Янтарные осколки

Тема: Из жалости. Слэш, NC-17. - … не проводились! Джерард пьет третью неделю! Маневры линейной эскадры напоминают нерест! Я бы мог назвать еще причин, по которым я, как ты выразился, выдрал тебя из Ардена, Джулиан, но как по мне - и этих хватает за глаза.       Бенедикт говорил тихо и бесцветно, выражение его лица не менялось. Но человек в белом, словно эмалированном доспехе воспринимал каждый восклицательный знак как пощечину. Он знал, в глубине души знал, почему брат высказывает все это ему. И что он прав.       Только признавать это не хотелось. Слишком горько и стыдно было признавать. Поэтому Джулиан так же ровно, без единого проблеска эмоций в голосе, возражал. - И ты считаешь, что я должен решать проблемы флота? Егерь? А почему, скажем, не Флора? Ты главнокомандующий, не я. Оставь мне свою пехоту и гвардию, а сам разберись на море. - Я не приказываю тебе решать проблемы флота, не притворяйся идиотом, - процедил Бенедикт. - Я хочу, чтобы ты решил проблему Джерарда.       В точку. Именно этого рыцарь и боялся. Однако, он все еще не был готов сдаться. - Спрятать от него весь алкоголь в замке? Или в городе? А как насчет окрестных Теней? - Предположу, что ты утешишь его иначе. Ты ведь делаешь это из жалости время от времени? А теперь примени свою жалость с пользой.       Вот на этих словах Джулиан механически разворачивается и уходит. Он не оскорблен, нет. Его мало что может вывести из себя, и уж точно не правда. И не Бенедикт, который во всем прав. А тот, кто может - далеко или мертв.       Все изменилось после смерти Кейна. Последней и настоящей в череде его смертей. Дети Рилги - Кейн, Джулиан и Джерард - были самыми дружными из всех групп единоутробных детей Оберона. Вот только между адмиралами, южным и северным, существовала еще одна ниточка-связь, а вот к Джулиану ни от кого из них таковой не тянулось.       Когда Ринальдо, сын безумца-Брэнда, пристрелил Кейна, шла война, и некогда было его оплакивать. Но после победы Джулиан отпустил его, а вот Джерард не смог. Он не сразу забросил флот. Он носился между флагманами, переназначал адмиралов, не спал по нескольку ночей, срывал в крике горло… а потом приходил к Джулиану или дожидался у себя, вбивал его в ложе и трахал. Физически это было даже хорошо, ведь не только Джерард представлял в те моменты другого брата. Но у Джулиана хватало выдержки не выкрикивать имя вслух.       Главным, было, конечно, не удовольствие. Он никогда не вожделел Джерарда. Джулиан… жалел младшего брата. И поэтому приходил в его комнаты каждый раз, когда тот возвращался с моря и требовал себе вина.       Джулиан заходит к себе, чтобы снять и разложить доспех и поддоспешник. Привести в порядок себя и броню. Все это - не для того, чтобы оттянуть момент. Просто если он придет так, в своей легендарной белой броне, Джерарду будет сложнее. Да, даже возбудиться. И увидеть в нем Кейна.       Он заходит в покои брата и морщится от кислого запаха пролитого вина. Тот пьян, густые темные волосы всклокочены, борода выглядит неопрятно. Он не обращает на вошедшего внимания, и только когда Джулиан молча тянет его за предплечье, мычит и тяжело встает из-за стола. Но его тут же наполняет какая-то тугая, темная сила, глаза загораются зло, животно под немытыми прядями. Джерард перехватывает руку, дергает на себя. Джулиан не сопротивляется, когда его тащат в спальню, роняют лицом в подушку и сдергивают штаны. Он не издает ни звука, когда Джерард сует свой толстенный член почти в сухое, использовав лишь слюну. Рука держит его за бедро, а вторая уперлась в подушку у самого лица, больно прижав волосы.       Их руки похожи. Джулиану легко представлять другого, наверное, сейчас так же легко, как пьяному, убитому горем Джерарду. Сегодня совсем просто, ведь так жестко и больно. Когда адмирал трезв - все реже - он берет брата нежно, долго, медленно. Вот тогда сознание Джулиана буксует. Он просто не способен вообразить Корвина, который вел бы себя с ним так. В такие ночи он даже не пытается кончить.       А вот сейчас… Руки похожи, как похожа, наверное, была бы его животная грубость. Он ведь никогда не пробовал нормально, и едва ли попробует. Издевательская дрочка в лесу и почти изнасилование Корвина, слепого пленника - это ничтожно мало и при этом даже избыточно, чтобы представить остальное в красках.       Корвин бьет грубо, шлепая тяжелыми яйцами, но так правильно. Да? Прямо туда, он находит сразу. Ему наплевать на елозящий по простыням член Джулиана, вот еще, зачем? Никакой нежности, никогда. Пусть, он сам, ему хватит сжать и коротко двинуть рукой пару раз, и он тихо выдохнет, кончив. Не более того.       Иллюзия уже рассеивается, у обоих, и Джулиан укладывает брата на подушку. Тот засыпает еще до того, как его обмякший член выскальзывает из тела брата. Сейчас он уйдет, а завтра утром они поговорят о флоте. Да, уже утром, похмелья у амберского принца не будет. Может, будут угрызения совести, если он хотя бы вспомнит прошедшую ночь. Джулиан надеется лишь, что был сегодня не просто тенью мертвого брата, которого надели на член. А тем Кейном, что вернет Джерарда.