«В кастрюле каждой семьи всегда есть одно темное пятно.» © Народная китайская пословица
POV Майкл Члены моей многочисленной семьи чрезмерно эмоциональные, тонкие натуры. Тлеющие, забытые конфликты могут неожиданно разгореться с новой силой, вовлекая в высекающие искрами споры все больше и больше родственников. Немудрено, что воинствующие страсти о корейских гастролях окончательно погасли спустя долгие семь месяцев. По давней заведенной традиции мама непременно любила устраивать пышные воскресные обеды в нашем отчем доме на Хейвенхерст-авеню в Энсино. За прошедшие полгода я там ни разу не появлялся, оправдываясь захватившей утопической вереницей дел, связанных с записями и долгожданным обустройством в обновленном поместье. Откровенно говоря, отгораживался вескими причинами, дабы избежать очередного эпизода неприятных нападок от разъяренных братьев и отца. Холодный штиль порядком затянулся, и в один из теплых сентябрьских дней мне позвонила младшая сестра Джанет. – Майкл, пойми, нельзя вот наглухо спрятаться от своей семьи и ни с кем из нас не общаться. Всякий раз мама ужасно расстраивается, когда не видит своего любимого Майки на наших приемах по выходным, – удрученно вздыхала она в трубку. – В общем, мы с нетерпением ждем тебя в это воскресенье. Отказ не принимается, – строго заявила сестричка. Признаться, я безмерно обожаю наши семейные пиршества, где за одним большим столом аккумулируется вся родня Джексон. Будучи образцовой хозяйкой, намедни мама трепетно хлопочет на кухне, с волнением стараясь воплотить как можно больше кулинарных затей. Под ее зорким руководством домашние помощницы старательно натирают посуду и приборы до ослепительного блеска, разглаживают накрахмаленные скатерти и салфетки, уставляют свежие садовые цветы, идеально сервируют стол. Собравшись всем подрядом, под гастрономический аккомпанемент любимых вкусных блюд мы беззаботно болтаем и с нескрываемой любознательностью передаем последние новости из жизни друг друга; а немного погодя, с азартом принимаемся забавляться в настольные игры или дружно маршируем в домашний кинотеатр. – Хорошо, Джен, но я приду с другом, – пораздумав, сообщил с легким волнением в голосе. – Да приводи с собой хоть двадцать друзей! – звонко засмеявшись, воскликнула Джанет. – Главное – приди. Даже Ребби в этот раз приедет из Кентукки! – оповестила она радостно. – О! Правда?! – Да! Так что, с нетерпением ждем тебя. Мама обещала приготовить фаршированную индейку и напечь наши любимые пироги. Жду не дождусь все попробовать… – с манерным придыханием пролепетала она. – Эй! Ну-ка не увлекайся только! У тебя альбом совсем скоро выйдет, ты должна оставаться в форме! – саркастично цыкнул я в динамик телефонного аппарата. – Специально буду, как цербер следить за тобой. – Ладно-ладно, – услышал я застенчивый смешок. – Даже не представляешь, как мама будет счастлива видеть тебя. И, кстати, всем уже давно плевать на те гастроли с корейцами, – между прочим бросила сестра. Я откликнулся раскатистым громким хохотом. В милой телефонной беседе с Джанет мною не просто так оказался упомянут загадочный друг. По моему дьявольскому замыслу я намеревался отправиться на обед в Энсино вместе с Алексом. Затея жутко рискованная и отчасти губительно нелепа. Однако в тот период мы неизменно посвящали выходные исключительно друг другу, и мне эгоистично не хотелось отменять или переносить встречу. К тому же, не помешало бы разбавить монотонность уединенного уик-энда острым привкусом опасной запретности. На удивление Алекс восторженно принял мое столь безрассудное предложение. – Здорово! Я с превеликим удовольствием познакомлюсь с твоей семьей, – с лучезарной улыбкой промолвил он, самодовольно притягивая меня к себе. – Прошу тебя, помни: мы друзья! Никаких прикосновений, словечек, взглядов или что-нибудь в этом духе. Договорились? – предупредил я менторским тоном и для пущей убедительности шутливо погрозил ему пальцем. – Как скажешь. Ты – начальник, – игриво подмигнул Алекс.⊹──⊱✠⊰──⊹
По дороге в родительский дом во мне ворочались путаные мысли и чувства. Я кошмарно нервничал, хоть и силился держаться уверенно. Сердце загнанно билось в грудной клетке, а на лбу выступала холодная испарина. Из глубин души я отчетливо слышал надрывной голос взывающей совести. С ним я спорил, перед ним я оправдывался, я пытался его задобрить. «Эх ты, пропащий! Нет у тебя стыда» – шептал мне тот скверный голос. Подумать дико: я везу своего тайного любовника на обед к собственным родителям – ярым приверженцам строгих и принципиальных взглядов. Форменное безумие. Но, видимо, мне безбожно нравилось скользить лунной походкой по убийственному острию лезвия. Охватившее меня тревожное волнение не укрылось от проницательных глаз Алекса. Он успокаивающе-мягко сжал мою дрожащую руку и уверил, что все пройдет, несомненно, замечательно. Я переметнул лихорадочный взгляд на умиротворенный облик парня, ища в знакомых контурах толику ободрения, и отчаянно стиснул непослушными пальцами фланелевую ткань длинного рукава его рубашки. – Ты ужасный параноик, Майк! – посмеивался Алекс и снисходительно приложил ладонь ко лбу, упершись локтем в руль. – Не парься ты! Никто о нас не догадается, – забрюзжал он, сворачивая на подъездную дорожку к особняку. Дома нас ожидал радушный прием. Семья несказанно обрадовалась лицезреть меня в родных стенах спустя много месяцев после переезда. Все щедро кинулись мне на шею и, перебивая друг друга, молвили о том, как сильно скучали без меня. Особенно мама. – Майки, Майки! Боже! Ты совсем исхудал! Где ты был? Я тебя совсем не вижу. Ты даже не звонил. Где ты был?– безостановочно ворковала она, бросившись сердечно обнимать меня и умильно трепать за щеки. Под нежным натиском ее чутких объятий мои глупые страхи мгновенно схлынули. Я просто отдался течению легких, как обрывки паутины, мыслей, надеясь на благоприятный исход разворачивающейся пьески. – Мам, ты ведь знаешь, я был занят ремонтом, – ласково дотрагиваясь до ее плеча, я виновато улыбнулся. – Кстати, все почти закончено, так что, жду вас у себя в Санта-Барбаре! – торжествующе обратился к оживленно столпившимся вокруг меня членам семьи. Меж тем, переминавшийся с ноги на ногу Алекс любезно со всеми поздоровался. За радостными воплями и беспечной болтовней, к счастью, никто не удосужился поинтересоваться, кто он и почему приехал со мной. Он же интеллигентно молчал и вел себя крайне неприметно. – О, знаете, я очень рада, что у моего мальчика появляются новые друзья. Ему так тяжело с кем-то подружиться! – поприветствовав Алекса, добродушно посетовала мама. – Что вы, миссис Джексон! Для меня великая честь быть добрым другом вашего замечательного сына, – польщенно улыбнувшись в ответ, мой невозмутимый любовник галантно прикоснулся губами к маленькой, изящной руке моей матери. Она растроганно усмехалась и смущенно рдея, поправляла нарядный воротничок на своем просторном лиловом платье. Только молчаливый Джозеф подозрительно осмотрел нового гостя: он всегда так поглядывает на незнакомых людей в доме. В сей трогательный момент с легким оттенком сюрреализма я горел в адской печи запоздалого раскаяния. Моя добрая, чудесная мама не могла вообразить, что под прикрытием медленной мальчишеской улыбки ее любимого сына кроется целая выгребная яма, полная беснующихся пороков. Она не могла вообразить, что перед ней стоит с виду кроткий человек, тайно даривший греховную любовь ее сыну. Вырисовывалась на редкость гнусная трагикомедия. Однако блаженно-приподнятое настроение семьи давало мне некоторую надежду, послужившую целебным бальзамом для растерзанной в клочья совести. Наконец, все мы дружно расположились в нашей просторной столовой. Устланный белоснежной скатертью уютный стол оказался накрыт с особым изяществом: несколько вазочек с благоухающими розами, филигранные хрустальные фужеры, поблескивающие серебряные приборы по обеим сторонам тарелок, наутюженные салфетки, уставленные блюда с аппетитными закусками, салатами, пирогами и венчавшая прелестный натюрморт запеченная индейка, от манящего вида которой мгновенно текли слюнки. Алекс благодушно уселся рядом со мной: ближе к краю стола – подальше от цепких, изучающих взглядов Джозефа. Вкусная мамина еда окончательно помогла мне отвлечься, прогнав навязчивые думы за периферию воспаленного разума. Наверное, я выглядел несколько странно в глазах семьи, пестро выделяясь из общей размеренной картины: братья пришли с женами и детьми, а я заявился в компании «друга». …Родители с сестрами и братьями ничего не должны знать. Все уплетают за обе щеки, переговариваясь между собой, и полностью игнорируют Алекса. Я тоже к нему не обращаюсь. В присутствии семьи он перестает быть моим любовником. Он существует, но ровным счетом ничего для меня не значит. Он становится отыгранной картой, невероятным скандалом. Его надо стыдиться и не показывать людям. После обеда подали кофе и десерт. А ближе к смеркавшемуся вечеру братья вместе со своими семьями один за другим стали разбредаться по домам. Под бдительной опекой родительского дома из нас всех продолжала жить лишь двадцатитрехлетняя Джанет. Полный драмы неудавшийся ранний брак сестры убедил отца не выпускать ее далеко. Под его надзором она плодотворно занималась своей музыкальной карьерой. Как раз-таки в тот период с помощью менеджмента отца Джанет успешно закончила работу над альбомом «Rhytm Nation 1814» и готовила шоу-программу для мирового турне. Проведя на удивление чудесный день с моей семьей, мы с Алексом тоже засобирались. Но мама, Ребби и Джанет упорно не разделяли наших намерений. – Мы никуда тебя не отпустим! Ты целую вечность не гостил у нас. Оставайся! – настойчиво убеждала мама и под хихиканье сестер мягко толкала меня обратно на диван. – Заночуешь в своей комнате. К подобному повороту событий я оказался отнюдь не готов. Мой идеально выверенный план рисковал с громким треском провалиться. В гулком и помутненном мозгу судорожно искались спасительные предлоги для бегства. – А как же мой товарищ, мам?! – оправдательно указал я на изрядно растерянного Алекса и тут же робко аргументировал: – Мы же приехали вместе на моей машине… – Не волнуйся, Майки. Мы устроим Алекса в комнате для гостей: у нас ведь много места, – благосклонно поджав губы, отмахнулась мать. – Мы распорядимся, чтобы в комнатах все приготовили. Пойдемте, девочки, – скомандовала она сестрам. – Ну хорошо… – беспомощно пробормотал я в пустоту. Мы с Алексом остались в гостиной одни – пораженные и озадаченные. Я чувствовал себя так, словно мне сообщили, что мир на грани краха, и из всех людей для его спасения выбрали на беду именно меня – абсолютно ни для чего негодного слабака, который первым и погибнет. – Что ж, значит, остаемся, – прервав красноречивую паузу, пожал плечами Алекс. – Детка, все будет в порядке, – приближаясь ко мне с отвязной улыбкой на устах, томно прошептал он медовым голосом. – Т-с-с! Я же говорил! – возмущенно зашипел я. Мама гостеприимно проводила Алекса в подготовленную для него спальню, удачно соседствующую через стенку с моей комнатой. Джозеф давно отправился спать к себе, а мы с мамой и сестрами чинно распивали полуночный чай на кухне за душевными разговорами. – О! Хотела сказать, пока не забыла, – встрепенувшись, затараторила Джанет и потянулась к лакомому кусочку пирога. – Тут на прошлой неделе мне звонила Татьяна… – Так! – одернув, я шлепнул по ее проворной ручке. – Это уже твой четвертый кусок пирога! Я следил за тобой. Тебе уже хватит, а то скоро в тумбочку превратишься и ни в один концертный наряд не влезешь, – отчитывал я насупленную сестру. – Я еще не пробовала пирог с вишневой начинкой, – досадливо проскулила она. – Я попробую его за тебя, – безапелляционно перехватил ее кусок и мгновенно потянул в рот. – М-м-м… – с наслаждением от кисло-сладкого вкуса вишневой начинки блаженно прикрыл глаза и пустился в комплименты маме, задорно повеселевшей от нашей маленькой перепалки: – Ма-ам, ты превзошла саму себя! Так что, ты там говорила, Джен? – вновь повернулся я к недовольной сестренке. – Кстати, пирог очень вкусный! – Я вообще-то сказала, что на прошлой неделе мне звонила Татьяна! – сердито процедила Джанет. – Ах, Татьяна… – изнуренно вздохнул я, устремив на сестру тяжелый взор. – И что она там трепала? – Попросила поговорить с тобой о ней, – неуверенно ответила сестра, приподнимая брови. – О ней? В каком смысле? – переспросил раздраженно, отставив тарелку с недоеденным пирогом. – Слушайте, она просто снялась в клипе и участвовала в трех концертных номерах. Ей заплатили гонорар. Что еще ей надо-то от меня?! – я начинал откровенно беситься. Когда речь заходила о Татьяне Тамбтзен, меня буквально передергивало, – даже аппетит пропадал. Она красивая девушка, но нам совершенно не по пути по ряду веских причин. Жаль, но Татьяна перепутала вежливость с флиртом. К тому же, я не хотел больше видеть ее после той подлой выходки с поцелуем на сцене «Медисон-сквер-гарден». Она гадко подставила меня на глазах изумленной многотысячной публики. Я всего-навсего работал с Татьяной, а она нафантазировала мифические отношения со мной: назойливо присылала непристойные любовные письма, подарки, требовала встреч, названивала помощникам, теперь и до семьи добралась. Столь отталкивающее поведение с ее стороны меня угнетало и пугало одновременно. Логично, что я всячески избегал эту дамочку. – По-моему, Татьяна милейшая девушка, – осторожно вмешалась в диалог мама. – И я только буду рада иметь такую невестку. Может, тебе стоит на ней жениться? – с лукавым прищуром она посмотрела на меня. Едва ли я не подавился чаем от ее неосторожно брошенной реплики. «Чего?! Какое «жениться»?», – хотел, было, прокричать, но вовремя закусил язык. – Мам… – А что?! Мама права! Тебе пора жениться. Найди хорошую девушку и женись. Наши братья вон уже давно с семьями, – убежденно вторила Ребби. Взяв веский реванш, Джанет ехидно посмеивалась, с очевидным коварством во взгляде упиваясь моей реакцией на неуместное предложение мамы и старшей сестры. – Знаете, я сам решу, что и когда будет пора! – грозно проворчал я. – И вообще, перестаньте общаться с этой Татьяной! Она преследует меня, а вам смешно… Они действительно смеялись надо мной с плохо скрываемой иронией, а для такого параноика, как я, преследование – еще один пунктик тревожности. Мало мне других забот. Деликатно поблагодарив маму и сестер за ночное чаепитие, я поднялся в свою старую спальню. Здесь все осталось, как прежде: заправленная широкая кровать, камин, зашторенные бордовые гардины, бархатный ковер на полу и мои любимые настенные картины с развеселой гримасой Питера Пэна. Комната пробудила во мне тысячу воспоминаний. Она олицетворяла собою все, что я спешил оставить позади в стенах родного дома. Сепарировавшись от родителей, я так и не ушел из своей семьи и живу в ней, где бы ни жил на самом деле. В этой иссушенной ветрами пустыне, в этой окаменелой отцовской ожесточенности, как ни парадоксально, я больше всего уверен в себе, здесь я верю всей душой в суть и дело моей жизни – музыку. К утомленному от продолжительных партий сознанию подкрадывалась пленительная дрема. Я медленно погружался в полумрак спальни, как вдруг ощутил знакомые собственнические прикосновения на бедрах и горячее мятное дыхание на шее. – Ты что тут делаешь? – отпрянул я негодующе, во тьме всматриваясь в пылающие вожделением бездонные глаза. – Я думал, ты уже спишь… Мои слабые протесты не возымели должного эффекта – пришлось запереть дверь на ключ. Дабы нас не услышали, я включил телевизор, но Алексу все равно приходилось зажимать мне рот ладонью, заглушая несдержанные стоны. Чаша наших чувств наполнялась до краев. Благо, ванная, где мы смыли следы «преступления», удобно прилегала к моей комнате. Секс с мужчиной практически под носом строгих родителей и жгучий риск разоблачения – непередаваемая смесь дикого сладострастия. Опасность сближала нас. Что там про хождение по убийственному острию лезвия? Наутро мы с Алексом флегматично спустились к завтраку из разных комнат. Тайнопись наших роковых услад навеки сохранила моя старая постель.⊹──⊱✠⊰──⊹
Сумасшедшая ночь с Алексом в родительском особняке уверила меня в собственной несокрушимости. По-видимому, я излишне напускал фантомные страхи и напрасно опасался разоблачения. Тот семейный прием был своеобразным экзаменом для нас двоих. Что ж, мы искусно играли роль закадычных друзей, не вызывая тучи подозрений. Впредь я отпустил себя и не загонял разум в клетку мучительных терзаний. Просто наслаждался предлагаемыми обстоятельствами жизни. Но однажды моя самонадеянность сыграла злую шутку. Подобно скользкому преступнику меня подловили с неоспоримыми доказательствами «провинности». Чертовски повезло, что изобличителем оказалась гримерша Карен: она заметила плохо замаскированный алеющий засос на моей шее. Неуютно почувствовав на себе ее вопросительный взгляд, я нервно заметался, придумывая лживые уверения. – Да ладно тебе, – махнула рукой Карен. Ее темно-зеленые глаза лукаво блеснули, по губам скользнула легкая усмешка. – Можешь не оправдываться. От бархатной интонации ее фразы я испытал некоторое облегчение, а через секунду вновь страшно заволновался, как на американских горках. – Я знаю, кто оставляет эти метки у тебя на шее, и с кем ты там шепчешься по телефону, – наклонившись ближе, заговорщицки промолвила она. Мои ладони моментально вспотели, а щеки залило смущенным румянцем. Я стыдливо опустил взор в пол и единственное, что ужасно хотелось сделать – без оглядки сбежать и больше не слышать уличительные пассажи. – Его Алекс, кажется, зовут? Да? – «выстрелила в упор» Карен. От услышанного из ее уст имени моего любовника, сердце ухнуло в пятки. Истеричная паника забилась в пульсирующих венах. – Замолчи-замолчи-замолчи… – зажмурившись, умоляюще шептал я. – На мой счет не волнуйся. Никто не узнает, – поспешила она успокоить, ободрительно похлопав меня по плечу. – Ты слишком дорог для меня. Просто будь на чеку, Майкл: твои фанаты вряд-ли переживут такой удар, – многозначительно предостерегла Карен и невесомо прикоснулась спонжем к шее, затирая предательский засос. Рассуждения Карен о моих фанатах бесспорны. Каков я по правде в повседневной жизни, знали лишь самые близкие люди. Неокрепших почитателей подобные открытия могли бы досадно разочаровать. Представьте себе: какая-нибудь милая девочка из Вирджинии лет двадцати преданно слушает мою музыку, собирает плакаты и пластинки, копит деньги на концерт и всенепременно ждет по телевизору показа видеоклипа или рекламы «Pepsi». В ее кристально невинных глазах – я – воплощение идеального парня: добр, богат, знаменит, не пьет и не курит. Да к тому же, наверняка, еще и пугливый девственник, который годами ждет только ее – ту самую, с кристально невинными глазками девушку из Вирджинии. Ему даже неловко случайно произнести похабное слово «fuck». Ох, девочка моя, если бы ты знала, насколько часто я с упоением выкрикиваю по ночам сие неприличное словечко. Невзирая на оный каламбур, я безмерно искренне люблю своих поклонников. Что бы не происходило, всегда мог заручиться их поддержкой и пониманием, потому честно старался никого не разочаровывать. Они не заслуживают этого. Нет, только не они. Не заслуживают остаться с разбитыми сердцами, если им словно мокрое полотенце швырнут в лица мою неприглядную тайну.