Попробуй признать.

Шли минуты, часы, а Мисаки все не просыпался. "Я должен что-то сделать! - твердил себе Сарухико, пальцами касаясь рыжих волос, хаотично разбросаных по подушке. - Должно быть что-то, что может привести его в чувство." Тщетные попытки разбудить Яту уже который раз заканчивались неудачно: бледное тело лишь невольно содрогалось под касание чужих рук. В этой агонии прошел день. Ята не просыпался. Фушими бегал по аптекам, звонил своим знакомым, казалось, за эти дни он уже мог стать профессором в области медицины, вызубрив все препараты. Но Ята не просыпался. Глубокой ночью, когда брюнет, как обычно, сидел около кровати, Ята резко начал кричать: - Сарухико.. - с комом в горле цедил сквозь зубы рыжий, сжимая веки, с которых начанали капать слезы. - Мисаки, я тут! - нервно цеплялся в холодные ладони парня Фушими, взглядом полным надежды впиваясь в его лицо, - Мисаки, очнись! - Сару, мне больно... -шептал Мисаки и снова падал в импровизированую пропасть, ослабляя тело и позволяя горячим слезам стекать на подушку. Той ночью Фушими больше не смог заснуть. Он держал Яту за руку, он молился Богу, который, почему-то, допустил все это. Его накрыло отчаянье. Дни продолжали идти. Жизнь за окном кипела. А в комнате все оставалось прежним: Мисаки лежал под одеялом в своей черной майке, его лицо выражало гримасу боли. Фушими сидел рядом и держал его за руку. Конечно, про еду он не забывал. У Яты был здоровый рацион три раза в день, который брюнет готовил для него своими руками. Ята это ел. Сидя на руках, глотал всю кашу, которую для него делали, но он не просыпался. Рыжего можно было назвать кротом, глаза которого закрыты, но он жив. Однако Ята не был кротом, он не был жив, он не был мертв. Он парил. Так прошла неделя. Сарухико больше не смог видеть в своей квартире полуживой труп рыжика и позвонил в больницу. Яту увезли. Диагноз: шоковая кома. Срок излечения: неизвестно. /РOV Фушими. О учебе можно было забыть. Я о ней даже не вспоминал. Каждый день перед моими глазами была одна неизменная картина: Мисаки на больничной койке. И это была моя вина. Я должен что-то сделать для него. Но сделать я не смог ничего в течении всей недели. Я начал пить. Сначала по вечерам, подливая в чашку чаю 50 грамм водки, чтобы во снах перестать слышать крики Яты, которому я, черт дери, никак не могу помочь! Потом утрами, чтобы избавиться от головной боли. Потом и вовсе запивал любой повод. Я даже перестал посещать Мисаки. Мне было стыдно смотреть в глаза его родителей, его названных друзей. Я пытался отыскать Рёту. Как бы я не пытался, он как сквозь землю провалился. Это было последней каплей. Я начал верить, что никогда больше не услышу голос Мисаки. Никогда больше не почувствую его теплых губ. Я никогда. Никогда. Сильные люди тоже плачут. /Конец POV Фушими.