«Насмешка – детище удовлетворенного презрения» © Люк де Клапье Вовенарг
POV Майкл В конце февраля 1991 года, вернувшись из романтического вояжа по Европе, я осмелился на еще один серьезный шаг к сближению с Алексом: предложил ему жить вместе. Моя «безрассудная» идея отозвалась у него пароксизмом резонной обеспокоенности за бесславное разоблачение откровенного характера наших отношений. Однако я искусно распалил его воображение сладкими грезами о совместном бытие, и он легко поддался. С неутомимым рвением мы принялись за поиски уютного гнездышка в закрытом районе Калабасаса. Предлагаемые маклерами варианты особняков досадно не удовлетворяли наши искомые запросы, и, поразмыслив трезво, я уговорил Алекса переехать ко мне на ранчо – в гостевой дом. Все же там беспредельно просторнее и безопаснее от любопытных, подозревающих взглядов. Кроме, пожалуй, взглядов домашней прислуги и охраны, но за пару лет мы наловчились вести себя при посторонних нарочито целомудренно. К тому же я изворотливо обезопасил наше чуткое уединение, кардинально переменив правила для служащих поместья. Окрыленный Алекс перевозил свои вещи в мой дом, а я в то же время оказывал ему творческую протекцию в известной кинокомпании. Долгие годы он мечтал реализовать свое дарование в крупных коммерческих проектах. Заветные мечты должны сбываться. Чуточку волшебства и несколько комплиментарных рекомендаций – мой великолепный любовник легко получает солидную должность саунд-продюсера. Невзирая ни на что, я по-прежнему искренне восхищен музыкальным гением Алекса. Его редкий талант был самоубийственно растрачен просиживанием в убогих рекорд-студиях, где кустарными методами записывалась вульгарная бандитская лирика малоизвестных рэп-исполнителей. Исподволь наша с Алексом новая жизнь обзавелась размеренным ритмом и порядком. Никогда прежде я не делил кров с любимым человеком. Постигаемое состояние души оказалось для меня диковинно ново, словно я переродился. Меня не покидало щемящее воодушевление вездесущих элегических размышлений. Наконец-то мы могли просыпаться вместе и лениво валяться в теплой постели, сколько нам заблагорассудится. Мы увлеченно наслаждались милыми житейскими мелочами: счастливые улыбки на сонных ликах, объятия на рассвете, нежные поцелуи, запахи любимой миндальной кожи, ребячливые брызги воды в лицо за утренним туалетом, ароматная пицца для двоих и черно-белое кино субботними вечерами. Нам невообразимо весело, легко и беспечно. …Я пламенно верил: дождь одиночества не разразится над нашим раем. Он обойдет стороной. Однажды чарующим вечером Алекс преподнес мне золотую цепочку с изящным медальоном в виде сердца, на обратной стороне которого красовалась лаконичная гравировка «I will always love you». Тронутый его неотразимой душевностью, я разрыдался от нахлынувшего прилива счастья. – Ты – все, что у меня есть, – горячо прошептал Алекс, ласково прикоснувшись к моему лицу. Впредь дорогой сердцу подарок неизменно покоился в моем кармане. Меня распирало поделиться радостью со всеми, но они не поймут, осудят. По прошествии нескольких недель после обустройства Алекса на ранчо мне поступил престранный телефонный звонок от мамы. Она отвлеченно заговаривала текущими семейными делами и неловко затягивала беседу, точно не решаясь спросить о чем-то животрепещущем. – Слышала, ты великодушно приютил своего товарища, с которым приезжал к нам в прошлом году, – робко прозвучало с другого конца провода вслед за очередной нескладной паузой. – Эм… Да! – затаив дыхание, отрывисто пробормотал в телефонную трубку и предвосхитил следующие расспросы мамы полуправдивыми объяснениями: – Алекс переживает сейчас некоторые трудности с работой и жильем, поэтому я помогаю ему. – Мой мальчик, ты такой молодец! – с облегчением услышал я материнскую похвалу. – Ты все делаешь правильно. В любом положении нужно непременно помогать людям, ведь этому я всегда учила вас. Ты – мой золотой, я обожаю тебя! Береги себя, сынок! Сердечно простившись с мамой, я долго раздумывал о загадочном гнусном кляузнике, доложившем ей о переменах в моем доме. Путаные предположения бежали по кругу сумасбродной каруселью до тех пор, пока не остановились лишь на одном имени.«Билл…».
Ну конечно! Кто же, как не он?! «Старый сексот [1]», – горько рассмеялся я мыслям вслух. Еще с давней поры моих детских лет, будучи начальником службы охраны, Брэй тепло сдружился с родителями, ведь они доверяли ему самое дорогое – безопасность сыновей. Они до сих пор поддерживают любезные отношения, и Билл частенько передает семье новости обо мне. Иронично, но отныне, когда нам с Алексом не нужно бегать тайком по гостиницам, приходилось прятаться в укромных углах поместья. В тот славный период мы обитали в собственном уютном мирке, совсем не замечая мещанских катаклизмов, сотрясаемыми досужими сплетниками. То было время цветущей бесконечной любви, – казалось, ее одурманивающее благоухание витало в воздухе повсюду. Но однажды, к вящему ужасу, некогда трепетные лепестки любви начали постепенно чахнуть. Их безжалостно вытравливала ядовитая ревность. Та еще стерва. _____________________ [1] доносчик⊹──⊱✠⊰──⊹
Середина марта 1991 года знаменовалась поистине эпохальным событием в моей многолетней артистической карьере. Ранним туманным утром в оживленном деловом нью-йоркском небоскребе легким росчерком канцелярской ручки я подписал с представителями компании «Sony» крупнейшее в истории поп-музыки соглашение на один миллиард долларов. Заветные строчки «золотого» контакта многообещающе гласили о том, что при поддержке «Sony Music», «Columbia Picture Entertainment» и «Sony Electronic Publishing» в течение последующих пятнадцати лет ваш покорный слуга запишет шесть музыкальных альбомов, примет участие в съемках фильмов и телепроектах. – А помнится, ты хотел распрощаться с этими славными джентльменами! – сардонический засмеялся Дэвид Геффен, присутствовавший на знаменательной встрече. В ответ на озадаченные переглядывания новоиспеченных бизнес-партнеров я в свойственной инфантильной манере извиняющееся улыбнулся и невинно пожал плечами. Опьяненный рассудок звенел переливистой ликующей песнью триумфа. …Как известно, чужие успехи не дарят радости. Завистливые враги, притворяясь добрыми друзьями, едва слышно ступают по пятам противника и подбирают вожделенные крошки плодов его безоговорочных побед. Они неусыпно следят за каждым шагом, страстно желая ненавистному сопернику позорного падения в зияющую бездну. Чудовищное зло таится за очень красивыми масками. Вскоре по приезду из Нью-Йорка мне доставили почтительное извещение от пиар-агентов певицы Мадонны с поздравлениями и замысловатым предложением стать ее спутником на 63-ей ежегодной церемонии «Оскар». В конце послания адресанты витиевато выражали смелые надежды на будущее плодотворное музыкальное сотрудничество. – Они просят меня побыть ее эскортом? Мальчиком по вызову, что ли?! – брюзжал я, глотая душившее возмущение, когда мой импресарио Сэнди Гэллин в своем просторном кабинете рассудительным басом зачитывал письмо сотрудников Мадонны. – Почему бы и нет? Что ты теряешь? – усмехнулся антрепренер, лукаво блеснув глазами. – Сам подумай: эта певичка-истеричка нынче весьма популярна и в свете последних событий ею запросто можно воспользоваться для нашей рекламы. Тем более рыбка сама плывет к нам в руки, – деловито изрекал он. – Пиар-роман? – запальчиво предположил я. – Зачем же так пошло? – поднявшись из-за большого кленового стола, Сэнди неспешно прошел к панорамному окну и стал задумчиво рассматривать освещенную улицу необъятного города. – Просто отведи ее в дивный ресторанчик и пообщайся с ней. Глядишь, и сработаетесь, – задорно подмигнул он. – Так что? Мне отправить им твой номер? – Отправляй, – брякнул, коротко поразмыслив. С взбалмошной девушкой по имени Мадонна Луиза Чикконе у меня сформировались изрядно запутанные отношения, в которых стоило бы тщательно разобраться. Пресловутый гештальт требовалось незамедлительно закрыть. Мы виделись лишь несколько раз: на некой закрытой вечеринке и в 1984 году перед тур-выступлением «Victory». В короткие эпизоды случайных столкновений мисс Чикконе вела себя одиозно и крайне разнузданно. Ярким мазком к портрету запечатлелся неприятный случай в грим-уборной перед вечерним представлением нашей с братьями группы «The Jacksons». Мы все беззаботно болтали и смеялись, – ничего не предвещало дурного. Внезапно Мадонна близко подошла к моему брату Рэнди и, грубо схватив беднягу за ворот сценической рубашки, беззастенчиво пыталась запихать ему в рот свой противный язык. Бестактная сцена разыгралась на глазах изумленной подружки Рэнди. Мои смятенные братья постарались сгладить острые углы безобразной ситуации, списав фамильярное поведение гостьи на глупую шутку. Однако в тот вечер осадок омерзения не растворился и характерно проскальзывал на лицах невольных свидетелей выходки. Я не считаю Мадонну гениальной певицей. Но в целеустремленности и усердном трудолюбии ей, право, не откажешь. Меня захлестнула чудовищная злость, когда в 1989 году ее несправедливо назвали «Артисткой десятилетия». Она совершенно ничем не заслужила столь престижной награды! Холодно игнорировать ее фальшивый триумф не получалось, и я донимал всех вокруг своим нудным параноидным негодованием: «Это провал, ведь я певец десятилетия! Разве нет? Разве глупые песенки Мадонны превзошли «Thriller»?». С тех времен утекло много воды. Внезапный ветер перемен подверг мои взгляды таинственной метаморфозе, и я рискнул заново познакомиться со своенравной мисс Чикконе. Наивную душу питали отрадные грезы о творческом союзничестве. Пару дней спустя до меня дозвонилась сама Мадонна. Беседа складывалась вяло: неловкая тишина в динамике заполнялась ее нервным хихиканьем и глупыми вопросами, на которые я отзывался флегматично. – Хочешь, как-нибудь поужинаем вместе? – задорно предложила она, исчерпывающе завершая столь вымученный диалог. – Можно. Давай этим понедельником в «Ivy»? – Чудненько! Моя ассистентка закажет там столик. Буду ждать тебя в восемь, – с наигранным придыханием пролепетала Мадонна на прощание. Возвращая телефонную трубку на рычаг, во мне закрадывались зловещие предчувствия, не преминувшие тотчас оправдаться. Внезапно в домашний кабинет влетел разгневанный Алекс. Его красивые черные глаза пылали воинственным огнем. Свирепый вид моего любовника заранее наносил сокрушительный удар мирным упованиям на кроткие объяснения. – Слышу, у тебя намечается свидание? С кем?! – плотно сжав кулаки, требовательно вопросил он. – Ты подслушивал меня за дверью?! – протестующе воскликнул я в качестве отвлекающего маневра, ведь лучшая защита – это нападение. – Немедленно отвечай мне! – гаркнул Алекс, сердито приблизившись к письменному столу. Каждое слово, произнесенное разгоряченными устами, дышало неприкрытой угрозой. Сверкающий меч гнева висел на жалком волоске над моей несчастной головой. Я не на шутку испугался и отчаянно пропищал: – С Мадонной!.. – С этой озабоченной психопаткой?! – надсадно завопил он и в удивлении округлил огромные глаза, сделавшиеся еще больше. – На нашей встрече настаивает мой менеджмент… – виновато развел руки в стороны. В трепетной надежде на сочувственное понимание я поведал Алексу о недавнем разговоре с Сэнди и ближайшей церемонии «Оскар», но на все мои беспомощные оправдания он нервозно сминал губы и расстроено покачивал головой. – Мне не нравится эта затея, Майкл! Я не собираюсь делать вид, что все хорошо! – проговорил он взволнованно.«Он ревнует меня…».
Настигнувшее осознание и тревожные нотки в его срывающемся голосе обманчиво вызывали легкомысленную усмешку. – Эй, ты что, ревнуешь? – всматриваясь в его поледеневший взгляд, я скомкано рассмеялся и попытался «подсластить» горькую пилюлю убогим доводом: – Это ведь просто пиар… Алекс ничего не сказал. Он с достоинством Фауста угрюмо развернулся и, громыхнув дверью, вышел из кабинета, оставив меня во власти холодной, неуютной тишины. – Я люблю только тебя, Алекс! – успел прокричать ему в след. Его вспыхнувшая эскапада неприятно изумила меня, ибо мы никогда не подвергали друг друга презрительным сомнениям и мукам ревности. Неожиданно я очутился в сюрреалистичном водовороте противоречий. Одна часть разума тешилась небезразличием Алекса, а другая – этим же и опечалилась. Ревность – самое ядовитое чувство на свете. Неосторожный шаг, и вот она – гремучей змеей заползает в отношения двух любящих людей, больно кусая обоих. Через неделю я стоял в парадной перед зеркалом и суетливо заправлял привычную красную рубашку в непривычные черные джинсы «Versace», дерзко изменив любимым «Levi’s 501». Я искоса посмотрелся в кривое зеркало надежд, и во мне разыгралось запоздалое раскаяние. Оно воплотилось через отражение в Алексе, смерившего меня пронзительной укоризной. – Что, прихорашиваешься для той буржуазной стервы? – язвительно усмехнулся он, сложив руки на груди. – Брось, – поморщился я. – Ты все преувеличиваешь. – Она мне жутко не нравится. И то, что вы задумали мне тоже жутко не нравится, – обиженно простонал Алекс и обнял меня за плечи, блаженно зарываясь носом в каскад длинных волос. – Она наверняка захочет соблазнить тебя, Майк. Я не переживу этого… – пробубнил он насуплено. – Она мне тоже жутко не нравится, – повернувшись, я озорно засмеялся и ласково глянул в погрустневшие глаза. – Тебе совершенно не о чем беспокоиться, милый. Мои пальцы потянулись к его лицу, а губы лихорадочно искали приюта на губах в глубоком спасительном поцелуе, дававшем понять, что все в порядке. – Может, ты никуда не пойдешь, а? – умоляюще заныл Алекс. – Не могу, я ведь обещал ей… – сожалеюще пожал я плечами и нежно потрепал его за щеку. – Прекрасно! А остановить войну в Персидском заливе ты ей случайно не пообещал? – иронически поинтересовался он. – Увы, это не в моих силах. – Что именно: послать Мадонну к чертям или свернуть войну? – И то, и другое. – Жаль, – тоскливо вздохнул мой меланхоличный любовник, бережно поправляя на мне воротник красной рубашки. – Что ж, детка, веди себя хорошо и скорее возвращайся домой, – велеречиво менторствовал он и приправил свои наставления увесистым шлепком по заду. На прощание я юркнул в теплые объятия Алекса, и мне очень не хотелось покидать пленительное лоно любимых рук. Но нужно было идти. Идти на неизбежную голгофу. Мое загнанное сердце гулко стучало и жалобно тянуло. Собравшись с духом, я набросил красную ветровку с нашивкой веселого морского капитана, прихватил солнцезащитные очки, шляпу и мужественно направился к выходу из дома. Предстоящий ужин с Мадонной терзал меня беспомощной мукой ожидания неизвестности. Ровно в восемь вечера я сидел за уютным столиком очаровательного ресторана «Ivy» в Западном Голливуде. Приветливый официант, стремившийся оказать исключительное внимание, любезно предложил ознакомиться с разнообразием их меню. Я опрометчиво возвестил, что жду девушку, и тогда он зачем-то мгновенно поджег свечи. «О'ке-е-е-й» – успокаивающе смиряло зарождавшуюся панику бесстрастное благоразумие. За витражными окнами ресторана толпилось скопище возбужденных фоторепортеров, и если Алекс увидит красочные снимки, где мы с Мадонной ужинаем при свечах, – мне несдобровать. Мрачные представления о громком скандале отвлекли распахнувшиеся двери, в проеме которых показалась облаченная сплошь в черное Мадонна. Она медленно проплыла в мягком свете притихнувшего зала, с любопытством изучавшего ее экстравагантный наряд. Легкое пальтецо благопристойно накрывало полупрозрачное короткое платье с кружевной юбкой, а на длинном шейном шнурке болтался поблескивающий массивный крест. – Привет! – подойдя к столику, коротко поздоровалась она и бесцеремонно сдернула с меня солнцезащитные очки. Я оторопел. – Вообще-то, у нас свидание, а я терпеть не могу, когда не вижу глаза мужчины. Ясно?«Да что эта «певичка-истеричка» о себе возомнила?».
Разразившись поистине бессмысленной тирадой, она варварски швырнула вдоль зала и вдребезги разбила мои обожаемые очки «Ray-Ban». Отвращение – вот было первое мое чувство в ответ на ее проделку, и к нему присоединилось желание смыться подальше. Неплохое начало «тихого дружеского ужина». Гости и сотрудники заведения ошарашено уставились на нашу странную парочку. От жгучего стыда чертовски хотелось провалиться сквозь землю. – И тебе привет, – оскалился я, изображая добродушную улыбку. Я намеревался поучительно продемонстрировать Мадонне достойные манеры истинного джентльмена: галантно выдвинуть стул из-за стола и помочь ей присесть. Однако она надменно отвергла мои изящные жесты, вызывающе развалившись на месте и небрежно бросив: «Сиди! Без тебя справлюсь».«О'ке-е-е-й».
Вскоре нам преподнесли меню, предлагавшее бесконечное изобилие всяких блюд, которых хватило бы на прокорм целой армии: десятки разных супов, сорок сортов устриц, аппетитные закуски, салаты, рыбные и мясные деликатесы. Удивительно, но с выбором заказа мы определились быстро. Едва нас оставили наедине, как Мадонна взялась увлеченно щебетать о церемонии «Оскар», о специально готовящемся к нему «фееричном» музыкальном номере и еще какую-то бестолковую чушь. Дабы остановить ее малосодержательный поток сознания, одобрительной улыбкой и понимающими кивками головы я уверил, что пойду с ней под руку на сие торжественное мероприятие. Наконец подоспел официант с огромным подносом, уставленным горячими блюдами и принялся возиться у стола, рачительно укладывая наполированные ложки, вилки, ножи; выказывал всяческие иные знаки заботливости, рассчитанные на то, чтобы вызвать у нас ощущение комфорта. Мы отвлеклись на еду. К несчастью, общие темы для интересного разговора иссякли еще на этапе салата. Моя компаньонка давилась новомодным органическим супом, а я смаковал вкуснейший тартифлет [1] и скучающе разглядывал фактуру клетчатой скатерти на столе. Разумеется, тихая идиллическая трапеза никак не тешила шальной нрав мисс Чикконе – вздорная душа яростно требовала торжества непотребства и скудоумия. Потому она вознамерилась разбавить монотонный вечер очередной показательной эскападой. В порыве обуявшей жажды, я потянулся к своему стакану с соком, но неожиданно Мадонна перехватила мою ладонь и, состроив самонадеянную, мерзкую улыбочку, возложила себе на грудь. – Они нравятся тебе, не так ли? – блеснув порочным взором «ведьминских» зеленых глаз, томно поинтересовалась она. – Что ты делаешь?! – гневно зашипел я и торопливо выдернул руку из ее цепких пут. – Перестань немедленно! Плутовка явно рассчитывала на иной ответ, и, не удовлетворившись столь сухим приемом, продолжила испытывать мою нервную систему на прочность. Она кокетливо подцепила средним пальцем кусочек сливочного масла из блюдца, затем невозмутимо размазала его по бледной груди и слизнула подтаявшую субстанцию, неотрывно наблюдая за реакцией. Омерзительнейшее зрелище. У меня напрочь пропал аппетит, а на ее лице отразилось пакостное выражение болезненного восторга. Чувство взаимного антагонизма усиливалось. Мадонна откровенно демонстрировала неприкрытое желание досадить. Мою миролюбивую ментальность раздражало в ней все: легкомысленная мимика, невежественные замашки, ужимки дикции и примитивность ума. Боже, лучше бы я остался дома под теплым пледом в обнимку с любимым человеком, – а не сидел здесь и не лицезрел жалкий перформанс свихнувшейся «певички-истерички». Между нами застыло долгое, тягучее молчание. – Отсюда сразу поедем в стриптиз-бар, – уныло вздохнув, безапелляционно объявила Мадонна. – Увы, я не посещаю подобные злачные заведения. Поэтому ни в какой бар с тобой не поеду, – мягко запротестовал я, хотя испытываемый мною беспомощный гнев вызывал острый порыв безобразно раскричаться на нее. – А я не собираюсь таскаться с тобой по Диснейлендам! – глупышка капризно выпучила поблекшие губы. – Какой же ты скучный, Джексон, – высокомерно хмыкнула она в мою сторону.«Я? Скучный? Ты многого обо мне еще не знаешь!».
От опрометчивых философствований мисс Чикконе мой внутренний демон разразился неестественным, страшным смехом, выразившимся очерком распутной, ленивой ухмылки на лице. Плевать, что она там думает. Я лишь молился – увы, безуспешно, – чтобы «адский ужин» поскорее завершился. Удачно припомянув, что в «Ivy» подают наивкуснейший ягодный чизкейк, столь любимый Алексом, я подозвал официанта и попросил завернуть десерт с собой. – Для твоей девушки? – в удивлении изогнув выщипанные брови, полюбопытствовала Мадонна. – Нет, это для моей мамы, – солгал я. – Она как раз гостит у меня. – Маменькин сынок, – презрительно фыркнула моя нелюбезная компаньонка. Меж тем, пока мы ожидали мой десерт и счет, к нашему столику невзначай подбежали две прелестные девчушки лет пяти-шести с трогательными воплями: – О, боже! Майкл Джексон и Мадонна! Можно ваши автографы?! Тепло улыбнувшись маленьким поклонницам, я потянулся за салфеткой, дабы расписаться на добрую память, как вдруг услышал едкое шипение Мадонны. – Идите отсюда. Оставьте нас в покое! – малышки испуганно уставились на нее. – Ва-ли-те, – процедила сквозь зубы злобная ведьма. Дети убежали от нас в слезах, а меня охватило жуткое негодование. Ну как же такое возможно?! Однако чего ожидать от женщины, сделавшей несколько абортов? – Не смей никогда так с детьми разговаривать, слышишь! – горестно бесновался я. – Заткнись! – неуклюже огрызнулась она в ответ. – Сама заткнись. Неизвестно сколько бы еще мы упражнялись в обмене крепких любезностей, но, – к счастью, – подоспел мой заказ, прилежно упакованный в премилую розовую коробочку с лентой и солидный счет. Я скоропалительно вложил наличные в расчетницу, и поторопился к выходу. Мадонна растерянно кинулась вслед за мной. Замешкавшись у парадных дверей, я деликатно пропустил ее вперед, и тут на нас обрушилась волна ослепительных вспышек от назойливых фотокамер. Пробравшись сквозь шумливую толпу к своему «Мерседесу», я радостно думал, что ужасный вечер благополучно окончен и самое страшное уже пережито. Но жестоко ошибался. – Подбрось меня домой. – Что, прости?! – порывисто обернувшись, вскрикнул я на грани возмущения. Мадонна посмотрела на меня таким взглядом, будто я публично продал ее за шоколадку. – Ну-у… – переминаясь с ноги на ногу, рассеяно протянула она. – Вообще-то, я приехала сюда с водителем и отпустила его до завтра… – Ладно, садись. – Тачку поведу я, – облачившись в прежний образ холодной «буржуазной стервы», моя горемычная спутница ультимативно указала на водительское сиденье. Весь путь мы проехали в кромешном молчании. Водила мисс Чикконе так же лихо и безрассудно, как забрасывала ноги на сцене; пару раз она проехала на красный сигнал светофора и едва не вылетела на встречную полосу. Сердце бешено подпрыгивало на каждом новом повороте. Судорожно сжимая в руках розовую коробку с чизкейком для Алекса, я смиренно молился, чтобы мы не разбились. Наконец, мой «истерзанный» автомобиль подъехал к массивным воротам ее роскошного особняка на Беверли-Хиллз. Я уже открыл рот, чтобы любезно распрощаться, но Мадонна ухитрилась опередить: – Зайдешь ко мне? – отстегнув ремень безопасности, приторно улыбнулась она и коснулась моей подрагивающей руки. – Хочу, чтобы ты проводил меня… – Хорошо, – буркнул я, нервозно дернув плечом. – Только ненадолго. – Брось ты эту коробку! Успеешь к своей мамочке! – залилась противно-звонким смехом Мадонна. Что ж, переплыв море, глупо потонуть в луже. Как однажды удачно написал Чарльз Буковски: «Если не можете быть джентльменом, так не будьте хотя бы свиньей». К величайшему удивлению, мисс Чикконе оказалась радушной хозяйкой: усадила меня на мягкий диван в довольно уютной гостиной и напоила горячим чаем с полезными душистыми травами. А после благосклонно продемонстрировала изыски щедрой домашней библиотеки. Специфичные изыски. Пред моими изумленными глазами раскинулись длинные стеллажи книг и журналов об откровенной эротике и садо-мазо (где красочно демонстрировались совершенно голые бабы, прикованные к стенам). – Обожаю жесткое порно, – восхищенно прошептала Мадонна за моей спиной и, приблизившись к уху, мечтательно добавила: – Знаешь, Джексон, я бы все на свете отдала, лишь бы увидеть твою беззащитную, нежную шейку, затянутую в кожаный ошейник с поводком…Ты бы выглядел восхитительно: такой покорный и податливый мальчик… Восхитительно… Я онемело застыл в ужасе. Горло предательски пересохло. Голова моментально переключилась в аварийный режим по спасению своей непутевой задницы. Воспользовавшись моим смятением, Мадонна хищно обступила меня и властно оттолкнула на книжные полки. Я смутно осознавал что происходит, пока отчетливо не почувствовал ее наглые, ловкие ручонки, вцепившиеся в бегунок ширинки. – Эй-эй, ты что творишь?! – взвизгнул я, грубо перехватывая ее пальцы. – Ох! Какой темпераментный! Хочешь, для начала примем ванну вместе… – прижимаясь ко мне и опаляя горячим дыханием шею, жеманно бормотала она. – Ты очень напряженный – я помогу тебе расслабиться… Почему-то в моем затуманенном воображении вспыхнула известная картина Давида [2], изображающая смерть Жана Поля Марата, жестоко заколотого ножом в ванной дворянкой Шарлоттой Корде. Уверен: меня бы ожидала подобная страшная участь. – А хочешь, я тебе отсосу? Прямо здесь… – вызывающе предложила плутовка, проворно покушаясь уже на застежку пояса. Клянусь, в тот чудовищный миг Мадонна походила на ожившего кровожадного дьявола: губы перекошены зловещей улыбкой, а обезумевшие очи блестели анафемским огнем. – Оставь меня в покое, извращенка! – завопив ей в лицо, брезгливо стряхнул с себя постылые руки и ринулся к выходу из проклятого особняка. У дверей меня догнал ее язвительный, мерзопакостный смех: – Ты что, гей?! Или же ты девственник?! – Увидимся на «Оскаре», тупая психопатка, – тихо промолвил в ответ. Оказавшись в спасительной безопасности автомобиля, я испытал диковинную усталость и не мог поверить, что призраки ночного кошмара остались позади. Отождествление себя с жертвой гнусных домогательств противно сковывало все здравые мысли. Словно в сумеречном забытье я прогнал несколько кварталов, а очнувшись, едва не врезался в бампер соседней машины. Внезапно меня заколотило в приступе истерического хохота; если отбросить в сторону мрачный флер трагизма случившегося и поразмышлять с иного угла, иронии ради замечу: в прожигании жизни нам с Мадонной равных нет: один – кавалер-неудачник, другая – горе-обольстительница. Что поделать – вселенский разум не всегда справедлив к нам, однако у него отличное чувство юмора. Домой вернулся глубоко за полночь, – истомленный и разбитый из-за всех удручающих впечатлений долгого вечера. Заспанный Алекс встретил меня на пороге и молча обнял. Алекс… Мой Алекс… Казалось, он все понял без слов. Суровый взгляд его темных глаз сверкал возмущением, а сильные и крепкие объятия пылали безнадежной страстью. Мы устроились в ночной неге кухни. Алекс колдовал над мятным чаем, меж тем как я, быстро говоря, отставая от собственного дыхания, подробно пересказывал события минувшей встречи с Мадонной. – В ресторане я ощущал себя чертовым профессором Хиггинсом [3]! Я бы сказал: Хиггинсом-лузером, потому что она напрочь игнорировала мои замечания, – буйно сокрушался я. – А как она с детьми обращается – просто возмутительно! Мегера! – Эй, профессор, может, все-таки съешь хотя бы кусочек? – Алекс заботливо пододвинул тарелку с ягодным чизкейком из «Ivy», прерывая мой патетичный монолог. – Нет! Вид растаявшего сливочного масла на ее груди подавил всякий аппетит, – скривился гадливой гримасой. – Не знаю, когда теперь смогу спокойно смотреть на еду. – М-да. Эта бешеная стерва устроила тебе настоящий триллер. Но я ведь предупреждал тебя, малыш, – принявшись уплетать десерт, хмуро изрек Алекс. – Будет честно, если ты пошлешь всех куда подальше и откажешься от посещения «Оскара» в ее сомнительной компании, – убежденно настаивал он. – Назад пути нет, – вздохнул я скорбно. – Я дал обещание организаторам, и они ждут нас двоих. Мне просто нужно пройти очередное испытание и надеяться на лучшее… Алекс отбросил льняную салфетку и близко подсел ко мне. В утешении я тихонько опустил голову к нему на плечо и прикрыл свинцовые веки, забываясь беспокойным сном. _____________________ [1] – французская картофельная запеканка. [2] – картина французского художника Жака Луи Давида. Является одной из самых известных картин, посвященных Великой Французской Революции. [3] – персонаж пьесы «Пигмалион» Бернарда Шоу.