Когда гаснет свет

                    Вторник прошел под гнетущим давлением со стороны адвокатов и СМИ. Что бы полиция ни делала, законными методами добиться обвинения Фримена пока было невозможно, слишком хорошо знали свое дело его юристы. Любой, пусть даже мелкий, шажок за рамки, установленные законом, рисковал обернуться против полиции, а впоследствии им вполне могли предъявить встречный иск. Такая несправедливость подкосила инспекторов отдела, они ходили хмурые и озлобленные. И хотя сейчас главным «виновником» выставили Алекса, коллеги не спешили высказывать ему претензии. В управлении вообще не было ни единого человека, который бы относился к нему враждебно в данной ситуации. Мелкие дрязги, какие-то разногласия в коллективе были забыты на это время. Выплыть планировали все вместе, пока имелся хоть малейший шанс.       Лейв не обманывался. Едва ситуация станет безвыходной окончательно и бесповоротно, полиция Лондона легко выменяет судьбу одного инспектора на репутацию всего Скотленд-Ярда, и это было более чем логично. Лейв понимал, что Алексу будет плохо, если так случится, но не более. «Плохо» в этой истории означало лишь то, что он лишится работы в полиции, но, если подумать, то она ему нужна была исключительно для одной цели. Разобраться с Попрыгунчиком руками, не скованными законом, было бы проще. Намного проще. Как минимум, потому, что не пришлось бы проделывать тонны бумажной работы.       Предчувствие надвигающейся бури сдавливало горло, в сердце ворочался тяжелый ком тревоги. Он стискивал внутренности с каждой секундой все больше и больше, и вскоре даже дышать стало тяжело, практически невозможно. Это ощущение только усиливалось, пока Лейв не понял, что именно его вызывает. У него что-то было, какая-то зацепка, сути которой он пока понять не мог. Не получалось сосредоточиться.       Появление в таунхаусе Мирославы и Макса сильно облегчило жизнь и ему, и Алексу. Шум обозначал, что в доме они не одни, тьма, которая скапливалась в углах нежилых комнат, коридорах, которыми почти не пользовались, и подвале вдруг рассеялась, и это ощущалось даже физически. Страх, появившийся после нападения на дом, истаял. Веселья как такового не наблюдалось, никто не пил сверх меры, не устраивал гулянки, но появилось забытое ощущение семейного единства, и у каждого в этой странной импровизированной семье было свое место и своя роль. Из гостиной исчезли завалы бумаг, их систематизировали, и оказалось, что теперь там можно спокойно передвигаться, не рискуя налететь на очередной ящик. Разбросанная верхняя одежда вернулась в шкаф или оказалась в постирочной, а на кухне всегда были закуски, которые не нужно было добывать из пакета. Загвоздка пока была только в том, что ни Лейв, ни Алекс не привыкли смотреть под ноги, а у их нового питомца в предках точно был футбольный мяч. Уж больно часто об него спотыкались.       И вот эта семейная возня как раз и мешала Лейву сосредоточиться дома. Теперь таунхаус не спал совсем. Кто-то постоянно бодрствовал, шумел водой, иногда внеурочно пылесосом, шипел маслом или слушал музыку. Ничего необычного, но жужжание кофемашины слышалось слишком часто. Наверное, если бы кофе пришлось готовить в турке, это бы снизило потребление кофеина, так как нужно было бы потратить время на его приготовление. Гораздо проще подставить чашку под краник и ткнуть нужную кнопку. Усилий почти никаких, вот и поглощали его как воду.       Мысль зудела где-то в затылке, она скреблась, пробираясь по сознанию Лейва, стремясь выйти на свет, но, испуганная новым резким шумом, пряталась глубже, впрочем забыть о себе не давала. Тьма в сердце ее поддерживала, отдаваясь тянущей тупой болью в груди. Лейв скрежетал зубами, затыкал уши, пытаясь к ней обратиться, но пока не мог совладать со своим разумом.       Оставался только один вариант, который мог бы исправить положение. Ключи от его Лондонской квартиры были с собой. Он взял их на всякий случай, скорее машинально, чем осознанно, и вот теперь ключи пригодились. Он купил квартиру после первого года жизни в Диссе, ему нужна была официальная регистрация в городе, чтобы был физический адрес для документов в компании, в которой он числился. Жить он там не собирался, но из-за ее расположения друзья полюбили проводить там время, хотя уютной эту студию назвать было сложно.       Вечером Лейв забрал свой мотоцикл и, никому ничего не объясняя, уехал туда. Движение в городе даже в девятом часу было затруднено, но основные пробки рассосались, хотя центр все равно стоял. Пятиэтажная старая постройка стояла в двух кварталах от Трафальгарской площади, и миновать затор не получилось. Мощный «Hayabusa» недовольно всхрапывал мотором, вынужденный сдерживать свой норов в плотном потоке. Лейв мог поклясться, что у этого зверя был свой характер, и он легко передавал настроение хозяину. Думать, что это его собственное раздражение и злость, Лейву не хотелось, не сегодня. Нужен был спокойный разум, проще было оставить «недовольный» мотоцикл на парковке и, поднимаясь, убедить себя сосредоточиться, чем признать эмоции и нести их в квартиру. Легкий самообман простителен, когда есть цель, а времени на решение побочных проблем уже не оставалось.       В квартире все было так, как они с друзьями оставили более полугода назад. В единственной комнате на диване валялись обертки от каких-то снеков, в углу стояла краска, которой Лейв собирался самостоятельно покрыть подготовленные для этого стены. Окно закрывали плотные жалюзи. На кухне в картонном ящике осталась бутылка рома, а на полу валялось несколько сдувшихся шариков. Лейв сел на край здоровенного черного дивана и осмотрелся. Вместо нужного направления мысли скакнули в сторону, напомнив ему о старой болезненной ране, оставшейся после расставания с Сабуром. Тогда Лейв не думал о том, что его окружает, и если бы не друзья, в этой квартире даже диван бы не появился. Ему было настолько все равно, что он не хотел обустраивать свой быт. Сложно имитировать нормальную жизнь, когда внутри прожорливая пустота, которая поглощала все хорошее, в моменты одиночества. Сейчас он смотрел на убогий интерьер своей квартиры и думал о том, понравится ли ее расположение Сабуру. И если да, если Лейв приведет ее в порядок, захочет ли Сабур остановиться в ней, когда будет приезжать в командировки в Лондон? Лейву это было важно. Он задумался, к чему привык Сабур, чем пользуется, как живет. Если убрать диван и поставить большую кровать с добротной высокой спинкой, ему будет удобно? Или использовать просто каркас, совсем без спинки? Меньше мебели, больше визуального пространства в студии. Можно перекрыть угол, чтобы получилась небольшая гардеробная, ее должно хватить, чтобы Сабуру было куда развесить свои костюмы, а из ванной можно убрать крохотную лохань и заменить ее душем. Кухню тоже стоит переделать, поставить круглый столик и пару стульев, как раз и на балкончик выход есть, и вид из окна очень приятный, такой городской.       Лейв встрепенулся. Воспоминания о Сабуре хоть и навевали тоску – он слишком по нему скучал – но они же и позволили изгнать раздражение, немного очистив разум. Лейв лег на диван, закинул руки под голову, уставился в потолок и позволил мыслям течь в своем ритме. Первым в голову пришел образ Алекса. За него Лейв сейчас переживал больше всего, но помочь ничем не мог. В голове осталась картинка, засевшая как заноза, и как бы Лейв ни думал, почему выплыло именно это, объяснения так просто не приходили. Лейв «рассматривал» лицо Алекса, пытаясь понять, что в его чертах заставляет его вздрагивать от охотничьего азарта. Тот был красив, действительно красив, не эталонно, как модель из журналов, а по-своему, так, что, взглянув на него один раз, забыть не получалось. Правильный овал лица с выступающим узким подбородком, при этом линия челюсти казалась жесткой и мужественной. Крупный рот, именно сама линия рта казалась чуть больше, чем нужно, но это добавляло шарма, губы пухлые, но не слишком, хотя и привлекают внимание. Лейв не раз видел, как женщины завороженно смотрят на них, когда Алекс разговаривал. Печальные глаза. Когда-то Мирослава, давая определения чертам лиц каждого из друзей, сказала, что Алекс похож на печальную корову, и это не было оскорблением. Она имела ввиду грустные миндалевидные глаза в обрамлении длинных ресниц. Сейчас эти глаза были красными и воспаленными, и Алекс часто зажимал переносицу пальцами, надавливая при этом ногтями на слезники. Легкая боль позволяла ему на секунду отвлечься, чтобы не рухнуть в омут отчаяния, и он был точно на грани. Фантом Алекса повторил этот жест, и Лейв резко сел на диване. Нос. Именно эта черта сейчас заставила мысль, крутившуюся в темных уголках разума, выползти поближе к свету. У Алекса был длинный крупный нос с плоской спинкой, он довершал образ, придавая лицу твердости, нивелируя некоторые излишне мягкие черты, в то время как та же самая особенность у его кузена Чарльза казалась чужеродной, слишком тяжелой и на фоне более смазанных линий, как, например, очень слабый подбородок, смотрелась гротескно. Они были и похожи, и непохожи одновременно. Кузены, их отцы– родные братья, и общие черты передаются по отцовской линии. Лейв вызвал в памяти еще два образа. Он сравнил одного из близнецов с Садонаем, и тут общего было намного больше. Если не считать разницу в цвете глаз и волос, они были очень похожи. Какие-то линии более выражены, какие-то чуть смазаны. Но родственная связь прослеживалась. И все же мысль ускользала, терялась в потоке лиц, Лейв не мог совладать с этой кашей и снова лег на диван, пытаясь успокоиться. Нужно было выловить одно!       Через полчаса Лейв готов был взвыть. Выделить нужное не выходило, отчего нечто в голове, заставившее его приехать в пустую квартиру, стало неуправляемым. В груди, прямо под ключицами, образовался ком, а челюсти сомкнулись так сильно, что он не смог их сразу разжать. Одно лицо! Одно! Но которое?       Лейв встал и прошелся по квартире. Диван мешал, его приставной шезлонг и единственное кресло оставили прямо посреди комнаты, что делало ее визуально меньше, чем на самом деле. Лейв, задумавшись и огибая кресло в очередной раз, не заметил, как потерял направление и уперся в угол комнаты. Несколько секунд он тупо пялился на серую грунтовку, пока стянутая до нельзя пружина внутри вдруг не выстрелила, а нужное лицо не встало так же ясно, как отпечаток чьей-то руки в креме от торта на стене перед ним. Маленький напуганный мальчик лет восьми, может немного больше, плачет как раз в таком же углу, жмется к серой ободранной панели. Лейв вспомнил все кадры, на которых лицо первой жертвы Фримена было видно отчетливо. Запись без звука, и артикуляции ребенка сурдопереводчику не разобрать – он постоянно закрывал рот руками, но вот оно! Форму носа уже сейчас, в этом возрасте, видно, какая она и примерно как изменится в будущем. И глаза, вот что смущало. Это не было дефектом пленки, как решили в лаборатории, у мальчика была частичная гетерохромия, на правом глазу на светлой радужке темное пятно.       – Не может быть! – Лейв сейчас шумно дышал, кадык резко дергался, когда он пытался сглотнуть.       Это была только догадка, но ее можно проверить. Не зря он вдруг ни с того ни с сего стал думать о семейных чертах. Это бросилось в глаза, но он не осознал, за что именно зацепился. Теперь, когда дыхание постепенно выравнивалось, он чувствовал, что и темная мысль, недававшая ему сосредоточиться, тоже отступила.       Лейв достал мобильный и просмотрел не отвеченные вызовы. Их было не много, в основном от Макса, но тот соизволил написать сообщение, просто проверял, все ли в порядке, и интересовался, когда Лейв собирается домой. Ответив, что примерно через час, Лейв набрал номер из списка контактов.       –Дриззе, привет! У нас же есть программа для состаривания? Ага, да, она, – Лейв пошарил в карманах и с сожалением обнаружил, что забыл дома вейп, пускание пара помогало бы ему сосредоточиться. – Мне нужно, чтобы ты прогнала через нее фото первой жертвы и прислала мне, как бы он выглядел лет, ну скажем, в тридцать.       Лейв выслушал закономерный ответ о том, что мальчику сейчас было бы около двадцати пяти.       – Я знаю, но мне нужен именно этот возраст. А еще лучше – два разных фото, второе в сорок лет, – Лейв со свистом выдохнул воздух, слушая звонкий голос. Он не готов был сейчас объяснять, что именно его заставило выбрать именно этот возрастной промежуток, просто ждал, пока Дриззе выговорится. – И вот еще, мы выпустили этот момент из виду, но я хочу знать о родственниках Фримена. Особенно места проживания, браки, разводы и тому подобное.       

      

***

      Домой Лейв попал уже после полуночи. Город освободился от заторов, и можно было немного проветриться, почистить мысли. Таунхаус не спал. Из кухни доносился насыщенный аромат мяса со специями, Лейв даже невольно сглотнул слюну, он действительно соскучился по кулинарии Макса.       Из подвала поднялись Мирослава и Алекс с двумя лотками постиранной одежды. Они поздоровались, и Мирослава кивнула Лейву в сторону кухни.       – Мы это нюхаем уже два часа, так что, если ты сейчас же не пойдешь мыть руки, мы начнем без тебя, – сказала она, но пошла наверх.       Лейв возражать не стал, хотя после того, как увидел лицо Алекса, серое и осунувшееся, ему необходимо было его хоть чем-то порадовать, пусть даже пока это были лишь домыслы. Впрочем, он довольно быстро понял, что запрет на разговоры о работе на кухне уже не действует. На столе лежали папки с делами, даже какие-то фотографии и куски распечатанных карт.       – Что тут у вас? – Лейв присел на один из стульев подальше от плиты, чтобы не мешать Максу.       – У нас тут… – Макс задумался. – Ну, несколько идей есть, сейчас расскажем.       – У меня тоже кое-что есть, – кивнул Лейв.       Макс приподнял бровь, потом отклонился и заглянул в коридор, прислушался и заговорил тихим шепотом.       – Если есть что-то, то начинай ты, – он еще раз выглянул и продолжил еще тише. – Чарли-медвежонок давит Алекса по всем фронтам. Там армия адвокатов, и все косвенные улики исключают из дела одну за другой. После того, как ты уехал из участка, они явились в составе трех человек – старших партнеров фирмы – и потребовали открыть розыскное дело на того неизвестного, что якобы снимал дом Фримена последнее время.       – Сам Фримен и снимал, – зашипел Лейв.       – Я тоже так думаю, но у нас не получается отследить переводы. Деньги шли со счета на Кайманах, и это плохо.       – Угу, потому что вытащить что-то с безымянного счета нельзя, – закончил за него Лейв. – Его номер-то у нас есть?       – Есть, но это ничего не даст, – вздохнул Макс. – Это сложнее, чем со швейцарцами, там хоть правдами-неправдами можно имя получить. Нужна веская зацепка.       Лейв закусил губу и тоже стал вглядываться в коридор. На самом деле прошло от силы пару минут с того момента, как Мирослава и Алекс поднялись наверх, но из-за информации, жгущей язык и мозг, Лейву казалось, что они возятся там уже больше часа.       Наконец, когда сверху прекратилось копошение, и стукнула сначала одна, а потом другая дверь, послышались шаги на лестнице. Лейв запоздало подумал, что, судя по звуку, обе комнаты были на втором этаже, Мирослава и Макс занимали третий. Задумываться, что понадобилось Мирославе в его спальне, Лейв не стал. Не до этого было.       – Ну, что, ужинать-то будем? – наигранно весело спросил Алекс. Он даже улыбнулся, но Лейв ему ни на секунду не поверил. Взгляд стал больным, как у зверя, загнанного в ловушку.       – Угу, но у меня есть новости, и они могут нам помочь, – завил Лейв.       Алекс, взявшись за стопку тарелок, застыл на секунду, а потом медленно стал расставлять их, глядя исключительно в стол. Лейв понимал, что его догадки могут быть не верны, но сейчас и это может помочь. Дело выглядело как водоворот, который стремительно затягивает в свою утробу утлое суденышко под названием «полиция Лондона». Адвокаты раскручивали темные воды законов, и эти люди умели пользоваться крошечными лазейками. Всех их предусмотреть даже самый опытный прокурор не в состоянии, и получалось, что все, вообще все усилия шли насмарку. Лейв знал, что это такое: ощущение, что стены в маленькой комнате начали сдвигаться, оставляя все меньше места для маневра. Из-за того что Алекс на виду, на него это действует сильнее, он уже чувствует, что пространства нет, по нему это видно, но он борется, и пока не сдался, примет даже самую невероятную версию в разработку.       – Говорим на кухне, – постановила Мирослава.       Лейв улыбнулся уголками губ. Ее присутствие изменило позиции, позволило перебросить управление ситуацией на какого-то другого, пусть даже только пока они были дома. Она видела, как колеблется Алекс. Он жаждет услышать новость, ему это сейчас важно, как воздух. Но не хочет обременять своих друзей. Это читается слишком хорошо по его жестам, позе и тому, как на короткое мгновение блеснули радостью глаза. Мирослава умела управлять группой вне заданий, она могла заставить их собраться, организовывала их жизнь вне рабочего графика. Шахрияр правильно сделал, что прислал именно ее и Макса.       У Макса была главная отличительная черта – он мог заговорить кого-то до смерти. Его собеседник не всегда понимал, что происходит, но заражался оптимизмом и на время забывал о своих проблемах. Но, судя по ситуации, Алекс просто избегал Макса, и это было очень плохо. Вторая ставка Яра не сработала, Алекс таки успел замкнуться в себе.       Лейв решил тормошить его по максимуму. Когда из духовки появился кусок румяного мяса, покрытый коричневатой, почти карамельной корочкой, повисла пауза. Запах сводил с ума, казалось, что в густой подливе спрятан секрет смысла жизни. Завороженными глазами они следили за действиями Макса. Есть никто не начинал, пока, наконец, тарелки не наполнились всем необходимым. Даже овощи на пару вызывали неподдельный восторг. Лейв готов был признаться в любви этой тарелке со всем ее содержимым, он безумно хотел съесть все и не останавливаться, пока не увидит идеально чистую поверхность, но для вида, закинув в рот одну мини-морковку, стал рассказывать. Это точно сейчас имело большее значение для Алекса, чем еда.       – У меня есть предположение, что первая жертва Фримена – это кто-то из его родственников, – начал Лейв.       Алекс, сидевший напротив, вскинул голову и с недоверчивым прищуром уставился на него, не притронувшись к еде. Он молча ждал пояснений, вывод не был из тех, которые можно было бы назвать очевидными.       – С момента, как записи появились у нас, я не мог не думать о зацепке, но не сразу понял, что именно не дает мне покоя. Лицо мальчика сложно было оценивать с позиции холодной логики и без эмоций. Но я потом покажу вам на фото, что именно меня к этому привело.       – Сейчас покажи, – Алекс отодвинул тарелку и поставил ноутбук боком, чтобы его могли видеть все, кто сидит за столом.       Лейв вздохнул, как бы ему ни хотелось отложить именно этот момент на время после ужина, он полез в папки с фотографиями и вскоре на экране появились фотография Тейта Фримена и его первой жертвы. Лейв обвел красным те части лица, которые, по его мнению, можно было сравнивать, и чем больше он вглядывался в снимки, тем больше крепла его уверенность в собственной правоте.       – Хм… А действительно, похожи, – Мирослава подалась вперед и закусила губу, разглядывая изображение. – Но что это дает?       – Многое, – хрипло выдохнул Алекс. – Первая жертва, судя по записи, по обстановке на видео, была не запланированной. Если посмотреть на одежду ребенка, то складывается ощущение, что он пробыл взаперти пару дней. Лицо, волосы чистые, словно его помыли, а на брюках характерный след мочи. Брезгливый сукин сын его отмыл перед записью. Это единственная запись, где нет звука, а камера берет только очень маленький пятачок. Одежда у преступника обычная…       – Думаешь, на теле могут остаться следы? – Макс задумчиво смотрел на Алекса и словно не видел его, вопрос он задал скорее в воздух, чем обращаясь к кому-то.       – Если да, то за пятнадцать лет от тела почти ничего не осталось, но одежда… – Алекс снова подобрался, глаза ожили, на скулах проступил лихорадочный румянец. – Что мы знаем о родне Фримена?       – Дриззе должна была уже что-то собрать, – Лейв кликнул курсором по спящей в верхнем левом углу летучей мышке, та сразу ожила, и через мгновение загорелся индикатор камеры.       – Приятного аппетита, – послышалось из динамиков.       – Ага, спасибо, – машинально ответил Алекс. – Что ты узнала по родственникам Фримена?       – Хм… Ну, тут все сложно, –ответила Дриззе. – То, что у него довольно большая семья, титулованная даже, вы уже знаете. У него еще три брата, родители умерли, но есть бабка со стороны матери. Смерть родителей считается несчастным случаем, но у его отца Аластера Фримена лопнуло путлище, он упал с коня и свернул себе шею. Незадолго до того младшего Фримена исключили из частной школы. Пока не могу сказать за что, архивы не оцифрованы, а дела закрыты. Мать… Ну, тут все банально до нельзя. Депрессия, склонность к суициду, закономерная смерть от передозировки снотворным. Младшему сыну Тейту было девять лет.       – Значит, смерть для семьи – это нечто нормальное, – в голосе Макса звучал неприкрытый сарказм.       – Да, можно и так сказать, потому что дальше больше: старший брат Тейта Фримена, Джон Фримен погиб во время охоты в Шотландии. Свалился с утеса в реку. Тоже несчастный случай. Его место в компании занял Марк Фримен и тоже умер через пару лет, но эта смерть не криминальная. У него обнаружили рак предстательной железы, какую-то агрессивную форму, и он быстро «сгорел». Получается, что отец скончался через год после него. Остались сам Тейт и его старший брат Лукас. По завещанию вообще странная вещь. Его, судя по датам, переписали за месяц до смерти отца. По нему старший из оставшихся в живых братьев получал кучу недвижимости, включая семейное поместье, которое и считалось родовым гнездом. Тейт Фримен получил тот особняк, что вы перевернули вверх дном, квартиру в Лондоне и сравнительно небольшую сумму денег. Остальное в трастовом фонде, который оплачивал его образование.       – У Лукаса есть дети? – уточнил Алекс.       – У него был сын, – после паузы ответила Дриззе. – Вообще, единственный наследник.       – Был? – переспросил Лейв. – Всего один? Семья показалась плодовитой.       – Да. Сейчас, я пытаюсь понять, что случилось и почему он остался у него один.       – Не буду забегать наперед, но в сочетании с новыми идеями Лейва и словом «был» у меня складывается впечатление, что тут дело изначально в имуществе семьи, остальное приложилось после, – Макс подтащил к себе папку с фотографиями и снова стал рассматривать лицо мальчика.       Он не успел продолжить мысль, снова включилась Дриззе.       – О, как интересно! – с азартом заговорила она. – Лукас Фримен получил переохлаждение. В больничном листе информации о том, как это произошло, нет, но есть подозрения уже у меня лично. Короче говоря, это приобретенное бесплодие.       – Что по мальчику? – напомнила Мирослава.       – По мальчику: Питер Фримен, сын Лукаса и Кейт Фримен, пропал в возрасте девяти лет, и есть заключение о смерти.       – Как так? Насколько я помню, ребенка не могут объявить умершим, если нет останков, – нахмурилась Мирослава.       – Останки были, но пятнадцать лет назад никто не делал анализ ДНК, и его опознали по одежде, но не нашли кое-каких личных вещей. В розыскном деле значится серебряный браслет. Мальчик пролежал в болоте месяц, прежде чем его нашли и похоронили, – ответила Дриззе.       Лейв бросил быстрый взгляд на Алекса, тот сник. Если тело обнаружено, то это значило, что зацепок не осталось.       – Кстати, мать заявила, что это не ее ребенок, и даже не явилась на похороны, – снова подала голос Дриззе.– Она попала в психиатрическую лечебницу, где находится и по сей день.       – Даже если так, если тело найдено, то я уверен, что истоки стоит искать именно там, где пропал мальчик, – приободрился Алекс. – Где это, кстати?       – Нам в Кембридж, – Макс уже сидел со своим телефоном и рылся в сети. – Имение Фрименов как раз на берегу реки Кем в семидесяти километрах отсюда.       – В милях это сколько? – задумался Алекс.       – Около сорока четырех, – Макс поднял на него недовольный взгляд. – Но сию секунду мы туда не поедем.       – Почему? – у Лейва тоже взыграл азарт погони, и он готов был сорваться с места.       – Потому что на дворе ночь, все нормальные люди спят, – простая истина из уст Макса озадачивала, вызывая во взглядах собеседников растерянность и недоверие.       – Кроме того, если вы сейчас туда сунетесь, завтра же адвокаты прижмут вам хвост, – Макс закатил глаза. – Дайте мне завтрашний день.       – Хорошо, – согласился Алекс.       Лейв в недоумении на него уставился. Минуту назад Алекс готов был сесть за руль и уехать в Кембридж прямо ночью, невзирая на то, что кто-то может быть не очень рад его визиту. Комментировать такую смену настроения Лейв не стал, с этим и потом можно было разобраться.       Мирослава отвлеклась на писк второго ноутбука. Вернувшись с ним к столу, она надула губы и трагичным голосом сообщила:       – Меня арестовали, – и в этой фразе звучала неподдельная скорбь.       – Что? – Алекс опешил и заглянул ей через плечо. – Тьфу ты! Вы тоже в эту игру полезли?       – Ну да, – пожал плечами Макс. – Вы же сказали… Короче, тут такое... Дела, которые вы ведете, частично совпадают с теми, что есть в игровых сводках. Я, как «полицейский» еще не получил доступ к ним, но детали почти идентичны. Правда, пока только то, что было в реальных СМИ. Но дело даже не в этом. Дриззе посмотрела онлайн, и тут открылся интересный факт: грубо говоря, всех, кто находится в сети, просто так не вычислить. Они заходят через прокси, или сама игра их гонит через прокси.       – А зачем? – удивился Лейв.       – А что б я знал! – Макс закусил губу от досады.       – Эй! Меня арестовали, что делать-то будем? – снова привлекла к себе внимание Мирослава.       – Мира, это не та трагедия, над которой стоит убиваться, – отмахнулся Алекс.       – Нет, не скажи, – Макс усмехнулся и подался вперед. – Персонаж блокируется сразу, и ты больше не можешь создать нового. Это не баг игры, это особенность.       – Ну, так с точки зрения маркетинга такое невыгодно, отток игроков будет, – развел руками Лейв.       – Знаешь, я начинаю думать, что им и приток-то не нужен, – сказал Макс. – Игра вообще выплыла из Даркнета.       – Нелегальная?       – Двояко, – ответила Мирослава. – Компания, которая ее создала, существует только на бумаге. Ее физический офис – это какой-то подвал в нежилом доме. Судя по документам, его должны скоро снести. Истинные разработчики неизвестны. Ключи стали всплывать на таких сайтах, что я просто не могу представить, кто из их пользователей мог бы вообще хотеть играть в игры.       – Например? – кивнул Лейв.       – Например, Bloodsuckers. Сайт в Даркнете, где собираются помешанные на крови пользователи. И он не один, их много. И везде висит по паре ключей. Именно их вам Дриззе и вытащила. Некоторые ключи приходят произвольно на почту кому-то, не связанному с Даркнетом, как было с Лейвом, – Макс пожевал губу и задумался. – У нас с Мирой была идея – сделать разных персонажей и попробовать пройти тесты с учетом этого. Ну, в итоге мы взяли два диаметрально противоположных типа и получили полицейского и психа. Но, как выяснилось, у психа был еще один индикатор, с которым мы не разобрались, а когда он заполнился, оказалось, что полиция у нас на хвосте.       – Что за индикатор? – Алекс выглядел задумчивым, он посмотрел на Лейва вскользь, но стало понятно, что его эта мысль тоже зацепила.       – Что-то типа скрытности или осторожности, – ответила Мирослава. – Мы попробовали сразу поиграть в это, как в стандартный Huckandslash [1], но нас довольно быстро заметила полиция, и появился индикатор.       – Но до того с нами связался пользователь игры и предложил поговорить. Написал не в личку, как мы привыкли, а подкинул записку, – подхватил Макс. – Мы проверили, это действительно не системное сообщение. Короче, я не знаю почему, но уверен, что тут стоит поискать.       – Мне кажется, что если вы хотите в этом копаться, то имеет смысл попросить Яра помочь, – предложил Лейв. – Он-то поймет, что в опроснике такого, чтобы выдать вам лучшего психопата, раз уж вы полезли изучать эту сторону.       – «Лучший психопат»! Звучит забавно! – рассмеялась Мирослава. – Не знаю, может, это пустая трата времени, но…       – Но это позволяет нам переключаться, – подытожил Алекс уже другим тоном. Он заметно повеселел и теперь подтянул к себе тарелку с ужином.       – Все, приятного аппетита! – улыбнулась Мирослава.