***
Ещё какое-то время я читал. И съел несколько пирожных, повинуясь требованию Сергея не выдавать, кто я такой. Мистер Стамп, казалось, ушёл с головой в работу и даже не смотрел на меня, до тех пор, пока снова не явился Мик Урри. Вид у него был совершенно нервно-сияющий. То ли он чего-то радостно ждал, то ли так сильно боялся, что уже не мог не улыбаться. Мистер Стамп и на него не взглянул. — Оставь на столе и иди, — небрежно велел он. — Или что-то случилось? — Нет, шеф! — Тогда ты свободен. Мик Урри почему-то задержался, но потом все-таки скрылся, но не за той дверью, через которую вошёл. — А теперь ты, мой мальчик, подойди ко мне. Нет-нет, прямо ко мне, сюда, не нужно стоять через стол. Вот так. Скажи мне… — мистер Стамп вновь был вдохновлен. Даже почти нетерпелив. — Ты боишься темноты? — Нет. Я даже скорее люблю её, — признался я. Может быть, потому что свет дня не мог спасти меня от Сергея, я никогда не считал тьму страшной. — Да? А ты кажешься таким светлым мальчиком… Но это хорошо. Я собираюсь тебе помочь ко мне привыкнуть. Конечно, время, проведённое рядом, лучше всего: ты запомнишь мой голос и мой взгляд, может быть, сумеешь и лицо перестать считать слишком неприятным. Но этого недостаточно. Есть ещё ощущение, дыхание, запах… — он невесело улыбнулся. — Привычка победит страх, заглушит его. Все очень просто и прозрачно, так что тебе нечего бояться вовсе. Ты сядешь ко мне на колени… — Но разве вам не будет тяжело? — конечно, не стоило перебивать, но мне не удалось удержаться. Теперь и сам мистер Стамп растерялся, судя по беспомощности улыбки и резко распахнувшимся глазам. Он будто не верил услышанному несколько секунд, а затем, отведя взгляд, ответил чуть поспешно: — Нет-нет, не волнуйся. А если станет, я тебе скажу. Теперь садись. Больше тебе ничего не нужно делать, понимаешь? — Да, мистер Стамп. Это было неловко и странно, и, конечно, колени мистера Стампа были вовсе не такими широкими, прочными и мягкими, чтобы на них сидеть. И несмотря на его слова, я переживал, не наврежу ли ему. И желание мистера Стампа обнять меня поперёк груди и поцеловать с удивительной горячностью в шею, мне не помогало. Но я не успел слишком задуматься. Мистер Стамп стянул что-то со стола. — Я знаю, — мягко проговорил он, ты любопытен, как любой мальчишка. И поэтому — лишь поэтому — я не могу тебе позволить видеть. Вот почему я спросил, боишься ли ты темноты, — и не давая времени на осмысление, он… Натянул на меня тёмную, мягкую маску для сна. Все погрузилось во тьму, привычную мне, и все же другую. Тьму, где вместо пустоты, были дыхание и руки… Но я точно знал, что это не страшно. Странно, но не страшно. И конечно, я вполне понимал, что бумаг мистера Стампа мне лучше не видеть. Но почему-то, мне казалось, что во всем этом есть другой, не вполне мне ясный смысл. Может быть, он был близок к простому: пока ты не видишь, ты зависишь от тех, кто рядом. — Но ведь я легко могу её снять, — осторожно заметил я. — Можешь, — согласился мистер Стамп. — В этом весь смысл. У тебя не будет причины бояться, что что-то пойдёт не так. Если ты испугаешься, ты её снимешь. Все так просто… И так полезно. В конце концов, я знаю: многие, попавшие в твоё положение, даже не любят мужчин. Но и это не важно. Ко всему можно приучиться… Ко всему.***
Слишком привыкнуть я, конечно, не успел. Мне было неудобно, страшно за колени мистера Стампа и немного смешно, от мысли, что Сергей бы этого не вынес. Вообще, сидеть пришлось чуть наклонившись, чуть изогнувшись, чтобы мистер Стамп хоть как-то мог видеть свои бумаги. Что-либо писать он не мог бы, определенно. Время текло странно. Иногда минута тянулась вечно, а иногда я не замечал пяти. Мистер Стамп, будто держал на коленях лишь кошку, иногда рассеянно или нервно гладил или целовал меня, но как будто без следа прежних желаний. Наконец, кто-то постучал в дверь. Мистер Стамп вздохнул и стянул с меня маску. — Вставай. Возьми любую книгу, и иди в мою комнату. Тебе больше неполезно быть здесь.***
После кабинета и тьмы маски, комната показалась мне ещё неуютнее. Я подошёл к окну и сел на подоконник, не желая смотреть никуда, кроме как наружу. Пусть она была немногим лучше: серо-коричневая стена дождя так и стояла у самого стекла. Книгу я действительно взял, но не спешил её открыть. Мистер Стамп… Не скрывал беспощадности своего желания, но, почему-то меня это даже успокаивало. Наверное, потому, что он меня понял. Потому что он меня жалел и хотел утешить, хотя даже не притворялся, что не возьмёт своего. В отличие от Сергея… И потому мне не хотелось исполнять желание мистера Стампа даже ещё больше. Чем позднее, тем дольше я буду здесь. А быть здесь, конечно, не так хорошо, но и не так плохо. Немного лучше, чем дома. Здесь у меня были кусочки свободы. Мистер Стамп не мог посадить меня в чемодан. Мистер Стамп считал меня человеком. Мистер Стамп не знал, что может приказать что угодно, и я послушаюсь, если только это физически возможно. И мистер Стамп слушал меня. А кроме того, я ведь оказался один. Я так давно не был один, хотя, в то же время, был один постоянно — никто ведь не знал обо мне, а Сергей… А здесь и теперь, я мог так много. Я мог стоять, сидеть, лежать — просто так. Не ради приказа. Мне ничто не было запрещено. Я не мог лишь уйти, и все. Пускай хотя бы до утра, но я хотел сохранить это. Через полчаса в комнату вошёл Мик Урри с широким подносом, почему-то укрытым сверху полотенцем, в руках. Снова он улыбался, но был каким-то… Растерзанным. Его глаза и щеки горели. — Шеф, — его голос странно истончился, как будто Мик Урри не решался дышать, пока говорит, — велел отдать тебе это и… Предположил, что при самостоятельном изучении ты будешь лучше себя чувствовать… После. И он сдернул с подноса полотенце. И я, и Мик Урри оба ненадолго замолчали перед тем, что на этом подносе лежало. Они все были небольшими: от такого, какой мог бы быть чьим-то мизинцем, до такого, какой по толщине мог бы быть двумя средними пальцами, срощенными в один. Фаллоимитаторы. И к ним тюбик смазки. — Шеф, — снова заговорил Мик Урри, — рекомендует найти инструкции в интернете и… Не спешить. И от его голоса, от его смущения мне вдруг стало… Может быть, легче. Как будто я имел право решать. И был важен. — С вами все в порядке, мистер Урри? — спросил я даже с сочувствием. — Со мной? — он перевёл на меня какой-то полубезумный взгляд, но тут же снова стал весёлым. — Конечно. Со мной всегда порядок. — Так не бывает. — Ну почему?.. Бывает… Если очень постараться. В… Впрочем, шеф не велел мне… «стоять над душой», так что я… Пойду? — Идите, — согласился я. Он исчез, и как только это случилось, я упал на колени рядом с кроватью. Все-таки присутствие Мика Урри будто… Делало его напуганным. А меня — спокойным. Теперь же… Я был с пожеланием мистера Стампа один на один. Все, что меня спасало, это то, что мистер Стамп хотел добиться моего спокойствия, и что велел не спешить. И я не спешил. Достал телефон. Чтение информации и просмотр видео, чтобы понимать наглядно, не вызывали во мне никакого отклика. Даже негативного. Происходящее не было похоже на то, что сделал Сергей. Как будто только это мистер Стамп и хотел мне сказать.***
До вечера я так и не решился попробовать. Мне принесли ужин, а больше никто не приходил. Дождь закончился. Сергей не звонил, хотя написал множество сообщений о своих грядущих страданиях в том случае, если мистер Стамп не отпустит меня до утра. Сам мистер Стамп вернулся очень поздно и устало мне улыбнулся. Я попытался ему сказать, что сожалею, но ещё не смог, но он остановил меня жестом. — Не сейчас, мой мальчик. Я очень устал и ничто, кроме сна, мне неинтересно. Ложись и ты, уже поздно. Я забрался к нему. Одеяло здесь было одно, но такое большое, что можно было лежать на разных сторонах постели и все равно не хвататься за краешек. И тем не менее, мистер Стамп лёг так и так притянул меня, что мы почти соприкасались. Прежде, чем он совсем уснул, я спросил беззвучно: — Мистер Стамп, но что же все-таки… Такого в Серебряном мальчике? А он совсем устало засмеялся и ответил: — Когда-нибудь, ты узнаешь. И я думаю… Я буду звать тебя его именем в моем доме.***
Утром мистер Стамп ушёл, не пытаясь меня разбудить. Я слышал, как Мик Урри принёс ему кофе и выслушивал указания на день, и как они ушли. Но сам ещё некоторое время лежал, просто потому, что имел такую возможность. А затем поднялся, чтобы вернуться к инструкциям. Казалось, это так просто повторить. Но вовсе не так просто оказалось даже при взгляде в сторону. Я унёс весь поднос с собой, в ванную. Запер дверь, скрылся за шторкой, но все равно чувствовал себя неловко. И противно. Здесь было слишком много пространства, все равно, как ни пытайся спрятаться. И будто холод ванной сам требовал от тебя сжаться и стыдиться. А стоило коснуться пальцами… Как захотелось все это бросить и бежать. Куда-нибудь. Хоть куда-нибудь. Я закрыл лицо руками и долго не мог заставить себя пошевелиться. На миг я даже был готов позвонить Сергею и просить, уговаривать, умолять его… Отказаться. Но все-таки не стал. Я знал Сергея уже четыре года. Я знал, что он только посмеётся. И ещё скажет, это самая плохая причина, чтобы ему получать проблемы с контрольными. Но и закончить я не смог. Ушел, оставив все. И еще долго не мог притронуться ни к чему, стоя у окна. День прошёл в попытках. Мистер Стамп приглашал меня снова к себе в кабинет, но ни о чем со мной не заговорил. А Сергей звонил и ругался, ведь ему пришлось прогулять, и за это на него кричала мать. К ужину… Я так и не был готов. Вместо того, чтобы снова принести ужин, сегодня слуги мистера Стампа велели мне спуститься на первый этаж. Комната, где ел мистер Стамп была маленькой и довольно спокойной. Мистер Стамп уже сидел за столом и улыбался, а рядом с ним была Кукушкина. Теперь в ней совсем ничего не напоминало о том, что она училась с Сергеем в одном классе. Разве что, холодность взгляда в мою сторону. За вечер она ни слова не сказала мне и ни слова обо мне. Зато с мистером Стампом говорила весело и оживленно. Даже нежно, как если бы он правда был ей отцом. И он смотрел на неё с такой же теплотой. Называл её своей птичкой… Мне было странно и немного грустно смотреть за ними, но почему-то неловкости при этом я не ощущал. Иногда мистер Стамп бросал взгляд на меня, и я не видел в нем ничего, что видел в глазах Сергея в тот ужасный день: ни жадности, ни возбужденной злости, ни наглой уверенности. Скорее спокойное удовольствие. Снова мне показалось, что для него смысл даже не в том, что в конце. Ему нравится то, как все к нему идёт. Сам процесс. После ужина я снова оказался в комнате мистера Стампа. И снова пытался, но так и не мог, почему-то. Я пытался убедить себя, что так нужно. Что это я, а я не могу навредить мне, пока Сергей не прикажет. Не помогало. К возвращению мистера Стампа я чувствовал полное бессилие. Но он и теперь ничего не сказал о моей скорости. Тогда я сам заговорил: — Я… Совсем не понимаю мистер Стамп, почему вы… Согласны ждать так долго. Он сложил губы в улыбке и покачал головой. — При том, что в мире много других мальчиков, которые бы с большей охотой выполнили любое моё требование?.. Я бы советовал тебе не задаваться этим вопросом. Можешь списать это на удачу. Я опустил взгляд. Трудно сказать, кому повезло: Сергею или мне. Ведь, в конце концов, любой другой… Или выбросил, или получил бы свое в любом случае. Мы снова легли, но я так и не мог быть достаточно спокоен. И спросил, пытаясь хотя бы отвлечься: — Зое тоже повезло? Мистер Стамп вздохнул и протянул руку, чтобы погладить меня по волосам. — Нет. Нет, ей не повезло, ведь её семьи больше нет, — глухо сказал он. И меня это удивило, хоть я знал, что так оно и есть. Но мистер Стамп… Не казался мне тем, кто признает жизнь в своём доме невезением. — Я забрал её, потому что она напоминает мне мою юность. Такая гордая. И как бы сладко ни щебетала, скоро она выклюет кому-нибудь глаза, — в его взгляде и в его голосе это выглядело чем-то в самом деле восхитительным. Меня же это умиление ужасало, но почему-то не отталкивало. Может быть, потому что я не мог представить Кукушкину такой, как мистер Стамп. А может вновь лишь потому, что ужас этот себя не прятал. — У меня совсем ничего не выходит… — невпопад прошептал я. — Ты наверное относишься к этому, как к задачке в школе, — совсем устало предположил мистер Стамп. — Конечно, так ничего не выйдет. Тебе не нужно думать обо мне, о времени, об усилиях. Это делают в расслабленном, возбужденном состоянии. Может быть, это очень сложно в таких условиях… Думай лучше о ком-то, кто тебя привлекает. О том, что он или она касается тебя. Я опустил взгляд. Все-таки, я не мог бы капризничать или жаловаться. Но среди людей я не знал никого, с кем хотел бы сделать такое. Представлять кого-то мне было не приятнее, чем снова пытаться в ванной… — Неужели, в самом деле, нет такого человека? — уловив эту мысль слишком просто, протянул мистер Стамп. И в этом вопросе мне слышалась почти радость. — Нет, мистер Стамп. — Никакой актрисы? — все-таки уточнил он. — Никакой прекрасной незнакомки? Никакой красавицы из детского или не очень мультфильма? Никакой грезы? Никого вовсе?.. — Нет, мистер Стамп, — может быть, любовь вообще не предназначена таким, как я. Сумел бы я когда-нибудь любить так, как любят люди, если во мне... Нет стремления к продолжению рода. — Я ещё никогда не влюблялся. Он просиял и порывисто вдруг обнял меня. И поцеловал в лоб, звонко до странности. — Тогда… — очень осторожно, но все же взволнованно прошептал он. — Тогда завтра я мог бы помочь тебе. Если хочешь. — Но разве?.. — Это будет не одно и то же, — убежденно ответил он. — Совсем не одно и то же.***
Ни ночью, ни утром, за завтраком, я не мог успокоиться, хотя и верил, что это действительно не то же самое. И даже несмотря на то, что здесь действительно мог бы отказаться. Нет. Отказ бы мне не помог. Отчасти мне даже казалось, что так будет проще. Все равно, все во мне дрожало, когда мистер Стамп вернулся со мной в комнату, а затем — завёл в ванную. — Забирайся. И не думай ни о чем. Если хочешь, закрой глаза, — мягко посоветовал мистер Стамп. Я послушался, но спокойствия так и не было, и мне вовсе не хотелось закрывать глаза. Ванная была все такой же огромной и неуютной... Сам он не раздевался, лишь закатал рукава и сел на прочный, но все же пластмассовый стул. Включил тёплую воду. Она потекла не из главного крана, а словно бы отовсюду. Окружила и обтекла меня. А мистер Стамп, спокойно улыбаясь, не сказал ничего про то, что будет. Вместо этого он заговорил со мной о мелочах. Голос его звучал так ласково, что я и сам понял: разговор нужен, чтобы успокоить, а не чтобы говорить. Мистер Стамп протянул руку, но опустил её только на мою голову, и гладил, будто рассеянно. Я и не заметил, когда его ладонь стала задевать шею и плечи. Кажется, очнулся лишь когда она скользнула по груди к животу, но это… Было скорее приятное пробуждение, чем холодное, после кошмара. И по блеску в глазах мистера Стампа я знал, что он и это видел. Он повторял то же самое раз за разом, а когда что-то совсем непривычное слетело с моих губ, склонился и поцеловал меня, так горячо, что я совсем потерялся. И я не заметил того, как это случилось. Лишь по непривычному ощущению внутри, и по тому, где была ладонь мистера Стампа. И ещё по веселью в его глазах. Я тихо охнул, но без страха и без желания сейчас же отстраниться. — Ну вот видишь, — выдохнул мистер Стамп, — все не так плохо. А теперь, продолжай сам. Я должен идти.***
Странно. Но без мистера Стампа стало как будто сложнее, и все же, не так сложно, как в самом начале. Ванная была все такой же огромной, но я вдруг понял, что в какой-то момент мистер Стамп своими словами и касаниями, и даже просто своим взглядом наполнил её целиком. А теперь я снова был один, но ещё хранил память и тепло. Я оставался в ванной, пока не привык. Пока не ощутил, что вполне могу принять любой из тех, что дал мне мистер Стамп без боли, даже легко. Но все ещё без всякого личного желания. А когда вышел, на столе нашёл несколько, кажется, очень сладких пирожных. Наверное, они должны были меня успокоить. Звонил Сергей. Жаловался на то, что уже второй день вынужден пропускать школу, потому что сам уже ничего не помнит. Что ему приходится ходить задними дворами и вообще — не отсвечивать, чтобы никто случайно не поймал его на улице, и не узнал, что вовсе он не болеет. Но он так и не решился мне велеть уйти и все бросить, так что это было неважно. Мне снова пришлось сидеть в кабинете мистера Стампа. Сам он вёл себя так, словно ничего не случилось, а я, почему-то, вместо смущения чувствовал себя спокойнее. Наконец, ближе к пяти часам, мистер Стамп сказал, совсем спокойно: — Настало время, ты так не думаешь? — Да, — согласился я. Я не мог бы сказать уверенно, что буду рад тому, что произойдёт. Но я не мог и оставаться в доме мистера Стампа вечно. И что-то теперь во мне знало, знало, а не только понимало логически, что вреда мне мистер Стамп не причинит. Что он не будет жесток, как Сергей. Что ему это было бы противно самому. — В этот раз я хочу, — склонившись к моему уху, произнёс мистер Стамп, — чтобы ты не делал ничего, пока я не скажу. И лишь затем мы вошли в его комнату. Здешний серебряный, тяжёлый холод снова окутал меня, и несмотря на руки мистера Стампа на моих плечах, мне стало как будто неприятно и страшно. — А в вашем кабинете все-таки уютнее… — уронил я. — Да? — мистер Стамп посмотрел мне в глаза с таким весёлым блеском, словно он вовсе не был мистером Стампом, властным и ужасным, способным дать все, что угодно тому, кого захочет сам, а простым мальчишкой, затеявшим шалость. — Значит, пойдём, — он стиснул мою ладонь и стремительно потянул меня из комнаты в коридор. Я успевал за ним, но полы халата — нет, и они взлетали, обнажая мои более ничем не закрытые ноги. Кабинет был тих и темен, а мистер Стамп уже запирал за моей спиной дверь. Всё-таки здесь, среди тёплых, хотя и тёмных цветов, рядом с книжными шкафами, рядом со столом, неприбранным, рядом с другим, кофейным столиком, на котором ещё оставалась кружка, было как-то спокойнее. Теплее. Безопаснее. А сам мистер Стамп здесь почти тут же вернулся к тому, каким был все время. Стал задумчивым и неспешным. Он мягко подвёл меня к дивану, невысокому, не широкому, кожаному, но укрытому тёплым пледом. — Ложись. Нет, халат можешь оставить. Ложись и… Положи ноги на подлокотник. Я не знал, для чего это нужно, но возражать не было причин, а мистер Стамп выглядел таким спокойным и довольным, что мне не было страшно. Лишь как-то неловко и странно. Я лёг так, как он просил, согнув ноги в коленях. Полы халата вновь раскрылись, стекли до бёдер. Мистер Стамп удовлетворённо выдохнул и сел со мной рядом, очень осторожно, словно боясь задеть. Он склонил голову, снова рассматривая меня, снова со всем вниманием, как если бы мог найти что-то новое, неизвестное за эти дни. Медленно погладил меня по волосам, заставляя их занять как можно больше места на диване. С них, единым движением, провел по шее и груди, заставляя халат раскрыться ещё больше. Остановился, снова лишь рассматривая. Повел дальше, по животу. Я не знал, что со мной сделалось. Что-то тихое, едва слышное слетело с губ, но оно-то почему-то обрадовало мистера Стампа сильнее всего. Он ещё немного помедлил, наслаждаясь, и словно ловя в воздухе эхо этого странного звука. А затем — ещё ниже. Но добравшись до края белья остановился, продолжая гладить и надавливать именно там. Звуки срывались все чаще, казались все громче, а мне… Будто в самом деле хотелось, чтобы он коснулся. Но этого не случилось. — Не спеши, — густо и почти ликующе проговорил мистер Стамп. И склонился, чтобы мягко и чувственно поцеловать моё колено. Я… Совсем не ждал, что могу ощущать подобное так ярко. Я вздрогнул всем телом. Это было странно и не так. Но это было хорошо. Больше поцелуев не было. Мистер Стамп снова гладил меня, теперь по ногам, не доставая лишь немного, но смотрел почему-то лишь на лицо, так внимательно, что неловкость становилась невыносимой. Наконец… Когда я думал, что больше не выдержу, он, забравшись лишь двумя пальцами с разных сторон под ткань, стянул с меня белье. И теперь я, едва закрытый халатом, был весь перед ним. Но он сам оставался в одежде. — Понимаю, — даже без моих слов ответил он, — но я вовсе не так красив, чтобы тебе на это смотреть. Ты готов, ведь правда? — словно сам он никак не относился к ответу и не знал, прошептал он. — Да… И все же, я ощутил внутри его пальцы, уверенные и скользкие от геля, прежде, чем он вошёл сам. И… В тот миг мне совсем… Совсем не вспоминался тот ужас, который показал мне Сергей.***
Наконец, мы остались лежать, хотя это было не очень удобно. Мистер Стамп, словно ему было ещё недостаточно, рассеянно гладил меня по спине. Я был спокоен, но огорчён и растерян. Вот и все. И это все, за что Сергей получит свое счастье. Кажется, оно просто того не стоит. Не стоит для мистера Стампа. И сам он сделал, кажется, все. Разве это похоже на то, чтобы я доставил ему удовольствие? Хотя он все-таки кажется таким довольным, что вопрос был бы лишним. И вместо него я задал другой, очень тихо: — Почему, мистер Стамп? Почему вы с таким терпением отнеслись ко мне? Я думал… Я для вас вещь. — Вещь, — повторил мистер Стамп, как-то отстранённо. — Да, вещь. Прекрасная, дорогая вещь. — Разве вы не были слишком нежны, если так? — Как обращаться со своими вещами — дело каждого. Но только круглый идиот стал бы швырять в стену дорогие часы. Я отношусь к своим вещам бережно. Бережно, но требовательно, так что, конечно, ты ещё отплатишь за это терпение. Стократно отплатишь. В словах мистера Стампа не было ничего особенного. Ничего доброго. Ничего… Нормального для людей. Но для меня, измученного дружбой Сергея, для меня, запертого и не знающего никакой ласки, они значили бесконечно много. И я, поднявшись на локтях, поцеловал мистера Стампа сам.***
Свет для меня всегда неожиданность. Но в этот раз, разнеженный и скованный памятью о том, что теперь казалось лучшими днями, я почти хотел сбежать от него обратно во мрак. И я не успел ничего осознать, когда услышал грубое: — Ну здравствуй, чурбан железный.