Adrenaline breath

Джону было абсолютно все равно, что подумает о них миссис Хадсон. Что подумают остальные соседи на всей улице ему было тоже все равно. Он кричал, ощущая как странно-приятно немеет тело от умелых, слишком тугих толчков Шерлока, как тает кожа, словно воск под горячими пальцами, и крупной слезой стекает капля пота по виску. Шерлоку не надо было говорить, что он соскучился, это было слишком очевидно. Одной ночи не хватило бы, чтобы дать друг другу все потерянное и нерастраченное за период их ссоры, но детектив слишком устал после сегодняшнего задержания, и Джон не просил многого. Шерлок спал очень спокойно, удобно расположившись на левом плече Джона, вжавшись носом в его кожу и ровно, тихо сопя. Черные кудри щекотали руки и грудь доктора, но он и не думал менять позу, наслаждаясь видом беззащитного гения. Солнечные лучи, сумевшие пробиться через редкие щели в плотных темно-зеленых занавесках, только оказавшись на воле душной спальни, тут же запутались в кудряшках детектива, обреченные оставаться там, если не навсегда, то на целое утро точно. Шерлок шумно вдохнул, обдавая плечо Джона горячим воздухом, и смешно поморщился, не просыпаясь. Нежная улыбка быстро пробежала по лицу Ватсона, подушечками пальцев правой руки он слегка погладил бледную кожу на щеке детектива. Спящим, Холмс выглядел настоящим ангелом, херувимом, не представляющим опасности ни для одной живой души, стоило ли упоминать, что начнется, когда детектив проснется. Поэтому Джон буквально ловил удовольствие от сонной неги, объявшей их спальню. Завтра в семь утра ему нужно уезжать в Афганистан. Внутри что-то защемило, когда Джон вспомнил, что уже через двадцать три часа он будет вынужден уехать от Шерлока. Надолго. Возможно, навсегда. Навсегда. Он уже не представлял, как это. Как это не просыпаться каждый день на Бейкер-Стрит, не готовить завтрак на двоих, не бегать по всему Лондону в попытке догнать самого быстрого консультирующего детектива на планете. Вместо этого будут только жар, песок, смерть и много крови… Не дождливый Лондон, моросящий даже летним днем, суетливый, заполненный заботами и делами миллионов счастливых или не очень людей, сигналящий проезжающими машинами, никогда не спящий и никогда не устающий… …А выжженная пустыня, раскаленная белыми камнями и желтым песком днем и морозно-черная ночью, одинокая, наполненная чужими звуками и запахами, залпами орудий и физической болью, к которой примешивается тоска солдат по дому и населения – по миру. И сейчас в эту минуту, за двадцать два с половиной часа до подведения черты, вопрос: "зачем"? Снова всплывал его сознание. Шерлок глубоко вдохнул, просыпаясь и с трудом разлепляя тяжелые веки. Он выглядел умилительно, как слепой котенок, тыкающийся в руку хозяина. Та половина лица, которой он прижимался к Джону, была смята и покраснела, он широко зевнул, позволяя интерну коснуться кончиков его губ. Через секунду Шерлок уже перекатился на свою половину кровати, потягиваясь так сильно, что лодыжками он уже оказывался за пределами кровати. Голубые с искрами зеленого глаза весело сверкнули на Джона. — Доброе утро. — Ты рано, поспи еще, — отозвался Ватсон. Шерлок презрительно фыркнул, поднимаясь и перелезая через Джона, чтобы встать. — А со своей стороны ты никак не мог пройти? — засмеялся тот. Холмс снова фыркнул, при этом с большим достоинством. Майский день выдался на редкость удачным, теплым, со сверкающим солнцем. Лондонцы высыпали на улицы, чтобы насладиться столь редкой прекрасной погодой. Все было, как раньше. С самого утра Шерлок заладил, что ему скучно, Джон снова готовил завтрак на двоих, писал в блоге (на работе он уже успел уволиться), ворчал на Холмса, решившего в очередной раз поупражняться на нем в дедукции. Все было, как обычно и одновременно кардинально не так. Оба знали, что этот день последний, и оба вели себя именно так – как в последний раз. Несмотря на прежнюю заносчивость, Шерлок пытался быть милым и даже нежным. Выходило не очень, но сами попытки уже приводили Джона в немой восторг. Тринадцать часов их жизни в том майском дне оказались самыми наполненными ощущениями и мыслями. Как никогда Джон чувствовал, что в пыльном воздухе их гостиной постоянно что-то происходит, бурлит кипучая энергия Холмса и, кажется, все параллели Вселенной проходят через их комнату. Звонил Лестрейд, прося приехать в Скотланд-Ярд для дачи показаний, но Шерлок послал его, не объясняя причин. В любой другой день он бы поехал, используя возможность занять время скуки, а потом еще проторчал бы в офисе лондонской полиции дольше требуемого, просто для собственного развлечения. Но сегодня был особенный день. День перед. Последний день. Никто не говорил об этом вслух – все и так было как на ладони. Вечером, перед сном, Шерлок стал проявлять нервозность. За четырнадцать часов до отъезда приехала Гарри, молчаливая, чуть подавленная, отдала Джону его вещи. С Шерлоком они столкнулись в коридоре, не дольше, чем на пять минут, но в эти пять минут каждый оценивающе оглядел другого, и, кажется, оба остались довольны. За двенадцать часов Джон начал собирать вещи, и вот тут Шерлок полез на стенку. Внешне он старался оставаться спокойным, даже невозмутимым, но лихорадочный блеск в глазах и терроризирование Смога доказывали обратное. Он нарезал круги вокруг спальни Джона, не успокоившись, пока тот не затащил его, наконец, к себе, раздевая на ходу. Оставшиеся десять часов Шерлок уже был действительно спокоен. Внутри интерна тугим узлом собралась стальная пружина, которая, он знал, не разойдется до тех пор, пока он не вернется обратно. Собрав вещи, Джон, немного подумав, все-таки решился сделать то, что давно хотел. Длинные гудки казались бесконечными, наконец, все же трубку сняли. — Алло? — Джон отметил, что голос более хриплый, чем обычно, — Алло, говорите же! — Отец… В телефоне повисла пауза, а потом почти шепотом Ник Ватсон произнес: — Ты… — Я… да… — доктор попытался собраться с мыслями, — Я звоню, чтобы попрощаться. В ответ – молчание. — Завтра в семь утра я уезжаю на службу в Афганистан. Вдалеке послышался подавленный тяжелый вздох. — Так что… — продолжил Джон, — Я решил, что тебе и маме стоит знать… — Все-таки едешь, — прервал отец молчание. — Да. — И даже этот твой… как его… не уговорил… — в голосе Ника слышалась усталость и, как ни странно, бессилие. — Он старался, — усмехнулся Джон, — Но ты помнишь, сколько я планировал. — На какой срок едешь? — спросил отец. — Минимальное время контракта два года. — Я рад, что ты остался верен себе, — вдруг тихо, почти шепотом ответил старший Ватсон, — Береги себя там, лишний раз не подставляйся. — Хорошо. Спасибо, отец, — доктор понял, что испытывает облегчение, — Ты не дашь маму? — Нет, — вдруг резко оборвал Ник, — Я передам, — уже спокойнее добавил он, — Но не стоит ей… Сейчас… — Ладно, — согласился Джон, понимая, что и так получил больше, чем планировал, — И, папа… — решил попытать счастье он, — Через две недели у Гарри свадьба. Я, конечно, помню твои слова, но все же… Может, вы навестите ее? — он знал, что ответа не последует и быстро добавил, — Ну, передавай маме, что я ее люблю. Пока. И первый повесил трубку. К горлу поступило понимание безвозвратности. Шерлок сидел на диване, сложив руки на груди, и смотрел в одну точку, когда Джон спустился в гостиную. Был уже час ночи, если доктор хотел выспаться, пора было ложиться. Увидев вошедшего друга, Холмс медленно закрыл глаза, словно улетая в свои Чертоги Разума, а после негромко произнес: — Ты же понимаешь, что, если с тобой что-то случится, такой страны как Афганистан на карте мира больше не будет существовать? Джон замер по середине комнаты, немного опешив от признания. — Я не сомневаюсь, что разгромить небольшое государство абсолютно в твоих силах, Шерлок, — усмехнулся он, — Но, поверь, этого не потребуется. — Ты не можешь мне дать гарантии. — Ты говоришь так, словно отдаешь меня в ремонт, — возмутился Ватсон, — Неужели гениальный социопат волнуется за простого смертного? — усмехнулся он, зная, что это замечание заденет Шерлока. И действительно, детектив насупился, слегка приоткрывая глаза. — Ты мог бы меня просто успокоить. Ведь так делают в обычных семьях? Врут, что все будет хорошо? — С каких пор мы стали обычной семьей? — удивился Джон, подходя к детективу и обхватывая его подбородок руками, — Уж кого, а тебя успокаивать не требуется. Пришлось немного привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до губ детектива. Холмс ответил на поцелуй не сразу, медленно смакуя вкус Джона, словно откладывая в картотеке памяти все тактильные ощущения. Прервав поцелуй из-за недостатка кислорода, Джон тяжело дышал, уже распаленный и покраснел еще сильнее, глядя на спокойного все также собранного детектива. — Какой же ты козел, — вздохнул Ватсон, развязывая халат детектива. — Если вспомнить, что именно ты уезжаешь на войну, оставляя налаженные бытовые условия и беспокоящихся друзей и родственников, твое высказывание может носить обратный характер, — деловито ответил Холмс, однако мелко вздрагивая от прикосновений. — Заткнись уже, умник, — выдохнул тот, кусая молочно-белую кожу на шее Шерлока, откровенно наслаждаясь сорванным стоном, случайно вырвавшимся из груди детектива. Дальше действия происходили все быстрее, словно кто-то ускорял воспроизведение кинопленки. Каким образом они оказались в спальне Джона, никто бы уже и не вспомнил, хаотично целуя друг друга, словно утопающие котята. Мир погрузился в пьяную дымку, переполненную чувственными звуками, запахами и прикосновениями и грозился померкнуть, не оставляя ни шанса абстрагированному сознанию, если бы не громкий напряженный шепот, прерываемый вздохами и стоном. — Просто скажи, что вернешься, — за миг до конца произнес Шерлок, содрогаясь всем телом, шипя сквозь зубы от полноты нахлынувших ощущений. Джон открыл рот, чтобы сказать, непременно произнести это горячее «да, конечно» или лучше «не сомневайся!», но детектив болезненно дернулся в нем в последний раз, обхватывая тонкими пальцами краснеющую кожу, и из горла интерна вырвались не слова поддержки, а высокий, протяжный вскрик, переходящий в хриплый стон. А когда жарко дышащий Шерлок, повалившись на кровать рядом, подмял Джона под себя в немного грубом объятии – там снова было не до слов, какими бы нужными они ни были.