньи до Санигилаги до сих пор лежат обломки моста, что строила я. Они не чувствуют себя частью этого края? Почувствуют, прожив здесь ещё совсем немного. Мне ни к чему бояться бледнолицых, совсем ни к чему... И печенью бледнолицых можно лакомиться точно так же, как краснокожих, хоть и не радостно на старости лет менять вкусы. Вот только я нутром чую, чужая я здесь теперь. Моё место с теми, кто знает меня, потому и не приносит мне радости вкус плоти бледнолицых. А этот мальчик знает. Хорошо знает, хоть и сын бледнолицего! Легко было проникнуть к нему за эти стены. Они сделаны из того же камня, что стены моей пещеры и моя кожа... Они пропустили старую ведьму. Даже стены оказались сговорчивее людей. Мне до сих пор не удалось убедить мальчика накормить меня. Пока не удалось. Я превращаюсь в его родителей, но он не хочет к ним. Я показываю, как он выглядит сейчас, но он гордится, что выжил. Я превращаюсь в тех, кого он убил, но не всем ведом голос совести. Я превращаюсь в девочку, что недавно была с ним, но он лишь вспоминает её помощь, а не то зло, что причинил ей. Тем веселее мне, становясь ею, узнавать, что она думает о нём, даже готовясь навестить его. Эти двое забавляют меня, старую. Особенно он. Даже жаль будет сломить такое упорство. Рано или поздно он достанется мне. А до тех пор старой ведьме можно не покидать насиженных мест.