Ночи Средиземья

Утро оказалось еще неприятнее вечера. Едва проснувшись, пиратский капитан махнул рукой на бочонок в углу и потребовал: «Мизу!» По счастью, Гилморн это слово знал, да и бочонок ему был знаком, он уже успел с утра потихоньку напиться. Но хамское обращение, будто с нерадивым слугой, нежелание говорить на вестроне, который человек не мог не знать хотя бы на таком же примитивном уровне, как сам Гилморн, очень его раздражало. Кем он себя воображает вообще, жалкий капитан жалкой скорлупки? Подавая капитану черпачок, Гилморн постарался выглядеть покорным и почтительным. Но желание притворяться тут же его покинуло, когда капитан грубо наклонил его голову к своему паху, явно требуя, чтобы эльф позаботился о его утреннем стояке. — Да вы с ума сошли! — возмутился Гилморн, отшатываясь. — Элементарные правила гигиены... Договорить он опять не успел. В ушах зазвенело от мощной оплеухи, и во рту появился привкус крови — губу внутри поцарапало о зубы. Пользуясь тем, что Гилморн оглушен и растерян, Накамура вогнал свой член между его полуоткрытых губ. Искусство эльфа делать минет его тоже не интересовало, он попросту отымел его в рот, иногда загоняя член глубоко в горло. Давясь и кашляя, Гилморн украдкой смахнул выступившие на глазах слезы. Он уж и забыл, когда последний раз плакал, но сейчас ему очень хотелось — не столько от унижения, сколько от растерянности и обиды. Он не понимал, зачем капитан Накамура так нарочито груб с ним, он же не сопротивляется! Эльф слышал, конечно, о тех, кто любит причинять боль в постели, возбуждается от этого. Но не в случае Накамуры. Ему было все равно, он бил Гилморна просто для того, чтобы низвести до положения бессловесной вещи! Чем Гилморн заслужил такое и почему для капитана Накамуры секс — не наслаждение, а наказание, было загадкой. Полдня, проведенных взаперти, показались ему вечностью. Капитан оделся и ушел заниматься делами. Ощущение было, что он забыл про Гилморна, едва закрыв дверь, а может, и раньше. Эльф надел все те же штаны и кимоно, в которых его притащили на борт. Где теперь роскошные шелка, в которые его наряжал Широ... К обеду какой-то матрос принес пленнику рисовых колобков и зеленого чая, а потом сводил в гальюн. Может, капитан все-таки про него не забыл и соответствующие распоряжения отдал. А может, кто-то из его помощников позаботился о ценном пленнике. Вернувшись на палубу, Гилморн встал, как вкопанный, и матрос с ругательством толкнул его в спину. Но у Гилморна буквально подкосились ноги от увиденного, он вцепился в борт корабля, чтобы не упасть. На каракке «Быстрая тень», на которой он провел столько приятных ночей, разгорался пожар. Он обвел дикими глазами палубу галеры, но все были заняты своими делами, не обращая внимания на проблески огня. Больше того, галера была отведена на приличное расстояние от каракки — значит, ее подожгли умышленно! Он повернулся к матросу и попытался пантомимой выразить свое удивление, указывая на горящий корабль. Тот пожал плечами и сказал: — Тайчо! Капъитан! — как будто это все объясняло. Может быть, и правда объясняло, но только не Гилморну. Что же это за пират, который даже захваченный корабль не хочет оставить себе? Эльф чувствовал, что тут кроется какая-то тайна. И вряд ли он сможет ее разгадать, общаясь с самим капитаном. Значит, нужно заручиться поддержкой кого-то из команды. А этого не сделаешь, сидя в каюте... Матрос опять толкнул его, намекая, что пора возвращаться. Но Гилморн умоляюще сложил руки и упросил его словами и жестами, чтобы ему позволили еще немного побыть на палубе. Может, матрос решил, что эльф сентиментально хочет проводить «Быструю тень» в последний путь, и сжалился. Но сначала воровато окинул взглядом палубу, чтобы убедиться, что капитана нет поблизости. Гилморн встал у борта и сделал вид, что наблюдает за пожарищем. Зрелище было впечатляющее, тем более что на море поднялся легкий ветерок, раздувающий пламя. На самом деле он исподволь, через плечо разглядывал галеру и ее команду. Сначала все казались на одно лицо — свирепые пираты, кто с бородой, кто с усами, все с длинными волосами, связанными в хвост или в узел. Но и команда Широ поначалу казалась ему на одно лицо. Штурман при капитане Широганэ довольно прилично говорил и даже читал на вестроне, что было совершенно необходимо для чтения гондорских карт и объяснения с чиновниками в Пеларгире. Можно было предположить, что штурман на галере Накамуры обладает если не равными познаниями в вестроне, то хоть какими-то. Его терпение было вознаграждено: когда капитан спустился с мостика, с ним рядом был другой человек, постарше и пониже ростом, который держал карту и тыкал в нее, что-то объясняя. Капитан довольно высокомерно махнул рукой на его объяснения, и Гилморн заподозрил, что не только у него одного есть основания не любить капитана Накамуру. Больше он не успел ничего увидеть, потому что матрос быстро вытолкал его с палубы, чтобы не попасться на глаза капитану. Через некоторое время, уже сильно после полудня, ветер усилился. Якорь выбрали, и галера двинулась в путь — по всей видимости, под парусом, без неизбежных рывков при гребле. Впрочем, какой из Гилморна моряк, все его догадки оставались догадками. Немного погодя в каюту явился капитан. Наученный горьким опытом, Гилморн остался стоять там, где стоял, у окна, только повернулся лицом к капитану и скромно опустил глаза, ожидая приказаний. Пират сначала не обращал на него внимания. Он сбросил сандалии, спустил с одного плеча кимоно, уселся у низкого столика и развернул какой-то свиток. Гилморн напряженно следил за каждым его движением из своего угла, не сомневаясь, что ему так или иначе придется прислуживать капитану. Десяти минут не прошло, как пират стукнул по столу глиняной чашкой, приказал: «Сакэ!» — и показал на полку с запечатанными глиняными кувшинчиками. С умбарским рисовым самогоном Гилморн уже был знаком, хотя совершенно его не оценил, поэтому выполнить приказ не составило труда. Он сорвал печать из плотной промасленной бумаги, грациозно опустился на колени перед столиком и наполнил чашку капитана. И снова, когда она опустела. Капитан попивал сакэ и читал свой свиток, как будто был в каюте один, а чашка его наполнялась по волшебству сама собой. Самый развратный эльф Средиземья прислуживает за столом, какой позор! Гилморн прикусил губу, боясь заговорить первым, но все же не смог сдержаться. Он сказал нерешительно, тихо и с максимальным почтением: — Мой господин, если вы позволите к вам обратиться... Накамура никак не показал, что слышит его, и не сделал никакого знака продолжать. Но, по крайней мере, хотя бы не ударил. Приняв это за разрешение, эльф продолжил: — Я не богат, но у меня есть драгоценности и золото, чтобы заплатить выкуп. Позвольте написать письмо к моим знакомым в Минас-Тирите, и любая разумная сумма за мое освобождение будет уплачена. Лихолесский принц Леголас, наследник нашего короля, живет сейчас в Итилиене, он будет рад прийти мне на помощь... — Дамарэ, — нетерпеливо, но без гнева прервал его капитан и похлопал по подушке рядом. — Кой. У Гилморна сложилось ощущение, что он прекрасно его понимает: если не детали, то хотя бы смысл его речи. Но ему попросту неинтересно. И опять-таки, что это за пират, который плевать хотел на богатый выкуп за пленника? Он на карачках переместился поближе к капитану, боясь встать на ноги, а то вдруг сочтет за оскорбление. Пират выпил еще чашку сакэ и бесцеремонно повалил пленника на циновку. Гилморн выскользнул из штанов и подставил задницу, всячески пытаясь предвосхитить желания пирата и избавить себя от его грубости. Было больно, но он постарался превратить вздох боли во вздох удовольствия и подался капитану навстречу, надеваясь на его член. В этот раз пират предпочел иметь его на боку, не проникая так глубоко и больно, как в прошлый. Поза давала больше свободы движений, и скоро эльф застонал уже непритворно и потянулся к своему твердеющему члену. Капитан гневно его окрикнул и оттолкнул его руку. Гилморн сначала послушался, думая, что капитан просто хочет оттянуть его оргазм. Но у него уже стоял, без всякой помощи рук, и возбуждение нарастало от горячих толчков внутри. Он терпел сколько мог, а потом принялся потихоньку ласкать себя, надеясь, что капитан не заметит. Еще немного, еще чуть-чуть... Проклятый пират сдавил его запястье железными пальцами, заломил ему руку за спину и швырнул лицом вниз на циновку. И опять превратил постельные утехи в насилие, поимев эльфа с бессмысленной грубой жестокостью. Гилморн сначала кусал губы, потом принялся стонать, а потом и закричал в голос, когда Накамура вбился в него особенно глубоко и жестко, чуть не сломав ему руку. Когда пират его отпустил, Гилморн дрожал, кутаясь в тонкое кимоно, и старался не всхлипывать самым позорным образом. Он хотел надеть штаны, но капитан резко окрикнул его и откинул их ногой. Накамура завязал пояс, уселся у стола, как ни в чем не бывало, и снова потребовал сакэ. Когда эльф наполнял его чашку, руки у него дрожали. Скрестить ноги, как капитан, он не осмелился и сидел на пятках, как это принято у умбарцев. Между ног страшно саднило, ягодицы были мокрыми от вытекшего семени, руку ломило, и на запястье проявились синяки от пальцев. В голове было пусто-пусто, звонко-звонко, и руки-ноги похолодели. Эльф знал эти симптомы, но обычно они сопровождали тех, кто был в горячке боя сильно ранен и не сразу заметил рану. Или тех, кто стал свидетелем невероятных зверств. Или тех, кто был оглушен ударом по шлему или падением с высоты. Он потерял счет своим любовникам за прошедшие годы, почему обычный половой акт, пусть и грубый, стал для него потрясением? Но впервые за много лет перспектива делить постель с мужчиной показалась ему ужасной. ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Мизу - вода Тайчо - капитан (хотя, скорее всего, на суше, а капитан корабля будет kancho или как-то так) Сакэ - японская рисовая водка крепостью градусов 20. Дамарэ - замолчи. Кой - (иди) сюда.