Ночи Средиземья

На следующий день капитан снова явился, в сопровождении матроса, который принес воды и горячий рисовый отвар в миске с крышкой. Отпустив матроса, Накамура кивком приказал эльфу опять лечь животом на мешки. Гилморн повиновался, не в силах побороть дрожь. Он не сдержал вскрика, когда Накамура сунул ему пальцы в задний проход — не сколько от боли, сколько от страха перед ней. Умбарец довольно грубо ощупал его, поворачивая пальцы, и Гилморн вздрогнул от боли уже по-настоящему. Капитан спросил, даже скорее сказал утвердительно: «Итай?» Гилморн яростно закивал. Накамура снова смазал его заживляющей мазью и оставил одного. Дверь он тоже запер. В том, чтобы быть Перворожденным, имелись свои преимущества. Хотя как посмотреть, в данной ситуации это было скорее недостатком. Смертный бы после такого провалялся неделю в жару и бреду, криком крича от одного прикосновения к заднице, и никто бы его не трогал. А Гилморн уже на третий день мог вставать и ходить почти без труда. Когда капитан снова засунул в него пальцы, эльф дернулся скорее по привычке. Увы, Накамура видел его насквозь. Он что-то строго сказал и шлепнул его по ягодице. Одернул его задранное кимоно и потащил за собой к выходу. Спотыкаясь, Гилморн вышел на палубу и снова чуть не ослеп от яркого дневного света. Он с наслаждением вдохнул свежий морской воздух, и в голове немного прояснилось. Капитан толкнул его вперед, и эльф покорно засеменил на корму, к капитанской каюте, прикрывая глаза ладонью от света и стараясь не замечать ухмылок команды. На полпути он споткнулся, случайно бросив взгляд вверх и увидев покачивающееся в петле тело коренастого, полноватого человека. Лицо его было страшным, посиневшим и совершенно неузнаваемым. Накамура снова толкнул его в спину. Гилморн сцепил зубы и заставил свое похолодевшее тело двигаться. На него навалилась беспредельная, мучительная тоска. Выхода не было, все его попытки вели только к новым страданиям и смертям. Оставалось только смириться. В каюте он сбросил кимоно и опустился на колени перед Накамурой, склонив голову до самого пола. Тот что-то одобрительно проворчал и заставил выпрямиться, взяв за плечо. С колен, впрочем, подняться не дал, и Гилморну стало очевидно, что от него требуется. Он нерешительно потянулся к паху капитана, лихорадочно вспоминая, с какой стороны завязывается пояс у умбарских широких штанов. Для начала он стал гладить член пирата через штаны, и тот вжался пахом в изящную ладонь эльфа и вцепился в его плечи обеими руками. Член его быстро налился кровью, он развязал штаны, приспустил их и заставил Гилморна взять в рот. Эльф покорно принялся сосать, не чувствуя ничего, кроме облегчения, что капитан не выбрал его задницу. Он ублажил капитана очень старательно, полностью сосредоточившись на своей задаче, лишь бы не вспоминать страшное лицо висельника, хватающие его десятки рук, жесткие пальцы, силой раскрывающие ему рот, тяжелое дыхание очередного насильника, вколачивающего в него член, будто гвоздь молотком. Когда Накамура кончил, Гилморн проглотил его семя и облизал обмякший член капитана, будто благодаря за угощение. Он и был благодарен, что его наказание кончилось, хотя благодарность эта была горькой и противной, как желчь. В самом деле, быть благодарным только за то, что его будет насиловать один человек, а не двадцать! У Гилморна опять слезы подступили к глазам, но он не заплакал, только по-прежнему стоял на коленях, опустив голову. Накамура поправил штаны, мимоходом потрепал его по склоненной голове, и эльф вздрогнул от этой неожиданной ласки. — Теперь ты стоишь три тысячи рё, — сказал Накамура-тайчо, и Гилморн даже не сразу сообразил, что понимает каждое слово, потому что капитан говорит с ним на вестроне, почти без акцента. — Спасибо, господин, — тихо ответил Гилморн. Дерзости не шли на язык. Его больше не жгло возмущение при мысли о том, что его продадут с торгов. Эти три тысячи золотых, на которые рассчитывал капитан, были его единственной защитой, единственным его будущим. Плаванье к берегам Умбара продолжалось еще три недели. Гилморн был тих, послушен и выполнял все приказания капитана с готовностью, удивлявшей его самого. Но при мысли, что он может вызвать недовольство Накамуры, у него внутри все переворачивалось. Страшно было представить, что еще может придумать ему в наказание жестокий капитан. Может быть, бросить его на съедение акулам заживо. Или расковать гребцов и отдать эльфа им, что будет ничем не более милосердно. Думать о путях спасения он совершенно перестал, как будто капитан мог прочесть эти мысли в его голове и разгневаться. Иногда он со страхом думал о предстоящей продаже с торгов. Кто его купит? Вдруг такой же холодный и жестокий человек, который считает партнера по сексу не более чем подстилкой? Капитан стал с ним менее груб, но отнюдь не более внимателен. Видимо, раньше он причинял Гилморну боль только для того, чтобы поставить на место и заставить радоваться одному лишь отсутствию боли, одному лишь удовольствию хозяина. Самый развратный эльф Средиземья перестал чувствовать возбуждение, ложась под мужчину или удовлетворяя его ртом. У него больше ни разу не началась эрекция, его белокурую голову больше не посещали видения крепких мускулистых мужских тел или пронзительных, властных взглядов. Он даже печалиться по этому поводу не мог — просто не хватало душевных сил. Он механически ел, спал, мылся, одевался, раздевался, наливал капитану сакэ, раздвигал для него ноги, открывал рот и старался быть как можно более незаметным. Эти три недели будто бы выпали из его жизни, о чем Гилморн совсем не жалел. На палубу он поднимался редко, только если капитан вытаскивал его с собой. Гилморн никогда бы не признался, но в глубине души он боялся, что его снова схватят, уволокут в трюм и будут всю ночь пускать по кругу. Вдруг эльфы правда оказывают магическое воздействие на суеверных умбарцев, и матросы, одуревшие от воздержания, наплюют даже на своего страшного капитана? О том, что конец пути близок, Гилморн догадался за сутки. Капитан стал больше времени проводить наверху, галера начала маневрировать. В море за кормой иногда проплывали ветки, доски и прочий хлам, свидетельствующий о близости земли и человеческого жилья. Появились кружащие над водой чайки, один раз в каюту даже залетела маленькая птичка. Гилморн осторожно поймал ее и выпустил. На следующий день галера капитана Накамуры вошла в гавань Умбара и бросила на якорь. ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ Итай - больно