ID работы: 10021395

Из пепла

Гет
NC-17
В процессе
503
Горячая работа! 415
автор
Размер:
планируется Макси, написана 651 страница, 34 части
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
503 Нравится 415 Отзывы 154 В сборник Скачать

Из пепла

Настройки текста
Примечания:
Десятки зажженных и расставленных по кругу свечей истекали воском, но не смотря на то, что они стремительно таяли, огонь живо колыхался и зловеще поднимался верх, когда переливы магии тревожили воздух. Эйшет стояла перед алтарем, раскинув руки в стороны. На пальцах и под ногтями высыхала черная кровь, а на лице, несмотря на твердый и гордый взгляд — слезы. На столе перед демоницей стоял Священный Грааль, до верху наполненный кровью, а рядом покоился клинок. Руки Эйшет как в танце кружились над Граалем, пальцами она перебирала неизвестные магические символы, которые рисовались в воздухе золотой паутинкой и таяли в одно мгновение. Вдруг Эйшет замолчала, опустила ладони на стол и, глядя в свое отражение в треснутом зеркале, которое стояло все на том же столе, заговорила, будто обращалась к самой себе: — Сама виновата, — пренебрежительно сказала она. Отражение в унисон повторило эти слова и застыло, глядя на хозяйку. — Я низвергну его в пучину отчаяния и мрака. Все, что останется при нем — его воспоминания, да и они канут в Лету, а она унесет их своим течением. Он останется один на один со своими страхами и сгинет, подобно ничтожеству, каким и является. Пламя на свечах поднялось выше, будто соглашалось со словами демоницы. Тогда, более немедля, она занесла ладонь над кубком с кровью. Глаза ее накрыла темная пелена, окрасив белки в черный цвет. Эйшет походила на бестию, когда отдавалась своей стихии — колдовству. Она была красива в этом темном царстве великой силы, крылья ее широко раскрывались, будто приветствовали потоки магии. Неожиданно в окно ворвался поток ветра, едва не задув свечи, но под воздействием сильной энергии пламя продолжило гореть и тогда Эйшет начала свое темное дело. Обрисовав круг над кубком, она торжественно заявила: — Пусть родится камень, обладающий такой силой, коей никакой другой обладать не может. И будет этот камень единственным из крови никогда не рождавшегося демона. Линия круга, обрисованная Эйшет над кубком вспыхнула золотом и загорелась, но растаяла также быстро, как и возникла. А следом за ней из сосуда поднялась вся кровь, которая в нем была. Сгустки багровой жидкости соединились в воздухе, наполнились ярким свечением и после на их месте возник тяжелый красный рубин, размером с куриное яйцо. Эйшет крепко ухватила драгоценный камень, сжала его в ладони, будто проверяла вес, и довольно усмехнулась. Но дело не было кончено. Взяв рубин в левую руку, а окровавленный атам — серебряный клинок в правую, женщина вознесла их над головой и как молитву торжественно произнесла: — Погибель Сатаны — первого короля Преисподней ныне заключается в том единственном синем пламени, кое рождается от слияния священного клинка атама и красного рубина. Синее пламя, кое подпитывается кровью наследника Ада и его королевы — единственной демоницы с благородной кровью, что пришла из мира смертных, будет способно сжечь Сатану до самых костей, не оставив после и пепла. Тогда настанет новая эпоха — солнце взойдет иначе, станет светить ярче и горячее, звезды выстроятся в созвездии нового короля, что возглавит Ад, вернет былое величие Преисподней, и даже Небеса признают это величие, склонившись! Эйшет говорила от сердца, вкладывая в свои слова и пророчество искреннее желание и упование на то, чтобы оно сбылось. — Изменить, — тихонько шепнула женщина и в миг в ее руках рубин и клинок приняли вид огнива и анха — коптского креста. Тогда, довольная собой, Эйшет отложила орудия в сторону и внесла подробную запись в своем дневнике. Она действовала быстро, не задерживаясь ни на минуту. В любой момент ее замысел могли раскрыть, а ее саму жестоко казнить. Нельзя было допустить этого до того, как она не выполнит самую важную задуманную часть ритуала. — Быстрее… пока не взошло солнце, — прошептала Эйшет, глядя в свое отражение. — После того, как я исполню задуманное и передам свою силу на землю, солнце зайдет для меня, но оно взойдет для Люцифера и будет делать это до тех пор, пока пророчество не исполнится, — отражение молчало, безжизненно глядя на королеву Ада. — Будь с ним рядом, даже незримо. Пусть он помнит о том, что я когда-то была в его жизни. Эта просьба будто бы разбудила отражение Эйшет. Ее точная копия кивнула и показала руку ладонью вверх, как будто давало клятву. Женщина благодарно кивнула самой себе и взяла в руки амулеты, завернув их в белый шелковый платок. — Я готова. Сущность моя перейдет к смертной — надеюсь, она будет достойна, а к вечеру следующего дня меня не станет. Эйшет говорила спокойно, ровным тоном, изо всех сил стараясь держаться и не впадать в истерику. То давалось ей тяжело, но она стояла с гордо поднятой головой и так же гордо была намерена встретить смерть. Она была готова покинуть ритуальный зал, но вдруг услышала скрип двери и замерла, боясь, что ее раскрыли. Но вслед за звуком открытой двери послышался топот маленьких ног, а после голос, зовущий Эйшет: — Мама? Облегченно вздохнув, женщина обернулась к ребенку. — Люций, — ласково сказала она. — Почему ты не в постели? Еще ночь, — сказала демоница, стараясь говорить спокойно и ласково. Люцифер, потирая глаза, подошел к матери. Эйшет завела руку за спину и спрятала орудия в поясе платья, а затем присела на колени перед сыном и крепко поцеловала его в обе щеки. Демоненок нахмурился, считая, что был взрослым для материнской ласки, но возражать все же не стал — уставший и сонный он был не в состоянии возмущаться. Эйшет же долго, ласково и с тоской вглядывалась в лицо ребенка, с умилением приглаживала растрепанные ото сна волосы и держалась изо всех сил, чтобы не разреветься в голос. Она понимала, что видела сына в самый последний раз. Но даже несмотря на крепко стиснутые зубы Эйшет все же всхлипнула, что мигом привлекло внимание Люцифера. Мальчик удивленно посмотрел на мать и взял ее за лицо руками, пальцами стирая дорожки от слез. — Почему ты плачешь? — недоверчиво спросил он. Эйшет покачала головой и улыбнулась. — Потому что я люблю тебя. — И я тебя люблю, — недоуменно ответил Люцифер, пожав плечами. Он все никак не мог взять в толк, зачем плакать из-за любви, но мама продолжала всхлипывать и крепко сжимать его в объятиях. — Больше жизни люблю, — прошептала она и вдруг резко встала, выпустив сына из рук. Люцифер непонятливо наблюдал за тем, как женщина скрывала все на столе маскирующим заклятием, а его маленькие багровые крылья напряглись, точно чуяли неладное. — Мама, ты плачешь, потому что отец начал войну? — спросил ребенок. Эйшет вздрогнула от того, как метко слова ее сына попали в самую цель. И пусть война была не единственной причиной ее слез, и все же он был прав. — Сынок, — Эйшет вновь обернулась к Люциферу и взяла его за руки. — Ты демон. Твое предназначение — склонять людей к греху, но никогда не путай это с бессмысленным злом, которое принесет выгоду лишь тебе одному. Всегда помни о том, что Шепфа создал нас на благо друг друга, что мы должны любить и защищать ближних наших вне зависимости от того, демон он, или ангел. Люцифер не особо вникал в слова матери, но ее состояние и то, с каким трепетом и внушением она их говорила, не могло не пугать мальчика и внушать ему осознание всей серьезности происходящего. Эйшет хотела было продолжить, но вдруг в дверях показалась няня Люцифера. Она выглядела взволнованной, видимо, долго не могла найти наследника, отчего страшно перепугалась. Но увидев мальчика в объятиях матери, чуть успокоилась и принялась рассыпаться в извинениях: — Ваше Величество, мне ужасно жаль, Его Высочество покинул свои покои, даже не предупредив! Обещаю, впредь я буду внимательнее следить за наследником! Эйшет ничего не ответила на ее оправдания. Она нежно поцеловала Люцифера в лоб и поднялась, скрестив руки перед собой. — Отведите принца в его покои и уложите спать. Не говорите Его Величеству о том, что Люцифер не спал, иначе он будет зол. Вам ясно? — Как прикажите, Ваше Величество, — торжественно сказала служанка. Передав сына в руки няни, Эйшет, не оборачиваясь, покинула тронный зал через окно. Люцифер еще не знал, что видел ее в последний раз. Ребекка стояла напротив широкого окна, цветные витражи которого бросали блики на ее лицо. Женщина была хмура, задумчива и крайне недовольна тем, что множество обстоятельств усложняли ее планы и цели, которые до некоторых пор исполнялись одна за другой. Ребекка, всегда собранная и сдержанная едва сдерживалась, чтобы не дать волю гневу, но все же на ее лице вместо привычного спокойствия застыла маска раздражения и нетерпения. Стоя в коридоре дворца Цитадели, она ждала серафима Кроули. Старик задерживался, что еще больше бесило женщину — она терпеть не могла опоздания и безответственных, не чувствующих ни к чему обязательств мужчин. Чем больше времени проходило в ожидании серафима, тем крепче Ребекка сжимала руки в кулаки и скрипела зубами, сгорая от нетерпения. Раздражения придавало то, что в ушах, не стихая, звучал голос дочери, которая билась в агонии боли, будто была готова умереть и провалиться в Небытие. Девчонка все никак не понимала, что все действия ее «плохой матери» было направлены исключительно на их общее благо. Но Уокер младшая будто бы и не понимала того, что жестокость матери и методы, которые она избирала вели их верно к власти и достатку. Ребекка обещала себе разобраться с капризами дочери позже, когда у нее будет на это время. Вики оставалось только понять, что ее мать прокладывает ей дорогу в будущее, а остальное… она забудет обо всех, кто погиб на этом пути к блестящему будущему, которое было суждено прожить бывшей Непризнанной. Мысли женщины прервал звук шагов, раздавшийся за спиной. Ребекка обернулась и встретилась взглядом с медленно ковыляющим Кроули. Его крылья безвольно волочились за спиной, было видно, что у старика не осталось сил даже держать их смирно за спиной. Завидев Ребекку, серафим удрученно вздохнул, отягощенный обязанностью говорить с ней. Но ему некуда было деваться. Медленно он подошел к женщине и остановился напротив, молчаливо прося ее озвучить причину, по которой она позвала его встретиться. — Я вижу, ты очень торопился ко мне, — саркастично заметила Ребекка. Кроули пропустил ее колкость мимо ушей. Его тонкие морщинистые губы сжались в одну линию, а лицо всем видом своим выражало недовольство. — Ты хотела поговорить со мной, — напомнил мужчина, без особого интереса глядя на женщину перед собой. — Хотела. Кажется мне, что ты ничего не делаешь с тех пор, как я просила тебя заняться ритуалом, созданным Эйшет. — Просила? — Кроули усмехнулся. — Помнится, ты приказывала мне. — Это неважно, — женщина закатила глаза. — Ты должен был собрать всех магов и чернокнижников, чтобы те сломали печать. Если ритуала не станет — мы легко сможем избавиться от Сатаны. — Мы? — серафим недоверчиво нахмурился. — Ты стала забываться, Ребекка. Думаешь, можешь приказывать мне и использовать ради своей выгоды? Я делаю все своевременно и мои решения тебя не касаются. Я не буду потакать твоим играм, в чем бы они не состояли. Я доверил тебе тайну в надежде на то, что ты сохранишь ее. Я рассказал тебе о ритуале только чтобы вернуть энергию королевы на землю, но вот как ты поступаешь теперь. Думаешь, если Вики возымела силу Эйшет, и у тебя есть право на трон? — голос Кроули сквозил крайним недовольством, седые брови хмурились с каждым сказанным словом, а дряблые морщинистые щеки тряслись, когда старик недовольно качал головой. — Может, ты еще не понял, Кроули, — Ребекка рассмеялась, сделав шаг к старику. — Но я уже давно обошла тебя, став выше и сильнее. Думаешь, никто не замечает, в кого ты превратился? Эрагон и Торендо ни во что тебя не ставят, твои решения и советы игнорируются. Ты по-прежнему занимаешь свое место лишь из-за возраста, ты был одним из первых, но твое солнце заходит. Восходит мое, и оно будет светить ярче, чем чье-либо, — торжественно объявила Ребекка. — И если ты хочешь продолжать почивать на лаврах, советую тебе быть лояльнее и делать то, что я говорю. В противном случае, ты рискуешь пополнить ряды школьных учителей, как то было с Фенцио, — в глазах Ребекки блеснул озорной огонек. — Тем более, ты уже директор. Падать не так высоко. Кроули едва не задохнулся от возмущения, но сдержал себя. Он хмуро уставился на Ребекку, которая ухмылялась, радуясь тому, что смогла задеть старика за живое. Она знала, что не первая открывает ему правду. Наверняка он сам обо всем догадывался, но услышать то, о чем все уже давно судачили было больнее, чем лишиться крыльев. Все-таки, гордость была очень хрупким чувством. — Я повторю: найди мне тех, кто сломает печать, наложенную на ритуал. Иначе полетят головы, Кроули. И все они будут на твоей совести — моя спит, и нет никакой надежды на то, что вновь проснется. Ухмыляясь, Ребекка коснулась плеча Кроули, как будто смахивала с него пыль. Было видно, как старик сдерживался, чтобы не оттолкнуть от себя серафима. Его ноздри надулись от ярости и недовольства, а голубые глаза похолодели. Если бы взглядом можно было убить, Ребекка уже давно валялась бы в луже крови, не в силах осуществить свои планы. Кроули жалел, что не мог убить эту женщину вот так тихо и без свидетелей. Если бы только он не заботился о своей чести и совести, которая и без того была несколько запятнана, он бы не раздумывая свернул шею Ребекки. Но вместо того, чтобы лишить ее жизни, он сделал несколько шагов от греха подальше. Уокер же, видя то, каким оскорбленным и униженным выглядел старик, позабавилась еще больше, теперь явно наблюдая свое превосходство над ним. — Не разочаруй меня, дорогой друг, — цинизм, с которым Ребекка говорила, заставил Кроули вздрогнуть. Но она намеренно сделала вид, что не замечает серафима. Подхватив полы своего белого платья, Ребекка спеша удалилась прочь из коридора.

***

— Велиал? — тихий жалобный шепот разбил тишину, царившую в темнице Преисподней. Все кругом молчало, было слышно лишь журчание капель где-то в углу камеры и тяжелое дыхание двух узников, державшихся рядом, но все-таки далеко друг от друга. — Ты слышишь меня? — снова полушепот-полустон, которым Наэма отчаянно звала друга. Велиал слышал ее, но молчал, не в силах промолвить слово. Его бледные худые руки, дрожа, крепко сжимали отрубленную голову Лоренцо. Рот мертвого возлюбленного был приоткрыт в предсмертном крике, который он издал в последний раз, прежде чем Перегрегель лишил его жизни. Глаза с полупрозрачной кожей на веках были закрыты, а сама голова источала тошнотворный запах, вдыхать который Наэма была не в состоянии. Только Велиал, казалось, не чувствовал его, неотрывно глядя на мертвецки бледное лицо усопшего. Падший ангел не издавал никаких звуков ровно четыре дня. Он молчал, руки его дрожали, губы высохли, а сердце перестало биться. Он будто погиб, будто бы душа покинула его тело, но плоть жила, вернее доживала последние отведенные ей дни. Ничего не держало Велиала в этом мире, и ни в какой другой он податься не мог. В Рай, где сейчас наверняка жила душа Лоренцо его бы не приняли, а на Земле, где нет более этого красивого смертного, Велиалу нечего было искать. Всем смыслом жизни для него был его Лоренцо. — Велиал, прошу, отзовись, — снова проскулила Наэма. — Скажи хоть слово, дорогой… Велиал будто сжалился на мгновение и издал шумный вздох. Пересохшие глаза с тоской и невыносимой болью перевели взгляд на окровавленную грязную одежду, которая была при нем, а губы дрожа зашептали поэтические строки: — Падший ангел пал во мрак, Не найти тебя никак. Падший ангел, взор прикрой Пасть не дам во тьме ночной. Наэма вздрогнула, услышав эти строки. Она хотела позвать мужчину снова, но прикусила щеку изнутри, не давая себе сказать и слова. Девушка внимательно и с тоской наблюдала за тем, как Велиал мягко прочесывал спутанные волосы на окровавленной голове, которую держал в руках. Сухая кровь цеплялась за пальцы, забивалась под ногти. Из полуоткрытого рта сочилась какая-то странная желтоватая и очень плохо пахнущая жидкость, но, казалось, падшего ангела это не смущало. Он будто не замечал ужаса, который буквально был в его руках. — Падший ангел, отпусти, Ты навек в моей груди. Падший ангел, взор прикрой Пасть не дам во тьме ночной. Замолчав, Велиал прижал к груди отрубленную голову Лоренцо и принялся качаться туда-сюда, как будто убаюкивал возлюбленного, который теперь никогда не проснется. Наэма, увидев это зрелище, отстранилась от решетки и отошла подальше, в глубь своей камеры. Ей казалось, что она подглядела за чем-то интимным. Почувствовав себя виноватой, демоница закрыла лицо руками и тихо заплакала. Боль в плече не чувствовалась, ей на смену пришла боль за Велиала, бесконечно грустная жалость и чувство тревоги. Глядя на свои мокрые от слез ладони и сырую стену темницы с ее ржавыми решетками, обмотанными лозой, Наэма была готова выть от бессилия. Как бы ей хотелось сейчас забрать из рук Велиала голову Лоренцо, прижать падшего ангела к груди и держать так, пока душа его не покинет тело. Наэме казалось, будто только через смерть раны его смогут исцелиться, а боль найдет свое освобождение. Но она все никак не могла коснуться его, протянуть свои руки. И все, что ей оставалось — молчаливо плакать от несправедливости и дрожи, которая пронзала тело сотнями твердых стальных прутьев. Вдруг, за пределами камеры послышался звук шагов. Поступь была легкой, но вместе с тем уверенной и быстрой, будто неизвестный спешил куда-то, торопливо следуя в ту сторону, где находились камеры Наэмы и Велиала. Демоница напряглась, затаила дыхание. На ум пришла ужасающая мысль о том, что Сатана, злясь на Асмодея за его выходку, решил наконец-то привести свой приговор в исполнение. Это палач идет за Наэмой, сознание твердило только это. Суетясь, блондинка обернулась и подползла к стене, за которой была камера Велиала. Она поскребла за ней пальцами, силясь привлечь к себе внимание падшего ангела, но ничего не добилась. Он по-прежнему мычал, покачиваясь и держа в руках голову Лоренцо. Внезапно шаги стихли. Очень медленно, боясь вздохнуть, Наэма обернулась и, сидя на полу, увидела перед собой идеально начищенные ботинки. Демоница подняла глаза и встретилась со взглядом Асмодея. Демон смотрел на нее снисходительно, даже жалостливо. Девушке стало крайне неприятно чувствовать на себе такой взгляд, будто она была жалкой и ничтожной. Этот взгляд не шел в сравнение с тем, который демон дарил ей прежде: раньше его глаза смотрели с теплотой и восхищением. Теперь же, глаза его были сухими, а огонек в них тлел, когда мужчина смотрел на бывшую возлюбленную. — Ты пришел, — нашла в себе силы промолвить Наэма. Асмодей кивнул. Он вынул из кармана брюк ключи и небрежно отпер дверь темницы. Как по волшебству колючие лианы, которыми была увита решетка, расступились, как только открылась дверь. — Сможешь идти? — спросил Асмодей, а Наэма, будто и не была измотана и ранена, подскочила с места. — Как мы выйдем отсюда? — спросила она недоверчиво. — Ты обезвредил стражу? — Об этом не переживай, — Асмодей повел плечом. — Они под гипнозом, но не надолго. И вместо тебя сюда скоро подселится другая. — Другая? — переспросила Наэма недоверчиво. Асмодей беззвучно рассмеялся и дерзко глянул на демоницу. От его взгляда по ее телу побежали мурашки, но она внимала ему, надеясь услышать объяснение. — Пришлось прибегнуть к обману. Соблазнил молоденькую демоницу — бывшую Непризнанную. Она пала к моим ногам, поддавшись чарам. Я обвел ее вокруг пальца и теперь она будет сидеть здесь вместо тебя, — ответил Асмодей. Наэма ужаснулась, прикрыла рот рукой и осуждающе глянула на демона. Она поверить не могла в то, что ее великодушный, снисходительный демон, который всегда был на стороне слабых, позволил себе прибегнуть к обману и наказать невинного, лишь бы спасти ее саму — полную греха и грязи. — Не верю, что ты сделал это, — ошарашенно сказала девушка. Мужчина нахмурился, крайне недовольный ее осуждением. — Предпочитаешь остаться здесь и дожидаться казни? — небрежно спросил он, вздернув бровь. — Не вини меня за методы, к которым была бы не прочь прибегнуть сама. — Я и не думала винить тебя, — оправдалась девушка. — Тогда не медли, — раздражился Асмодей. — Пойдем. Мое воздействие на стражу скоро рассеется. Наэма покинула камеру, больше не сказав ни слова. Но в голове все еще крутились слова Асмодея об обманутой демонице, которая нынче будет страдать в этой камере вместо Наэмы. Девушка все никак не могла взять в толк: как такая жестокость только пришла к нему на ум. Неужели это было ее рук дело? Может, наполненный обидой и гневом на саму Наэму, герцог позволил яду наполнить свое сердце? Демоница вздрогнула: ее прежде ласковый и благородный возлюбленный не смотрел в ее сторону. Может от безразличия, а может от стыда, который испытывал за совершенный им обман. Наэма надеялась, что он не обращает на нее внимание лишь потому, что его мучала совесть за бедную девчонку. — Постой. Мы не можем уйти вот так, — тихо, но настойчиво сказала Наэма. Асмодей обернулся, непонимающе глянул на нее, а затем, в полной тишине темницы услышал нервное мычание, раздающееся из соседней камеры. Демон нахмурился, но сделал шаг назад, осторожно заглянув в темноту, в которой сидел Велиал. Крылья падшего ангела были потрепаны, запачканы в пыли и грязи, а худощавые плечи, на которых была разорвана одежда, болезненно дрожали. Асмодей прочистил горло, подошел к решеткам еще ближе и, не церемонясь, громко позвал падшего ангела: — Велиал? Ответа не последовало. Во мраке темницы мелькнули колышущиеся белые волосы, а затем показалось осунувшееся лицо мужчины. Он по-прежнему сидел ссутулившись и до побеления костяшек что-то прижимал к тощей груди. Асмодей, ужаснувшись виду падшего ангела, обернулся к Наэме. — Что с ним? Демоница в ответ покачала головой, поджав губы. Взгляд ее был сочувствующим и без единой капли надежды. Асмодей прикрыл, поняв: дела плохи. Он вновь обратился к Велиалу. Тот ему не ответил, но все же продолжал смотреть прямо на герцога. — Времени мало. Я могу помочь тебе выбраться отсюда и бежать прочь, — сказал Асмодей. — Ты сможешь бежать на Землю. Ведь ты всегда хотел этого, не так ли? Велиал вдруг издал тихое хихиканье и задрожал. Велиал не понял, что именно его так рассмешило или довело до исступления, к тому же, Асмодей не мог разглядеть, что именно тот сжимал в руках. Единственное, что он видел и слышал: безумные горящие глаза падшего ангела — черный и голубой, а также зловонный запах, заставляющий глаза слезиться. — Мне больше некуда торопиться, — шершавым голосом ответил Велиал и пожал плечами. — Почему ты… — Асмодей не успел закончить вопрос, поскольку почувствовал на своем плече касание Наэмы. Герцог тут же обернулся к ней и вздернул бровь, вопрошая. Демоница же безмолвно указала ему на руки Велиала и осторожно шепнула: — Там… Лоренцо… — сказать больше не дали слезы, которые нещадно душили и сжимали горло. И только теперь Асмодей присмотрелся туда, куда указывала Наэма, и к своему ужасу увидел в руках демона отрубленную голову. Тогда-то герцог и понял, откуда веял этот зловонный запах — так разлагалась плоть. Демон не боялся смерти: за всю свою многовековую жизнь он видел не мало трупов тех, кто умер красиво и самых обезображенных из всех. Но сейчас вид дрожащего от боли и безысходности Велиала, сжимающего в руках единственную драгоценность, что имел — свою любовь, заставил органы в животе Асмодея перевернуться, а сердце забиться быстрее. Асмодей тут же отвернулся, живо обратив свое внимание на Наэму. Какая-то первобытная потребность заставила его убедиться в том, что демоница все еще была здесь, что она жива и здорова. Наэма поймала его взгляд, будто поняв, какой порыв завладел Асмодеем. Она не стала ничего говорить в ответ его тревожному сердцу — было не время. — Велиал, — снова позвал его герцог, теперь звуча куда более сочувствующе. — Прошу, у тебя еще есть шанс уйти. В противном случае Сатана предаст тебя казни. Ты знаешь, он будет беспощаден, — сказал Асмодей. Он пытался звучать убедительнее, предать своим словам больше веса. Но Велиал будто игнорировал его попытки. Оттенки каждого слова стали для него блеклыми. Ничего не имело смысла теперь. — Когда тот, кого ты считал близким тебе ранит в самое сердце… — Велиал не договорил, потому как Асмодей грубо прервал его. — Меня ранили. Сильно. — Но она жива, — безразлично ответил падший ангел, даже не взглянув на Наэму. Асмодей чертыхнулся, запустив пальцы в волосы. — Да чтоб тебя! Я вернусь за тобой позже, слышишь? Только продержись тут еще пару дней. Я вызволю тебя, Вел. Ответа не последовало, а Асмодей не стал его дожидаться. Он взял Наэму за руку и стремительно направился вон из темницы, минуя охрану, замершую под воздействием заклятия. Наэма, уходя за ним, чувствовала, будто оставила в темнице маленькую часть своего сердца.

***

Когда Асмодей отворил дверь в покои, Наэма их не узнала. Это были не те комнаты, в которых она привыкла проводить дни и ночи. Здесь не было большого окна, переходящего в террасу, не было зеленых растений, которые овивали стены и колонны, делая это место живым и ярким. Вместо всех красот, которые ей было позволено видеть прежде, когда она делила спальню с Асмодеем, в новых покоях ее встретила кровать с простым балдахином, никаких резных колонн и даже маленькой терраски здесь не было. Вместо них только маленькое окно с каменным подоконником, уродливая штора и холодный пол без ковра. Наэма тоскливо оглядела покои и обернулась к Асмодею, который остался стоять на пороге. Он спрятал руки в карманы и следил за реакцией демоницы. — Почему я не могу вернуться в старые покои? — спросила она. — Потому как, то были мои покои. — Хочешь, чтобы я жила здесь? — Наэма поморщилась, не скрывая своего недовольства. Даже израненная и едва стоящая на ногах она была способна на пререкания и капризы. Асмодей хотел было ответить ей, что и вовсе не хочет видеть демоницу в своем дворце, лишь бы не ворошить рану на душе, но умолк. Вместо всего он вздохнул и потер переносицу: — Перегрегель выполнит любой твой каприз. Просто скажи ему, что бы ты хотела поменять здесь. — Я хочу быть с тобой, Асмодей, — резко ответила девушка, сверкнув яростными глазами. Одной рукой она придерживала больное плечо, но это не помешало ей резко упасть на колени. Наэма почувствовала, как больно ударилась худыми коленками о холодный пол, но все же заставила себя опуститься на него бедрами. Она отняла руки от своего тела и вцепилась грязными ладонями в штанины Асмодея. Ошарашенный демон невольно глянул ей в лицо и какое-то противное чувство жалости к самому себе и неистовое желание коснуться этой женщины зашевелилось в его груди. Но он ничего не предпринял, только продолжил стоять на месте, не двигаясь. С высоты своего роста герцог смотрел на свою увядающую, сидящую на коленях Розу и ждал, что она скажет дальше. — Ты так и будешь молчать? — Вставай, Наэма, — вопреки желанию услышать ее признания сказал Асмодей. — Я скучала по тебе! Я люблю тебя! — Я слышал это множество раз, — демон был непреклонен. — Я говорю правду, самую искреннюю, Асмодей. Я проклинала себя множество раз за то, что так безрассудно относилась к тебе и твоим чувствам. И мне жаль, что только близость смерти заставила меня наконец осознать мои чувства к тебе, — Наэма говорила, а из глаз ее текли слезы. Отчего-то они уже не трогали Асмодея как прежде. Он стоял, все также держа руки в карманах и глядя поверх головы своей бывшей, но до сих пор горячо любимой женщины. — Прошу тебя, дай мне шанс! Прошу, дай мне любить тебя так, как ты любишь меня. Я знаю, ведь ты еще любишь! — И что с того? — подал голос Асмодей. — Разве теперь это имеет хоть какое-нибудь значение? — Но… как? Разве ты не хочешь начать все сначала? — тоскливо спросила Наэма. В голосе ее слышалось предыхание, как будто она вот-вот была готова лишиться рассудка. — Хочу. Безумно хочу тебя, Наэма. Я хочу твою душу и тело, хочу тебя даже сильнее, чем желал когда-либо прежде, — слыша это, глаза демоницы воссияли от радости и от надежды, что вновь загорелась в груди, но следующие слова Асмодея просто затушили этот огонек, когда его слова раздались в голове Наэмы как гром среди ясного неба. — Но я не лягу тебе под ноги. Наверное, я слишком часто закрывал глаза на твое безрассудство и твой эгоизм. И если мне суждено страдать остаток веков с раной в сердце, я буду нести это страдание с гордостью. Потому как виной его стала ты. Но я никогда не позволю тебе запятнать мою гордость снова. — Ты непреклонен, — сказала Наэма, огорчаясь. — И пусть! — женщина вскочила на ноги, с трудом удерживаясь от того, чтобы не упасть снова. Ноги были слабыми, дыхание хриплым, а глаза слезились, пеленой укутывая взор. — Пока дышу, надеюсь на твое прощение. И даже если суждено ждать не один век, я буду ждать. В том и заключается любовь — в терпении, в верности. — Ты не была верна мне прежде, — Асмодей иронично рассмеялся. — Хочешь сказать, что теперь познала эту истину? — Не смей насмехаться над тем, что я говорю, — воинственно сказала Наэма. В голосе ее была слышна обида. — Мне не важно, веришь ты моим словам или нет — я докажу тебе свою верность и любовь, как ты доказывал мне когда-то, Асмодей. Демон покачал головой и шумно вздохнул. — Не знаю, смогу ли поверить. Асмодей не стал более говорить с Наэмой. Он спрятал руки в карманы и покинул ее покои, шумно хлопнув дверью. Демоница вздрогнула, обида сковала ее по рукам и ногам. Осторожно, чтобы не упасть на пол, она проковыляла к постели и опустилась на холодные простыни. Как гадко ей было находиться в этих мрачных пустых покоях! Ни света, ни зелени цветов, овивающих окна. Только серость и сырость, и не было ни единого шанса, что боль ее пройдет среди этого безумного одиночества. Наверное, теперь смыслом ее станет тот труд, в котором она будет доказывать Асмодею свою искренность и любовь. Неожиданно для Наэмы дверь в покои вновь отворилась. Она с надеждой подняла голову, ожидая увидеть на пороге Асмодея. Она думала, может, он передумал? Может слова ее возымели над ним власть, а признания растопили обиду в сердце? Напрасно. На пороге ее новых покоев стоял не Асмодей, а Перегрегель. Гоблин, чье лицо было изуродовано шрамами, на слух пытался понять, как далеко от него стоит его госпожа. Но, почуяв переливы энергии Наэмы, он запрыгал на месте и радостно шагнул в покои. — Прекрасная госпожа! — воскликнул он. — Вы здесь! Сердце демоницы болезненно сжалось при виде этого безобразного очаровательного гоблина. Совесть, браня, проговорила: «Это ты виновата! Из-за тебя он слеп!» Сожаление захлестнуло Наэму, а в голову закралась совершенно бесстыжая и эгоистичная мысль: она была рада, что Перегрегель не может видеть ее краснеющих от стыда щек. И все же, она вытянула к нему руки, а звук ее голоса стал маяком, к которому потянулся незрячий Перегрегель. — Прямо, Перегрегель. Я здесь, — сдержанно проговорила она. Гоблин сделал еще несколько шагов, пока не почувствовал, как тонкие ладони Наэмы коснулись его лица, а пальцы огладили рубцы, на месте которых некогда были невинные чистые глаза. Демоница пристыжено прикусила губу, боясь разреветься в голос, но Перегрегель, совершенно не видевший свою госпожу за полученные увечья, блаженно склонил голову навстречу ее прикосновениям. — Я истосковался по вашим рукам, прекрасная госпожа! Ох, сколько страшных новостей довелось нам услышать о вас! Как хорошо, что господин спас вас от гибели! Наэма ничего не ответила, но Перегрегель продолжил причитать: — Госпожа, а правда ли, что Его Величество казнил принца? — Правда, Перегрегель. Гоблин помолчал с минуту, а затем тихо-тихо произнес: — Главное, что вы живы, госпожа. Наэма изумилась: и ее прекрасный герцог, и этот безобразный гоблин — оба были преданы ею, оба были изранены по ее вине. Но разница состояла лишь в том, что тот, чьего расположения она никогда не добивалась любил ее искренне и простил за причиненную боль, а тот, к кому Наэма так отчаянно стремилась, не мог позволить себе простить ее. Демоница устало вздохнула: завтра начнется новый день, завтра она сможет вернуть Асмодея. Руки ее снова ласково огладили голову Перегрегеля, покрытую язвенными нарывами, а рана на плече впервые за долгие дни перестала болеть.

***

Когда на Цитадель опустилась ночь, а все жители города заснули, Вики сидела на кровати в ожидании. Люцифер в письме не сообщил ей о том, когда за ней придут, но даже ослабленная и уставшая девушка чувствовала, что этой ночью произойдет что-то особенно важное. Облачившись в белое полупрозрачное платье, ангел смотрела на себя в зеркало, крепко держась руками за его позолоченные рамы. Одежда была воздушной, рукава пышными, а белая ткань переливалась розовым и зеленым светом. Ребекка вмешивалась даже здесь: она настойчиво хотела уничтожить любые воспоминания обо всем демоническом, с чем прежде была связана ее дочь, так что решилась даже на полную смену гардероба дочери. Вики тоскливо вздохнула: ее прошлая жизнь теперь была так далека от нее. И как же сильно она тосковала по Мими. С бала Распределения прошло пять дней, а бывшей Непризнанной казалось, что она заточена в этой башне с месяц. Наконец, раздумья в одиночестве были прерваны. В окно раздался стук, совсем как двое суток назад. Вики, превозмогая слабость, подскочила к окну и отворила его створки. На подоконник тут же сел Малфас, а затем спрыгнул с него, пройдя по комнате так, будто эти покои принадлежали только ему одному. Вики внимательно следила за вороном, ждала от него чего-то. И, будто услышав ангела, птица захлопала крыльями, подпрыгнула, не издав ни единого звука, а затем, вместо ворона в комнате появился высокий беловолосый мужчина с белыми ресницами и пугающими красно-розовыми глазами. Бывшая Непризнанная вперила в него испуганный взгляд, отшатнувшись. Тогда Малфас выставил вперед свои сухие когтистые руки: — Не надо меня боя-яться-я, — прошептал он тягучим голосом. — Ты… ангел? — недоуменно спросила Вики, глядя на большие белые крылья за спиной Малфаса. Тот в ответ покачал головой. — Я бе-елый во-орон, дорога-ая, — сказал он, слегка рассмеявшись. — Не бо-ойся-я, я верен Ас-смоде-ею. Ты мос-жеш-шь доверя-ять мне… — Зачем ты здесь? — тут же спросила Вики. Шок и недоумение не оставляли ее, но она старалась держать себя в руках, чтобы не терять время. — Ты отведешь меня к Асмодею? — О нет… это сделает Ципареро-он. Мы встре-етимс-ся с ним с-сейча-ас… Вики кивнула, не решаясь задавать иных вопросов. Тогда Малфас махнул своим широким рукавом и прямо в покоях Вики открылся темный портал, совсем как те, что когда-то перед ней отворял Люцифер. Белый ворон указал рукой в направлении портала и Вики мигом шагнула в него, ничуть не сомневаясь. Малфас пошел за ней следом, и в одно мгновение ангел и ворон оказались прямо напротив белой двери, которая была очень знакома бывшей Непризнанной. Эта дверь вела в комнату Люцифера. Девушка осмотрелась вокруг, надеясь, что ее никто не преследует, а затем почувствовала легкий толчок в спину от Малфаса. Ворон безмолвно указал девушке на ручку двери, и тогда та дернула за нее, подчинившись. Оба тут же оказались в покоях Люцифера. Все здесь лежало так, как оставил хозяин покоев. Постель была не убрана, на столе громоздились графины и бутылки с вином и глифтом, по полу были разбросаны книги. В комнате было душно. Вики тут же глянула в сторону окон, которые были плотно закрыты. От жары кружилась голова, так что ангел смело подошла к окну и нешироко открыла его, чтобы впустить в комнату больше свежего воздуха. Вдруг, за стеной послышался шорох. Вики замерла, а ее крылья напряглись как струны. Девушка настороженно взглянула на Малфаса, как бы спрашивая его, что делать дальше. Белый ворон, осторожно ступая, подошел к двери, ведущей в ванну — шорох слышался из уборной. А Вики тут же стала прикидывать пути отступления — если кто-то увидит ангела в покоях ныне мертвого принца-мятежника, не сносить ей головы. Бывшая Непризнанная бросила взгляд на высокий резной подголовник кровати и тут же бросилась к нему, чтобы спрятаться. Но не успела она сделать и шага, как из уборной послышался голос Малфаса: — Это т-ы-ы… Ци-па-ре-рон… — Я, господин, я! — слуга Люцифера говорил благоговейно, глядя на совершенно обескровленное безразличное лицо белого ворона. Вики удивленно подскочила к двери ванной. — Ципарерон? Что ты здесь делаешь в такой час? — Его Высочество велели помочь вам отыскать его сердце, чтобы мы могли вернуть его к жизни. — Я знаю об этом, Ципарерон. Мы отправимся в Ад сейчас? — Прежде, чем мы покинем покои, я должен передать вам кое-что… — Ципарерон вытащил из нагрудного кармана свернутый в четыре раза лист и дрожащей кривой рукой передал его в руки Вики. — Что это? — Содержимое мне неизвестно, но Его Величество велели мне передать записку вам. — Ты говоришь о Сатане? — Вики удивилась. — Я говорю о…кх-м… Люцифере. — Значит, теперь в Аду его зовут королем. Интересно, что скажет Сатана, если услышит это? — Ципарерон не ответил, потупив взгляд, будто бы Вики отчитывала его. Но девушка только снисходительно покачала головой: — Говори тише, будь осторожен. Ни к чему сейчас гневить Сатану, наши раны еще не зажили. Вики вновь взглянула на записку, переданную ей Ципарероном. На бумаге красовалась сургучовая печать Люцифера. Торопясь, девушка сломала печать и увидела, что в один лист был завернут другой, поменьше. «Снова письмо?» Вики не ошиблась. На одном из листов ровным красивым почерком Люцифера было оставлено послание: «Непризнанная, если ты читаешь это письмо, я благодарен тебе за смелость помочь мне. На втором листе описан магический ритуал, который сделал Сатану неуязвимым к любым орудиям, пыткам и заклинаниям кроме того единственного, коим мы пытались избавиться от него. Этот и другие ритуалы были созданы и описаны Эйшет. Воспользуйся инструкциями к ритуалу. Пусть тебе помогут те, кому ты доверяешь. Мое сердце ждет тебя у берегов Стикс.

Люцифер.»

Вики внимательно изучила лист с инструкциями, но ничего не разобрала — текст был написан на древнеангельском. — Эйшет позаботилась о сохранности своих заклинаний. Умно. Вики постояла еще с минуту, держа в руках оба послания Люцифера. Малфас и Ципарерон все еще ждали ее указаний, а времени становилось все меньше. Ангел чувствовала себя неважно, энергия королевы билась в ее теле, как в клетке, она отторгала незнакомую сущность, желая соединиться с демоническим телом. Бывшая Непризнанная пошатнулась, но смогла удержаться на ногах. Стоило действовать быстро. Вики взглянула на Малфаса, который стоял, скрестив руки перед собой. Его красные хищные глаза не выражали никаких эмоций, ворон просто существовал, чтобы выполнять указания. — Малфас, я верю, что ты сможешь позаботиться об этих инструкциях. Мне не понять, что здесь написано, но Асмодей сможет разобраться, — уверено и в приказном тоне сказала Вики. — Доставь послание герцогу, пусть изучит его и предпримет то, что должно. Если ему необходимо мое участие, я найду способ вновь сбежать из башни. Малфас без слов кивнул и обернулся в птицу. Когда Вики и Ципарерон остались в комнате одни, ангел тяжело вздохнула. Тело ужасно болело, силы покидали ее, но она была обязана двигаться, чтобы спасти Люцифера. — Если вы готовы, мы можем уходить. — Я готова, Ципарерон. Давай исполним его волю.

***

Асмодей рассекал коридоры темницы большими твердыми шагами. Его лицо было мрачным, скулы напряжены, губы сжаты в узкую линию, а щеки чернели, когда демон пытался сдержать свою истинную ипостась внутри — неожиданные новости будоражили сознание. В руке герцог сжимал послание — текст на древне ангельском языке, который несколько минут назад ему передал Малфас, явившись через окно. Асмодей торопился. Он обещал Велиалу спасти его, но не думал, что вернется за ним так скоро. Однако, послание, оставленное Эйшет, все решило. Герцог не переставал прокручивать его в голове, снова и снова повторяя строки, которые могут спасти Небеса и Ад, стоит им лишь оказаться в правильных руках. «Неуязвимость и силу, что дается в ходе ритуала, можно получить лишь при смешении трех главных ингредиентов: крови демона, ангела и Непризнанного. Необходимо излить три крови из левой руки в ритуальный кубок и испить из него тому, кто намерен получить силу и мощь, сравнимую с теми, кои есть в руках великого Шепфа. Ритуал не зависит от астрологических прогнозов. Любая ночь — ночь этого ритуала. Необходимо произнести заклинание, заговорив кровь: «Teciaro turve somonbe velano. Un putre teciaro mante paloke.» В мыслях Асмодея вновь неумолимо прозвучало заклинание, которое он будто бы пытался вбить себе на подкорку: «Teciaro turve somonbe velano. Un putre teciaro mante paloke.» Наконец, демон остановился. Он взглянул на камеру, из которой сегодня днем вытащил Наэму и тут же стыдливо отвел глаза — на месте его любви уже сидела другая, новоиспеченная демоница, которая еще вчера была Непризнанной. Теперь она была тут, жестоко обманутая другим демоном. К счастью, подставная Наэма не слышала Асмодея, погруженная в крепкий сон. Боясь разбудить ее, герцог шагнул к камере, в которой до сих пор сидел Велиал. Демон заглянул тихо, боясь спугнуть падшего ангела и пошатнуть его и без того нездоровое сознание. Велиал сидел молча, все также прижимая к своей тощей груди голову Лоренцо. Запах в камере стоял тошнотворный — смертный гнил, источая все самые худшие запахи своего бренного людского тела. Глаза Асмодея заслезились от вони, но он сохранил самообладание, шагнув ближе к камере. Велиал по-прежнему не реагировал на присутствие герцога. — Велиал? Молчание. — Велиал! Я понимаю, ты страдаешь, но Люциферу необходима твоя помощь. О, чудо! Эти слова заставили Велиала моргнуть. Асмодей затаил дыхание, ожидая, что будет дальше. Тогда падший ангел неспеша поднял голову и уставился на герцога. Он молчал, как будто ждал, что Асмодей скажет дальше. — Есть шанс спасти Люцифера, но без твоих знаний мы не справимся. Ты ведь в силах провести еще один ритуал, друг? — А должен? — Велиал заговорил впервые за много дней. От долгого молчания его голос звучал совершенно неестественно: он был хриплым и глухим, как у старца. Излагать мысли мешали пересохшие губы — рот почти не двигался. — От того, поможем ли мы Люциферу, будет зависеть судьба Ада и Небес, — ответил Асмодей. — Я не просто так обратился к тебе: твой талант неоспорим, нам нужна помощь опытного колдуна. — Как жаль, что теперь для меня не имеет никакого значения судьба Ада, Небес… и тем более ваша, друг, — последнее слово Велиал выделил особенно резко, со злой иронией в голосе. Асмодей вздрогнул от его тона, не поверив своим ушам. — Неужели ты способен на такую жестокость? Под угрозой жизни каждого ангела и демона, тех, кто уже доживает свой век и тех, кто вот-вот родится на свет. Под угрозой наше будущее! — Вы отобрали мое будущее, так почему я должен заботиться о вашем? — все тот же безжизненный сухой тон, нагоняющий страх. Асмодей снова брезгливо бросил взгляд на голову Лоренцо и вздохнул, пытаясь донести до Велиала одну истину: — Не я убил твоего смертного. Не я, не Наэма, не Вики Уокер, Ребекка, не Сатана, не все эти ангелы и демоны, которые еще вчера были Непризнанными. Никто из нас не в ответе за это ужасное преступление. За этот грех вина будет лежать на Люцифере, но мы не отвечаем за его преступления. — Ты прав, Асмодей, — ответил Велиал, с минуту помолчав. Герцог задержал дыхание, на минуту возымев надежду на то, что смог убедить падшего ангела. — Но мне плевать. — Нет, надежды рухнули. — Ты изранен. Изранен и жесток. В тебе говорит обида на Люцифера и злость, скорбь и боль. — Ты весьма проницателен, — ответил Велиал. Асмодей удивился тому, что падший ангел не терял способности шутить. — Что это за ритуал? Очередная попытка добить рогатого ублюдка на троне? Велиал, к облегчению Асмодея, отложил в сторону голову Лоренцо. Он сделал это бережно, будто боялся потревожить вечный сон своего любимого. Истощённое тело поднялось, пошатываясь, Велиал подошёл к решеткам, чтобы видеть Асмодея лучше. Герцог тоже придвинулся ближе и только теперь смог во всей красе лицезреть осунувшееся и потерявшее цвет лицо Велиала. Его скулы были серыми, под глазами и вовсе пролегли фиолетовые тени. Некогда блестящие белые волосы, которые падший ангел всегда умел по-особому уложить в идеальнее ровные кудри, теперь были спутаны и потускнели. Одежда на теле разорвана — дело рук стражников, что так жестоко и нещадно били Велиала, пока тащили в эту треклятую темницу. Асмодей был в ужасе от того, как сильно изменился падший ангел. — Что там у тебя? — Велиал устало прислонился к решётке и протянул иссохшую руку к демону, который сминал в ладони инструкцию к ритуалу. Асмодей спешно протянул записку, надеясь на то, что в Велиале все ещё осталась хоть капля жизни, которая могла бы сподвигнуть его помочь герцогу. Он внимательно следил за тем, как глаза Вела бегают по строчкам, написанным рукой Эйшет. В конце концов падший ангел выразительно посмотрел на Асмодея и подарил ему скупую снисходительную улыбку, вернув лист бумаги обратно. — Что тебя развеселило? — негодовал герцог. — Слишком простой ритуал. Найди какого-нибудь отличника из школы, подкупи, да пусть сделает все, как здесь написано, — говоря, Велиал обернулся и вновь прошёл в глубь камеры, но на этот раз расположился так, чтобы Асмодей мог его видеть. — Издеваешься? — рыкнул раздражённый герцог. — Ничуть. Можешь обратиться к сыночку Фенцио. Я слышал, он у него одарённый. — Мне нужен тот, кто сведущ в темных ритуалах, Велиал. Тот, кто уже имел дело с волшебством, потому что это — вопрос жизни и смерти. — Смерть? — Велиал вскинул брови и отрешённо покачал головой. — Смерть… в последнее время она здесь частая гостья… Я не буду просить прощения, Асмодей. Я решение принял. — Какое ещё решение? Отказываешься помогать? — Асмодей рыкнул, подойдя к решётке слишком близко. Казалось, ещё чуть-чуть и он будет готов просунуть своё лицо между прутьев, как злая собака и облаять непокорного Велиала с головы до ног. — Между прочим, все мы кого-то потеряли. Не ты один такой исключительный, погрязший в скорби. Помнишь, как серафимы казнили того паренька-демона, который убил ангела на детской вечеринке? Его мать скорбит до сих пор, и нет лекарства, способного унять эту ее боль. Асмодей крепко сжал руками железные прутья, а Велиал продолжал молча внимать его словам. Тем временем в глазах его нарастали гнев и обида. — Я был предан своей единственной любовью, бедняжка Вики Уокер едва обрела друга в лице Люцифера, да и тот сгинул. Знаешь, что с ней сейчас? С девочкой, которой ты помогал лечить мигрень? Велиал промолчал, но по взгляду Асмодей понял, что ему интересна судьба девчонки. — Энергия Эйшет передалась ей. Удивлён? — усмешка. — Вот, кого нужно было искать для вашего ритуала. Вики, а не мою неблагодарную Наэму, — Асмодей злобно хмыкнул. — А теперь бедняжка Уокер умирает в ангельском теле, потому что энергия Эйшет отторгает его. Кто знает, быть может она не доживёт до завтра. Знаешь, к чему я веду, дружище? Не ты один страдаешь. Мы все по самые уши погрязли в крови и дерьме, но продолжаем бороться, даже если силы покидают тело. А ты? Что делаешь ты? Клянёшь этот мир, плачешь, скорбишь? Ты мог бы стать продолжением этого мира, тем, кто заложит новый кирпичик в здание новой жизни… — Заткнись, Асмодей, — Велиал перебил герцога, схватившись руками за голову. — Я устал… устал! Я так мечтал об этой новой жизни… так хотел её! Думал: только бы закончить с этим ритуалом, а потом спуститься на землю, обрести покой. Тщетно. Люцифер все у меня забрал. Он отравлял мне жизнь, когда ещё был здесь, но даже после смерти умудрился вырвать из моей груди душу. Велиал покосился на голову Лоренцо, лежащую рядом с его бедром. Гнилая часть тела уже была сильно деформирована, а в лице с трудом угадывались красивые черты его возлюбленного. Падший ангел протянул руку и бережно погладил голову по спутанным волосам, измазанным кровью. — Я не хочу становиться частью нового мира, потому что мой мир мёртв. И я вместе с ним. — Что ты… Асмодей не успел закончить вопрос. Велиал, собрав остаток воли в кулак, вцепился рукой в грудь. Нечеловеческая сила разорвала плоть, ладонь с влажным хрустком протиснулась между рёбрами, схватив слабо отбивающее ритм сердце. Герцог наблюдал за этим, раскрыв в ужасе глаза. Он тянулся к замку, силясь сломать его, перебирал связку ключей, но впопыхах не мог подобрать нужный. А между тем Велиал, держа в своих руках своё же сердце, сделал усилие… Послышался треск, кровь хлынула из груди сильнее, окрасила багровым живот, грудь, руки падшего ангела. Не спеша он вынул ладонь и показал Асмодею собственное сердце, угасающее, как последняя звезда перед рассветом. — Велиал… — Я ухожу. Надеюсь, ваш конец будет счастливее моего. Рука с багровым сердцем обессилено упала вниз. Велиал, до того сидевший прямо, тоже рухнул на бок, своим телом снеся в угол камеры голову Лоренцо, которую прежде бережно уложил рядом с собой. На лице падшего ангела сияла умиротворённая улыбка, будто он с нетерпением ждал своего конца. Асмодей не знал — может, так оно и было… Герцог с горькой усмешкой глянул вниз, на замок, который он наконец-то смог открыть. Ключ нашёлся.

***

Стикс была молчаливой рекой. Ее течение было неспешным, почти отсутствовало. Только весло лодочника, перевозившего по реке души, нарушало всеобщую тишину этого места. Природа здесь была мертва — деревья не цвели, птицы не пели, под ногами желтела трава. Лишь одна единственная ива цвела на берегу реки, печально свесив ветви в воду. Под ее листвой виднелась свежая кочка примятой земли — тайник, в котором Люцифер схоронил свое сердце. Вики, не боясь, ступила на сухую землю, решительным шагом приблежаясь к иве. Ципарерон, как верный слуга Люцифера следовал за девушкой, держа в руках лопату. Тяжелая окружающая тишина давила на больное сознание ангела, Вики то и дело поглядывала на реку, по которой медленно двигался проводник, везя на лодке очередную грешную душонку. — Он не слышит нас? — подозрительно спросила Вики, глядя в сторону реки. Ципарерон ответил, не глядя: — Не слышит и не видит, госпожа. Он здесь лишь для того, чтобы перевозить души, вне реки проводника не существует. — Ясно… — голос Вики звучал настороженно. Она взглянула на Стикс в последний раз, а следом вернула свое внимание Ципарерону, который усердно копал место тайника. Слабая и уставшая, бывшая Непризнанная оперлась спиной о ствол многовековой ивы. Кора дерева оказалась ледяной. От неожиданного ощущения Вики вздрогнула, но не отстранилась. Телу, которое била дрожь, был необходим холод. Девушка молча наблюдала за действиями Ципарерона и задумчиво жевала губу. Она не могла представить, что будет дальше. Неужели ей удастся вернуть Люцифера к жизни уже сегодня? Сколько дней прошло со дня его смерти? Вики не помнила, кажется, это была вечность. Девушка про себя усмехнулась: еще недавно она молила Шепфа, чтобы ужасный сын Сатаны оставил ее в покое, забыл и никогда больше не называл ее имени, а теперь… Теперь она стояла на берегу Стикс, едва ли не умирая от боли во всем теле и ждала, пока Ципарерон вложит ей в руки сердце самого подлого демона, которого она когда-либо могла знать. Ципарерон, несмотря на свое щуплое тело, работал быстро и уверенно, раз за разом отбрасывая за спину куски земли. Слуга сделал еще одно движение, как вдруг тело лопаты стукнулось о что-то твердое, издав характерное «Дзынь!». Вики вздрогнула от неожиданности и, пошатываясь, приблизилась к яме. — Что там? — взволнованно спросила она. Ципарерон молчал, пока его руки шарили в яме. Через мгновение он поднялся, сжимая в руках малахитовую шкатулку. Слуга поднес ее к Вики, руки его дрожали, что не осталось незамеченым. — Что это с тобой? — спросила девушка, нахмурившись. Ципарерон не ответил, а Вики поняла, что он был напуган не меньше, чем она сама. Не теряя больше ни минуты, девушка поддела ногтем замочек и открыла крышку шкатулки. На бархатной подушке быстро и сильно билась часть сердца Люцифера. Девушка не смогла сдержать ироничной ухмылки: — Надо же, сердце у тебя все-таки есть… Ципарерон, открывай портал. Слуга не стал заставлять ангела ждать. Взмахнув рукой, он открыл портал: черная воронка закружилась прямо над водной гладью. Ципарерон бережно взял Вики под руку и повел ее к реке. Оба сделали усилие для прыжка в портал, но подол длинного ангельского платья все равно оказался намочен в мрачной холодной воде. Вики обратила на это внимание только тогда, когда вновь выйдя из портала почувствовала, как к мокрой ткани стали прилипать грязь и песок. Ангел подхватила испачканный подол платья и отошла от портала. Вики огляделась, заметив, что теперь они с Ципарероном стояли не на берегу Стикс, а на каком-то странном пустыре. Уокер поняла, что находится на Земле — чуть поодаль от нее стояли три сломанные в хлам машины, а за спиной возвышалось большое панельное здание. Оно было мрачным, ничем не примечательным. По всем четырем этажам в окнах были выбиты стекла, а серый фасад уродовали неоновые граффити. Кругом не было ни одной живой души, только Вики и Ципарерон стояли под тусклым мигающим фонарем. — Что мы здесь делаем? — спросила Уокер. — Я спрятал здесь тело Его Величества. Он велел найти неприметное место в случае его смерти, — ответил Ципарерон, поклонившись. — Место действительно неприметное… старый завод, кажется, — Вики нахмурилась. — Ты проверил, здесь нет бродяг или наркоманов? — Здание совершенно пустое, госпожа. — Хорошо. Давай скорее поможем Люциферу. Ципарерон кивнул и рукой указал Вики направление. Оба вошли в перекошенные двери, оказавшись внутри здания. Здесь было еще мрачнее, чем снаружи: кругом строительный мусор, по углам стен торчала ржавая арматура, а на полу лежала потрескавшаяся плитка. Ангел брезгливо расправила крылья, чтобы белые перья не касались пыли под ногами и, пошатываясь, прошла в центр комнаты. — Где он? — Нужно подняться выше. Тело на третьем этаже. Вики чертыхнулась, но все же сделала над собой усилие и взлетела вверх, преодолевая лестничные пролеты. Новые крылья были удивительно сильными, куда сильнее, чем те, что девушка носила, будучи Непризнанной. Вики мысленно усмехнулась: «Эти, должно быть, сломать не так просто...» И тут же в голове мелькнуло воспоминание о той ночи, когда Люцифер в порыве злости сломал ей, бедняжке, крыло. С тех пор прошло не мало времени, бывшая Непризнанная и демон успели сблизиться, узнали друг о друге больше, чем рассказывали кому-либо. И не смотря на всю прожитую ненависть, боль и страх, Вики стояла в заброшенном здании, сжимая в руках шкатулку с сердцем Люцифера, чтобы спасти его. На третьем этаже оказалось чище, чем на первом. Стен и дверей не было, весь этаж был одним большим помещением, в центре которого стоял большой металлический бассейн. Вики спешно приблизилась к нему, наконец увидев тело Люцифера, лежащего в куче льда. Рубашка демона была разорвана ровно там, где находилось его сердце. На коже, несмотря на прошедшую неделю, не было ни единого трупного пятна, а тело не источало запаха. Если бы не зияющая кровавая рана на груди, могло бы показаться, что Люцифер просто спит. Вики коснулась руками его волос, провела нежно по лицу и только теперь ощутила, что демон был холодным. Ангел вдруг почувствовала, как ее ресницы потяжелели от слез, а зрение затуманилось. В горле встал противный ком, затруднявший дыхание. Руки Вики задрожали от страха, что ничего не получится, и Люцифер не очнется, так и оставшись спать по льдах, как прекрасная неживая скульптура. — Он нисколько не изменился… — Тела ангелов и демонов после смерти меняются куда медленнее, чем тела смертных, — ответил Ципарерон. Вики кивнула. Дрожь и слабость усиливились, девушке надлежало вернуться обратно в Цитадель, чтобы принять противные настойки, которые готовил для нее архангел Йор.Негнущимися пальцами Вики схватила рубашку Люция там, где она была порвана, а следом сделала над собой усилие и разорвала ткань, стаскивая ее с широких татуированных плеч демона. И тут же, торопясь, ангел открыла шкатулку и вложила в грудь Люцифера его сердце. Повисла тишина. Через разбитые окна до Вики и Ципарерона долетало звучание сверчков и вой ветра. Рана на груди Люцифера оставалась открытой, ничего не происходило. Тело продолжало также неподвижно лежать, окруженное льдом. Уокер качнулась, но тут же крепко вцепилась в края бассейна. — Почему ничего не происходит? — голос девушки звучал нервно, она говорила тихо, чтобы не разреветься в голос. — Может, Люцифер оставил тебе какие-то инструкции? Что я должна сделать дальше? — Боюсь, я передал вам все, что у меня было. Его Величество больше ничего не оставил мне, — Ципарерон сжал шею в плечи, пугливо глядя на ангела. Он был так напуган, будто его вина в том, что Люцифер никак не открывал глаза. — Почему рана не затягивается?! — Вики сорвалась на истерический шепот, руками принявшись закрывать зияющую дыру в груди. Ее ладони окрасились кровью демона, но она продолжала закрывать его грудь и трясти тело, как будто хотела разбудить Люцифера. — Не может все закончиться так, ведь это был твой план! Ведь ты всегда знал, что делаешь! — Госпожа… — Люцифер, открой глаза! Сейчас же, открой! — Пора уходить. Серафим Ребекка жестоко накажет нас, если обнаружит ваше отсутсвие! Необходимо вернуться до рассвета! — Мы не можем уйти без Люцифера! Ведь я сделала все, как он сказал! — Вики плакала, грязными руками размазывая по щекам слезы. Ее подбородок и щеки были в крови Люцифера, а сердце нещадно болело. Девушка была готова вырвать его и вложить в грудь демона, лишь бы он проснулся от мертвецкого сна. — Простите, госпожа, но я должен увести вас отсюда, — вклинился Ципарерон. Он схватил Вики за руку и потянул на себя, вынуждая отстраниться от Люцифера. Ангел воспротивилась, забилась в руках Ципарерона, завертелась, как дикая кошка. В ослабевшем теле вдруг вновь появились силы, чтобы бороться, но, несмотря на это, Ципарерон оказался сильнее. Демон сумел схватить Вики за талию и вместе с ней вылететь в окно. Вдвоем они мигом оказались на земле, посреди пустыря. Бывшая Непризнанная оперлась о сломанный автомобиль и истошно закричала во все горло от обиды и бессилия. Осознание несправедливости мира захлестывало с головой. Девушка била руками помятый капот старого пикапа, царапала облупившуюся краску. Небо светлело. Вот-вот должен был наступить рассвет, а Люцифер все еще был мертв. — Неужели все зря?! Неужели он не откроет глаза, Ципарерон? — сокрушаясь спросила ангел. На сгнившем лице демона было видно сожаление, но страх перед наказанием от Ребекки выделялся сильнее. Он схватил Вики за запястье и потянул вверх, заставляя подняться на ноги. — Я умру от этой невыносимой боли, от энергии, обладать которой никогда не желала! Одна, без Люцифера, страдая в тисках матери, которая не видит ничего дальше своего носа! Господи, как же мне больно! Вики упала на колени, пачкаясь в пыли. Ее прекрасное белоснежное платье было грязным, на лице и руках пятна крови с разводами от дорожек слез. Между тем луна вот-вот была готова уступить место солнцу. Ципарерон взмахнул рукой и за спиной Вики закрутилась воронка портала. Чёрный водоворот приглашал ее в свои объятия, но девушка продолжала сидеть на земле, роняя горькие слёзы обиды. Ноги не слушались, а боль в сердце была невыносимой. Девушке казалось, будто ее тело было занято кем-то другим, и этот кто-то отчаянно сопротивлялся, пытался вырваться наружу, поглотить сознание бедного ангела. Послышался мощный взрыв. Вики вздрогнула, подумав на миг, что это энергия Эйшет выбралась из ее тела наружу, сметая все на своём пути. Но стоило ей поднять взгляд вверх, как она увидела, что четвёртый этаж здания полностью отсутствовал, а кругом разлетались тяжелые камни и обломки стен. Прогремел еще один взрыв, сердце пропустило удар. Вики и Ципарерон сделали шаг назад, изумлённо глядя на клубы пыли и то, как кирпичик за кирпичиком здание рушилось от неведомой силы. — Что за...? — Ципарерон сдержался, не став браниться перед ангелом. Оба стояли, раскрыв рты от непонимания. Из клубов пыли пробилось яркое белое свечение. Постепенно завеса перед глазами стала рассеиваться, а свет становиться ярче. Вики сделала шаг и, ведомая чувствами, протянула руку в пустоту и ладонь ее коснулась горячего, как лава, тела. Свет приобрёл форму, расправились багровые демонические крылья, а энергия Эйшет, сидящая внутри ангела затрепетала и забилась, как птица, рвущаяся на свободу. Она пела и кричала, как будто желала соприкоснуться с неведомым светом. — Свет несущий... — благоговейно пропел Ципарерон и упал на колени. Вики все осознала. Губы сами цитировали слова из пророчества: — Принц восстанет из пепла и вновь соединит наши падшие души. Да будет так! Свет рассеялся. Вымазанный в собственной крови перед девушкой стоял Люцифер.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.