***
Аннабет ставит перед гостями по кружке горячего кофе и кладёт на поверхность стола плетёную корзину с разнообразными угощениями. Гроувер благодарно кивает и берёт одно имбирное печенье, после чего сразу же утыкается обратно в смартфон. Кухня в квартире Чейзов была довольно большой и просторной. Сквозь неплотно задёрнутые тёмные шторы в помещение почти не проникали яркие солнечные лучи, да и люстра не горела, отчего вся комната была погружена в полумрак, освещаемая лишь редкими просветами сквозь шторы, и небольшой настольной лампой, стоящей по центру стола. Вся кухонная мебель изготовлена из тёмного дерева или выполнена в тёмных цветах, и по углам комнаты в белых горшках были посажены всякие зелёные растения, что придавало кухне особую домашнюю комфортную атмосферу. На небольшом диванчике, стоящем в самом дальнем углу кухни, напротив маленького телевизора сидел Лука, задумчиво пролистывая страницы какой-то тетради с, очевидно, конспектом. Он будто бы даже не обратил никакого внимания на появление в квартире двоюродной сестры в компании ещё двоих подростков, только слегка кивнул в знак приветствия и невнятно промычал нечто, подразумевающее под собой нечто вроде «привет». Он так и продолжал молча и безучастно сидеть вдалеке ото всех, пока не почувствовал что-то неладное — судя по ощущениям, прошло по меньшей мере минут двадцать, а помимо чего-то объясняющего голоса Аннабет, который вскоре тоже затих, он так ничего и не услышал. Потому его немало заинтересовало происходящее. Подняв голову, Кастеллан увидел тех двоих парней, с которыми виделся как-то раз во время прогулки с Аннабет и Талией. Перси и Гроувер сидели за столом друг напротив друга: Джексон, откинувшись на спинку стула и вытянув перед собой ноги, почти доставая до ножки стола, что-то листал в телефоне — он сидел спиной к Луке, и потому тот не видел его лица. В отличие от Гроувера, который тянулся к нему через весь стол и, судя по замедленным и малость дёрганым движениям, достаточно долгое время пытался привлечь внимание друга к себе. Безуспешно. Взгляд Перси, как то бывало в моменты его особенно глубокой задумчивости, был затуманен, и смотрел он словно сквозь гаджет в своих руках, а не на содержимое его экрана. — Алло, — Гроувер в очередной раз машет вырванным тетрадным листом с записями перед лицом Джексона, надеясь на хоть какую-то реакцию с его стороны. Он повторяет это действие уже десятый раз за пять минут, но результата это не доставило никакого. — Как всегда. Ундервуд говорит это в пустоту, помня, что Лука даже не удосужился чести нормально поздороваться с ними, поэтому совершенно не ожидает внезапного вопроса: — И часто у вас такое происходит? Дверь в комнату приоткрывается, и внутрь, стараясь двигаться как можно тише, проскальзывает Аннабет, держа в руках громоздкую стопку с бумагой, на которой был распечатан буквально минутами ранее доведённый до финального результата доклад, создание которого заняло все выделенные полторы недели. Гроувер, уже уставший сидеть на месте, тут же подрывается с места, весь груз взваливая на себя, и Чейз облегчённо выдыхает, наконец-то избавившись от тяжёлой ноши. — Почти всегда, — отвечает она, хотя услышала только сам вопрос двоюродного брата, не зная контекста — на его удивлённом лице всё было буквально написано. Лука, вообще-то, попрощаться заходил. Он с друзьями из колледжа уезжает в другой город на две недели, и перед тем, как начать собирать вещи в поездку, решил ненадолго заглянуть к родственникам — чай там попить, младшим братьям с уроками помочь, если потребуется, и попрощаться в целом. Да вот только Мистер и Миссис Чейз, как назло, были на работе, а Мэттью с Бобби как полчаса назад ушли к другу, живущему по-соседству, так до сих пор и не вернулись, так что заняться было нечем. Коротая время до прихода сестры, он пролистывал её старые тетради, поражаясь тому, как много в них записано информации, а потом Аннабет и вовсе и не обращала на него никакого внимания. Первые минут десять она суетливо носилась по всей квартире, пытаясь обеспечить комфорт гостям, которые впервые были у неё дома, а всё остальное время занималась печатью доклада, чтобы в дальнейшем приступить к главной задаче — репетиции к представлению доклада. Да вот только тяжело было репетировать представление доклада, когда один из участников группы витал где-то далеко в своих мыслях. Сам доклад был готов ещё прошлым вечером, и распределение его частей на всех троих было сделано тогда же, но перед выступлением перед психологом и одноклассниками, которое, кстати говоря, назначено на завтра, стоило бы прогнать весь текст целиком во избежание частых запинок и прочих возможных проблем. Гроувер, с характерным грохотом, роняет на кухонный стол стопку принесённых листов, и следом за этим Аннабет кладёт рядом со стопкой степлер. Стол чутка пошатывается от падения на него тяжёлых листов, и только тогда Перси, испуганно вздрогнув, окончательно приходит в себя. — Ну неужели! — восклицает Гроувер, хлопнув в ладони и глядя в глаза друга с очевидным вопросом — «ты где, блин, витаешь». Перси же неопределённо жмёт плечами, сам поражаясь тому, что так глубоко задумался над чем-то, о чём уже даже не помнил, и двумя пальцами трёт переносицу, отгоняя остатки сна и лёгкого головокружения. Но Ундервуда этот ответ не удовлетворяет, и Джексон с большой неохотой демонстрирует тому экран своего смартфона с открытым на нём одним из мессенджеров — переписка с Уиллом. Быстро пробегаясь глазами по последним отправленным и прочитанным сообщениям, Гроувер смотрит на друга уже чуть серьёзнее и как-то более смущённо, стыдясь того, что так требовательно выжидал ответа.Сегодня 13:48
SolaceSun: Я опаздываю на конференцию, и меня сейчас сожрёт напарник, поэтому я жду фотоотчёт, и тогда наши души будут спокойны. PercyJackson: Твоя не знаю, но моя душа будет спокойна только когда отправится на упокой. SolaceSun: Он меня реально сожрёт, молю тебя. PercyJackson: *2 вложения* — Это настолько плохо? — спрашивает Гроувер, внимательно разглядывая фотографии, отправленные Перси Уиллу более получаса назад — когда они только пришли в гости к Аннабет. На одной фотографии был изображён полный стакан воды, рядом с которым лежала таблетка в капсуле, вид которой Гроуверу до этого уже был знаком. Он читал об этих таблетках в интернете, когда узнал, что это именно те антидепрессанты, которые принимает его лучший друг. Вторым же снимком являлось селфи, сделанное, по-видимому, когда Ундервуд отходил в ванную комнату, ненадолго оставив Джексона в молчаливой компании Луки — на фотографии Перси, с очевидно натянутой улыбкой, подносил ко рту стакан с водой, видимо уже выпив саму таблетку. — Не особо. — признаёт Перси, откладывая смартфон в сторону. Он больше не пригодится, да и наверняка наоборот будет отвлекать. — но на вкус не очень. — Верю. — Гроувер кривится от одного только представления, какими на вкус могли бы быть антидепрессанты, но, не желая смущать друга и нагнетать атмосферу неприятными разговорами, откашливается, тут же беря в руки половину лежащих на самом верху листов и принимаясь раскладывать их в том порядке, в каком их необходимо было позже скрепить степлером. Всё ещё пребывающий в недоумении Лука вопросительно смотрит на подростков, надеясь услышать хоть что-то, что он бы смог понять, но лишь полностью удостоверяется в том, что теперь внимания не обращают именно на него. — Вы вообще что делаете? — не удерживается от вопроса, переводя заинтересованный взгляд с одного подростка на другого. — Мне до отъезда ещё два часа, и мне нечем заняться, я надеялся, что хоть тут найду, чем заняться, а вы… Гроувер вымученно улыбается Кастеллану, вводя того в ещё большее недоумение, и загадочно, словно это тайна вселенского масштаба, произносит: — Лучше тебе не знать, — и вздрагивает, когда на стол с громким стуком вновь что-то падает. — У нас завтра представление доклада. — этим «чем-то», на удивление, оказывается голова Перси. Он сонно зевает и, не глядя даже на Луку, продолжает: — И знать, что это за доклад — себе дороже. Кастеллан задумчиво склоняет голову набок в попытке вспомнить, говорили ему Аннабет с Талией о том, что им нужно было выступать с докладом, но на ум так ничего и не приходит, поэтому он переводит вопросительный взгляд на более надёжный источник информации — Аннабет, приступившую к сортировке бумаги. Но та не отвечает, даже почувствовав на себе пристальный взгляд, — поджимает губы и бросает быстрый взгляд на Перси. Вопросов стало только больше. — Что за доклад-то хотя бы? — задаёт один, из всего бесчисленного множества, вопрос, чтобы хоть как-то поддержать беседу. — Дебильный. — одновременно отвечают Перси с Гроувером и, не отвлекаясь от сортировки бумаг, дают друг другу пять за синхронность. Аннабет, судя по виду и осуждающему взгляду, ответ, как и Луку, не удовлетворил, потому она на пару минут прерывается от занятия и на друзей смотрит как на идиотов, после чего всё же удосуживается ответить брату и утолить его любопытство. — «Что такое селфхарм? Его причины и последствия». — А если коротко, — Гроувер со всей силой роняет сцеплённые степлером листы бумаги на стол, заставив Кастеллана вздрогнуть, и облегчённо выдыхает. — дебильный. Лука уж было решил выйти из комнаты, чтобы не мешать, так как ему здесь отвечать ни на что точно не собираются, но его останавливает подошедший к нему Гроувер, протягивающий только что скреплённые между собой листы бумаги с текстом. — Можешь прочитать, — говорит он в ответ на вопросительно изогнутую бровь Кастеллана, и тот берёт в руки бумагу, приступая к чтению. Ундервуд осторожно присаживается рядом, из-за плеча Луки заглядывая на страницу, которую он читал. Узнать мнение со стороны тоже было важным аспектом, и его стоило бы принять во внимание перед финальной репетицией. Перси тем временем поднимает голову со стола и равнодушно смотрит прямо перед собой, не думая о чём-то определённом. Завтра им предстояло выступить с докладом, в создании которого он принимал непосредственное участие, перед всем классом, перед более чем тридцатью людьми, которым он самолично должен поведать о таком феномене, как «селфхарм». От осознания этого факта, пришедшего в голову пару дней назад, честно говоря, становилось слегка не по себе — он психотерапевту-то почти полгода не мог рассказать, что режется, хотя в кабинете было всего два человека и хорошая звукоизоляция, а тут речь шла о целом классе. О классе, в состав которого входили люди, унижавшие его за внешность и какие-то черты характера. Как они отреагируют, если догадаются, что человек, у которого брали интервью для доклада — он сам? Это же дополнительный повод для слухов и насмешек! Не то, чтобы Перси сильно волновало чьё-либо мнение, но слабое волнение всё равно не покидало его мыслей. Наверное, по большей части сказывалось влияние его воспоминаний о прошлых попытках говорить о своих проблемах, так и не приведших ни к чему хорошему — ссоры, да дальнейшее избегание друг друга, будто незнакомцы, а не некогда хорошие приятели, или даже друзья. Тогда правда было страшно — тогда хотелось исправиться. Сейчас хотелось исчезнуть. Перси и сам не замечает, как вновь впадает в раздумья, вновь словно потеряв связь со внешним миром. От размышлений ему удаётся отвлечься, когда правая рука касается браслетов, прикрывающих достаточно большой участок левой руки, и её словно обжигает теплом комнатной температуры. С каких пор он носил на руках браслеты? Да с тех же самых, как с его рук и шеи исчезли бинты. Кожу шеи всегда можно было прикрыть, надев водолазку с длинным горлом, в то время как руки прикрыть было нечем, так как даже если он надевал толстовку, всё равно закатывал рукава по локоть. А браслеты были удобны в ношении, выглядели неплохо, да и надевать их было не так долго. Перси специально носил массивные плетёные браслеты, чтобы они закрывали собой как можно большие участки кожи. Вдобавок к этому, они всё же приносили лёгкий дискомфорт в виде зуда от долгого ношения, а после их снятия на коже оставались красные отметины, чем-то похожие на те, что оставляли от себя бинты. И в моменты, когда он особенно нервничал или задумывался на какое-то время, зачастую непроизвольно затягивал браслеты потуже, чтобы избавиться от лишних переживаний или мыслей посредством получения боли. Голова ещё кружилась, а глаза застилала лёгкая белая пелена, но даже несмотря на это Перси удалось расслышать голос Луки, обращавшийся, очевидно к нему. — Я, кстати, недавно нашёл тебя, Перси, в Инстаграме, но у тебя профиль закрытый, — говорил ли он что-то, прежде чем произнести это? Джексон понятия не имел. — Примешь заявку на подписку? — У меня профиль пустой, — честно отвечает Перси, надеясь, что Кастеллану хватит этого факта, и он не будет спрашивать о его причине. — И я всё равно там редко сижу. — Это же было ложью, пусть и частичной. В Инстаграме было удобно читать какие-то новости, смотреть фотографии друзей и переписываться с ними же. — Ой, да и что? — махает рукой Лука. — А если ты что-то выложишь, а об этом никто не узнает? «Для этого я аккаунт и закрыл», — думается Перси, пока мозг судорожно соображает над тем, какой ответ выдать. — Я не люблю ни делать фотографий, ни фотографировать, — неловко натянуто улыбается уголками губ, поворачиваясь полубоком к собеседнику. — Но всё же… Дальше он уже не слушает, вместо этого задумавшись — действительно, а всё же почему? Почему он в середине седьмого класса сделал все свои аккаунты в социальных сетях закрытыми и удалил все фотографии, которые до этого раньше публиковал с завидной периодичностью несколько раз в неделю, причём на большинстве которых был и он сам? Какими мыслями он руководствовался при этом? Вспомнить о тех днях труда не составляло, но почему-то именно сейчас такой простой вопрос, а вернее его начало, заставило Перси всерьёз задуматься над этим — а так ли необходимо было закрывать аккаунты? Кто мог увидеть фотографии, которые он выкладывал в сеть? Те, старшеклассники, смеявшиеся над его внешностью, которые давно выпустились со школы? Они наверняка и не помнят о нём уже. Одноклассники? Состав его нынешнего класса не так ужасен, нежели раньше, а с теми, с кем он неплохо общался когда-то давно, общение давно сошло на нет, и их возможные слова уже ни на что не повлияют. Закрывая свои профили в соц.сетях четыре года назад, он мог думать лишь о том, что никто не должен больше видеть его. Не его фотографий, не видео, а именно его самого. А если нет фотографий, и видят тебя гораздо реже, именно тогда Перси начал прогуливать, может про него и забудут вовсе и перестанут задирать? План был такой себе, ибо не сработал он от слова совсем, а довёл даже до такой степени однажды, что он пару раз разругался с одноклассниками. Но когда аккаунт закрыт, вокруг твоей личности сохраняется некоторая тайна, и в век технологий для некоторых людей ты — загадка, которую даже с помощью подсказок в интернете не разгадаешь, а в жизни не подойдёшь спокойно, при этом не став жертвой слухов. Да и в целом, так жилось гораздо спокойнее — фотографий Перси не выкладывал, но если бы решился, то сделал бы это спокойно, не прибегая к надеванию серых линз, вместо этого демонстрируя миру свои изумрудно-зелёные, «похожие на болото», глаза. Но в чём была проблема сейчас? — Ладно, я открою аккаунт, — брови Гроувера, уже приготовившегося переводить тему в совершенно иное русло, удивлённо и стремительно ползут вверх, а Аннабет едва не роняет из рук коробочку со скобами для степлера от неожиданности, в то время как Лука гордо кивает и достаёт из кармана джинсов смартфон, очевидно заходя в само приложение. На удивление, держа в руках смартфон с грузящимся на нём Инстаграмом, Перси не чувствовал паники, которая наверняка настигла бы его сознание ещё на этапе раздумий когда-то давно при похожей ситуации. Руки не тряслись, а дыхание не сбивалось. На краю сознания бились какие-то беспокойные мысли, но панике так и не удалось полностью охватить всё его сознание. И вот, он нажимает кнопку «открытый аккаунт» в настройках приватности, и полностью осознаёт, что это было не так уж и страшно и волнительно, как он думал. Ради приличия стоило бы выложить какую-то фотографию, чтобы помимо фотографии книжной полки, сделанной два года назад, было что-то новее? Среди всех фотографий в галерее Перси жмёт на самую последнюю — сделанную вчера утром стащившим его смартфон посреди урока химии Лео, на которой изображена вся их компания: Аннабет с Лео сидящие за первой партой дальнего ряда, Гроувер с Талией за партой позади них, и на самом дальнем месте сам Перси. Незамысловато подписывает: «Chemistry with friends» и нажимает на кнопку публикации. Следом за этим подписывается Лука. А уже ближе к вечеру с семи человек его число подписчиков возрастает до двадцати трёх, в числе которых был и Уилл, который в половине девятого вечера написал сообщение, где жаловался на то, что «Перси Джексон, мы знакомы с детства, а я только сегодня нашёл твой аккаунт в Инстаграме?!». И Перси точно никому не скажет, что это заставило его улыбнуться.***
Первым, что должно было хоть как-то насторожить при выходе из кабинета английского по окончанию занятия, стоявшего последним в расписании, — большое скопление людей в коридоре. Да, в школьных коридорах всегда было достаточно многолюдно, но все ученики и учителя обычно старались держаться на расстоянии друг от друга, в то время как сегодня через толпу приходилось буквально проталкиваться. Но самое страшное было только впереди — чем ближе Перси с одноклассниками пробирался к актовому залу, тем больше становилось людей вокруг. Что вообще за сомнительное мероприятие? Мистер Браннер ещё в первый день приезда психологов сообщил, что доклады представлять ученики будут в кабинетах своих классных руководителей. И тогда какого чёрта одиннадцатый «Б» класс сейчас пробирался через непроходимые человеческие джунгли, в поисках безопасной (читать как «несуществующей») тропы в актовый зал, в котором психологам приспичило провести презентацию докладов? Бредовые идеи психологов, меняющих всё в последний момент, были даже хуже той курточки, в которой весь учебный день щеголяла Мисс Доддз, а хуже неё не могло быть ничего — она одним своим видом говорила о том, что соткана если не из кожи, то из крови и пота её учеников. В любом случае, мистер Браннер, как и в день переформирования классов, только в этот раз куда более спокойный, стоял в самом дальнем углу актового зала со скрещёнными на груди руками, и с лёгким беспокойством глазами искал своих учеников, которых до сих пор так и не было видно. И поэтому он здорово испугался, аж едва не упав от неожиданности, когда в его спину на всей скорости кто-то врезался. Ему удалось удержать равновесие без особых проблем, но вот запыхавшемуся и покрасневшему от долгого бега, как и все его одноклассники, Лео повезло не так сильно. Он, мало того, что ударился головой об спину классного руководителя, так ещё и упал на пол от внезапного столкновения, выронив из рук планшет с закреплёнными на нём листами бумаги с распечатанным текстом. Благо листы, скреплённые между собой скобами, не рассыпались — собрать их в окружении большого количества людей было бы проблематично. — Ой, простите, извините меня. Чистосердечно молю о прощении и пощаде. — поспешно начинает тараторить Вальдес, поднявшись с пола при помощи поддерживающего его за руку Перси, но сразу же замолкает, стоило ему заметить количество человек, присутствующих в актовом зале. — А что здесь происходит? Уже обернувшийся мистер Браннер с облегчением выдыхает, убедившись в том, что все его ученики прибыли, и в успокаивающем жесте машет рукой, подразумевая под этим также то, чтобы все приготовились его выслушать. Класс подходит ближе к классному руководителю, образуя вокруг него круг и склонившись как можно ближе, чтобы мужчине не приходилось повышать голос в присутствии других людей. — Планы изменились, — его эта новость тоже не радовала. Он с кидает быстрый взгляд на Перси и на зашедшего только что в актовый зал Пола Блофиса. — Было принято решение провести презентацию докладов в актовом зале в присутствии учеников всех одиннадцатых классов разной школы. У каждой параллели были свои темы для докладов, и психологи, соответственно, говорили со всеми вами на разные темы, поэтому насчёт того, чтобы ваши доклады были похожи хоть приблизительно на доклады учеников из параллельных классов, можете не беспокоиться — это исключено. Например, в одиннадцатом «А» разговаривали на тему манипуляции и как раскусить манипулятора, но я думаю, вам это и так известно. В общем, буквально только что мы, классные руководители, тянули жребий для выбора последовательности, в которых классы представляют доклады, и я с сожалением признаю, что мы с вами начинаем первыми. Он говорил на одном дыхании, потому начинает медленно и глубоко дышать, договорив последнюю фразу. Переводит взгляд на сцену, у которой уже стояла группа приезжих психологов, беседующих с мисс Эббот, в число которых входил и как всегда лучезарно улыбающийся Уилл, и указывает на неё пальцем. — Думаю, вы помните, кто в каком порядке выходит, — переводит палец на первую группу и кивает. — И время до вашего прихода мы тянули как только могли, так что давайте быстрее, прошу. Первая тройка учеников понимающе кивает и выбегает из актового зала, направляясь к заднему входу на сцену. Мистер Браннер тем временем переводит взгляд уже на вторую группу, к которой, по несчастию, относился Перси. — Вы можете идти за ними, чтобы заранее подготовиться и собраться с мыслями. Гроувер с Перси замирают как вкопанные на всё том же месте, а Аннабет слабо улыбается учителю и, подхватив друзей под локти, ведёт за собой к выходу из актового зала. Кажется, на сцене какую-то речь толкает директор — в комнате за сценой всё слышалось слишком приглушённо, и нельзя сказать точно. В присутствии посторонних людей его стиль речи не был похож на обыденный, он не говорил так, будто всех ненавидит, и даже не перепутал имена учеников, когда объявлял их как начинающих «этот чудный вечер». Чудный вечер днём, большое спасибо, мистер Д. По прошествии десяти, если настенным часам в этой комнате, в которую заходят только во время школьных мероприятий и никогда более можно верить, минут, Перси начинает чувствовать напряжение, витающее по комнате. Краем глаза взглянув на стоящего справа от него Гроувера, он понимает, что Ундервуд принялся нервно грызть заусенцы на пальцах и судорожно оглядываться по сторонам. На ум приходит совершенно неуместная шутка о том, что на волейбольных матчах, на которых обычно присутствует гораздо больше людей, Гроувер чувствует себя совсем непринуждённо, в то время как выступить перед одноклассниками и параллелью страшится. Если Перси так пошутит, из друга, судя по его побелевшему лицу, выйдет душа. Гроувер даже вздрагивает, когда на телефон Перси приходит уведомление. Джексон быстро достаёт гаджет из кармана, мысленно проклиная того, из-за которого его друг чуть не испустил дух, и замечает пришедшее только что сообщение от Талии с Лео с номера последнего: LeoHotBoy: Желаю удачи!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! P.S талия желает не сдохнуть, но вы не слушайте её. — Талия с Лео желают удачи, — коротко поясняет Перси, потрепав друга по волосам, чтобы успокоить. Тщетно. — Всё будет в порядке, чего ты так боишься? — А вам разве не страшно? — искренне недоумевает Гроувер, голос которого в самом начале сорвался. — Там же людей… Перси, там человек восемьдесят, если не больше! Это же почти… Это почти… Да как вам не страшно… А Перси и не говорил, что не боится. Он умел держать лицо непроницаемым вне зависимости от ситуации, но в своих мыслях он вопил от страха. Ему не было страшно. Он был в ужасе. Казалось, что в одно мгновение его мыслями целиком и полностью завладела та старая версия себя, с тех времён, когда он только ушёл из плавания и ещё долгое время остерегался больших скоплений людей, чтобы не наткнуться на постоянный вопрос: «почему ты предал команду» и осуждающие взгляды, полные неприкрытого презрения. И от понимания того, что половина тех людей из старого окружения прямо сейчас находится зале, перед которым ему предстоит вскоре выступать, легче не становилось. Они хорошо знали его когда-то, они были близки, а сейчас так странно осознавать, что встречаются они вновь даже без возможности поздороваться. Как незнакомцы. На плечи обоих парней внезапно ложатся чьи-то руки. Аннабет переводит взгляд с одного на другого и, увидев в глазах обоих неподдельный страх, тяжело вздыхает. А после заключает в крепкие объятия. Пора уже признать, что хватка у Аннабет что надо. Она успокаивающе поглаживает друзей по спине, оказывая молчаливую поддержку. Хоть один человек в их группе должен сохранять спокойствие, иначе провал им обеспечен. — Всё будет в порядке, — заверяет она, и голос так и сочится уверенностью в себе и парнях. — Наш доклад доведён до совершенства, в нём нет как и смысловых, так и грамматических ошибок. Наша информация достоверна, и в случае чего мы можем ответить на любые вопросы, так как с нами есть Перси, хорошо разбирающийся в этой теме. Мы со всем справимся, а потом ещё будем смеяться над тем, что так сильно переживали из-за таких пустяков. Это оказалось лучшей поддержкой. Никому не нужны бессмысленные слова успокоения, звучащие порой слишком слащаво и неправдиво — Перси с Гроувером больше всего нуждались в подтверждении того, что все их опасения напрасны, и что с их докладом всё в полном порядке. И на Гроувера эти слова оказывают должный эффект — он тут же отстраняется, и когда Аннабет отходит от них на пару шагов назад, Перси замечает на его губах яркую уверенную улыбку, которая заставляет его улыбнуться следом. Со стороны сцены слышны аплодисменты, и вскоре дверь, ведущая на сцену, отворяется, и в комнату ожидания спускается первая группа, окончившая свою презентацию. Они показывают одноклассникам оттопыренные большие пальцы и улыбаются, вселяя в них уверенность в том, что всё получится. Им пора идти. Перси подходит максимально близко к небольшой лестнице, ведущей на сцену, но так и не успевает на неё ступить, замерев на месте, когда его плеча что-то вновь коснулось. Аннабет с невероятной скоростью оказывается непозволительно близко, и Джексон даже не успевает как-то осмыслить происходящее, или продолжить идти вперёд, как подруга обнимает его за плечи и мимолётно касается губами щеки. В голове что-то громко щёлкает, а грудную клетку щемит. — Да, они там есть, — голос словно приглушён. — И это причина выступить блестяще. Покажем им, что теперь у тебя есть друзья покруче. Аннабет ободряюще широко улыбается, и Перси глупо улыбается в ответ одними губами. Чейз продолжает идти дальше, а Джексон так и не двигается до тех пор, пока его спину не начинает подталкивать Гроувер, не понимающий, почему его друг застыл посреди лестницы, когда им пора идти. Наверное, перенервничал. Именно поэтому у него такая реакция, ведь так? — Участники группы: Аннабет Чейз, Гроувер Ундервуд, Перси Джексон, — в микрофон говорит Гроувер, отсалютовав рукой зрителям. — Класс Мистера Браннера, одиннадцатый «Б». Тема доклада — «Селфхарм, его причины и последствия». Перси поднимает голову, чтобы создать впечатление уверенного человека, стоящего на сцене, и с облегчением осознаёт, что благодаря свету, освещающему только сцену, он не мог видеть лиц большинства зрителей. — В наши дни такой феномен, как «селфхарм» получил широкое распространение по всему миру, — продолжает Аннабет, принимая из рук Ундервуда микрофон и кидая мимолётный взгляд на Перси. Он надеется, что ему показалось, и щёки её ничуть от этого не покраснели, потому что его собственные наверняка да. — Но неправильным будет мнение о том, что селфхарм — явление новое. Возможно, официальное название он получил не так давно, но, как таковой, он имел место быть всегда и во все времена. Испокон веков находились люди, справляющиеся с душевной болью посредством нанесения себе физической. Так что же такое селфхарм? Микрофон плавно переходит к Перси. — Селфхарм — преднамеренное повреждение своего тела по внутренним причинам без суицидальных намерений. В большинстве случаев, осознанно или неосознанно для человека, самоповреждение является ответом на сильную эмоциональную, психологическую боль. Из-за того, что внимание его переключается на чувство физической боли, эмоциональная боль притупляется. Однако после затухания физической боли, эмоциональные страдания возвращаются, что влечёт необходимость повторять самоповреждение вновь и вновь. Со временем самоповреждение часто превращается в привычку. — В некоторых же случаях, — сменив тон на серьёзный, продолжает Гроувер. — Селфхарм является способом ощутить хоть какие-то эмоции, ощутить хоть что-то. Самоповреждение вызвано чувством внутренней пустоты, страха и одиночества, помимо которых человек ничего не испытывает. Многие пациенты признаются, что занимались этим, чтобы почувствовать боль, потому что она давала им ощущение того, что они живы, и находятся не в страшном сне, а в реальности. — Однако же, всю эту информацию можно без особого труда отыскать в интернете, не прикладывая особых усилий, — начало самой провокационной и интересной части выпало на Аннабет. — Мы можем бесконечно верить всему, о чём пишут в интернете, не проверяя всей информации. — На текст она не смотрит — поворачивается лицом к Перси с Гроувером, чтобы те подтвердили её слова кивком. — И в этом определённо есть и польза и смысл, однако нашей группе удалось взять интервью у человека, занимавшегося умышленным самоповреждением, и на основе его ответов мы сделали определённые выводы. — Селфхармом занимаются люди всех возрастов, — микрофон в руке Перси даже не подрагивает от волнения. — как совершеннолетние, так и дети. Нашему опрошенному на момент проведения интервью было семнадцать полных лет, и он полностью осознавал и осознаёт свои действия. — Селфхарм — умышленное самоповреждение. — Только сейчас приходит мысль о том, что стоило бы взять сразу три микрофона, вместо того, чтобы постоянно передавать один из рук в руки. — И в большинстве случаев человек полностью осознаёт свои действия, так как хочет ощутить боль, выплеснув таким образом все эмоции, либо же наоборот желая ощутить хоть что-то. Но также селфхарм может быть неосознанным. Он подразделяется на множество видов, и не имеет официального названия, всё равно относясь к селфхарму, но при подобном самоповреждении человек не осознаёт своих действий. — В качестве примера, к подобному «неосознанному» селфхарму относятся такие методы нанесения боли, как: кусать себя за щёки или губы, грызть ногти и заусенцы до крови и ещё большое множество. — Аннабет всё же опускает взгляд на текст, приготовившись к чтению. — А теперь, с позволения опрошенного, мы зачитаем вам его ответ на вопрос о том, какими конкретно видами умышленного самоповреждения он занимался. Перси тихо откашливается, прежде чем принять микрофон. — «Чем я занимался? Ничем особенным, на самом деле — грыз ногти и заусенцы, кусал губы до крови, щёки. Помимо этого в течение нескольких дней я мог специально морить себя голодом или смешивал между собой различные таблетки, от которых мне должно было стать хуже. Наносил себе порезы лезвием, маникюрными ножницами, острой проволокой как-то даже, и прочими острыми штуковинами. От этого становится легче, пусть ты и наносишь урон своему телу». — странно до кончиков пальцев было озвучивать свои же слова. — Толчком к осознанному самоповреждению для него послужил один несчастный школьный случай, — Гроувер шумно сглатывает, пока Перси пытается перестать чувствовать себя ужаснейшим человеком на Земле. — По его словам, в тот момент он почувствовал себя более свободным, и даже пожалел, что не делал этого раньше. — И в ходе интервью, также, возникла достаточно спорная ситуация с наличием суицидальных мотивов. Сам селфхарм под собой подразумевает умышленное самоповреждение, исключающее суицидальные мотивы, однако у каждого человека своя история, и наш знакомый, например, таковые имел, в чём честно признался. — Никогда нельзя быть полностью уверенным в том, что человек не занимается селфхармом. Он делает это, прежде всего, для себя, а не ради кого-то другого, поэтому держит всё в секрете. И совершенно точно нельзя спрашивать у него о чём, связанном с этой темой в лоб. Он может сообщить об этом близким, когда поймёт, что сам не сумеет предотвратить свои занятия этим, но такое происходит нечасто. — Последний вопрос был самым интересным и животрепещущим, — по договорённости Гроувер должен был прочесть и дальнейшие слова тоже, но судя по его растерянному лицу, понял, что не сумеет этого сделать. На помощь приходит Аннабет. — Со временем занятия селфхармом входят в привычку, от которой в дальнейшем очень тяжело избавиться. Чуть что идёт не так, и ты берёшь в руки лезвие, или же применяешь какие-то другие методы, у каждого человека по-разному всё происходит. И словами нельзя передать, насколько это всё тяжело, всё равно трудно для понимания людям, не прошедшим через всё это. Даже в ходе работы со специалистом ещё не факт, что ты сумеешь избавиться от привычки. Врачи не могут этого гарантировать. Всё зависит от самого человека, и, как сказал наш опрошенный, — «селфхармом начал заниматься ты, и только ты способен всё предотвратить». — Селфхарм похож на болезнь, но таковой не является. — завершающая часть, принадлежащая изначально Аннабет, но теперь перешедшая к Перси. — Им занимаются не только люди с психическими отклонениями, они могут быть вполне здоровы, просто загнаны в тупик и не знают, как выбраться. Настоящий селфхарм — серьезная проблема, с которой борется множество людей по всему миру. И как итог — наивно полагать, что к видам селфхарма относятся только порезы. К ним можно отнести помимо этого: намеренное препятствие к выздоровлению в период болезни, намеренное препятствие заживлению ран, сознательный отказ от еды или сна на какое-то время и тому подобное. Список можно перечислять до бесконечности, и даже тогда он не будет полон, люди каждый день находят всё новые и новые способы отвлечься от душевной боли, делая хуже своему телу. Всё это ни в коем случае не несёт за собой демонстративный характер, этим людям нужна помощь, а не осуждение. И как жаль, что в современном обществе вместо того, чтобы получить необходимую им помощь, люди встречаются с осуждением и обесцениванием всех своих проблем. Опускает микрофон вниз и кивает головой, подразумевая под этим окончание своей речи. Перси пытается разглядеть среди сидящих в зале людей знакомые лица, и натыкается на лицо Мисс Эллен, по которому текли слёзы, который, он готов поклясться, в начале представления доклада ещё не было. Рядом сидящие с ней психологи тоже выглядят мрачнее тучи, и по щекам некоторых также текут слёзы. Лицо Уилла непроницаемо холодное, но губы сами по себе растягиваются в улыбке, стоило ему встретиться взглядом с Перси. Проходит минута, а вопросов им так и не задают. Тогда Аннабет перехватывает микрофон из рук одноклассника и говорит искреннее: «Спасибо», подталкивая участников своей группы к выходу. И уже спускаясь со сцены, Джексон замечает в центральном ряду актового зала своего когда-то близкого друга. На лице Джордана была самая настоящая палитра из эмоций — с одной стороны оно выражало злость, с другой же грусть или сочувствие. Перси усмехается непонятно чему, встретившись с ним взглядами и, хватая друзей за руки, покидает сцену окончательно. I'll be good, I'll be good