***
С большим трудом миновав непроходимую толпу из классов помладше, столпившихся у самого входа, Гроуверу всё же удаётся попасть в коридор. Дышать стало ощутимо легче — здесь и людей меньше, и пыли. За исключением весьма шумного столпотворения у актового зала в остальном, в школе было довольно-таки тихо. Занятия у учеников с девятого по десятый и двенадцатого классов закончились ещё около часа назад в связи с тем, что половина учительского состава либо отправилась на больничный, либо должна была присутствовать при представлении докладов. Не сказать, что кто-то был раздосадован этим фактом. Поэтому на пути к лестнице, ведущей на третий этаж, Гроуверу не встретился буквально никто за исключением нескольких ребят, решивших сделать домашнее задание сразу в школе вместо того, чтобы тратить на это время дома. Лёгким прогулочным шагом Гроувер не спеша движется по пустому длинному коридору третьего этажа, напевая себе под нос какую-то знакомую ненавязчивую мелодию, которую когда-то где-то услышал, и она по сей день не покидает его мыслей. На самом деле, он часто таким образом пытался отвлечься от посторонних мыслей, посещающих его голову из-за всяких переживаний и волнений. А сейчас его волновало действительно множество серьёзных вещей, о которых он задумался только сейчас. Имя Джордана для Гроувера, если говорить начистоту, мало что значило. Он вспомнил-то кто это такой с большим трудом, когда Крис только упомянул его, не говоря уже о всём прочем. С Джорданом они никогда не были особо близки. Всё их общение даже ещё до переезда Гроувера строилось только на Перси, который был их общим другом и одновременно с этим единственной причиной общаться. Созванивались или списывались эти двое исключительно по праздникам: обменивались короткими фразами-поздравлениями, прощались, и так вплоть до следующего раза. Последний их нормальный разговор состоялся в классе седьмом, дня за два до отъезда Гроувера. Да и то, в тот раз они едва ли не поругались. Со временем не менялось ничего. Кан за все годы проживания Ундервуда в Калифорнии так ни разу и не вспомнил о существовании своего «друга». Если с Перси Гроувер регулярно связывался по интернету, то с Джорданом — ни единого раза. И вот, что странно: «сказал, ты на звонки не отвечаешь» — пока Ундервуд поднимался по лестнице, он даже на всякий случай зашёл в мессенджер, чтобы проверить их последнюю с Каном переписку на случай, если приложение снова тупит и не присылает уведомления, но оказалось, что оно работало исправно — последняя переписка состоялась три года назад, в ноябре. Почему тогда Джордан сказал Крису, будто Гроувер не берёт трубку? Либо происходит что-то странное, либо его хотят разыграть. Других причин странного поведения Гроувер даже представить себе не мог. Он действительно не понимал, почему Кану внезапно захотелось с ним поговорить. Кабинет естественных наук был расположен почти в самом центре коридора и являлся самым невзрачным. Входная дверь мало того, что сама была белой и из-за цвета едва ли не сливалась со стеной, так ещё и по обе стороны от неё висело две такие же белые ширмы, что прикрывали старые пожелтевшие плакаты, надписи на которых можно было разобрать с большим трудом. Начальство школы старательно делало вид, будто этого кабинета не существует. Добравшись до места встречи, Гроувер делает глубокий вдох, словно вместо кислорода вбирая в лёгкие всё своё мужество, и оглядывается по сторонам в поисках звавшего его человека. Однако кругом было пусто, без единого намёка на чужое присутствие. Разве что с нижнего этажа доносились едва слышные звуки чьей-то болтовни. — Здравствуйте, приехали, — бормочет себе под нос Гроувер и достаёт из кармана брюк телефон, принявшись бесцельно листать туда и обратно меню приложений. Потому что делать больше нечего. Потому что придётся ждать. Третий этаж всегда был одним из самых оживлённых среди всех остальных — здесь проходило большинство занятий у самых старших классов, а учителя устраивали свои собрания или родительские собрания не иначе, как здесь. Да и учеников классами помладше можно было нередко встретить: обычно они приходят или к своим друзьям, или чтобы просто посмотреть на понравившегося старшеклассника. Так что днём здесь находиться было всегда несколько опасно, и Гроуверу тут не особо нравилось. Он не Перси и Лео, которые в шумных местах с большим количеством людей чувствуют себя как рыба в воде, и не Талия, которая может двинуть локтём по подбородку, если ей не дадут пройти, и не Аннабет, игнорирующая всё происходящее вокруг. Не для него это всё. То ли дело сейчас, после всех уроков: кругом были только относительно новые серые железные шкафчики, а между ними — двери, ведущие в кабинеты. И ни единой живой души. Чем не идеальное место? Да, он не любил тишину, но и шум тоже казался ему раздражающим. Однако сейчас Гроувер, даже находясь в около комфортных для себя условиях, чувствовал себя неуютно, всем телом ощущая неизвестной ему самому природы стремительно растущую тревогу и страх. Казалось бы — и что тут такого? Всего лишь встреча с одноклассником — будто такое большое дело. Но Джордан Кан ни четыре года назад, ни сейчас не вызывал у него никакого доверия. Ундервуд уже собирался набрать номер Криса, так как по прошествии пятнадцати минут Джордан так и не появился, но ровно в тот же момент, когда его палец уже нависал над кнопкой вызова, входная дверь кабинета естественных наук внезапно отворилась. — Гроувер? Парень резко поднимает голову, услышав своё имя, произнесённое устами неизвестного ему человека. Видимо, звонить не придётся. Сам нашёлся. Перед Гроувером перед уже закрытой дверью кабинета стоял не особо высокий, приблизительно одного с ним роста, темноволосый паренёк. Одежда его полностью соответствовала требованиям учителей, ругавшихся из-за «неподобающего внешнего вида» — тёмный пиджак поверх белой рубашки и тёмно-синие брюки на подтяжках. Он по-доброму улыбается, глядя на бывшего одноклассника, и облокачивается спиной о стену справа от ширмы. — О, привет, — несколько заторможено произносит Ундервуд, самую малость сбитый с толку тем фактом, что парень был, кажись, даже ниже, чем он сам. А ведь это главный источник всех шуток Талии с Перси! Серьёзно, за всё время учёбы он успел привыкнуть к тому, что все его одноклассники смотрели на него сверху вниз, как жирафы на червя. — Джордан? — Ага, — кивает головой Кан и хитро щурит брови. — А что? Не узнал? — Прости, — Гроувер неловко улыбается, потирая запястье левой руки, при этом и вправду чувствуя некий укол вины. — Ну, мы давно не виделись. Четыре года, или даже больше. Ты стал… выше? Джордан весело смеётся. — Да, мы с тобой прямо как два баобаба. — машет ладонью над собой, имитируя листья деревьев, развевающихся по ветру, и смотрит в глаза напротив. — Как жизнь? Столько всего произошло, должно быть. — Да ничего особенного, — отмахивается Ундервуд, поморщившись. На деле же и правда ничего такого не произошло, а если и было что-то, то об этом явно не следовало говорить первому же встречному. Пусть даже это и твой бывший одноклассник. Вернее, тем более, если это твой бывший одноклассник. — В волейбольную команду вошёл, нашёл новых друзей, сейчас вернулся к старым и мы, вроде как, заново знакомимся друг с другом. — неловко пожимает плечами. — Ничего интересного. А у тебя как дела? После этих слов улыбка на губах Кана едва уловимо дёргается, что не ускользает от взгляда Гроувера, но тот предпочёл это проигнорировать. Ему тоже было неуютно. — Потихоньку, — всё же спустя какое-то время чуть более тихо, нежели ранее отвечает Джордан. — К тёте с дядей недавно съездил, у них племянник родился. — улыбка становится более нежной, но сразу же испаряется, стоило Гроуверу произнести такое же тихое: «поздравляю». — Слышал ваш доклад. Интересно вышло, я бы никогда сам даже и додуматься не смог о том, о чём вы там говорите. Должно быть, много времени заняло. — Не особо, — честно признаётся Гроувер. — Нас, в каком-то смысле, эта тема затрагивает непосредственно, а потому, мы знали, о чём пишем. Сложности возникли только с интервью, да и то из-за… Неважно. В общем, спасибо. Я рад, что тебе понрави… — Сложности возникли из-за Перси? — не в бровь, а в глаз? Гроувер чуть телефон из рук не выронил. Тревожные и беспокойные мысли, которые по пути сюда он старательно отгонял, возвращаются в его голову как по щелчку пальца, продолжая пребывать с каждой секундой. Он не улыбался больше, да и не собирался натягивать на лицо фальшивую улыбку, глядя на такое же серьёзное лицо Джордана напротив. — Ну, знаешь, все эти слухи и тому подобное. Слышать такое было как минимум… Странно. — То есть, ты веришь слухам? — несомненно, Перси и сам не раз говорил, что многие из слухов были правдивы и на полном серьёзе имели свои основания, но чтобы его друг верил этим самым слухам… А друг ли? Гроувер впервые за всё время всерьёз задумывается над этим: а сколько раз за последние полгода Перси хотя бы упоминал имя Джордана, не то что, говорил с ним в его присутствии? Ответ напрашивался сам собой — ни разу. — И почему сразу из-за Перси? Он разве тебе не говорил, что... — О, он много чего мне говорил, можешь не сомневаться. — фраза эта, произнесённая с заметной издёвкой, Гроуверу не нравилась. Джордан устало прикрывает глаза и кладёт на них ладонь, словно желая спрятаться от всего мира. — Я просто это к тому, что он достаточно проблемный. Ты так не думаешь? — Ты об этом хотел поговорить? — голос Ундервуда звучал как никогда серьёзно, а тон был донельзя ледяным. — Ну конечно, спустя почти полгода после моего возвращения тебе понадобилась моя компания, хотя все эти месяцы ты будто ничего обо мне не помнил, и это ради того, чтобы сказать о том, что Перси Джексон — проблемный друг. Ещё что? Я в актовом зале восторженные разговоры девчонок из-за него наслушался. Ты мне что скажешь? — Да, прости, что я решил поговорить с тобой только сейчас, — он наконец убирает ладонь от лица только ради того, чтобы демонстративно закатить глаза. А в голосе его ни капли сожаления. — Я просто и подумать не мог, что ты на полном серьёзе продолжишь с ним общаться, особенно когда узнаешь, что он, ну… «Здравствуйте, приехали. Вас приветствует программа в мире животных, и сегодня в нашей передаче мы рассмотрим вид интересного животного — Джордан Кан обыкновенный» — как жаль, что рядом не было Перси, который оценил бы эту шутку по достоинству. Джордан замолкает, не в силах вымолвить ни слова, но Ундервуду отчего-то думается, что молчит он вовсе не из-за того, что слово, которое он подразумевал, вызывает у него такое отвращение. Скорее просто сдерживает злость и раздражение, с которыми у него всегда были проблемы. — Режется? — вместо него произносит Гроувер, в ответ на что, Кан согласно кивает, снова закатив глаза. Ещё большая королева драмы, чем Лео Вальдес, только взгляните. — То есть, по-твоему, если твой, на минуточку, лучший друг режется, то это — причина прекратить общение? — Джордан с трудом улыбается, вероятно думая, что Ундервуд после произнесения этих слов внезапно примет его позицию, но Гроувер поступает иначе. — Ты совсем крышей поехал, или прикалываешься? Или от отсутствия слов, или от сильнейшего в своей жизни шока от того, что кто-то не разделял его мнения, Джордан несколько раз то открывает, то снова закрывает рот, так и не найдя, что ответить. — Вы поэтому больше не общаетесь? Потому что он тебе всё рассказал, а ты его кинул? Да ты… Вот что Перси имел в виду, когда говорил, что не доверяет больше людям. — Не кидал я его, — Джордан зло топает ногой, предотвращая все дальнейшие предположения Гроувера. В голосе проскальзывает неприкрытое раздражение вперемешку с отчаянием. Он в упор смотрит прямо в глаза парня напротив, скрестив руки на груди. — И вообще, а кто бы поступил иначе? Я уверен, что ты на моём месте поступил бы точно так же! — он не позволяет Ундервуду вставить ни слова. — Да любой нормальный человек поступил бы так. Что ещё остаётся делать, когда ты приходишь домой к однокласснику, а он тебе говорит, мол: «чел, извини, меня кладут в психушку, а ещё я режусь. Ты только не бросай меня»? Ведёт себя как настоящий псих, которому в психушке и место, а я ещё должен с ним общаться? Вдруг заразу подхвачу и внезапно тоже захочу пару порезов для красоты на руках оставить? Конечно, я ушёл. И если говорить о нём, то ты мне скажи — к чему вся эта показуха? А потом он мне и вовсе как-то написал, что у него депрессия. Ага, так я и поверил. Ещё ни разу Гроуверу не доводилось общаться с людьми, которые в той или иной степени поспособствовали ухудшению состояния его лучшего друга, но сейчас, выслушав весь монолог бывшего одноклассника, он успел ощутить на себе почти весь спектр негативных эмоций, которые только могли существовать. От непонимания до обиды, от обиды к разочарованию, от разочарования к злости, и так далее, а потом ещё и по кругу. В разговоре даже не о нём шла речь, так почему ему так больно слышать всё это? Потому что Перси — его лучший друг. — Гроувер, — тон Джордана чуточку смягчается, когда он, запыхавшись, обращается непосредственно к парню перед собой. — Тебе вовсе не обязательно терпеть это всё. Я хочу для тебя лучшего, как для моего друга, а потому просто советую — перестань за ним таскаться, он тебя тащит только на дно. Вот оно как, значит. Ранее у Гроувера не было предвзятого отношения к Джордану. Когда тот ему высказал всё, что думал о Перси, он не стал яро ненавидеть его, и не мечтал ударить за все поступки. Они дружили когда-то, и пусть не были так уж сильно близки, но могли называть друг друга друзьями, и знали многое о жизни каждого, так что большинство смутных воспоминаний, связанных с Каном, вызывали у Ундервуда приятное чувство ностальгии и тоски по былым денькам. Да и Джордан, забавный весёлый мальчишка, их друг, ведь всегда был тем, кто восхищался Перси. Он ходил за ним повсюду с самой начальной школы и говорил всем, что ему очень повезло с таким крутым одноклассником. А когда у того самого одноклассника появились серьёзные проблемы, и он нуждался не только в помощи врача, но и в простой человеческой поддержке, он убежал, поджав хвост и оправдывая себя тем, что не намерен общаться с психами. Гроувер просто не понимал, как можно бросить своего друга одного, наедине со своими страхами, когда он больше всего нуждался в людях. Почему Джордан был с Перси только в весёлые и хорошие моменты жизни, а в плохие сразу же ушёл? У Гроувера не было предвзятого отношения к Джордану. Он просто его не понимал. — Не беспокойся, на дне мы не утонем, Перси был пловцом большую часть жизни, — Ундервуд крепко жмурится на долю секунды и широко улыбается, после чего сразу же меняется в лице, становясь ещё более серьёзным. — Если это всё, что ты хотел сказать, то я пойду. Этот разговор исчерпал себя. Если они продолжат в том же духе перепираться друг с другом, то в конечном итоге это может обернуться дракой, за которую их в лучшем случае отведут к директору, а в худшем — отстранят от занятий за буянство во время проведения школьного мероприятия. И Гроувер действительно поворачивается к парню спиной, собираясь как можно быстрее покинуть коридор, с которым теперь связано ещё одно неприятное событие, когда Джордан произносит фразу, что за сегодняшний день успел произнести не один раз, но которая именно сейчас заставила Гроувера остановиться и устало вздохнуть: — Я не понимаю, почему ты с ним так возишься. Как ни посмотри — обычный, вдобавок к этому, ещё и больной. Зачем нормальным людям такие друзья? Действительно, а зачем?***
Во входную дверь постучали, а следом за этим в коридоре раздались чьи-то торопливые шаги. Не раскрывая глаз, Гроувер жмурится ещё крепче и потягивается, разминая затёкшие за время сна конечности. В будние дни утро Гроувера обычно начиналось с просмотра новостей в социальных сетях, так как это помогало ему окончательно проснуться и не чувствовать почти никакой усталости на протяжении остального долгого дня. Уже потом, с пробуждением мамы, которая даже не догадывалась о чудесном рецепте бодрости сына, он отправлялся сначала в ванную умываться, а потом приступал к подготовке в школу. Однако это утро было исключением. С большой неохотой Гроувер разлепляет слипшиеся за ночь веки и сразу же жалеет об этом — сознание тут же настигает не проходящая со вчерашнего дня ужасная головная боль в сопровождении с крайне неприятным звоном в ушах. Одеяло совсем не грело, будто всё тепло от человеческого тела передалось всецело ему, и теперь Гроувер был обречён окочуриться от холода в и без того плохо отопляемой квартире. Первым делом не помешало бы измерить температуру, но сразу же по пробуждении он берёт в руки смартфон, на который с завидной периодичностью в несколько минут продолжали приходить уведомления, из-за которых он и проснулся. Первым в списке уведомлений было сообщение о возможном снегопаде в эти выходные, а уже следом за ним — сорок три сообщения от аккаунта под ником PercyJackson. Его лучший друг определённо точно придурок, каких поискать, о чём он спешит его оповестить, только зайдя в мессенджер и нажав на значок записи голосового сообщения. — Знать тебя не знаю, идиот. Не пиши и не звони мне больше, мошенник! У тебя вообще сейчас математика! И откидывает смартфон в сторону, не желая брать его в руки ближайшие часа два минимум. На часах — половина одиннадцатого утра, седьмое ноября. День был будним, а каникулы начинались только на следующей неделе. Почему же тогда Гроувер, вместо того, чтобы быть в школе, вместе с Перси бегать по коридору на перемене как умалишённые, а на уроке рисовать глупые рисунки на полях его тетради, отсиживался дома? Крутые семиклассники не делают домашку, они спят на уроках и прогуливают занятия. И Гроувер бы хотел быть крутым семиклассником и соответствовать всем вышеперечисленным пунктам, да вот только домашнюю работу он выполнял ежедневно, сдавал вовремя, на уроках пусть и бездельничал большую часть времени, но учился относительно неплохо. А в школу он не пошел, потому что заболел. Мучительный кашель не проходил уже около двух дней, горло болело почти столько же, а вчера вечером Миссис Ундервуд ахнула, когда при измерении температуры у сына, градусник показал 37.8. Она тогда сразу же побежала за аптечкой, в которой лежали все лекарства, не переставая вслух повторять одни и те же фразы, которые Гроувер уже слышать не мог: — Ну и отпускай после этого ребёнка прогуляться. Приплыли. Вот оно как — в реке-то осенью купаться. Будет полезным уроком на всю жизнь. Ага, будет, конечно. Не было ничего удивительного в том, каким образом Гроувер умудрился подхватить простуду. Не виноват он в том, что его иммунитет не способен выдержать ночной заплыв по реке в начале ноября. И, между прочим, идея переночевать на ферме с палаткой пришла в голову не ему, а Перси. В их дуэте «тупой и ещё тупее» именно он отвечает за рациональность и логику. Правда было это всё только на словах, так как они знакомы уже много лет, и за все эти годы самой относительно безопасной идеей Перси был разве что спор на один доллар на то, кто быстрее добежит до соседней улицы. Да вот только было это в первом классе, а с тех пор прошло уже шесть лет, и со временем их общие идеи становились всё глупее и опаснее, но по крайней мере Перси всегда удавалось выкручиваться даже из самых, казалось бы, безвыходных ситуаций, в отличие от вечно паникующего Гроувера. Так что Перси Джексон всё ещё отвечал за рациональность, потому как идея с «ночным купанием» была одной из самых безопасных. Единственным минусом этой гениальной задумки было то, что заболел из них двоих только Ундервуд, в то время как Джексон, будучи пловцом с отменной закалкой, чувствовал себя превосходно, и в голос смеялся с неудачи лучшего друга. Он, конечно, беспокоился о нём, сильно беспокоился, и именно он бегал за лекарствами для друга, когда Миссис Ундервуд была на работе, он сидел вместе с ним и пытался быстро сбить температуру и вылечить кашель по лайфхакам из интернета. Правда после этого стало только хуже, ибо у Гроувера обнаружилась аллергия на мёд, но Перси хотя бы пытался помочь. Однако беспокойство ему отнюдь не мешало при первой встрече с другом после того, как выяснилось, что он заболел, назвать его лохом и рассмеяться. Это Перси Джексон, он лучший друг Гроувера Ундервуда, и он придурок. Из коридора доносились чьи-то приглушённые голоса, и Гроувер старательно пытался к ним прислушаться. Успехом ни одна из его попыток разобрать хоть слово не увенчалась, а потому он бросил эту затею почти сразу же. Его куда больше волновала ноющая боль в голове и затёкшая нога, а не какая-то наверняка мамина подружка, которой не терпелось с утра пораньше поболтать. Поэтому, когда в дверь его комнаты постучались, он лишь тяжело вздохнул и тихим охрипшим голосом ответил: — Абонент болен и хочет спать, перезвоните позже, — после этого он сразу же укрылся одеялом с головой в надежде, что ему удастся снова уснуть. Ключевое слово — в надежде, потому что следом за этим, словно его голос был сигналом к действию, дверь отворилась. — Я же сказал, мне плохо, — вслух ругается Гроувер, выпутываясь из одеяла. — Слышали когда-то про уважение к болеющим людям? Я бы вышел поздороваться чуть позже, мне ходить тяжело, да и кстати… — он наконец-то садится по-турецки в кровати, небрежно столкнув одеяло на пол, и в тот же миг теряет дар речи при встрече взглядами с гостем. На пороге комнаты, освещаемый лишь слабым светом от лампочки в коридоре, стоял мужчина в чёрных дорожных одеждах. Одной рукой он держался за ручку большого чёрного чемодана, а другой облокачивался о дверной проём. Услышав голос хозяина комнаты, он весело усмехнулся и, воровато оглядевшись по сторонам, прошёл чуть вперёд, отставив чемодан к стене. — Правда? — с нескрываемой иронией в голосе удивляется он, сразу же после этого расплывшись в улыбке. — В таком случае, обязательно выходи потом поздороваться. Крутые семиклассники грубят родителям, выходят из своей комнаты только по праздникам и в школе появляются раз в месяц. — Папа! В таком случае, Гроувер не крутой семиклассник и уж точно не хочет им быть. — Папа, папа, папа, папа! — Гроувер, игнорируя головокружение, обрушившееся на него, стоило ему только спрыгнуть с кровати, быстро сокращает расстояние между собой и вошедшим мужчиной, в прыжке вешаясь ему на шею. — Ты приехал! — Кажется, кому-то только минуту назад было тяжело ходить, — он играет бровями, заставляя сына от этого рассмеяться. Мистер Ундервуд хлопает сына по спине, еле сдерживая рвущиеся наружу слёзы счастья. Возможно, они не виделись слишком долго. Пусть, после длительных командировок начальник и вручал ему крупные денежные премии вдобавок к самой зарплате, но того мучительного чувства одиночества и несчастья от разлуки с семьёй выдержать было всегда крайне тяжело. — Я уже здоров, правда! — заверяет Гроувер, для достоверности своих слов ещё и кивнув пару раз. Отец на это только глаза закатывает. — Командировки же закончились, да? Ты останешься дома? Мистер Ундервуд, до этого переполненный счастьем от долгожданной встречи с сыном и женой, после этой фразы опускает взгляд в пол и поджимает губы. Гроувер с опаской склоняет голову набок, внимательно вглядываясь в папино лицо и стараясь разглядеть хоть что-то, что отдалённо напоминало бы ответ на заданный вопрос. — Кстати об этом, — понизив голос, начинает мужчина. Объятия разрываются. — Ты же помнишь, мы с мамой обсуждали как-то одно дело в Калифорнии, которое обеспечило нам более… достойную жизнь? — Ты про… — Гроувер хмурится, пытаясь вспомнить тот разговор родителей, свидетелем которого он по чистой случайности однажды стал. Когда в голове наконец-то складываются события в верном хронологическом порядке, он недоумённо смотрит на отца. — Переезд? Этот разговор был одним из числа тех, свидетелями которых невольно становился, наверняка, каждый ребёнок в своей жизни. Обычно родители тогда сидят в гостиной, либо в своей спальне, едва различимым полушёпотом обсуждая что-то, о чём никто не должен был узнать раньше времени, или же вообще никогда. Гроувер в тот день вышел из своей комнаты, чтобы попить — он только закончил делать свою часть школьного проекта по физике и совсем не ожидал наткнуться на родителей, что очень тихо, думая, что сын уже давно спит, говорили про какой-то переезд. Уже совсем скоро он был замечен, а родители тогда лишь сказали не забивать голову ненужными мыслями раньше времени. Что изменилось сейчас? Время пришло? — Да, — Мистер Ундервуд вздыхает, отведя взгляд к окну. — Видимо, нам всё же придётся переехать. Гроувер бежит вперёд, не обращая внимания на прохожих и не глядя себе под ноги. На лбу скопилось множество капель пота, ноги устали от бега, а сердце так и норовило выпрыгнуть из грудной клетки. Несмотря на прогнозы синоптиков о сильном снегопаде в эти дни, на улице было довольно многолюдно, что ещё больше раздражало. — Совсем мозг потерял, ты что тут делаешь? — слышится позади Ундервуда уже давно знакомый недовольный голос, и он оборачивается. Шарф Гроувера, который тот до этого держал в руке после нескольких неудачных попыток обвязать его вокруг шеи, моментально оказывается на заснеженном асфальте, а сам мальчишка тут же утыкается головой в плечо лучшего друга, удивлённо вытаращившего глаза. Перси быстро моргает много раз подряд, совсем не понимая, что за тот один единственный день, что они не виделись, успело произойти. Он успокаивающе похлопывает друга по спине и почти валится с ног, когда какой-то подросток их толкает и бормочет о том, что ребята, видите ли, мешают пройти. — Так, пошли-ка домой, дружище, — говорит Перси, с большим трудом высвободившись из мёртвой хватки Гроувера, но друг на его предложение отрицательно мотает головой. — В каком это смысле?! Нет, знаешь, я не собираюсь тащить твой хладный труп домой, если ты помрёшь здесь. У тебя температура вчера под сорок была, дурак. — он внимательно осматривает друга с ног до головы и как бы невзначай шумно выдыхает воздух носом, который тут же превращается в пар. — Тогда мой хладный труп будешь тащить домой ты. Если не к тебе домой, то давай ко мне зайдём, реально холодно. — Я знаю, что тебе совсем не холодно, — отвечает Гроувер тоном настолько холодным и безжизненным, что Перси испуганно вздрагивает. — Давай погуляем немного? Я не хочу в четырёх стенах сидеть. Джексон смотрит на друга с сомнением, но спустя несколько долгих секунд размышлений согласно кивает и, подняв с тротуара чужой шарф, отряхивает его от снега, бормоча себе под нос проклятия под слабые смешки Гроувера, после чего завязывает на его шее. Вдвоём они в тишине доходят до расположенного неподалёку парка, где к концу осени почти не бывало людей. Гроувер садится на первую же попавшуюся скамейку и спокойно дожидается, пока Перси договорит по телефону с мамой, которую должен был оповестить о том, что пошёл гулять, чтобы его не потеряли. Джексон возвращается очень быстро — демонстративно машет выключенным смартфоном перед лицом друга, как бы показывая, что договорил, и улыбается широко. Гроувер в ответ на это нервно усмехается, и улыбка пропадает с лица Перси в ту же секунду. — Колись, что у тебя там стряслось, — говорит он, плюхнувшись на свободное место рядом с Ундервудом и откинувшись на спинку скамьи. — Решать будем. И Гроувер правда рассказывает. Говорит полностью, ничего не скрывая, и временами даже едва не срывается на крик, либо же наоборот теряет голос — горло ещё не до конца перестало болеть. Идея переехать принадлежала матери Гроувера. В последнее время её небольшой цветочный магазинчик почти перестал приносить какую-либо прибыль, отец был в постоянных разъездах и сильно уставал, а потому всей семье приходилось нелегко. Миссис Ундервуд как раз искала работу в Нью-Йорке, связанную если не с цветочным бизнесом, то с её специальностью, на которой она училась в университете — она переводчик по образованию. Поиски не приносили никакой пользы: проходили дни, сменяясь неделями, а затем и месяцами, но никто так и не перезвонил. Становилось всё сложнее и сложнее, и Ундервуды уже были на грани отчаяния, когда в один из дней Миссис Ундервуд не позвонила одна из её старых подруг. Женщины разговорились, и когда Миссис Ундервуд случайно проговорилась про проблемы с поиском работы, её подруга тут же предложила переехать в Калифорнию, в один из небольших городков, где она сама жила сейчас. В школе, где она работала учителем начальных классов, срочно требовался учитель иностранных языков на, желательно, долгий срок. — Это было ещё полгода назад, знаешь, — вздыхает Гроувер, стуча костяшками пальцев по замёрзшей скамье. — Все эти полгода они решали: переезжать нам, или нет. И всё же решили, что да — переезд самый лучший выход из сложной ситуации. Папа всё равно, можно сказать, жил в Калифорнии, ибо в командировки его отправляли чаще всего в этот штат. Так что, город, куда мы собрались ехать, он знает, а мы… Как-нибудь привыкнем. Ундервуд замолкает. В воздухе повисает напряжённая, по его мнению, тишина. Откуда-то издали слышится детский смех, плач, чужие разговоры, а оба мальчишки, сидящие на скамейке у самого входа в парк, так и продолжают молчать, каждый думая о своём. — Не знаю, чего боюсь. У меня тут из друзей только ты, да Джордан с Тайсоном, учителям только спокойнее станет с моим уходом. Но с другой стороны… В Нью-Йорке я знаю, что где находится, знаю все обходные пути и был во многих закоулках. Тут всё такое родное, а там я не знаю никого, и что да где. А если новые одноклассники не примут меня? Если с маминой работой не заладится? Это всё так… сложно. И больше не говорит ничего. Проходит уже около двух минут, когда затянувшуюся тишину разрушает звук пришедшего на телефон Перси уведомления, о содержании которого тот даже не спешит узнать, а Гроувер и не хочет ему указывать на это. Он просто ждал. Ждал, что сейчас Перси непременно расстроится, и это наверняка так — тот сидит с опущенной головой, ничего перед собой кроме ног в зимних ботинках не видя, что после этого дружить они больше не смогут. Калифорния — не соседний городок или пригород, это другой штат, и расстояние между ним и Нью-Йорком далеко не маленькое. Но Перси не выглядит злым или рассерженным, что малость успокаивало, — только хмурится чуток и задумчиво подносит к подбородку сжатый кулак, после этого медленно кивнув каким-то своим мыслям. — Так вот в чём дело, — произносит он и широко улыбается своей дурацкой, как говорили друзья, улыбкой, которая всегда поднимала им всем настроение, когда Гроувер вновь смотрит на него. — Это так… Ну, мы с тобой уже знали, что рано или поздно это произойдёт. Перестав стучать по поверхности скамьи пальцами, Гроувер кладёт руки себе на колени, чтобы хоть как-то избавиться от ощущения страха и холода, пронзившего его по самую душу. Никаких слов подобрать не удаётся, в голове пустота. — А если про Калифорнию говорить, то, — Перси толкает локтём друга в бок и ухмыляется. — Раньше ты и про Нью-Йорк мало что знал. До тех пор, пока мы вместе не начали шарахаться по городу, ты и здесь мало где бывал. Так что не беспокойся — успеешь ещё освоиться и изучить своё место жительства. И про одноклассников не парься, примут тебя, ты вон какой крутой. Он делает небольшую паузу, чтобы подсесть ещё ближе к Гроуверу и улыбнуться на этот раз одними губами. — А нам ты всегда можешь написать или позвонить. Лично для тебя я буду на связи в любое время суток, — Джексон прикладывает руку к сердцу и кивает для правдивости. — Ну, а ещё я думаю, что у меня получится договориться с отцом, чтобы иногда приезжать к тебе. На крайний случай запрягу Тритона, у него итак воздух вместо мозгов, не проветрит. Ему на пользу пойдёт. Наклоняется пониже, заглядывая в глаза Ундервуда, которые тот не поднимал с самого начала разговора. Тот сидел совсем близко, руки по-прежнему лежали на коленях, а голова опущена, вдобавок к этому, Перси заметил это только сейчас, губы его были поджаты, а в уголках глаз скопились слёзы. Джексон обнимает друга одной рукой за плечи, и Гроувер не выдерживает: поворачивается лицом к нему, обнимая в ответ и не сдерживая больше рвущиеся наружу слёзы. Перси успокаивающе похлопывает его по спине, ожидая, пока он успокоится, чтобы потом отвести домой — болеет же всё ещё. — Ой да ладно тебе, — смеётся легко и заразительно и случайно ударяется локтём о спинку скамьи, следом за этим выругавшись. — И чего разревелся как девчонка? — Иди к чёрту, Перси Джексон. — Перси опрокидывает голову, продолжая смеяться ещё сильнее. А Гроувер улыбается по-настоящему широко и искренне впервые за весь день. Не существует идеальной дружбы, косяки бывают у каждого, и Перси — далеко не идеальный человек: список его недостатков пришлось бы составлять очень и очень долго, и то не удалось бы заполнить его до конца. Но в одном Гроувер был уверен точно:Перси Джексон — самый настоящий лучший и надёжный друг, который только мог у него быть.
— Прямо так и сказал? — Гроувер сонно трёт глаза и, прикрыв рот ладонью, зевает. Перси по ту сторону экрана в точности повторяет его движение, зевая тоже, и вытирает пальцем скопившуюся в уголках глаз влагу, выступившую из-за сонливости. В такие моменты казалось, будто они всё так же сидели в своих квартирах, их разделял всего один соседний дом, и никакого огромного расстояния не было. Но расстояние снова становилось сильно ощутимым, когда они вспоминали, что во время подобных разговоров по видеозвонку Гроувер всё ещё нежился в кровати, зная, что до звона будильника ждать ещё четыре часа, а Перси в это время уже собирал портфель перед выходом в школу. Созваниваться именно в это время суток уже вошло в привычку после того случая, когда Гроувер со своим слабым иммунитетом снова заболел и, мучаясь ночью от кашля, позвонил другу, что в это время уже сидел в автобусе. А позже оба решили, что подобные разговоры заряжают хорошим настроением на остаток дня, и это стало традицией. Они болтали не долго: около получаса, пока Джексон собирался в школу, после чего тот бежал на автобус, а Ундервуд сбрасывал звонок и отправлялся досыпать свои три часа до будильника. — Ага, — Перси по ту сторону трубки звонко рассмеялся и только когда успокоился смог произнести следующие слова. — Сказал и поплатился: меня выгнали с урока. Гроувер фыркает и случайно стукается затылком об изголовье кровати. Джексон от этого смеётся только сильнее. — А что я плохого сделал? Всего лишь упал со стула на уроке. Что плохого в этом? — И поэтому ты сказал, что это «пример того, как падают люди от твоей неотразимости»? — Я сказал это по факту! Если бы Ундервуд сейчас сидел на стуле, он бы непременно с него свалился от непрекращающегося смеха. Со дня переезда прошло уже две недели. Одноклассники приняли Гроувера не так уж и плохо, как он ожидал. Ещё в самый первый день он познакомился с несколькими хорошими ребятами, которые с радостью согласились провести ему экскурсию по школе и сопровождать первое время, чтобы он не заблудился ненароком в коридоре. Их городок был не настолько большим, как Нью-Йорк, и в районе, где теперь проживала семья Ундервудов, все в принципе друг друга неплохо знали, а несколько одноклассников жили буквально по соседству и в свободное от школы время показывали новому приятелю город. Всё оказалось не так страшно за исключением того, что рядом не было лучшего друга, который знал его как облупленного и по одному только случайному взгляду мог понять, в чём суть проблемы и уже выдвигал свои советы по её решению. Первые дни было странно осознавать, что рядом нет Перси, который полностью понимал и смеялся с каждой, даже самой глупой его шутки на уроках, с которым они вместе, считай, несколько раз в неделю были в шаге от того, чтобы их отстранили от занятий. По прошествии двух недель стало в каком-то смысле легче: Гроувер решил заняться волейболом, отношения с одноклассниками были хорошими, город оказался не таким уж и огромным, а лучший друг, как и обещал, был на связи в любое время суток, несмотря даже на трёхчасовую разницу во времени. Дышать, словно, стало гораздо легче. — Слушай, — сквозь смех после очередной шутки друга выдавливает Ундервуд, и Перси подносит к губам кружку с чаем, чтобы скрыть улыбку. — Я сначала думал, что мне показалось, но всё же походу нет. — он с хитрым прищуром внимательно смотрит на изображение Джексона, с интересом ждущего продолжения фразы. — У меня глюки ночные, или у тебя в квартире правда слишком тихо? За последние несколько месяцев все друзья Перси успели привыкнуть к шуму в его доме: то дверь громко хлопнет после ухода отца, то Тритон, пришедший, чтобы жизнь мёдом не казалась, включал музыку в колонках на полную громкость, то его родители постоянно о чём-то громко разговаривали. Тишина для его квартиры была делом необычным, так что это естественно, что Гроувер почувствовал укол беспокойства от отсутствия посторонних источников шума. Перси отставляет кружку с недопитым чаем в сторону так, что та теперь находилась вне зоны видимости фронтальной камеры, и грустно, Гроувер точно это знал, улыбнувшись, опускает голову. — Ну, — начинает он, взъерошив волосы от незнания, чем занять руки. — У меня в жизни, кажется, тоже сейчас произойдёт переезд. Скинув с себя одеяло, Ундервуд садится в кровати и ставит смартфон на подоконник рядом с кроватью. Они не виделись всего ничего — двенадцать дней, если верить календарю — что за это время уже успело произойти? Почему Гроувер впервые слышит про переезд друга? — Не я переезжаю, если что, — словно прочитав его мысли, спешит предупредить Перси. Он поднимает голову, возвращая взгляд к смартфону, только когда ему удаётся собрать все сбивчивые мысли воедино. — Мама с отцом всё-таки разводятся. Вчера они собирали вместе вещи отца. Он так спокойно говорит об этом, что Гроувер чувствует себя не в своей тарелке. Родители Перси уже долгое время обсуждали развод, и именно поэтому в их квартире было так шумно и неспокойно: они не хотели нагнетать атмосферу и преждевременно оповещать сына о своих размышлениях, поэтому на протяжении нескольких месяцев взвешивали все «за» и «против», много думали и разговаривали. Иногда к «семейным посиделкам» присоединялся и Тритон, который не упускал возможности поглумиться над младшим единокровным братом из-за того, что их отец, кажется, «выберет старшенького». Сам Перси, конечно же, знал о разговорах родителей, но чтобы не усложнять ситуацию предпочитал делать вид, будто так и оставался в неведении. И это ещё сильнее угнетало. Каждый день видеть своих родителей, вести себя как обычно и делать вид, будто он ничего не знает, будто не понимает, что рано или поздно это всё равно приведёт к разводу. И привело. — Они не в обиде друг на друга, — продолжает говорить, зная, что Гроувер иначе не отстанет от него с вопросами, пока не узнает всю правду. — Я остаюсь с мамой, но с отцом мы можем видеться, если оба захотим. Я думаю, это очень хорошо, что они остались в хороших отношениях. Бывает, что люди разлюбили, они не должны были пытаться сохранить брак только из-за того, что у них есть я. Так что, всё хорошо. Я обязательно привыкну. Всё будет в порядке. — Перси, — Гроувер взволнованно вглядывается в экран, жалея о том, что его сейчас нет рядом. — Ты точно уверен, что всё будет в порядке? — Нет, — он улыбается уголками губ и берёт смартфон в руки. — Но я всё равно буду надеяться. — Если что, звони или пиши в любое время, — поджимает губы, не зная, что ещё добавить. — Хорошо? — Есть, сэр, — вылив остатки недопитого чая в раковину, Перси ещё раз напоследок улыбается и, глянув куда-то за телефон, выдыхает. Вероятно, взглянул на настенные часы. — Мне пора, а то опоздаю, а пешком идти снова не хочется. — Конечно, беги. И не забывай смотреть за собой, а то я и после смерти за тобой приду. — Обязательно, — Джексон легко смеётся, накидывая на плечи куртку. — Спокойной ночи. — Удачного дня. Гроувер прощается с одноклассником на лестничной площадке и, улыбнувшись от прозвучавшей минутой ранее шутки, наконец-то заходит в квартиру. Родители были на работе, поэтому он, даже не разуваясь, сразу проходит в свою комнату и, небрежно бросив портфель на компьютерный стул, падает на кровать. Тренировка по волейболу в преддверии каких-то серьёзных соревнований была выматывающей, и сил не оставалось даже на то, чтобы банально переодеться или хотя бы разуться. Чувствуя себя ни живым, ни мёртвым, Гроувер валяется в кровати ещё последующие полчаса, не сдвинувшись с места и не пошевелившись ни разу. Он уже начинал засыпать, когда на смартфон, который с минуты на минуту должен был выключиться от севшей батарейки, приходит сообщение. Разбрасываясь всеми известными ему проклятиями, Ундервуд рукой нашаривает где-то рядом с собой почти разрядившийся смартфон и сонным затуманенным взглядом пытается рассмотреть если не само сообщение, то хотя бы имя его отправителя. Пользователь с ником Leohotboy был для него личностью, на первый взгляд неизвестной, а потому, заинтересовавшись, Гроувер нехотя поднимается с кровати и, прежде чем прочесть само сообщение, всё же разувается и даже относит обувь с верхней одеждой в прихожую. Когда он вернулся, сообщений стало заметно больше.Сегодня 15:21
LeoHotBoy: Волк не тот, кто волк, а тот, кто считает и признаёт, что он волк.Сегодня 15:23
LeoHotBoy: Настоящий волк тот волк, кто не игнорит сообщения другого настоящего волка. А, волк? Гроувер отводит взгляд от открытой переписки в сторону и поражённо усмехается, не зная, смеяться ему, или плакать. Он знакомился с людьми в интернете несколько раз, ему писали какие-то старые потерянные знакомые, но ещё никто и никогда не начинал с ним диалог подобным образом. GroverUnWd: Ты дебил? И он совершенно точно не ожидал, что его странный собеседник ответит следующим образом: LeoHotBoy: Возможно и да, но главное, что ты ответил! Кому Гроувер так насолил в прошлой жизни, что его теперь находят всякие психи в интернете? Спустя три дня Гроувер мог с уверенностью сказать, что с Лео они могли бы подружиться. Через неделю они впервые созвонятся по аудиозвонку, а через месяц смогут называть друг друга хорошими приятелями. Пользователь LeoHotBoy оказался мальчиком по имени Лео Вальдес, его ровесником из Нью-Йорка, который раньше учился с ним в одной школе, в параллельном классе. Они не были знакомы лично, но Лео сказал, что всегда хотел познакомиться с Гроувером и Перси, только никак не мог набраться смелости. Вальдес был донельзя стеснительным человеком, который мало доверял людям, и у которого не было ни единого друга. С недавних пор он потихоньку начал больше открываться одноклассникам, общаться с ними, но из-за старых страхов, о которых он отказывался рассказывать больше, чем короткое «они ужасные», всё никак не мог завести друзей, у него просто не получалось полностью довериться. Так что знакомство в интернете с уже около знакомым человеком показалось ему идеей неплохой. А Гроувер и не был против — с Лео весело, он человек интересный, да и новостями школьными делится, так что Ундервуд всегда в курсе всех событий.Сегодня 7:14
LeoHoyBoy: Проснись и пой, я с новостями.Сегодня 9:05
GroverUnWd: Ты бы ещё ночью написал, гений. LeoHoyBoy: Я не виноват в том, что когда у тебя 7 утра, у меня уже 10. GroverUnWd: Тебе что надо? LeoHoyBoy: Я сегодня с одноклассницей разговаривал впервые в жизни. И она мне рассказала тако-о-ое. Интересное. GroverUnWd: Если ты сейчас просто не скажешь что случилось и что за «такое», то я кину тебя в чёрный список. LeoHoyBoy: Короче, не знаю, знаешь ты её или нет, но Аннабет сегодня сказала, что вчера после уроков на школьном дворе кто-то драку устроил. Но она скорее на избиение была похожа. Двое полчаса провалялись в медпункте:( GroverUnWd: Ну, я много с кем знаком, может с Аннабет общался когда-то, не помню. И. Нифига, у вас там страсти. А кто дрался то? LeoHoyBoy: Вот поэтому я тебе и пишу. Ребята из твоего бывшего класса. В медпункте оказались какой-то пацан, я не знаю, кто это, и Перси. На этом моменте у Гроувера дёргается рука. Сколько он себя помнил, они с Перси всегда и при любых обстоятельствах придерживались нейтральной стороны, а в драку ввязывались всего один раз в жизни: когда какие-то ребята постарше решили, что задирать Гроувера — отличное развлечение. GroverUnWd: Погоди. Перси? Перси Джексон, который сидит за первой партой центрального ряда? Этот Перси? LeoHoyBoy: У вас в классе больше нет людей с таким именем. Стой, он тебе разве ничего не говорил? Телефон всё же выпадает из его рук. Гроувер оглядывается по сторонам, чтобы удостовериться в том, что родители, уехавшие пару минут назад в магазин за продуктами, ещё не успели вернуться, и в мессенджере переходит в переписку с лучшим другом. В последний раз в сети Перси был два часа назад: они созванивались по видео, соблюдая старую традицию, и во время их разговора Джексон выглядел… как обычно? На нём не было никаких царапин, синяков или шишек, а тот ведь ещё во время звонка, как часто делал, успел покрутиться перед другом как перед зеркалом, чтобы оценил его «модный» наряд, если простую рубашку с брюками можно было назвать чем-то модным и нестандартным. Гроувер решает не писать сообщение, а сразу позвонить, понимая, что ему не удастся унять тревогу, сворачивающую все внутренности в несколько тугих узлов, если он прямо сейчас не услышит привычно весёлый и бодрый голос лучшего друга. После пяти коротких гудков, Перси наконец-то берёт трубку. — Классное время для разговора выбрал, — бормочет он и демонстративно вздыхает. — Как раз на химии, спасибо. Голос звучал как обычно, что Гроувера немного успокоило. Он был уверен в том, что в случае, если что-то произойдёт, Перси обязательно ему расскажет. Они никогда не скрывали друг от друга ничего, и даже знали, где у каждого из них хранятся денежные сбережения на «чёрный день». Скорее всего, вышло какое-то недопонимание, или Лео с Аннабет обознались. Перси не мог соврать. — Сон страшный приснился, — с заметным облегчением выдыхает Гроувер, про себя думая, что эта маленькая ложь идёт во благо. — Решил позвонить, чтобы убедиться, что с тобой всё норм. Перси по ту сторону трубки усмехается. — А что со мной могло случиться? Вчера, вон, сказали, что соревнования с какими-то серьёзными парнями будут на следующей неделе, так что мне и нельзя, чтобы со мной что-то случалось. — Это хорошо. — Как всегда развёл панику из ниоткуда, теперь сидишь и переживаешь. Ладно, у меня сейчас урок, позвоню перед сном. Пока. — Ага. Пока! Звонок завершается, и Гроувер тут же думает, что если вернётся когда-нибудь в Нью-Йорк и встретит Лео — ему не жить. GroverUnWd: Не, он сказал, что всё норм. Наверное, вы обознались. LeoHoyBoy: Ну, я лично не видел, говорю, что мне просто сказали. Может и обознались. До следующего дня они больше не списываются, и Гроувер чувствует себя поистине умиротворённо, зная, что они с Перси всё ещё доверяют друг другу и могут рассказать обо всём, что угодно. Но в тот день крохотная крупица сомнения и страха вместе с новым сообщением от Лео проникла глубоко в его душу и больше никогда не покидала. Выпускные экзамены после девятого класса Гроувер в своей жизни ненавидел больше всего. Они сдавали экзамены в конце каждого учебного года, но именно после девятого класса, чтобы испортить ученикам жизнь, задания становились невероятно сложными. Ундервуд настолько погряз в учёбе, что времени у него порой не хватало даже на то, чтобы нормально поспать, чего уж говорить о выходе в интернет? На самом деле, в интернете он во время подготовки к экзаменам не нуждался более так сильно, нежели обычно, так как Лео, точно такой же троечник, как и он, почти не выходил на связь. С Перси в последний раз они общались очень давно: около полугода назад, и это очень напрягало первое время, так как с момента переезда Гроувера прошло уже два года, и они ещё ни разу не обрывали общение до этих пор. К счастью, месяц назад другу всё же удалось дозвониться до Гроувера, правда говорил он не много, не так громко, как обычно, и диалог их продлился не более двадцати минут. Он сказал, что так внезапно исчез, потому что его мама уволилась с работы, и всё это время у них не было возможности оплатить интернет-связь, а звонки в другой штат обошлись бы слишком дорого. Перси даже на подработку устроился, чтобы хоть как-то финансово помочь маме. Сказал, что на днях у него снова появится нормальный интернет, и они продолжат общаться, как ни в чём не бывало. А Гроувер продолжал ему верить, поэтому с нетерпением ждал заветного звонка от лучшего друга. Конечно, в его городе было много хороших ребят, у него появилось много друзей, но ни с кем он не чувствовал того душевного, что ли, родства, которое так хорошо ощущалось, когда он был рядом с Перси. Он не думал, что когда-нибудь у него появится более лучший друг, чем Перси Джексон, и всё ещё каждый день продолжал просыпаться в три часа ночи в ожидании традиционного «ночного созвона» по видео. В один из дней, ничем не отличающихся от всех остальных, Гроувер сидел в школьной библиотеке и битый час безуспешно пытался запомнить хоть одну строчку из биографии какого-то там знаменитого поэта двадцатого века. Иногда он отрывался от своего занятия, чтобы ответить на сообщение своей бывшей однокласснице Можжевелле, которая ему всё ещё так сильно нравилась, но в остальном он надеялся, что не откинется от скуки. Ундервуд так бы и продолжал делать вид, будто разбирает хоть слово из этой наискучнейшей книги, если бы не внезапно зазвонивший телефон. «Говорил же, что я занят, я сдаю литературу, и ничего о ней не знаю, мне не до людей сейчас вообще». — с раздражением думает он и собирается предъявить это как претензию тому, кто посмел его побеспокоить, но, увидев имя звонившего контакта, так и замирает на месте, почти не моргая. Входящий звонок от абонента «Перси, мой идиот лучший друг, Джексон». Помотав головой из стороны в сторону, словно это помогло бы избавиться от ненужных мыслей и оправиться от шока, Гроувер пальцем трясущейся от предвкушения руки нажимает на кнопку «принять» и тут же, создав импровизированную подставку из первых попавшихся под руку учебников, ставит на неё смартфон. — Вааа, ты живой, — радостно протягивает Ундервуд, изо всех сил стараясь не повышать голос. — Сам в шоке, — отвечает ему большой серый экран с вертящимся колёсиком. Изображение с лицом Перси прогружается мучительно долго, и Гроувер правда верит в то, что у него были проблемы с интернетом. А когда на экране отображается до боли знакомое, но одновременно с этим сильно изменившееся за полгода отсутствия лицо, Гроуверу хочется завизжать, как девчонке-фанатке. Он ясно помнил того пухлощёкого мальчишку, с не сходящей с лица улыбкой и горящими изумрудно-зелёными глазами, а потому на миг опешил, увидев перед собой всё так же отдалённо знакомого, но уже сильно изменившегося парня. Не мальчишку, а именно парня с острыми чертами лица, взъерошенными чёрными волосами, достигающими длиной до подбородка и глубокими светло-серыми глазами. Если бы не ничуть не изменившиеся спустя время стены его комнаты, всё так же увешанные различными фотографиями и плакатами, Гроувер ни за что не поверил бы в то, что человек по ту сторону экрана — его лучший друг. — Ты где… ты как… кто… что… где, — бессвязно пытается начать предложение Ундервуд, но так и не может собрать отдельные слова в цельное предложение. — Тебя полгода не было, а не три года, что произойти успело? Кто ты, и что ты сделал с Перси Джексоном? Перси на обратной стороне начинает смеяться, и Гроувер наконец-то перестаёт чувствовать то не покидающее его все эти месяцы необъяснимое чувство тревоги. Это всё тот же слегка глуповатый и громкий Перси, и отныне всё точно будет хорошо. С начала звонка проходит несколько часов, и за это время Гроувер успевает покинуть школу, столкнуться с несколькими одноклассниками и доехать на автобусе до дома. Они с Перси делятся последними новостями, рассказывают всякие истории, успевшие произойти с ними за последнее время, и Гроувер чувствует себя так, словно не было того перерыва в общении, длящегося полгода. Словно, они созванивались ещё вчера и как обычно полчаса до ухода Перси в школу разговаривали о всякой ерунде. Но всё равно Гроувер чувствовал что, что-то изменилось. Во-первых, ему не давал покоя странный цвет глаз друга — само собой, это были контактные линзы, но разве стал бы их носить Перси, который всегда считал, что их носят только те, кому заняться нечем, и у кого времени свободного много, а нервы целые? Во-вторых, Перси говорил гораздо меньше, а отвечал спокойнее. Да, они долго не общались, и за эти полгода успело произойти многое, но видеть Перси Джексона, того самого неспокойного Перси, было крайне необычно и странно. В-третьих, когда на его часах время близилось к трём часам дня, а у Джексона уже было почти шесть вечера, тот почему-то всё ещё сидел дома. Его друг занимался плаванием, сколько себя помнил, а тренировки на протяжении многих лет всегда исправно начинались в шесть вечера. — Ой, мы заболтались походу, — говорит Гроувер, с удивлением глядя на настенные часы в своей спальне. — У тебя же тренировка начинается скоро, ты не опоздаешь? Каково же было его удивление, когда в ответ на это Перси пожал плечами и слабо улыбнулся уголками губ. — Я забыл тебе сказать об этом, — дальнейших слов Ундервуд ждёт с замиранием сердца. — Я бросил плавание. Два дня назад я ушёл из команды. Он сделал что? Гроувер не верящим взглядом сверлит экран своего смартфона, в то время как друг только цокает языком, мол: «такие дела». Нет, Гроувер просто не мог в это поверить. Посейдон, родной отец Перси, был профессиональным пловцом ранее, а теперь работает тренером по плаванию, он человек известный в своих кругах, и именно из-за отца Перси с самого детства так любил проводить время в воде. В то время, как все его ровесники боялись заходить в воду или сразу вылезали из неё, стоило им замёрзнуть, Джексон проплывал длинные для своего возраста дистанции и чувствовал себя поистине счастливым, получая награды за победы в соревнованиях. Как это — бросил? — Ты… что? — Просто подумал, что это уже не так интересно, как раньше. Перегорел временно, — Гроувер открывает рот, чтобы сказать что-то, но не успевает. — Тренер тоже сказал, что нужен отдых. Не надо заставлять. Когда снова появится желание, я вернусь, а пока отдохну. А у тебя как с волейболом? Больше они к этой теме не возвращаются.Сегодня 23:43
GroverUnWd: Перси Перси ПЕРСИ Перси Джексон Персей Джексон. ПЕРСЕЙ ДЖЕКСОН. PercyJackson: Чево тебе надо, неверный нарушитель моего сна. GroverUnWd: Я знаю, что ты не спишь. А у меня эмоции. Перси-и-и. PercyJackson: Что такое? Почему ты пишешь моё полное имя с точкой на конце? Это пугает… GroverUnWd: Перси. PercyJackson: Слушаю. GroverUnWd: Мы, кажется, переезжаем. PercyJackson: ЧеГО? Опять? Куда на этот раз? GroverUnWd: Перси. Мы возвращаемся в Нью-Йорк. Гроувер набирает последнее сообщение, не видя ничего из-за кромешной темноты и пониженной яркости на почти севшем смартфоне, и отправляет его дрожащими руками. Семья Ундервудов переехала почти четыре года назад. К жизни в новом городе все члены семьи уже давно успели привыкнуть: неплохой стабильный заработок у родителей, хорошая школа и друзья у Гроувера. Куда лучше? Они не жили так хорошо, пожалуй, никогда. Но буквально час назад, когда Гроувер только закончил делать уроки к завтрашним занятиям, родители пригласили его в гостиную на серьёзный разговор. Говорила в основном Миссис Ундервуд, ей всегда более мягко и правильно удавалось преподнести информацию сыну, чтобы не травмировать его и не сильно расстроить. А дело оказалось вот в чём: при переезде никто не учёл того факта, что в Нью-Йорке остались все остальные родственники, с которыми у Ундервудов всегда были прекрасные отношения. И спустя четыре года Мистер и Миссис Ундервуд пришли к выводу, что жить вдали от своих родителей и остальных близких людей им необычайно сложно. Таким образом, они начали обдумывать решение об обратном переезде, сильнее всего боясь того, как примет эту информацию Гроувер. Очередной переезд спустя четыре года мог негативно повлиять на него, и родители очень не хотели его травмировать. Но супруги не ожидали того, что их сын расплачется, услышав новость о возвращении в родной город. Оба родителя сразу же кинулись успокаивать ребёнка, испугавшись, что они расстроили Гроувера, но были сильно удивлены, когда тому спустя несколько минут удалось выдавить из себя сквозь слёзы тихое: — Я уже и не думал, что мы вернёмся. Я так рад. И весь следующий час они втроём обсуждали детали своего переезда, договаривались о переводе Гроувера в другую школу, решали дела с переводом Мистера Ундервуда в Нью-Йоркский отдел в месте, где он работал. Родственникам они ещё ничего не говорили, хотели сделать сюрприз по приезде, а вот Гроувер, когда все детали были обсуждены, рванул в комнату и, не обращая внимания на 6% на смартфоне, поспешил поделиться радостной новостью с Перси.Сегодня 23:45
PercyJackson: Ты чтО? GroverUnWd: ДА. PercyJackson: О БОГИ. УРА! GroverUnWd: АААААА. PercyJackson: ВЫ когда прилетаете? GroverUnWd: В конце следующей недели, если всё норм будет. Перси-и-и, я так скучаюб. PercyJackson: Через неделю свидимся! Я буду ждать!!!!!!! Людей кругом было необычайно много. Для аэропорта это не было редкостью, но огромное столпотворение на выходе, или, как это назвал дед Гроувера, который должен был за ними приехать — «человеческий муравейник» — точно не то, что после ночного перелёта хотел бы увидеть сам Гроувер. Как только самолёт начал посадку, в руках Ундервуд уже держал смартфон, ожидая полного приземления, чтобы сразу же позвонить Перси, который просил сделать это, как только они прибудут. Забрав багаж, Ундервуды двинулись в сторону выхода, где уже скопилось огромное количество людей, затрудняющих выход из аэропорта. И именно в этом месте, понимая, что толпа рассосётся ещё не скоро, Гроувер достаёт из кармана джинсов любимые старые наушники и, воткнув их в уши, по памяти набирает знакомый номер и впервые за четыре года звонит не через мессенджер, а по номеру телефона. Трубку берут после второго гудка. — Я снова тут, детка! — и плевать Гроувер хотел на прохожих, посмотревших на него в этот момент с осуждением. — Долетел? — Долетел! — Мистер Ундервуд вопросительно смотрит на сына, посчитав странным то, что он внезапно начал говорить с «самим собой», и уже когда подумал, что во всём вина стресса, заметил в его руках смартфон с именем знакомого контакта на экране и наушники в ушах. — Поверить не могу, что я так близко к тебе сейчас, но так далеко. Это типо… вау. Я дома, прикинь, Д-О-М-А. — Прикидываю, — отвечает Перси со смешком, и на фоне что-то шуршит — скорее всего, одеяло. Два часа ночи, он, должно быть, спал до его звонка. — Как долетели? Какие планы на завтра? Гроувер смотрит на рядом стоящую мать, думая, что ответить, и всё же говорит первое, что приходит в голову: — Не знаю. Наверное, завтра, уже сегодня, будем разбирать вещи, а может, завтра в школу пойду, без понятия, честно. — Планы расплывчатые, я смотрю. — Моя бы воля, я бы прямо сейчас уже к тебе домой бежал, но проблема в том, что… — Гроувер, — говорит отец, отрываясь от разговора с женой. — Если ты завтра, скорее всего, не пойдёшь в школу, это не значит, что Перси тоже должен прогуливать или недосыпать. — Вот в чём, — соглашается Гроувер, обращаясь уже к другу. — Ага, я по той же причине дома сейчас, — более поникшим голосом произносит Перси, чем в очередной раз вводит Ундервуда в недоумение. — Но высыпаюсь я ровно никогда, поэтому давай поговорим. Мне хуже не будет. И они действительно болтают до самого приезда Ундервудов в их старую квартиру. Договориться с директором школы о переводе Гроувера именно в одиннадцатый «Б» класс под классным руководством Мистера Браннера было делом сложным, но Мистер и Миссис Ундервуд люди упёртые и целей своих всегда добиваются, именно поэтому отныне Гроувер был одноклассником Перси, как и в старые добрые времена. Прекрасно понимая, как сильно сын скучал по городу и друзьям, Миссис Ундервуд решает частично помочь сыну с разбором вещей, а его на следующий же день отправляет в школу. И теперь, стоя на пороге здания старшей школы, куда ещё с пятого класса Перси и Гроувер планировали пойти вместе, Гроувер всеми силами сдерживал так и норовившую растянуться на его губах счастливую улыбку. Он и правда дома. Сейчас он действительно и в полной мере осознаёт, насколько сильно скучал по этим местам. — Гроувер Ундервуд? — слышится смутно знакомый голос откуда-то сзади, и Гроувер разворачивается. Он видит перед собой парня, что был одного роста с ним, у него были чёрные кучерявые волосы, остроконечные уши и загорелая кожа. При виде него, Гроувер больше не мог сдержать улыбки. Они никогда не виделись вживую, но у него не было никаких сомнений в том, кто это: — Лео Вальдес. Лео рассмеялся. — И правда ты, — удивлённо протягивает он, оценивающим взглядом оглядывая знакомого. Их знакомство в принципе было необычным, и более странным было, если б их встреча в реальной жизни оказалась «нормальной». Вальдес протягивает руку для рукопожатия. — А чего ты не сказал, что приезжаешь? Я бы тебя встретил! — Да мы ночью прилетели, — отвечает Гроувер, пожав чужую руку. — Я и то только Перси сказал, что прилетел, и больше никому. Но ты… Вау. Я и не думал тебя встретить вот… вот так. — Главное, что встретились — уже хорошо, — Лео смотрит себе под ноги, перекатываясь с пятки на носок. — В каком ты классе учишься теперь? Гроувер задумывается на секунду. Из головы от спонтанной встречи вылетели все мысли. — У Мистера Браннера, а ты всё ещё у Мисс Кастеллан? — Ага, — кивает Вальдес и указывает пальцем на вход в школу. — Тебя проводить до нужного кабинета? — Если тебе не сложно. Школа Гроуверу понравилась: свежий ремонт, стены выкрашены в приятный ненавязчивый цвет, расположение шкафчиков было удобным, кругом много уже знакомых лиц, некоторые учителя вели у него занятия в средней школе, после чего сменили место работы, и теперь он встретил их вновь, а потому он хорошо их знал. Лео во время небольшой экскурсии без остановки о чём-то рассказывал. Он прыгал с одной темы на тему, поведал обо всех известных ему и особо популярных слухах, о том, каких учителей стоило опасаться, а какие были более добрыми. Если бы не прозвеневший звонок на урок, Вальдес так и продолжил бы делиться всем, что ему было известно, но узнав, что у Гроувера первым уроком по расписанию была химия, лицо его резко побледнело, а глаза почти на лоб полезли от испуга, и он ускорил шаг. Учительница химии — женщина опасная. Бросив напоследок: «ещё свидимся», Лео взлохматил новоиспечённому другу волосы и побежал дальше по коридору. А у входа в кабинет химии уже стоял Мистер Браннер, новый классный руководитель Гроувера и по совместительству учитель истории. — Здравствуйте, — вежливо здоровается Гроувер и улыбается уголками губ. — Гроувер? — получив в ответ утвердительный кивок, мужчина кивает на ещё закрытую дверь и спрашивает: — Готов? — Да. Дверь открывается, но не успевает Гроувер войти внутрь помещения, как она сразу же обратно закрывается. Голоса в классе с появлением классного руководителя в то же мгновения затихают, по всей видимости, тот был для них личностью авторитетной. Из-за закрытой двери все звуки доходят до парня приглушённо: он слышит всё так, будто их с одноклассниками разделяет не одна стена, а минимум пять. — Внимание, класс. Я хочу представить вам нашего нового, вернее старого, ученика, который будет учиться с вами до конца этого учебного года. Со многими, как я знаю, он учился в средней школе, так что вы, должно быть, уже его знаете. Гроувер Ундервуд, знакомьтесь. Или же встречайте вновь. Вероятно, это было сигналом к появлению — решает Гроувер и толкает дверь, оказываясь в, о чём он до этого даже не догадывался, ужасно душном помещении. Улыбка не покидала его губ ещё с момента встречи с Лео, а потому, возможно, ему удастся произвести хорошее впечатление на своих новых одноклассников, да и на старых тоже. Половина класса сразу же радостно зашумела и поднялась со своих мест, окружая одноклассника. Остальная же половина — люди, которые не учились с Гроувером в средней школе, оставалась сидеть на прежних местах. Ундервуд радостно приветствовал своих бывших и новых одноклассников, но всё это время безостановочно искал глазами в толпе кого-то другого. Центральная парта первого ряда, которая всегда и везде принадлежала и так нравилась им с Перси, уже была занята кем-то другим, и поэтому Гроувер был крайне удивлён, наконец заметив вечно веселого и неугомонного Джексона в самом дальнем углу кабинета, чей скучающий взгляд, устремленный в окно, сейчас старательно игнорировал воцарившийся в помещении хаос. Гроувер с большим трудом выбрался из этого людского муравейника, крикнув химичке о том, чтобы продолжала урок и не заостряла на нём внимание, и подошёл к другу. Нарочито громко кашлянув, он закинул школьную сумку на парту и плюхнулся на соседний стул. Перси же не обратил на него никакого внимания, только зажмурил глаза на мгновение. А класс тем временем, почему-то, тихо посмеиваясь, наблюдал за этой сценой. — АЛЛО! Ундервуд щёлкнул пальцами перед глазами друга, и тот наконец обратил свой взор на шумящий, отвлекающий его в данный момент, объект. Гроувер ужаснулся, встретившись с другом детства взглядами. Всегда ярко светящиеся зелёные глаза были светло-серыми и поблёкшими, а кожа мертвенно-бледной, что создавало впечатление, будто рядом с ним сидит не человек, а самый, что ни на есть, настоящий мертвец. Они созванивались ночью, и то ли дело в освещении, то ли во время звонка тот выглядел иначе. А к Джексону постепенно начало приходить осознание происходящего. Его лицо тут же вытянулось, а глаза широко раскрылись от удивления. — Гроувер, привет. — неловко почесав затылок, сказал он. — Я тебя не… заметил. Ты давно тут? — Минут пять, — недовольно пробурчал Ундервуд, доставая из сумки потёртый учебник химии. В голове было слишком много мыслей, потом он обязательно будет должен взять конспекты у кого-то из класса, так как на самом занятии он сконцентрироваться был точно не способен. Не сегодня. Преподавательница с тяжёлым вздохом открыла учебник и принялась записывать на доске тему сегодняшнего урока, прервавшись ненадолго, лишь когда Гроувер громко ойкнул на весь класс. Ундервуд внимательно вглядывался в лицо ничего не понимающего Перси, равнодушно глядящего в ответ, и выражение его лица с каждой секундой мрачнело. — Ого, синяки у тебя под глазами. Вот сколько я тебе говорил не засиживаться допоздна? Если ты не высыпался, то я мог бы и пораньше тебе звонить, у нас разница во времени была всего три часа! Как мертвец, ей богу. Перси, видимо, хотел было что-то сказать в своё оправдание, но громкий кашель учительницы химии эхом прошёлся по всему классу, из-за чего разговор вынужден был прерваться. Как знал, что что-то не так. Интуиция не обманывала. А потом оказалось, что всё гораздо хуже, чем он мог себе представить.***
— Потому что он мой лучший друг, — Гроувер с вызовом смотрит в глаза Джордана, развернувшись к нему лицом и подавляя в себе дикое желание обматерить его с ног до головы. Раздражал Кан страшно сильно. Таких твердолобых людей как он ещё надо было поискать. — Нужно объяснить, что это такое? Джордан цокает языком прежде чем выдать очередной оригинальный и умный, как ему казалось, но улавливает какое-то движение за спиной Гроувера, и не говорит вовсе ничего. Только поджимает губы. — Он не поймёт, — Гроувер поворачивает голову в сторону источника звука и наконец-то видит того, на кого Джордан смотрел. Убедившись в том, что он замечен, Перси, что всё это время стоял неподалёку от них, оставаясь незамеченным из-за скрывающих его фигуру шкафчиков на повороте, неспешным шагом двигается в сторону парней с засунутыми в карманы штанов руками и, заняв место рядом с Гроувером, склоняет голову чуть набок, с лёгкой улыбкой наблюдая за тем, как эмоции от удивления до отвращения быстро сменяются на лице Кана. — Знаешь, мне было всё равно, когда ты игнорировал мои сообщения раньше. Было всё равно, когда из-за тебя пошли слухи. И мне было всё равно, когда ты сегодня позвал меня «поговорить», сказав в итоге только то, что сегодня у меня опять никого не останется. Если ты, в своём понимании, — нормальный человек, то в моём понимании ты валяешься рядом с дождевыми червями в земле. Потому что нормальный человек не станет заниматься тем, чем занимаешься ты. Джордан только ухмыляется. — Ты можешь только говорить, — насмешливо бросает он. — Суицид и суицид, а стоишь до сих пор здесь. Полностью здоровый, кстати. Ещё секунда, думается Гроуверу, и все его принципы, включающие в себя пункт о не употреблении в своей речи нецензурной лексики, полетят в глубокую яму, потому что нервы уже были на пределе. Перси молчит тоже, но не столько из-за того, что сдерживает себя от ругательств и скандалов, сколько из-за не наигранной незаинтересованности в происходящем в целом. Он знаком с Джорданом гораздо дольше, нежели Гроувер, и успел привыкнуть ко многим причудам его характера и поведения, и на провокации его он точно больше не поведётся. — Я ни слова про суицид не сказал сейчас, — просто отвечает Перси, найдя рассматривание своих ногтей более интересным занятием. — Я совсем не виноват в том, что ты зациклился на чём-то одном и теперь думаешь, что кроме того, что резаться я ничего не умею. Надеюсь, ты подумаешь над тем, что услышал сегодня и сделаешь какие-то выводы, а я не хочу здесь больше оставаться. Я хочу посмотреть, как мой друг представляет доклад. Парень кидает быстрый взгляд в сторону коридора, как бы показывая другу, что он уходит, и ровно в тот момент, когда он делает первые несколько шагов в сторону поворота в другую часть коридора, Джордан произносит следующее: — Дружить с человеком, который режется ради привлечения внимания. Я был лучшего мнения о тебе Гроувер, как жаль, что… Не раздумывая долго над ответом, Перси уже собирается выбросить какую-то язвительную фразу, как оказывается опережён Гроувером, что стоял на том же самом месте, что и ранее, но уже спиной к бывшему однокласснику. — Иди ты, Джордан, нахуй. Опешившего от шока друга Гроувер нагоняет за считанные секунды. Он улыбается ему ярко и, обхватив ладонью запястье, срывается с места, побежав прямиком к лестнице. Доклад предыдущей группы одноклассников, вероятнее всего, уже был представлен, а значит, сейчас была очередь группы, в числе которых был Лео. И Перси с Гроувером вправду стоило поторопиться, если они не хотят потом получить от друзей нагоняй за то, что «мы вот вас слушаем, а как мы, то вас нет». И никому нет совершенно никакого дела до оставшегося в коридоре Джордана Кана, который после того, как распространил о своём некогда друге более года назад некоторые слухи, упал в глазах многих учеников, и с которым отныне никто не хотел иметь дела, беспокоясь о своих секретах. Гроуверу уж точно было плевать. Потому что он был уверен в том, что Перси Джексон всё ещё — самый лучший друг, который только мог у него быть.Make me feel something, Something.