За задней партой

В моей жизни всё стало подозрительно стабильно — я исправно ходила на занятия, готовилась к экзаменам с Хе Соль, через день навещала Бэкхёна, регулярно созванивалась с Чанёлем и делала вид, что с трудом создаваемая родителями иллюзия счастья крайне сильно меня впечатляет. От этой видимости порядка меня уже изрядно тошнило. Хотелось остановиться посреди улицы, забраться на фонарный столб и завопить на всю улицу о том, как меня всё достало. Достало ходить в школу. Достало решать дурацкие задачи. Достало убегать от своих чувств к Бэкхёну. Достало врать Чанёлю. Достало делать вид, что я не слышу ежедневных семейных ссор. Достало притворяться, что всё в порядке, когда на самом деле всё трещит по швам. — Как дела? — привычно спросил Бэкхён в один из дней, когда я переступила порог его палаты. — Нормально, — устало вздохнула я, присаживаясь на край кровати. — Когда тебя выписывают? — Не знаю, — улыбнулся парень. — Ты мне ничего не рассказываешь! — Ты тоже! Такие диалоги меня тоже достали. Чтобы хоть немного добиться ясности в столь деликатном вопросе, я набралась смелости для разговора с Чонином. На протяжении тех двух недель, что Бэк лежал в больнице, мы с его братом не разговаривали, да и в целом старались не пересекаться. Брюнет делал всё возможное, чтобы вернуть расположение Ю Чжин, и, судя по тому, что девушка всё же пересела обратно к нему, лёд тронулся. Я подошла к Чонину во время урока физкультуры — Ю Чжин в этот день отсутствовала на занятиях, поэтому мне никто не мог помешать поговорить с парнем. Даже Ифань, обычно не отлучающийся ни на минуту, пропадал где-то на территории школы, предоставив нас самим себе. Чонин сидел в центре стадиона и задумчиво смотрел на безоблачное небо, прикрыв глаза ладонью наподобие козырька. Я неслышно подошла сзади и, не спросив разрешения, опустилась на газон. Одноклассник удивлённо покосился на меня, но через пару мгновений вновь разглядывал бескрайнее голубое полотно. — Привет, — глухо поздоровалась я. — Я хочу побыть один. Я удивлённо посмотрела на парня и поёжилась — от прежнего блистательного Чонина не осталось и следа. Сейчас передо мной сидел повзрослевший, усталый человек с потухшим взглядом. Будто он лишился чего-то безумно дорого. Или прошёл через кровавую войну. Или перестал верить в то, во что никогда не терял веры. Почему я раньше этого не замечала? — Просто скажи, — кусая губы, робко пролепетала я. — Что с Бэком? Он мне ничего не говорит о своей болезни. Но ведь его не просто так держат в клинике? — А Сон, а кто ты такая, чтобы я тебе что-то рассказывал? — без тени усмешки, поинтересовался Чонин. — Я друг Бэка. — Как по мне, так ты та, что разрушает его посильнее любого недуга. — Прости? — изумлённо уточнила я. Чонин поморщился, огорчённый осознанием того, что говорить со мной всё-таки придётся, и устало потёр виски. — Что у тебя с моим братом? — Мы друзья! — Именно поэтому ты с ним целуешься и позволяешь гладить коленки? — в лоб спросил Чонин. — Откуда ты знаешь? — отводя взгляд, покраснела я. — Да так, забрёл случайно к братцу на огонёк и стал свидетелем интимной сцены. Пришлось убираться, пока не заметили, — злобно прищурился брюнет. — Ты с ним играешь? Очень глупо. Бэк сейчас не в том положении, чтобы кто-то мог позволить себе разбить его сердце. Я нервно сжала кулаки и задумалась. Действительно, кто для меня Бэкхён? Что между нами? Явно не дружеская симпатия. Любовь это? Влюблённость? Привязанность? Желание поддержать? — Он мне нравится. С ним легко и просто, — спустя минуту, призналась я. Сидевший всё это время с закрытыми глазами, Чонин приоткрыл пушистые ресницы и усмехнулся. — Нравится? Надеюсь не так, как я или Чанёль? — О чём ты? — рассердилась я. — О том, что твоя симпатия слишком быстротечна. — Послушай! Я всего лишь хотела спросить у тебя, что с Бэком. Мне не нужна психологическая консультация! — ощетинилась я, за внешней раздражительностью пытаясь скрыть болезненную дрожь и волнение. — А я всего лишь хочу сказать, что тебе следует оставить моего брата в покое! Психанув, я резко поднялась и, игнорируя шедшего к стадиону физрука, направилась прямиком в раздевалку. Пока я торопливо переодевалась, меня упрямо душили слёзы. Хотелось со всей силы ударить кулаком в железную дверцу шкафчика, сбить в кровь костяшки и на время затмить физической болью более выматывающую — ту, что таилась на дне души огромной зловонной лужей. Домой лучше бы не приходила, честно. Не успела я переступить порог квартиры, как услышала доносившиеся из спальни крики родителей. Неужели отношения между ними испортились так резко и бесповоротно, или я была настолько глуха и слепа, что просто не замечала всего этого? Не решившись оставаться, я спустилась вниз и направилась, куда глаза глядят. Уже на подходах к парку, где мы с Чанёлем любили гулять по вечерам, мобильник завибрировал, оповещая о звонке. Как ни странно, звонил именно друг. Улыбка невольно появилась на лице, и я лишь прибавила шаг, чтобы поскорее дойти до последней свободной скамейки, не занятой мамашей с коляской или престарелой старушкой, решившей подышать свежим воздухом. — Привет, Ёль! — выдохнула я, с облегчением услышав голос парня. Он, как всегда, был необычайно шебутной и беспокойный. Перепрыгивал с одной темы на другую, задавал вопросы и сам же на них отвечал, делился подробностями своей новой жизни, интересовался моей. Не успевала я сформулировать мысль, как Чанёль уже обсуждал совершенно постороннюю тему. — Мне понравились те песни, что ты советовал, — едва успела вставить я во время недолгой паузы. — Правда?! Хип-хоп?! Он тебе понравился? — Да, я одну даже выучила, — подавив смешок, фыркнула я. — Хахаха! — загоготал Ёль. — Представляю, как ты ходишь в огромных штанах и бейсболке, повторяя «Йо! Ага! Ага!». Я улыбнулась, но вопреки маске счастья на моём лице, в уголках глаз выступили слёзы. Торопливо их стерев, я одёрнула короткий подол форменной юбчонки и прижала телефон поближе к уху, будто плохо слышала друга. — Чанни? — позвала я. — Что? — моментально посерьёзнев, отозвался он. — Мои родители, кажется, разводятся… Больше я ничего не говорила — только плакала в трубку и слушала Ёля. Потому что только он знал, что говорить и как. Лишь его слова могли меня успокоить и вселить уверенность, подарить желание жить и бороться. Уже ночью, лёжа в своей кровати и засыпая, я поняла, что не имею права вмешиваться в отношения родителей. Они взрослые и сами во всём разберутся. А я всего лишь должна их понять и принять выбор, каким бы жестоким он для меня ни был.

***

На выходных мама предприняла очередную отчаянную попытку вернуть в дом покой и понимание и сняла небольшой загородный коттедж, где, по её плану, мы должны были провести два дня, пожарить барбекю и искупаться в бассейне. Вот только всё с самого утра пошло не так. Вместо солнечной погоды, обещанной синоптиками, на город пролился дождь, который ни в какую не хотел заканчиваться. Мало того, папу срочно вызвали на работу и он мог подъехать, в лучшем случае, не раньше воскресенья. Однако, отменять поездку мы не стали. Я послушно помогла маме загрузить вещи в багажник, и мы на пару отправились по указанному в навигаторе маршруту. В предстоящем путешествии лично для себя я увидела несколько плюсов: во-первых, смена обстановки; во-вторых, по такому случаю мама лично позвонила О Хе Соль и отменила занятия; ну и, в-третьих, останься я в столице, и мне пришлось бы навещать Бэкхёна. Если на неделе я ещё могла придумать поводы, чтобы не ходить к нему, то в выходные всё было гораздо сложнее. Я уже сбилась со счёта, подсчитывая, сколько раз мысленно проклинала себя за разговор с Чонином. Лучше бы не подходила к нему, честное слово. Ведь он не только ничего по делу не сказал, так ещё и заставил почувствовать себя последней дрянью, нагло игравшей чувствами его брата. Теперь я действительно была не уверена в своём к нему отношении. Кроме того, причиняя боль Бэку, я и своё сердце резала острой бритвой, беспорядочно проводя ей по старым, ещё толком не зажившим шрамам. — Пристегнись, А Сон, — скомандовала мама, притормозив на очередном светофоре. Я молча выполнила её приказ и уставилась в залитое дождём окно. Как не прискорбно это звучит, но мы с мамой никогда не были подругами. Я вечно делилась всем с Чанёлем, у него же спрашивала совета и просила помощи. А когда он уехал, начала во всём разбираться сама. Пусть скверно, но я стараюсь. А мама… Я не представляю, как можно рассказать ей о своих проблемах. Она либо в психушку меня сдаст, либо решит, что мои переживания и яйца выеденного не стоят. Ни тот, ни другой вариант меня не устраивали, поэтому я деликатно молчала, не вторгаясь при этом ни в её отношения с папой, ни посвящая в свои дела. Когда мы подъезжали к выезду из города, на телефон пришла смска от Бэка. «Ты дуешься на что-то? Я не видел тебя целую вечность!» Я закусила губу и хотела уже спрятать телефон в карман, как внезапно передумала и набрала ответ. «Мы с родителями уехали за город. Я приду к тебе в понедельник. Что ты хочешь?» «Увидеть тебя». И, через минуту, вдогонку. «Здесь скучно. В окно стучит дождь. Коридоры пустые. Я будто в плену у одиночества. И меня тошнит от этой тишины». Рвано глотнув воздух, я отвернулась к окну и торопливо смахнула слезу. Сердце билось, будто пойманная в тиски пташка, и я никак не могла утихомирить его метания. От одной мысли, что Бэк — всегда непосредственный и неунывающий, пишет мне столь страшные вещи, становилось дурно. Он был в плену у депрессии. И во многом это случилось благодаря мне. Плевать на слова Чонина и на собственные размышления. Я нужна Бэкхёну и буду рядом с ним. Потому что не имею права заставлять его страдать. И сама тоже не хочу мучиться, представляя, каково ему сейчас. «Я скучаю по твоим губам, Бэкхённи». Пусть наивно и глупо до ужаса, зато счастливая улыбка на лице и волнительное ожидание ответа. «Пф, А Сон, они обиделись! Так что тебе придётся постараться, чтобы заслужить их благосклонность…» Я едва сдержала смех и уже принялась строчить сообщение, как мама резко ударила по тормозам, а я с визгом едва не впечаталась в лобовое стекло. Мобильник упал куда-то под ноги, но я, боясь пошевелиться, продолжала сидеть в неестественной позе. Услышав какой-то хрип, испуганно повернула голова и увидела беззвучно рыдающую маму, закрывшую ладонями лицо. — Ты чего, ма? — испуганно пролепетала я. — Не могу больше… Устала… — всхлипывала она, упорно отворачиваясь от меня. Ехавшие за нами машины принялись отчаянно сигналить, но вскоре не выдержали и стали аккуратно объезжать. Я же, сидя в прохладном салоне, со всех сторон окружённая завесой дождя, медленно умирала, глядя на плачущую маму. Она никогда не унывала, не показывала усталости, редко пребывала в плохом настроении. А сейчас она рыдала, а я сидела истуканом и не знала, что делать. — Мама, не надо, — попросила я, легко дотронувшись до её плеча. — Успокойся, пожалуйста. — Да-да, всё хорошо, — поспешно кивнула она, вытирая рукавом толстовки мокрые щёки. — Может, вернёмся домой? Купим по дороге мороженого, я пожарю мясо в духовке, и мы все вместе поужинаем, а потом посмотрим какой-нибудь фильм. Как тебе? — Давай! — улыбнулась я. — Только, чур, клубничного! — По рукам! — рассмеялась мама. И хоть мы и попали в пару внушительных пробок, на нашем настроении это не сказалось. Мы слушали радио, обсуждали фильм, который можно посмотреть, а потом битый час слонялись по супермаркету, набивая тележку едой. Мама улыбалась и это было самое главное. И пусть мы не подруги, но пока она счастлива, я понимаю, что всё в моей жизни идёт правильно. Наши мамы не должны плакать и расстраиваться. А мы всегда должны их поддерживать и любить. — Папин телефон недоступен, — проворчала я, когда мама заворачивала в наш двор. — Придётся сумки на себе тащить! — Возьми пару пакетов и поднимись. Может, он уже дома? — глуша мотор, заметила мама. Я послушно взяла часть продуктов и, накинув капюшон, быстро добежала до крыльца. Изрядно промочив ноги, всё же оказалась в спасительной сухости подъезда и, игнорируя лифт, весело запрыгала по ступенькам. Открыв дверь своим ключом, неслышно шагнула в квартиру и едва не растянулась на полу. Чертыхнувшись, включила свет и рядом с папиными ботинками увидела смутно знакомые, но явно не принадлежавшие маме туфли. — Папа уже дома? — спросила я у самой себя, бесшумно направившись к спальне родителей. Уже толкнув дверь, я услышала странные приглушённые звуки, а когда заглянула в приоткрывшуюся щель, мои зрачки расширились от ужаса. На широкой кровати, едва скрытые тонкой простынёй, трахались мой отец и Хе Соль. Настолько увлечённые друг другом, они даже не заметили моего присутствия, а я, едва борясь с тошнотой, отчаянно не понимала, как можно было променять мою маму на эту тётку. — Да вы совсем обалдели! — не выдержала я и запустила в парочку попавшейся под руку вазой. Она не долетела до кровати и со звоном разбилась об стену, но этого хватило, чтобы растрёпанные любовники в испуге уставились на меня. — Дочка, я… — Ты мерзок, — пятясь, произнесла я. Уткнувшись во что-то мягкое, я медленно обернулась и замерла — позади меня стояла мама и смотрела остекленевшим взглядом куда-то в пустоту.