Ночи Средиземья

Гилморн решил держаться с капитаном послушно, но холодно и гордо, как пристало Перворожденному в плену. Он не слуга и не раб и не обязан стелиться перед своим пленителем. Надо просто потерпеть его скотскую возню, втайне его презирая. Через какое-то время капитану надоест, и... Дальше Гилморн не задумывал, потому что возможные альтернативы не очень радовали. «...И отдаст команде на забаву», например. Но он не кто-нибудь, а эльф, балрог его забери. И если нельзя словами высказать все, что он думает о поведении пирата, есть другие способы. Поэтому Гилморн отказался от еды, которую принесли вечером. В это время Накамура, вне всякого сомнения, ужинал со своими ближайшими помощниками в кают-компании, и наверняка стол его был куда богаче, чем вечные рисовые колобки, предложенные пленнику. Пока никто не видел, Гилморн нашел нечто вроде тазика и помыл свою многострадальную филейную часть пресной водой. Смазку, использованную капитаном, тоже нашел и загодя смазал себя. Порылся на полках, в сундуках, ничего интересного не нашел. С горя даже допил остатки сакэ из кувшинчика, скорчив страшную гримасу отвращения, достойную орка, а не эльфа. Потом разделся и улегся в кровать. Заснуть ему не удалось, но когда капитан вернулся, он старательно прикинулся спящим. Накамура, конечно же, бесцеремонно разложил его ничком на постели и грубо присунул. Проклятый пират как будто бы и сам не находил особого удовольствия в сексе, занимаясь им от нечего делать или для здоровья. Может, он вообще предпочитал женщин. Ну да, а пленника-то пользовал три раза в день, как по расписанию! Гилморн сжал зубы, постарался расслабиться, раскрыться и просто лежал под мужчиной, не шевелясь и не издавая ни звука. Пусть подавится, мерзкий насильник. Не так уж это и больно, если не дергаться. Капитан окрикнул его и шлепнул по ягодице. Гилморн вздрогнул, но сделал вид, что не понял намека, и продолжал лежать, как тряпка. Накамура рывком поднял его на колени и принялся дальше терзать его несчастную задницу. Эльф закусил губу, сузил глаза и уперся руками в постель, не давая Накамуре дергать его на себя. «Тебе только овец трахать, а не эльфов!» — злорадно подумал он, еле превозмогая идиотское желание сказать «бэээ». Однако даже глупые штуки оказались не нужны, чтобы вывести Накамуру из себя. Он выругался, развернул Гилморна лицом к себе и дал оплеуху. Эльф гордо задрал нос и отвернулся, всем своим видом показывая: «Делай, что хочешь, мне наплевать!» Пират оттолкнул его, поднялся с кровати и взял свою катану с подставки. Эльф опять вздрогнул, но пересилил себя и больше не шелохнулся. Ему так уже все надоело, что даже перспектива умереть не пугала. У него найдется пара-тройка аргументов для Намо Мандоса, чтобы выпустил его поскорее из Чертогов Молчания. Но пират не стал его убивать. Он вынул катану, отложил ее в сторону и избил эльфа лакированными деревянными ножнами. Это необычное средство убеждения оказалось кошмарно эффективным. Ремень и плетку Гилморн когда-то уже пробовал на своей шкуре, в замке Эргелион. Не особенно больно, но очень даже возбуждает, если все делать правильно. Если б пират просто решил выпороть эльфа, у него бы, наверное, даже встал. Но побои палкой оказались унизительными и как-то совершенно не возбуждали, даже когда приходились по мягким местам ниже пояса. Гилморн терпел, сколько мог, гадая, стоит ли его гордость всех этих болезненных некрасивых синяков, и какая разница, как именно подчиняться насилию — с притворной готовностью или с презрительным молчанием. В конце концов, он не выдержал и запросил пощады: — Пожалуйста, хватит, мой господин, я все понял! — и даже вспомнил по-умбарски: — Ямете кудасай! Накамура опустил ножны. Гилморн встал на колени, положив голову на руки, и призывно оттопырил зад. Пирата два раза приглашать не пришлось — он вернулся к удовлетворению своей скотской похоти, и в этот раз Гилморн старательно ему подмахивал, внутренне кипя от обиды и злости. Он твердо решил отомстить Накамуре. Например, совратить его ближайшего помощника на бунт против капитана. Да, именно так он и поступит. Самый развратный эльф Средиземья принялся за осуществление своего плана на следующий же день. Рассыпаясь в извинениях и любезностях, он попросил у капитана разрешения выйти на палубу, на всякий случай тыкая в сторону двери (вдруг капитан все-таки не знает вестрона). Тот был не против, или ему было все равно — он махнул рукой и снова уткнулся в свои свитки и карты. За дверью Гилморн окинул взглядом свое коротенькое кимоно, едва доходящее до середины бедра, подтянул его повыше, распахнул полы на груди пошире и художественно растрепал свои белокурые локоны. После чего во всеоружии отправился искать подходящую жертву. Сначала его старательно не замечали и даже нарочно отводили глаза. Судя по всему, даже пялиться на подстилку капитана считалось преступлением. Гилморн, в общем-то, мог понять, какой страх должен вселять беловолосый капитан в сердца своих подчиненных. Но он не кто-нибудь, а прекрасный полуобнаженный эльф! Когда он оперся о борт и слегка наклонился, изогнув спину, чтобы кимоно задралось по самое не могу, то своим чутким эльфийским слухом уловил что-то очень похожее на восхищенные шепотки и сальные шутки. Естественно, разумный человек, каким и должен быть ближайший помощник такого маньяка, как Накамура, долго не потерпит нарушения привычного распорядка на борту корабля. Так и случилось. Тот самый умбарец, которого Гилморн видел накануне с картами, спустился с мостика и встал перед эльфом, уперев руки в бока. Он был старше капитана, значительно ниже ростом, кряжистый, с пивным брюшком, с красными щеками и носом. Явно любит удовольствия и излишества. Как минимум поесть и выпить. — Вернуться каюта! — заявил он на вестроне с сильным акцентом. Гилморн очаровательно улыбнулся: — Капитан разрешил. С этими словами он вернулся к любованию морской гладью, извивами облаков и мерными движениями весел по правому борту. Внутренне он ликовал: наконец-то хоть кто-то снизошел до цивилизованной беседы. Человек помялся, лишенный аргументов, потом нашелся: — Солнце! Портить белая кожа! Гилморн похлопал ресницами, провел пальцами по своей белой шее и гладкой груди, выглядывающей из распахнутого кимоно, и проворковал: — Я же эльда. Эльф. Перворожденный. Мы не покрываемся загаром, точно так же как и не стареем. Видите, вчера ваш капитан избил меня, а сегодня синяки уже побледнели. — В целях демонстрации он приспустил с плеча кимоно. У помощника чуть глаза из орбит не вылезли. — Ямеро! — зашипел он, забыв даже вестрон. — Нельзя! Добыча Накамура-тайчо! Вернуться каюта! — Ваш тайчо очень грубый и злится на меня непонятно за что. Лучше я побуду здесь, подальше от него. — Нельзя говорить плохо про тайчо! — возразил умбарец, но не слишком уверенно. — Да я не говорил ничего плохого. Я же не сказал, например, что он меня не удовлетворяет, и я скучаю по настоящему мужчине в постели. Чтобы, знаете, заставил меня извиваться и кричать от удовольствия! Помощник задышал чаще, лицо его налилось краской, а глаза забегали. — Вот вы, сразу видно, вежливый, воспитанный, умный человек и на вестроне говорите, — продолжал ворковать Гилморн. — Давайте познакомимся. Мое имя Гилморн, а ваше? — Такашима дэс, — машинально представился помощник, но тут же опомнился и сделал страшное лицо: — Нельзя! Тайчо увидит, накажет! Вернуться каюта! — Мы же ничего предосудительного не делаем, просто беседуем! — Гилморн надул губы как бы разочарованно и не упустил легкого сожаления, промелькнувшего в глазах умбарца. Но он был прав, их мог застать капитан, да и остальные матросы все видели, хоть наверняка не понимали разговора. Не время было форсировать события. Он бросил тоскливый взгляд на голубое небо и синюю морскую гладь и вернулся в душную каюту, к жестокому пирату. ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Ямете кудасай - пожалуйста, перестаньте Ямеро - перестань Такашима дэс - я Такашима.