***
«Тьма.»
Сидя тогда в той комнате, уже тогда я понимал, что этот момент станет решающим в моей жизни. Мой замок был воистину огромным, как и эго моих предков, от которых я его унаследовал вместе с титулом Короля Вампиров. Хотя, не стану врать, подобные замашки мне также передались по наследству, хоть я и старательно подавлял их, лишь бы не походить на своего отца с его вечным желанием превосходить всех и каждого в любых аспектах. Со временем я научился безразличию, простой ненадобности кому-то что-то доказывать. Жаль только, что тот «человек» попросту не дожил до того момента, чтобы пристыдить меня… Тогда бы я познал, как всё это время доставалось младшему братцу. Прочувствовал бы всю его ненависть не только ко мне, но и к самому себе. В прочем, сейчас не об этом. Как я и говорил, размеры моих владений действительно внушающие, потому я не обращал особого внимания на то, что нахожусь в комнате, в которой ранее никогда не бывал, хоть и находилась она в том же крыле, что и мои личные покои. Может, её обустроили совсем недавно — а может, она здесь дольше, чем я сам. В любом случае, она представляла из себя прекрасное место для сладкого ожидания «жертвенной невесты». Так мы называли девушек, привезённых из Мира Людей в наше пекло с целью питания Младшей Крови. Всё это затеял Клан Вампиров, мой клан, так как мы оказались единственными, кто, питаясь, оставляет свою жертву в живых. В большинстве случаев. Потом я много раз благодарил за это — даже не знаю, кого. Судьбу, наверное. Родись я любой другой расы, случилось бы всё совсем иначе. На золотом подносе мне бы преподнесли фарфоровую тарелку с ещё тёплой поджелудочной на ней, завёрнутой в розочку скелетной мышцей или до леска начищенной нижней челюстью. Но нет. Дверная ручка нерешительно дрогнула, медленно открылась и сама дверь. На пороге стояла она. В нежном белом платье, с гладкими словно шелк чёрными волосами, что плавно спадали на хрупкие плечи, накрашенная, с подчёркнутыми алым цветом губами. Её тщательно умыли, осторожно расчесали, празднично приодели. Сделали »красивой». Не знали, что я смогу разглядеть в ней настоящую, чистую красоту, даже когда в её глазах на осколки будет разрываться собственная душа, а тело будет дрожать от поедающей его порочности — даже тогда я увижу в ней воплощение небесной эйфории. Я и сам этого не знал. Всматривался в глубокие, чёрные глаза, пытался отыскать в них что-то помимо страха и тревоги, но она стыдливо опустила взгляд в пол, закрываясь от меня. Тогда я впервые почувствовал это желание. Мой молодой неопытный разум по ошибке счёл его за животный голод, но на самом деле, казалось, в этот момент всё животное, что жило во мне, навсегда покинуло меня, освобождая место для чувств. Чувств к ней. Наверное, она бы так и продолжила стоять в проходе, если бы я не похлопал на место рядом с собой на диване. Она посмотрела на меня, на бордовую обивку дивана, снова на меня. Переборов себя ей всё же удалось сделать пару решительных шагов навстречу. — Здравствуйте… Каким-то чудом ей хватило смелости поздороваться первой, заговорить со мной по собственной воле. Хотя, в её тогдашней ситуации у неё вряд ли был большой выбор. — Здравствуй. Я проследил за тем, как она подсела ко мне, сложив руки на коленях и совсем легко отворачиваясь от меня, но смоляные локоны упали слишком удачно — для неё — от чего я не мог узреть ни частички её такого бледного лица. — Как тебя зовут? Спросил я. Из вежливости, что-ли. Тогда мне было действительно плевать на её имя, но в её глазах загорелась какая-то тёплая надежда. Вера в меня. Что я не причиню ей обещанной боли, сжалюсь над её незавидной судьбой. — Лилит. Даже сама она не подозревала, что в какой-то момент озвученное ей имя станет самым важным словом в моей жизни. Словом, заставляющим жить, не тонуть в медленной пытке бессмертия, а использовать его в свою пользу. Словом, подпитывающим тягу умереть. — … А Вас? Я улыбнулся такой наивной наглости. — Карл. Она ничего не ответила. Её испуга хватило, чтобы отбить всякое вызванное чистым интересом желание даже взглянуть на меня. — Ты боишься меня? Её пальцы перебирали светлую ткань платья, выдавая все её внутренние метания. — Да. В этот момент она взглянула не только правде в глаза — но и мне тоже. — Почему же? Молчала. Может, не знала, что ответить, а может, попросту не хотела. В тот момент она была моей закрытой отдающей бумагой и чернилами книгой, которую мне ещё только предстоит прочесть. — Послушай, тебя забрали из бедности Людского Мира, привезли сюда… — я пытался убедить её, хотя прекрасно видел, какое это бесполезное занятие — Ты больше никогда ни в чём не будешь нуждаться, как нуждалась тогда. Я склонился, чтобы оказаться ближе. Она вздрогнула, отпрянула. В тот момент меня это ни капли не смущало. — По моему, пару глотков твоей крови в замен за это всё… — я замер, ожидая момента, когда она вновь отважится взглянуть на меня — Более, чем хорошая сделка. Как ты думаешь? И этот момент настал. Она робко кивнула. — Я рад. На губы просилась довольная ухмылка. Я снова наклонился к ней. — Могу я? На этот раз она не отстранилась. Приняла свою судьбу. Приняла меня. С того момента моя Лилит начала жить в этом поместье. Я выделил ей личную комнату в самом менее-оживлённом крыле замка, лишь бы лишний раз не тревожить её. Тогда она на самом деле походила на запуганного зверька, которому ещё только предстоит привыкнуть к жизни в золотой клетке. Прошло много лун, прежде чем она осмелела до той степени, чтобы по собственной воле покидать свои покои, общаться со слугами. Я пропустил момент, когда во время очередных нападок в её сторону со стороны Корделии, моей первой жены, за неё заступилась Беатрикс, моя вторая жена. Но прознав об этом, я ничуть не удивился. В конечном счёте их связывала до безобразия похожая судьба — Беатрикс также была человеком когда-то. Такой же жертвенной невестой, которую я решил обратить в себе-подобную — и которая, на всеобщее удивление, пережила это. Ещё одним их сходством оказалась общая «кличка» от «дочери змей» — обоих та женщина называла «самозванками» и «старухами». Я никогда не вмешивался в эти дела, даже не думал осадить Корделию — в конце концов, лучшее, что я мог сделать, это оставить её наедине с собственной ненавистью. Хоть я и не желал называть это наказанием, именно таковым оно и было. Моя Лилит за правду поладила с Беатрикс, я даже пару раз наблюдал за тем, как она нянчится с Шу, приглядывает за совсем ещё маленьким Рейджи. Они её уже вряд ли вспомнят, так как всему хорошему суждено заканчиваться. В какой-то момент она снова закрылась от мира, не приходила даже ко мне. Я навещал её при каждой возможности, замечал, как постепенно она всё чаще забывает о еде или ванне, напоминал. Оказалось, она почти совсем перестала спать, вся жизнь покинула её. Даже банально говорить стало для неё непосильной задачей, все её ответы были короткими и зачастую совсем не связанными с задаваемым вопросом. Я искренне пытался уследить за тем, что она хочет сказать, но мысли её запутались ещё больше, чем мои. Постепенно даже с её прекрасного лица навсегда стерлась улыбка — по крайней мере, мне так казалось. Я долго пытался выведать причину таких изменений, спасти её, но всё безрезультатно. Однажды она всё же навестила меня самостоятельно. Всё для того, чтобы попросить свободы. Она умоляла меня отпустить её в мир людей, позволить вернуться в монастырь. Не понимала, что уже тогда я любил её настолько сильно, что даже при таком сильном нежелании разлуки не смог отказать.***
«Мания.»
Хоть мы и попрощались, я не мог себе позволить полностью её оставить. Я принимал другие формы и имена, лишь бы находится рядом, но никогда напрямую не контактировал. Боялся, что не узнает. Но, наблюдая, я с ликованием подмечал, что со временем моей Лилит становится куда лучше. Она опять общалась, ела, улыбалась. Я даже не успел понять, что именно потревожило её тогда до такой степени, что мысленно начал подготавливать себя к её смерти, как она уже выздоровела. Мне так думалось. Казалось, неприлично долго. Я наблюдал за тем, как она цветёт на свободе, не замечая ползущих по её нежным лепесткам паразитов. Глаза мне раскрыл тот вечер, когда судьба меня занесла вокруг того самого монастыря. Оттуда, где я был, можно было увидеть разве что верхушку его самой высокой башни, но даже так я учуял сильный запах крови. Настолько он был стойким, что я был готов поклясться, что даже смертный бы почувствовал его, как я тогда впервые за долгое время почувствовал мою милую Лилит. В тот же миг я оказался у входных дверей того здания, коим сейчас завладела такая странная тишина. Почти сразу же я нашёл её. Напуганную, дрожащую. Её белоснежная сорочка почти полностью пропиталась красным, на щеках слёзы смешивались с бордовыми каплями. Ей понадобилось время, чтобы опознать меня. Моя Лилит начала извиняться, отчаянно рыдать, разрывая мне сердце, пока её полностью окровавленные ладони начали дрожать настолько сильно, что больше не смогли удерживать тяжёлый кухонный нож. Её слова уже больше походили на параноидальный бред, она извинялась так, словно шёл вопрос её жизни. Ах, моя милая Лилит, даже тогда, смотря на тебя, я не был способен представить ничего прекраснее, чем ты. В тот момент я был в точно таком же отчаянье, как и ты сама, от того, что действительно не знал, как тебе помочь. Я подошёл, чтобы обнять её, чтобы пролитая ею кровь впиталась и в меня тоже. Она затихла, ожидая от меня каких-то слов — любых, главное, чтобы я поговорил с ней. На тот момент я уже прекрасно понимал, что произошло. А главное, я понимал, что мне нужно сделать, чтобы спасти мою Лилит от саморазрушения. — Моя милая… Разве ты не поняла? — ласково вопрошал я — Это я был тем голосом, что приказал тебе убить его. Ведь это животное воспользовалось моей Лилит. — И остальных тоже… Ведь они молчали, не помогали тебе, — продолжал я, поглаживая её по голове — Это всё был я. Как ты не узнала? Взять всю вину за произошедшее на себя было самым подходящим решением. Ведь как бы моя милая Лилит не ненавидела себя, мне она простила всё. А главное, она поверила мне.***
«Экстаз.»
После того случая я забрал её домой. К себе. В этот раз я уже поселил её в потайную комнату, скрытую ото всех. О ней знал только я. Я видел, как ей плохо, даже когда лишился глаз — но это было во всяком лучше, чем тот монастырь. Она и сама изъявила желание остаться здесь со мной до конца её жизни. Я был рад. Искренне. Такие чистые чувства были недоступны ни одному из бессмертных, моя Лилит сделала меня исключением. Я даже не пил её кровь после того момента, как отпустил её на свободу. Ни разу, даже мысль такая не появлялась. Хоть я никогда и не забуду вкус её крови, мои ощущения к ней были куда большим, чем простая жажда. Я не хотел осквернять их кровопролитием и голодом. Примерно в это время на свет появилась Мэри. Тогда я связался с Евой. Тогда утратил глаза, договорился с человеческими алхимиками, а, самое главное из всего этого — повстречал изгнанную Цукинами. Встретив её впервые я вряд ли мог представить, какую пользу извлеку из её способностей. Потом ко мне вернулось зрение — в мир возвратилась Бездна. В то время и правда произошло очень и очень многое — почти каждый мой шаг тогда оказался решающим. Но несмотря на это лучше всего в памяти сохранилась лишь одна картина. Картина, на которой моя милая Лилит бездыханно падает в тёмные объятья Бездны. Я знал, что это произойдёт. Понимал, что это положит начало моей последней и самой важной цели в жизни.***
Она показала мне как жить. И я всё ещё жду мига, когда она научить меня смерти. Не она, так то, что после неё осталось. Её наследие.