Любовь иной раз бывает хуже ненависти. Если это любовь, которой ты не заслужил.
Поперечный был прав в одном: в кои-то веки нормально выспаться ему действительно не помешало. За два дня, проведённые в четырёх стенах, у Руслана, кажется, даже синяки под глазами посветлели, сливаясь с общей — впрочем, тоже нездоровой — серостью лица. Он так хотел притормозить на поворотах, выдохнуть, а получив желаемое, перестал вдруг понимать, что с этой свалившейся как снег на голову свободой делать. Так что человеческий сон стал своего рода отдушиной, благодаря которой Усачев всё ещё оставался на плаву, хотя соблазн бросить всё и поддаться безжалостным обстоятельствам впервые в жизни оказался сильнее его. — Рус, мы же видим, что у тебя случилось что-то ещё. Дело явно не в отстранении, тем более что ничего до сих пор не решилось. Поделись, вдруг мы сможем тебе помочь. Кшиштовский, только что приговоривший ещё одну бутылку тёмного бочкового, наконец стал готов к разговору по душам. Однако, практически улёгшись в любимом кресле у окна, Усачев намеренно держался от приятелей на дистанции и на протяжении всего вечера, пока они гостили у него и пили пиво под притащенные с собой солёные и копчёные вкусности, ни на секунду не выпустил из рук телефон. — Мих, бля, ну захочет — сам расскажет, чё ты пристал к человеку, — цокнул Данила, закидывая в рот внушительный кусок вяленого мяса, и повернулся к Усачеву. — Просто помни, Русик, что если ты будешь продолжать молчать, аки партизан, то мы ни хрена для тебя не сделаем. Меня, между прочим, тоже как-то отстраняли, ещё до твоего к нам прихода. Ничего, накрапал парочку объяснительных, на ковёр вызвали раз -цать, а потом Кшиштан мою задницу прикрыл, и всё норм — вернули мне и ствол, и удостоверение, и доброе имя. А потом опять вперёд, за Родину. — М-м, — саркастично протянул Усачев. Было забавным, что все утешения от Данилы с Мишей действовали на него с точностью до наоборот и лишь добавляли огня под бурлящий котёл, разверзшийся в недрах его запутавшейся души. — Удивительно такое слышать исходя из недавних событий. Даже не поднимая головы в сторону друзей, Руслан активно переписывался в мессенджере — после долгого, тотального молчания наконец в сети появился Музыченко. Он, правда, так и не ответил на интересующие Усачева вопросы, зато хотя бы не стал его игнорировать, что, по-честному, оказалось едва ли не единственным приятным событием за последние дни. Здорово, Рус! Сорян, я всё это время наслаждался приятным одиночеством в загородном доме — лес, горы, речка неподалёку, свой двор, сад. Как это охуенно, не могу и передать словами!Рад, что у тебя всё в порядке) Так ты расскажешь? Пожалуйста, ну очень надо!
Что стряслось-то? — Да блять, если бы я не доложил наверх, могло бы получиться ещё хуже! С тобой бы и разбираться не стали, а меня в лучшем случае бы просто уволили. Руслан, пойми, даже если ты считаешь меня предателем, я по-прежнему остаюсь твоим другом и честно хочу вытащить тебя из этого дерьма. Усачев сейчас бы многое высказал. Например, то, что он, вообще-то, когда Миша самым что ни на есть отвратительным образом разводился с женой, которая после этого ещё и запретила ему видеться с дочерью, в душу не лез и помогал, чем мог, косвенно: нашёл для него интересный тур по горам, пошерстил по отделам с протянутой рукой, самолично выложив больше половины нужной суммы, по возможности был рядом и терпеливо выслушивал, когда Кшиштовского в конце концов пробивало на то, чтобы выговориться — выораться, если точнее. Настоящая поддержка — она ведь не в пустых словах из разряда «всё будет хорошо» или «я хочу тебя вытащить». Она в первую очередь о другом. Руслан многое бы высказал, но сейчас в большей степени его интересовали следующие присланные Юрой сообщения. Кстати, если ты ещё не знаешь, перед отъездом я накатал заяву на твоего Бэда. Избиение, похищение — там нормальный срок получается. Товарищ майор, не благодарите :) — Мне нужен доступ к базе. — Сухо сглотнув, Усачев резким движением поднялся с кресла и сжал сзади собственную шею в попытке хоть немного расслабить затёкшие мышцы. Внутри свирепели океаны, и от надвигающегося шторма спасало лишь то, что у Руслана банально не осталось сил, чтобы как следует разогнаться. — Вы же можете провести меня в участок как-нибудь вечером, когда полковника и прочих начальнических шишек не будет? Видя, что Усачев наконец-то очнулся от так несвойственных ему, всегда наполненному бесконечной энергией, бездействия и равнодушия, Данила довольно улыбнулся и, не принимая возражений, палочками вложил Руслану в рот ролл. Миша смотрел на эту картину поначалу настороженно, а потом вдруг загадочно подмигнул и передвинул со своего края стола тонкую папку, которую, как оказалось, всё это время держал при себе. — Не это ли, случайно, найти хочешь? — Кшиштовский улыбнулся шире, видя, как жадно Усачев, проглотив не жуя, принялся листать копии материалов уголовного дела. — Не успели снять с Баженова подозрения мы, как на него уже нарыли полным-полно говна другие. Сам догадываешься: пусть пока этим занимаются наши соседи, но рано или поздно оба дела объединят. Посмотри на седьмой странице — там упоминаешься ты. Нетрудно будет срастить, что нападение на Музыченко произошло вскоре после того, как ты арестовал Бэда. Короче, не знаю, чем это всё закончится, но, по крайней мере, мне сверху намекнули, что твой вопрос может решиться для нас положительно. Раз тут у тебя такая история с другом приключилась, да ещё и друг этот — достаточно медийный человек… По диагонали просмотрев показания потерпевшего, дальше Руслан, уже не читал: всё и так было более чем понятно. Юра, не зная всей подноготной, оказал ему огромную услугу — не учёл только, что Усачеву теперь уже это не нужно. А насчёт твоей просьбы… Не я должен тебе рассказывать, Рус. И всё настолько очевидно, что я пиздец удивлён, что ты до сих пор так ничего и не понял. А чего, собственно, он ещё ожидал? Хотел бы Юра пролить свет на эту мутную историю, в которую, как пить дать, его втянули насильно, — давным-давно уже бы это сделал. Вопрос только в одном: Музыченко, выходит, боится не только Баженова? Но кого тогда ещё? Кто, мать твою, серый кардинал в этой загадочной истории?Как я могу что-то понять, если ты ничего мне не объясняешь и на любой мой вопрос только лепишь тупые отмазки?
Видя, что Юра начал печатать явно длинный ответ сразу же после того, как открыл его сообщение, Усачев смягчился и, стараясь максимально абстрагироваться от пожирающих его обеспокоенными взглядами Кшиштовского с Поперечным, вспомнил про уже чуть было не потерявшийся в переписке вопрос Музыченко.О, у меня много чего стряслось! Нашёл, как ты мне когда-то и желал, «своего» человека, втюрился в него как пацан, а он мало того, что меня всем сердцем ненавидит, так ещё и женится скоро. Как бонус — меня, скорей всего, попрут с работы и дело могут завести по нескольким статьям одним махом!
Обычно Руслан никогда никому не изливал душу в депрессивно-эмоциональных красках — даже в общении с Киром, при всей их духовной близости, ограничивался только как можно более сухим и беспристрастным изложением фактов, разбавляя их юмором и редко, но метко вставляемыми ироничными возмущениями. Однако сейчас так долго сдерживаемую плотину прорвало — тем более, что Юра не осудит, не такой он мужик, к чужим скелетам в шкафу относится с пониманием, ведь и у самого их навалом. Хотя это Усачева волновало меньше всего. — Баженова объявили в местный розыск, — открыв ещё одну бутылку пива, подал голос Поперечный, которому, само собой, потускневший вид Руслана и его обратное залезание в отшельнический кокон на кресле совсем не понравились. — Ордер на его арест, как мне сказал кореш по школе милиции, который работает в том РУВД, был готов почти сразу же после прихода Музыченко, но найти Бэда по месту регистрации они не смогли, а в привычных злачных местах Баженов не засветился. Залёг, короче, на дно этот гондон. На ум Усачеву не пришёл ни один внятный ответ. Что он скажет? Что раз его отстранили от занимаемой должности, то его это говно не касается? Или выпалит честно, что в последнее время всё очень сильно поменялось и он не хотел бы когда-нибудь увидеть Женю за ржавыми прутьями решётки? Благо говорить ничего и не пришлось: парни снова отвлеклись на пиво, роллы и другую мелкую закусь, а Руслан — на новые входящие сообщения. Пиздец! Могу я чем-нибудь тебе помочь? А ведь действительно мог бы. Конечно, глобально Юра не решит ни одной проблемы, в которых Усачев утонул с головой, но он сумел бы сделать для Руслана главное.Да. Забери своё заявление.
Нажав на треугольник отправки, Усачев глубоко вздохнул и откинул телефон на подоконник, в ближайшее время не планируя к нему возвращаться. Нет ничего непредсказуемого в том, что с минуты на минуту от Музыченко последует автоматная очередь опасных вопросов, зачем да почему, ведь он же сделал это для него из самых высоких порывов, а Юра, если надумал докопаться, не отстанет. Но у Руслана, во-первых, опять же не было чёткого ответа, а во-вторых, как ещё объяснить своё желание выгородить того, кого совсем недавно мечтал заставить петь петухом на зоне, кроме как прогрессирующей шизофренией, он не знал. Усачев привык быть верным своим убеждениям, поэтому каждый, кто знал его ранее, и Музыченко в числе первых, конкретно бы охренел, увидев, во что тот превратился сейчас. — Руслан, это, возможно, твой единственный шанс реабилитироваться перед начальством и окончательно убедить прекратить проведение в отношении тебя служебной проверки. — Увидев мало-мальскую готовность Усачева выслушать и принять адекватное решение, Кшиштовский перешёл в стремительную атаку. — Ты же в курсе, где может скрываться Баженов. Или, как минимум, у тебя есть на него выход. В глазах Усачева отчётливо проступила паника — откуда? Неужели он так жёстко палился, что Миша обо всём пронюхал? Что ещё он знает и, главное, кто ещё знает, кроме него? — Позавчера вы с ним виделись, — чересчур серьёзным тоном подхватил Поперечный. — Ты выбежал из участка в таком состоянии, что я попросту не мог оставить тебя одного. Поэтому поехал следом за твоим такси, пока вы с Бэдом не встретились на Варшавском. А дальше он, сука, сбросил мой хвост. Чего-чего, а этого Руслан не ожидал. За обманчивой мягкостью доброжелательных уговоров Миши и Данилы в действительности крылось нечто гораздо большее, чем участливый дружеский совет. Прежде всего, если Усачев взаправду поможет коллегам с расследованием дела Бэда, на его косяки вполне могут закрыть глаза в наивысших кабинетах. Это поспособствует сохранению их отдела, отпуску Кшиштовского, у которого глаз пока не дёргается только потому, что он иногда позволяет себе по вечерам вот такие «разгрузочные сеансы» с пивом или чем-нибудь покрепче, а может, и Поперечному наконец хотя бы старлея дадут… А на кону — всего-то-навсего свобода Баженова, который её не очень-то, похоже, и ценил, раз, находясь под подозрением, устроил погром в клубе, приказав своим отморозкам увезти куда-то Юру, и угрозами и битьём вытряхивал из него информацию. Ну и ещё чувства, которых не заботили никакие внешние обстоятельства, они жили внутри и день ото дня только распускались тысячью бутонов и больно кололи шипами, лишённые ласки. Даже для эгоиста Усачева это было слишком, но, чтобы принять решение, монетку бросать не пришлось. — Вы предлагаете мне стать ловушкой на живца? — дрогнувшим голосом спросил он, цепко смотря на друзей и переводя полный ужаса взгляд с одного на другого. Дождавшись согласного кивка от Миши, Руслан сильно сжал пальцами деревянный подлокотник и, стискивая зубы, проговорил: — Окей, я назначу ему встречу. Большего гарантировать не могу — Бэд вряд ли захочет меня видеть.— — // — —
Кир, как и обычно, выполнил просьбу Усачева практически сразу — перезвонил уже через десять минут со словами, что Женя как раз скоро освободится и сможет подобрать его на Варшавском шоссе. Садясь в машину Баженова, Руслан до сих пор мало представлял, что ему скажет: после того, как он собственноручно запер Ануара в тюрьме, «подарив» тому бессрочное небо в клетку, Бэд не станет больше его слушать. Тем более что Усачев собрался рассказать такое, что любой нормальный человек терпеть в отношении своей невесты точно не будет. А в представлении Руслана Женя был более чем нормальным, даже несмотря на то, что промышлял свои грязные дела в обход общепринятой морали и закона. — Скорее всего, с тебя в ближайшие дни снимут все подозрения, и ты пойдёшь по делу об убийствах на промке только в качестве свидетеля, — когда молчание стало гнетущим, а волнительная резь в груди — невыносимой, не выдержал Усачев. — Насчёт Ануара ничего сказать не могу — сам знаешь, ситуация у него хреновая. Чистосердечное признание, доказывающие его виновность улики — думаю, тянуть не будут, и дело скоро отправится в суд. — С ситуацией Ануара я сам разберусь. Теперь уже это не твоего ума дело, — рявкнул Бэд, явно не настроенный на общение. Он держал руль напряжённо, то и дело вилял на дороге, неаккуратно вписываясь в повороты, а ещё, как показалось Руслану, то намеренно наворачивал крюки и петли по параллельным улицам, то срезал дворами и умело обходил возможные вечерние пробки. — И помолчи, пожалуйста. Поговорим, как приедем. Наверное, было абсурдно и нелепо после случившегося надеяться на что-то другое. Не будет больше между ними простых душевных разговоров на любые темы, начиная с нетленного кино и заканчивая лучшей камерой для съёмки в движении. Как выяснилось, Баженов прекрасно разбирается в технике — и не только по той причине, что нелегально перегоняет её из Китая и стран ближнего зарубежья, но и просто потому, что интересуется новинками электроники. Ему нравится снимать, оказывается. У них вообще много общего, если на то пошло. Было. В какой момент всё стало идти наперекосяк? Когда Усачев арестовал Ануара, или всё-таки раньше, и у них с самого начала не могло быть ни единого шанса на то, чтобы нормально, а не через губу разговаривать, прикрывая сарказм притворной вежливостью? Минут через двадцать Женя наконец припарковал тачку у неприметной с виду заправки, спрятанной за редкой полосой берёзовой рощи, и кивком позвал закаменевшего от нервяка Руслана за собой. Они устроились за испещрённым белыми разводами столиком в пригородном кафе — здесь точно нет лишних ушей нежелательных свидетелей, как здраво рассудил Усачев. Баженов взял себе простой борщ, чем вызвал у Руслана мимолётную улыбку, которую он быстро убрал и запихнул подальше за кулисы сердца, чтоб она осталась там с ним навсегда. — А теперь выкладывай. — Облокачиваясь на хлипкую деревянную столешницу двумя руками, Бэд придвинулся ближе и своими до невозможности красивыми глазами нырнул, казалось, в самую душу, препарируя каждую эмоцию. От этого взгляда Усачев невольно поёжился и, посильнее натягивая рукава той самой серой толстовки, что будто бы ещё хранила Женин запах, закусил многострадальную губу. — У тебя что-то произошло, раз ты выдернул меня через Кира. И я даже не буду спрашивать, каким образом ты на него вышел, мне это уже неинтересно. Руслан, ты на полном серьёзе считаешь, что я, блять, стану впрягаться в твои проблемы? Так Усачев объективно не считал. Зато этот обвинительный ледяной ушат от Баженова сработал с поразительным эффектом, и он всё же смог обрамить хотя бы для самого себя цель своего внепланового, импульсивного рандеву с Бэдом. Когда больше не на кого рассчитывать, когда ты окончательно запутался, кто тебе друг, а кто враг, у тебя есть только один выход. Вскрывать карты и надеяться, что у противника на руках комбинация слабее. Или что он в последний момент пасанёт и передумает с тобой бороться, предложив объединиться против третьего соперника. — Я приехал не на свои проблемы жаловаться, а открыть глаза на твои. — Колкость из интонации убрать не удалось, хоть Руслан и честно пытался. Шипы выпускались сами собой, больно раня попутно и его. — Есть кое-что, что мне нужно тебе рассказать. Я не знаю всего, но уверен, что эта информация не станет для тебя лишней и вместе мы сможем дойти до зерна истины. Помнишь, я как-то говорил тебе, что среди твоих людей завелась крыса? Раздражённо-хмурое выражение лица Баженова не изменилось — всё те же сжатые в полоску губы, гневное пламя в глазах, сердито сдвинутые брови. Было видно: он и сам всё понимал и наверняка не одну ночь ломал голову над тем, кто из его ближайшего окружения сливает Усачеву важные сведения. Однако выпытывать и торопить замолчавшего Руслана, задумчиво смотрящего на то, как от болтания чайного пакетика окрашивается вода в картонном стаканчике, Бэд не стал. Считал ниже собственного достоинства, наверно. Воцарившуюся тишину внезапно разбил рингтон нового телефона Жени — стандартная мелодия, без каких-либо выебонов, вновь вызвала у Усачева ментальную улыбку. Баженов не церемонился, отходя куда-то, чтоб не мешать разговорами, и, судя по приоткрывшимся в немом «блять» губам, заключение в СИЗО лучшего друга было далеко не единственной его проблемой. — Ты надо мной издеваешься?! Как я увеличу поставки — у меня людей, блять, половины уже нет!.. Новый груз пока только формируется, когда будет — понятия не имею… У Кира есть подвязки и в ГАИ, он договорится, чтобы наши тачки не проверяли… Да, все вопросы через него, теперь он этим занимается… Эльдар, не еби мне мозги, я тебе уже всё сказал! Всё, давай, мне некогда слушать ещё и твои пиздострадания. От звуков знакомого имени Руслан на секунду обомлел — о да, то, как главный виновник практически всех его бед умеет жрать серое вещество маленькой ложечкой, Усачев знал не понаслышке. Сотрудничество с Джараховым было золотой жилой, на которую Руслан по глупости повёлся, купившись на широкую обаятельную улыбку Эльдара и далеко не сразу поняв, что именно с такой улыбкой с лёгкостью отправляют на смерть. — Ты не с того конца начал рыть, наехав на Музыченко, — уверенно, понимая, что терять ему уже нечего, продолжил Усачев, как только Баженов зло швырнул телефон на стол подальше от себя. — Он всего лишь передаточное звено, которое послушно выполняло то, что ему говорили. Ищи крота рядом с собой. Того, у которого к тебе есть большой имущественный интерес, пусть и не вполне очевидный. Того, кто мило тебе улыбается и ездит по ушам своими приторными фразочками, а потом на голубом глазу выпрашивает, к примеру, кольцо за несколько миллионов. В недалёком прошлом Руслан коварно представлял себе, как швырнёт Бэду в лицо всю правду-матку и злорадно будет наблюдать за тем, как того корчит от боли. Как он начнёт гореть в земном аду, костры которого разводил сам, копая яму другому. Но действительность оказалась настолько сюрреалистично противоположной, что сейчас Усачев на себе ощущал, как все его кости перемалывает через невидимые сеточные ножи, которыми было утыкано всё пространство между ним и Баженовым. — Сначала ты отнял у меня друга, а теперь пытаешься ещё и на Катю хуйни напиздеть? Не дохера ли за одного Кира? — Женя говорил негромко, даже, в общем-то, спокойно, но уж лучше бы он кричал. — Ты перегнул палку, Руслан. И заигрался так, злоупотребляя моим хорошим к тебе отношением, что, будь на твоём месте сейчас кто-то другой, я бы уже познакомил морду урода с этим вонючим столом. Втёрся в доверие и изощрённо мстишь, нажимая на все болевые точки? Молодец, блять, можешь собой гордиться. Но на этот раз у тебя нихуя не получится — продолжай лгать кому угодно, только не мне. Чай в этой богадельне оказался на редкость дрянным — ещё несколько раз опустив в воду пакетик и не решившись даже пробовать эти напичканные химозными ароматизаторами помои, Усачев с грустной усмешкой отодвинул от себя чашку, нашарил в кармане пальто сотку, положив её на стол нарочно демонстративно, и аккуратно и молча встал. Смысла в продолжении диалога он не видел — как бы убедительны ни были сейчас его аргументы, Баженов не станет прислушиваться к тому, что он пытается донести, из принципа. Из принципа того, что отныне Руслан в глазах Жени утратил привилегию быть правым. — Я говорил, что ты дурак, но это оказалось не так. Дурак из нас двоих я, раз умудрился в тебя влюбиться. — Задним числом Усачев осознает, что эти слова стали самым болючим, что он кому-либо говорил в своей жизни. Но сейчас, в эту секунду, глядя в с каждым мгновением всё больше наполняющиеся яростью глаза напротив, Руслан честно думал, что делает больно в первую очередь Баженову. Потому и бил сильней и сильней, понимая, что это, по всей видимости, его последняя возможность рассказать всё как есть. — Надумал жениться — совет да любовь. Только перед походом в загс на всякий случай уточни у своей невесты, случайно не замужем ли она. А то в жизни всякое бывает. Вот и всё. По крайней мере, ключи Бэду он дал, пусть теперь тот сам вставляет их в нужные замки. Дешёвые и в своей банальности пошлые звоночки на входе неприятно лязгнули по ушам, но не скрыли душераздирающе ударившего в спину вскрика: — Пошёл нахуй!— — // — —
С этим багажом эмоций от их последнего разговора порученное задание казалось Усачеву насмешкой судьбы, не иначе, — если бы он в неё верил. В любом случае из вариантов у него оставался только Кир, телефон которого отзывался бездушным: «Аппарат абонента выключен, или…». Немудрено, что если Бэд действительно ушёл в тень, решил спрятаться от правосудия либо ещё непонятно от кого, то заставил отметившегося везде, где только можно, Агашкова сменить номер и, вероятно, перевезти семью в другой район. Когда Руслан сообщил об этом Кшиштовскому, который как раз смотрел актуальные горнолыжные туры на зимние праздники, он в одном взгляде смог вскрыть всю глубину разочарования и зарождающейся на глазах апатии. Это был головняк не их отдела и даже не их управления, но от благополучного исхода столько всего зависело! И задница самого Усачева в том числе, о чём Миша в своей горячечной манере, широко взмахивая руками, тут же не преминул напомнить. Данила же, запихивая в себя остатки еды, благоразумно промолчал — но, впрочем, этим своим молчанием намекнул Руслану, что тоже не одобряет его притянутый за уши слив с уговора, на который они возлагали большие надежды. Идея пришла Усачеву в голову спонтанно в следующий вечер, когда он немигающе уставился в переливающиеся новогодними огнями магазины в окне напротив. Руслана испытывало на прочность несправедливое чувство, словно его оставили за бортом жизни, что будто бы назло ему красиво мерцала и радовалась. И внутри вновь проснулось упёртое желание бороться вопреки всему. Знакомый бармен в клубе, жадно проводивший глазами красную купюру, что на мгновение мелькнула в воздухе и юркнула в нагрудный карман его белоснежной рубашки, обрубил звонок и тяжело вздохнул, наигранно печально опустив голову. — Увы, ничем не могу помочь. — Он быстро переключился на традиционное натирание бокалов, всячески избегая в упор расстреливающего его взгляда Руслана. — Абонент недоступен. — Если бы абонент был доступен, вряд ли бы я тащился в эту мерзкую погоду сюда, логично? — ядовито прошипел Усачев. Впервые за всё время он пожалел, что у него отобрали табельное: бармену и впрямь хотелось пригрозить стволом, чтобы не строил из себя идиота, не побрезговав при этом прилетевшими ему с нихера бабками. — Кому ещё из шестёрок Бэда ты стучишь? И не ври мне — привлеку за пособничество нефиг делать, можешь не сомневаться. В испуганных глазах парня вскоре зажглось облегчение, и он быстро опять нащупал рядом телефон, с полминуты порылся в контактах и победно улыбнулся. Однако смятение, которое проникло в его голос тут же, стоило Руслану требовательнее склониться ближе, нетерпеливо барабаня пальцами по барной стойке, чуть не довело Усачева до ручки. — Есть ещё номер Макса, но он никакая не шестёрка… — Значит, звони этому Максу, чёрт тебя подери! — рыкнул Руслан, но, заметив, что бармен наконец приложил мобильный к уху, глухо и обречённо выдохнул: — Пусть передаст Бэду, что я устал быть лжецом.* * *
Гримёрка, в которой Юра обычно готовился к выступлениям, казалась Усачеву в какой-то степени родной — тут он бывал всего пару раз, но именно здесь, в наспех сооружённых гипсокартонных стенах, чувствовал себя правильно и хорошо. В этом и крылась ирония: данное место Руслан собирался осквернить своей зашедшей слишком далеко жаждой мести. Хоть бы Женя отказался и снова послал его в пешее эротическое — это разом решило бы все проблемы. Даже перед самим собой Усачев признавал, что он малодушничал, в последний момент хотел включить заднюю, и весёлая рождественская музыка, раздающаяся из основного зала, только подливала масла в пылающий в груди огонь. Сообщив майору из соседнего участка, что он назначил Бэду встречу — завтра, двадцать второго числа, в семь часов вечера в клубе, — Руслан сразу очертил границы дозволенного и поставил несколько условий якобы для своей безопасности. Впрочем, так, по сути, всё и есть — только безопасность эта заключается в том, чтобы ненароком не угодить на крючок самому. Майор, разумеется, сразу начал качать права, орать, что Усачев охренел, что его ебанистические требования на корню обрубят суть мероприятия, однако Руслан был непреклонен: или всё будет так, как он сказал, или пусть ищут другую приманку. Уединённое пространство, где им с Бэдом никто не помешает, никаких наушников и прослушивающих средств — Баженов не дебил, просечёт подобное на раз, — а ещё минимум участвующих в операции людей, среди которых в обязательном порядке должны быть свои — те, на кого Усачев мог бы положиться. В конце декабря в кустах не спрячешься, а из всех вероятных укрытий по периметру — лишь припаркованные тачки местного мажорья, возле которых потрёпанные гражданские машины полицейских привлекут чересчур много внимания. Ещё и служебный выход «удачно» перегородила фура, что привезла в клуб стратегические запасы алкашки в преддверии новогодних праздников. Руслан не знал, понадобятся ли ему все эти меры предосторожности и потенциальная возможность сбежать самому, если что-то пойдёт не так, но он привык всегда и во всём иметь запасные варианты. Особенно с учётом, что этого Усачев и так в последнее время был досадно лишён, вынужденный вслепую тыкать пальцем в небо. Ни к чему хорошему в итоге это не привело. — Рус, я его не вижу, — в семь пятнадцать отчитался по телефону Поперечный, которому досталась одна из самых дальних точек слежки: Баженов знал его в лицо. — Его никто, блять, не видит. Зассал, что ли? — Бэд — не сопливый пацан, ему не составит труда понять, что я его позвал не чаю вдвоём распить и не в настолки порубиться, — язвительно осклабился Усачев и, вздрогнув от звука открывающейся двери, от неожиданности едва не выронил гаджет из пальцев. Но ровности голоса для того, чтобы проговорить следующую фразу, на удивление хватило. — Жду до половины, потом отбой. Как он только умудрился пройти мимо десятка стреляных оперов абсолютно незамеченным?! И даже не это главное — как вести себя самому Руслану, если Баженов теперь в курсе, зачем ему понадобился весь этот фарс? — А жаль, в настолки с тобой я бы поиграл: ты интересный соперник. Жаль, я сразу этого не догнал. Под весом тела Бэда небольшой, видавший виды диван прогнулся и протестующе заскрипел. Вплотную смотря на Женю, Усачев жадно выхватывал каждую деталь, и от его настороженного, полного страха взгляда не укрылось, что Баженов улыбается. Не ядовито, не скользко, а искренне и беззаботно, даже с налётом искреннего восхищения. — А ты всё-таки редкостный дурак! — Откинув смартфон на гримёрный стол, Руслан сжал ладонями собственное лицо, пальцами убирая взлохмаченную чёлку наверх, и беспомощно откинулся затылком на стену. Естественно, всё, что только могло, пошло не так, сколько ты всего ни выдумывай. — Раз ты обо всём догадался, то какого хрена пришёл сюда, Женя? — Ты обещал мне правду, Вихлянцев. Всю. — Уже не улыбаясь, Баженов стащил с себя куртку и скупо кивнул Усачеву, чтобы садился рядом с ним. Но этого было достаточно, чтобы Руслан подчинился. — В кафе я повёл себя как психованный долбоёб, и только потом, обдумывая то, что ты мне наговорил, вспомнил, что Катя появилась в моей жизни где-то через пару недель после твоей фальшивой смерти. И маячила рядом постоянно — будто бы случайно, «какое совпадение, мы снова встретились, это точно судьба». После твоих слов я нашёл это странным. Особенно когда как бы невзначай спросил у Кати про тебя, и она сразу занервничала. В сердце больно укололо ещё одной саморазрушительной инъекцией — поёрзав на краю дивана, Руслан опять машинальным взглядом окинул Женю с ног до головы, анализируя. Те же самые обычные тёмные джинсы, что и всегда, такой же простой чёрный джемпер, выглядывающий из переднего кармана телефон без чехла, пачка сигарет, торчащая из заднего, и — от этого Усачев сглотнул душащий ком в горле — больше ничего. Сам Руслан чересчур отчётливо ощущал под поясом броских узких штанов холод любимого ножа. — Клэп помогла мне сбежать в тот день, когда я пробрался в твой дом, — прокашлявшись, твёрдым тоном начал Усачев. — И тогда она ещё не выглядела как крашеная кукла, а была красивой и милой девушкой, прости. — От этих слов Баженов снова улыбнулся, и Руслан, ощутив тень облегчения, его отзеркалил, невольно придвигаясь ближе. — Она же и навела меня на твою стрелку с башкирами. Ну и плюсом Катерина — моя фиктивная жена, о чём я узнал совсем недавно. И я уверен, что она тоже действует по чьей-то указке. Кто-то сталкивает нас лбами, Жень, и этот кто-то, скорее всего, хочет уничтожить нас обоих. Юра — единственный, кто мог бы хоть что-то нам объяснить, но из-за твоих необдуманных, импульсивных решений он уже ничего не скажет. А ещё он заявил на тебя в полицию. И именно поэтому здесь я и мои коллеги. Снести последний разделяющий их с Баженовым бастион оказалось нетрудно. Гораздо сложнее Усачеву далось стрельнувшее в этот момент по мозгам страшное понимание, что Женя осознанно пришёл на встречу, и всё озвученное только что совсем не стало для него новостью. Он намеренно здесь — без оружия и без сопротивления, как и несколькими днями ранее Ануар. По крайней мере, в его непринуждённой позе и безмятежном поведении читалось точно такое же смирение, как и у казаха. — Я сказал, всю правду. Ты меня в самом деле любишь? Пальцы Баженова осторожно, но цепко обхватили Руслана за затылок, вынуждая его смотреть прямо в упор и даже не думать отстраняться. Смелости осталось только на то, чтобы позорно кивнуть одними глазами и зажмуриться, чувствуя себя ещё хреновее, чем до этого. Да, в самом деле любит. Своеобразно, конечно, — с такой любовью лютые враги покажутся закадычными друзьями. С такой любовью человечнее вытащить спрятанный под одеждой нож и вонзить его в Женину спину по самую рукоять — аккурат рядом с парой торчащих там таких же. — Знаешь, что было моей первой о тебе мыслью? Ты же убиваешь себя в полиции, занимаясь тем, что для тебя противоестественно. Ты не создан для насилия, и недавнее твоё питерское баловство с контрабандой — не больше чем наивные детские игрушки. Тебе бы открыть легальный бизнес, честно платить государству налоги и откаты и беззаботно спать по ночам. — Добиваясь визуального контакта, Баженов в отчаянно нежном жесте провёл по щетинистой щеке Усачева и потянул его на себя, вынуждая открыть глаза и реагировать на то важное, что намеревался сказать дальше. — Я сообщил Джарахову, что ты жив-здоров. У нас с ним есть определённые договорённости, и, если ты вернёшь ему всё, что должен, до копейки, тебя оставят в покое. Так что со спокойной душой уезжай обратно домой в Питер и живи так, как ты мечтаешь и заслуживаешь. Взамен только дай мне слово, что уйдёшь из полиции и больше никогда не будешь никуда влезать, не преступишь закон. Ты услышал, Руслан? Дай слово! «Со спокойной душой». Конечно, Жень, всё именно так и будет. Пелена перед глазами, вновь подступивший к горлу ком, непонятно откуда взявшийся тремор в пальцах — Усачев еле нашёл в себе силы, чтобы одним слитным движением сбросить чужую хватку, подняться и, взяв дрожащей рукой телефон, позвонить по первому в списке номеру, отказываясь верить, что этот акт самопожертвования Баженова — последнее, что отныне будет их связывать. — Дань, в общем, Бэд так и не пришёл. Сворачиваемся, я сейчас выхожу. — Зажав большим пальцем боковую клавишу, Руслан во избежание отключил гаджет и, двигаясь на автопилоте, как марионетка с обрезанными нитями, потянулся за собственным пальто, направляясь к двери. Он не будет Жене ничего обещать — пусть всё идёт как идёт. — И ты выходишь тоже, минут через пятнадцать-двадцать после меня, а пока не высовываешься и сидишь здесь. Иди через служебный — тебя пропустят. Я постараюсь всех увести, но ты всё равно будь осторожен. Не попадись, пожалуйста, и тоже не просри свой шанс нормально пожить. Сейчас он выйдет, всунет ещё одну купюру с изображением славного города Хабаровска охраннику, тем самым сделав того временно слепым, разыграет моноспектакль, отвлекая всеобщее внимание, и будь что будет. Ну, пусть проводят всё-таки в отношении него служебное расследование, ну, пусть делают запрос в Норильск, где выяснится, что никакого майора Усачева в местной полиции отродясь не бывало, ну, пусть заводят на него уголовное дело — достанет свои старые документы, выкрасит чёлку обратно, побреется, ещё как-нибудь изменится до неузнаваемости, беря пример с хитросделанной Клэп, и завтра же свалит из ненавистной Москвы. Они с Женей, не сговариваясь, разбили этот гордиев узел по принципу «услуга за услугу», а неизвестный урод, что методично плетёт вокруг них паучьи сети интриг, пускай подавится нахрен. Но как бы не так. — Руслан, ты вконец ебанулся?! Ты что, блять, делаешь? Как, по-твоему, я должен нормально жить после того, что ты мне тут наговорил?! Да я лучше на зону сяду, чем буду знать, что проебал всё, что мне было дорого, проебал тебя! — Нет, Жень. — Усачев обернулся уже на самом пороге, выдавив из себя прощальную улыбку, и потуже затянул вокруг шеи шарф. В их единственный день, разделённый на двоих и помноженный на то мимолётное счастье, что они успели подарить друг другу, после оргазма Баженов, ещё до конца не придя в себя, сказал, что просто обожает, когда Руслан улыбается. — И ты догадываешься почему. Я только что чуть не отправил тебя гнить в тюрьме вслед за Ануаром, и делал это умышленно. Если сможешь, прости. Чаще всего события, которые накладывают свой страшный отпечаток до самой гробовой доски, происходят словно не с тобой — вовремя срабатывает защитная реакция психики, организм мобилизует все силы, и ты будто бы смотришь малобюджетный экшн без капли внутреннего смысла, не особо вдаваясь в детали. Усачев медленно шёл по узкому коридору; на него чуть не налетел матерящийся себе под нос грузчик с ящиком звенящих стеклянных бутылок в руках; потом его грубо развернули за локоть назад, сжимая предплечья железной хваткой; он вырвался, кажется, крича Баженову, чтобы раз и навсегда убирался из его жизни… Недолгое просветление наступило только на улице, во внутреннем дворе клуба, где не так была слышна какофония предпраздничных радостных возгласов из зала и не слепили вездесущие гирлянды, когда Бэд, догнав Руслана и цепляя хвост его шарфа, вынудил Усачева наконец остановиться и выплюнул ему прямо в лицо: — Хуй тебе, Руслан! Если мы отсюда и уйдём, то только вместе. Или же ты уходишь один, а я иду туда, куда ты и собирался меня отправить. Выбирай — решать сейчас только тебе. По глазам била противная дождевая морось, что уже третий день убивала былую снежно-белую зимнюю красоту, шею от сильного натяжения сдавило, на сей раз Баженов удерживал его крепко, не давая больше исчезнуть, и ощутимо встряхивал — и Усачев опять провалился в спасительное полугипнотическое состояние, наблюдая за происходящим словно со стороны, ещё и через глухое матовое стекло. В голове пульсировала только одна утешительная мысль: впервые на памяти Руслана добивались его, а не он. И это оказалось, чёрт возьми, приятно. Только всё так же глупо и бессмысленно. — Нет, Женя, — настойчивее повторил Усачев, вкладывая все силы в то, чтобы обеими руками оттолкнуть Бэда от себя. — Я свой выбор давно уже сделал. Внезапно Руслана озарило идиотской идеей вытащить нож и пригрозить Баженову им, чтоб отстал, и в тот самый миг, когда при искажённом дождливой влагой свете фонарей блеснуло лезвие, Женя вдруг разжал пальцы и отступил назад, практически сразу же оседая прямо на грязный и мокрый асфальт. Крови Усачев не увидел — он, скорее, её себе нафантазировал, когда из-за угла к нему пулей подбежал Поперечный, всё ещё держа указательный палец на спусковом крючке. — Пришёл всё-таки, сука! Специально тебя здесь поджидал, утырок, блять! — Данила в считанные секунды оказался рядом и, осёкшись, ошарашенно взглянул на наконец очнувшегося Руслана. На глазах бледнея, он кое-как засунул «бабочку» обратно и дрожащими пальцами принялся расстёгивать измазанную бурыми потёками куртку оцепеневшего Бэда, стараясь не смотреть при этом на его обильно кровоточащее плечо. — Жаль, ни хера не видно — я этого отморозка с удовольствием нахуй убил бы! Вот уж вправду: благими намерениями вымощена дорога в ад. — Поперечный, какого хрена?! — надрывно заорал Усачев. Ему и самому стало мерзко и жутко от того, как жалко, истерично звучал его голос, но держать себя в руках стало уже невозможно. — Я же русским языком сказал: сворачиваемся! Почему ты всё ещё здесь?! Баженов, судя по его слабо дёргающимся пальцам, которыми он пытался зацепиться за ладонь Руслана, находился ещё в сознании, хоть и явно под парализующим действием болевого шока. Усачев, к горлу которого волнами подкатывала тошнота, только из чистого упрямства заставлял себя шевелиться и пытаться оказать хотя бы примитивную первую помощь. Уложив голову Жени у себя на коленях, он, не чувствуя брезгливости, сидел прямо на бордюре и, оттянув ткань джемпера, подставлял трясущиеся пальцы в район того места, откуда предположительно текла кровь. Всё-таки лекции, на которые отправляли сотрудников полиции стабильно раз в полгода, даром для Руслана не прошли, и он смог на ощупь безошибочно определить, что артерия, к счастью, не задета. — Я тебя ждал, чтобы домой отвезти. Слышу: голос знакомый — думаю, дай подойду, а тут эта падла на тебя накидывается, ты за нож хватаешься, и я… — поражаясь странной реакции Усачева, сбивчивой скороговоркой произнёс Данила, полностью растерявшись и неверяще глядя на то, как он одной рукой старается оторвать от одежды длинные полосы ткани. — Да я же как лучше хотел… — Как лучше будет, если ты сейчас же уедешь и никому — слышишь, ни одной живой душе! — не расскажешь, что здесь только что произошло. Я всё тебе потом объясню, а пока убирайся отсюда нахрен! Накатившая истерика клещами перекрывала лёгкие, мешала глотнуть воздуха, расщепляла голос на беспомощные жалобные килогерцы, но на остатках воли Руслан старался туго перевязать кровоточащую рану, действуя интуитивно и мысленно уговаривая себя, что та липкая жидкость, которую он ощущает под подушечками пальцев, — это просто дождевая каша и не более того. Усачева мутило и при виде засохших буро-красных потоков на трупах, которые уже не несли в себе ничего, кроме омерзения, а кровь, хлещущая из тела живого человека, который никак больше не реагирует на обращения к нему и редкие хлопки по щекам, кроме глухих болезненных стонов, по идее должна была отправить его в эффектный обморочный нокаут. Какие силы ещё сохраняли Руслана в этой реальности, оставалось для него загадкой. Поперечный, как ни странно, послушно ушёл, даже не прокомментировав ебанутое поведение майора Усачева. Ставя себе галочку непременно поговорить с ним позже, Руслан затянул узел ниже входного отверстия и вытащил из кармана Баженова мобильный. Повезло: он не был запаролен, а новый номер Кира в меню недавних вызовов значился одним из последних. Получив от Агашкова взволнованное, но уверенное: «Скоро буду», Усачев достал и включил теперь уже свой телефон, в уме прикидывая, закончилась ли смена Ильича. Судмедэксперт — это, естественно, далеко не хирург, но альтернативы у него не было. Собственноручно вытащить пулю Руслан точно не сможет, как и адекватным образом обеззаразить рану, а в больницу, даже частную, путь им обоим заказан. Один с огнестрелом, да ещё и числящийся в розыске, а второй — полицейский на карандаше, вот уж главврач джекпот сорвал бы! В коротком разговоре с Прусикиным Усачев ограничился лишь общей просьбой о помощи без чудовищной конкретики, что ему от него нужно. Тот как раз собирался выходить из лаборатории, отчего Руслан не без облегчения вздохнул: Кир, который и привёз Баженова сюда полчаса назад, ещё не успел далеко отъехать от клуба, находящегося как раз в районе, который курировал полицейский участок, где трудились Усачев с Ильичом. — Немного потерпи, Жень, сейчас тебе помогут, — скорее самого себя уговаривал Усачев. Баженов лежал уже с закрытыми глазами, похоже провалившись в избавляющую от дикой боли отключку. — Только нам с тобой надо куда-то переместиться, чтобы не промокнуть под этим грёбаным дождём. Людей поблизости, благо, не было видно — на всякий случай Руслан, тем не менее, плотнее спрятал под курткой Бэда давящую повязку, готовый, чуть что, в любой момент изобразить, как оказывает помощь обдолбанному посетителю этого заведения. В качестве временного укрытия отлично послужил навес у входа в одно из служебных помещений — дверь заперта на замок, а значит, сейчас им вряд ли пользуются, и здесь их никто не тронет. Дотащить туда тяжёлое обмякшее тело Усачеву удалось с трудом, но, поглощённый страхом и переживаниями за близкого человека, он усталости даже не почувствовал. Не переставая прижимать правую руку к шее Баженова и контролируя пульс, Руслан перезвонил Киру, попросив, чтобы тот подобрал из участка Прусикина, и принялся считать про себя медленно тянущиеся секунды. Один, два, три… Минута. Две. Пять. Десять. Двадцать минут и ещё тридцать четыре слабых удара — пока наконец рядом не остановилась, возмущённо визжа покрышками, многострадальная машина Агашкова. — Ты башкой ударился, Усачев?! — мигом оценил обстановку заметно охреневший Ильич, тараща глаза на разбитого Руслана и полуовоща на его руках. — Да я максимум жмуров вскрывал, и там как бы сильно похуй — хуже, чем есть, сделать очень трудно! А это… Аккуратно передав Женю Киру, Усачев придержал заднюю дверь, только сейчас ощущая, что ноги совсем его не слушаются. Потому Руслан, понимая, что и так сделал всё, что мог, и даже больше, самоустранился, тяжело опускаясь на сиденье рядом и подтягивая редко дышащего Баженова к себе. — Здесь поблизости есть гараж, который мы арендовали. Времени в обрез, так что едем туда. Агашков рулил нервно, пересёк двойную сплошную прямо под камерой, а ещё подрезал по-черепашьи плетущуюся в левом ряду идиотку. От долбанутости ситуации, в которой оказался, Руслан вернулся в защитное сомнамбулическое состояние, неосознанно перебирая приятно жёсткие волосы Жени и кое-как слыша не особо уверенные наставления Ильича. — Антисептик — как можно больше, вата, бинты, дицинон, лидокаин, какой-нибудь антибиотик, который только получится достать без рецепта… Бля, я ебу, что ещё нужно в таких случаях? Может, мы всё-таки в больничку? — Нет! — в один голос закричали Усачев с Киром. Прусикин, вздёрнув бровью, закатил глаза и перевёл тему в предметное русло, понимая, что втянули его во что-то очень незаконное. — Тогда, Руслан, говорю сразу, на берегу: если что-то выйдет не так, не обессудь. Я на первом-втором курсах в меде хуи пинал. Ай, блять, мне же ещё нужны перчатки, несколько пар, и что-нибудь колюще-режущее. Сука, ты бы хоть предупредил — я бы из лаборатории пизданул всё необходимое! — Если бы я признался тебе во всём заранее, ты бы отказался, Илюх, — с печальной усмешкой на автомате огрызнулся Усачев. — Балисонг подойдёт? Не глуша мотор, Агашков тормознул у первой попавшейся аптеки и метеором рванул туда. Руслан проводил его обеспокоенно-отрешённым взглядом и, осторожно отодвинув Баженова от себя, чтобы не задеть его раненое плечо, повязка на котором уже успела насквозь промокнуть, вытащил из-за пояса нож. Вот и пригодился. — Без малейшего понятия. Наверно, подойдёт, блять, хотя на скальпель это мало похоже. — Ильич фыркнул, поймав «бабочку» на лету, и многозначительно протянул: — М-да-а, неспроста, по ходу, тебя отстранили, Усачев. Но это не моё дело, я могила. Тут бы парня спасти — крови он потерял нехило. Вопросов Прусикин никогда не задавал, за что его ценили в участке и снисходительно относились к его, мягко говоря, странностям. Да, бухает прямо на рабочем месте, да, без хорошего коньяка или ещё чего-нибудь дорогого и высокоградусного к нему на кривой козе не подъедешь, да, «позорит» органы откровенно вызывающей внешностью — тут тебе и неестественно выбеленная чёлка, и пирсинг в носу, и забитые татуировками руки. Но, что надо, сделает в рекордные сроки и распишет выводы максимально подробно, любые заключения, какие только нужно, подмахнёт — не придерёшься. И, главное, всё молча, без излишних разглагольствований и чтения моралей. Потому-то они с Данилой на общих интересах и сошлись, а вот Усачев до сегодняшнего дня с Ильичом близко не пересекался. Как говорится, никогда не говори «никогда». Остаток пути до обозначенного гаража и ожидание, пока Кир собьёт тяжёлый амбарный замок найденной неподалёку арматуриной, сожрали, казалось, последние крохи живых нервных клеток, и дальше участвовать в происходящем Руслан окончательно отказался. Всё, что он себе позволил, — это сидеть рядом с Женей, по другую сторону от подстреленного плеча, спиной к пыхтящему Прусикину и Киру, помогающему ему удерживать Баженова на месте, и время от времени стирать салфетками пот с лихорадящего лба Бэда. Только по эмоциональным комментариям Ильича Усачев примерно понимал, что, прежде чем пытаться вслепую, без рентгена, вытащить застрявшую пулю, тот ножом разрезал омертвевшие ткани вокруг входного отверстия и обрабатывал края раны антисептиком, одно за другим вводя лекарства и пытаясь остановить хлещущую кровь. — Бля, это же живой пацан, нахуй, а не труп! Учтите вы оба: я могу случайно постараться так, что никакой разницы между ними очень скоро не будет! Баженов пару раз, по всей видимости, приходил в себя, сквозь стиснутые зубы бормотал что-то нечленораздельное, рефлекторно дёргался и пугал Руслана синюшной бледностью лица и чересчур горячим телом. — Так, дорогой мой, съебись-ка ты отсюда подышать на улицу. — Видя, что Усачев мало чем по цвету кожи отличается от Бэда, Кир похлопал его по спине, привлекая внимание, и кивнул на выход. — Мне не улыбается перспектива откачивать ещё и тебя. Спорить Руслан не стал — толку здесь от него действительно не было ни на грамм. Без преувеличений, он и так герой, Жене помог, насколько сумел, — вполне можно не просто кислородом подышать, а взять такси и уехать нахер домой, тут он уже больше не нужен. И на карту Прусикину надо бы приличную сумму перевести — сосредоточившись на этой мысли, Усачев опёрся спиной о железное полотно гаража и разблокировал телефон. Но до банковского приложения так и не дошёл, с замиранием сердца наткнувшись на уведомление в шторке о восьми пропущенных звонках от Кшиштовского и нескольких сообщениях от него же. Рус, не расстраивайся, ты всё равно молодец! Самый ржач в том, что мы тупо зря всё это затеяли. Музыченко прислал бумагу об отказе от своего заявления. Ебанутый тип, вытрахал по телефону мозг всем вплоть до полковника! И завтра выходи на работу))) Проверки не будет, твоё отстранение отменили!!! Руслан рассмеялся от души, разрезая тяжёлый воздух этими громкими истошными содроганиями. До чего же всё по-идиотски сложилось, насколько же над ним поиздевались все, кому только не лень, и как же он прогадал по всем направлениям, не приняв в конечном счёте ни одного правильного решения!Да, Миш, я завтра утром приду. Подавать рапорт об увольнении.
Радовало в этой грустной клоунаде Усачева лишь то, что Данила действительно никому ничего не сказал — в первую очередь Кшиштовскому, который, узнай о случившемся, в лучшем раскладе бы просто поднял всех на уши и прислал опергруппу прямо в этот гаражный массив. И ещё подфартило, что в своё время Бэд и его парни оборудовали это место более-менее пригодным для недолгого пребывания: здесь стоял и продавленный, побитый молью диван, и работал калорифер, и был обустроен самодельный мини-бар, остатками роскоши которого сразу же воспользовался Ильич для дезинфекции рук и не только.Спасибо, Дань, ты даже не представляешь, как сильно ты меня выручил! Ты дома? Не ложись спать, пожалуйста, я к тебе скоро приеду.
Предупредив о своём намерении Поперечного и отправив-таки денежный перевод Прусикину, Руслан спрятал телефон в карман, игнорируя опять пришедшие сообщения: ещё одной новости сегодня он уже не выдержит. Ему и так предстоит тяжёлый и крайне непредсказуемый разговор с Данилой, которого, увы, не избежать, — не хватало ещё, чтобы тот снова что-нибудь выкинул из своих бездумных супергеройских побуждений. По-хорошему, морально надо готовиться ко всему — даже к тому, что Поперечный насильно потащит его в участок и закроет в обезьяннике до выяснения всех обстоятельств. Но вакуум в голове и в душе сыграл Усачеву на руку, и все мысли растворились в апатичном бессилии, не задерживаясь надолго. — Рус, зайди. Женя тебя зовёт. Усачев не знал, сколько вот так простоял на открытом ветру, сильнее заматываясь в шарф и смотря на чёрное бездонное небо, с которого вместе с мелким дождём срывались тающие на глазах снежинки. Он кивнул окликнувшему его Киру и позволил себе небольшую слабость, прильнув в распахнутые объятия друга, — Агашков, как никто другой, мог представить, через что Руслану пришлось пройти, зная о его непереносимости вида крови и об эмоциональной привязанности к тому, кто мог сегодня умереть. — Кир, он реально собирался сдаваться полиции? — еле слышно вытолкнул из себя Усачев, впрочем, изначально уверенный в утвердительном ответе. — Прямо он мне об этом не говорил. Но в последние дни Бэд был занят тем, что передавал все свои дела нам с Максом и постоянно висел на телефоне, решая какие-то проблемы, — честно ответил Агашков и мягко отодвинул Руслана от себя, тактичным кивком указывая ему в сторону гаража. — Давай иди, пока он ещё в сознании. Ильич вколол ему лошадиную дозу обезболивающего и снотворного — я попросил, чтобы он поспал. Больше вопросов Усачев задавать не решился. Всё было ясно и так. Заприметив мнущегося на пороге Руслана, Прусикин пожал в ответ ему руку и понятливо удалился, прихватив с собой наполовину выпитую бутылку коньяка. Мгновением позже с улицы донёсся крик Кира, сообщившего, что он быстро отвезёт Илью домой и вернётся, и Усачев в глубине души облегчённо выдохнул: тот и так увидел куда больше, чем нужно. Прусикин, конечно, вроде чувак неплохой, трепаться языком почём зря не станет, но всего ему лучше не знать. — Руслан… Иди сюда. Бэд выглядел плохо, ужасающая бледность всё ещё никуда не делась, а под влиянием влитых в него препаратов его взгляд плыл, долго ни на чём не фокусируясь. По-честному, Усачев вообще не понимал, как он пришёл в чувство и отдаёт ли он в принципе себе отчёт своим действиям. — Я здесь, Женя. — Руслан послушно присел рядом на самый край дивана, чтобы ненароком не потревожить забинтованную рану, и снял пальто, аккуратно укрыв им дрожащего в ознобе Баженова. — Как самочувствие? — Хуёво, но нормально, — попытался пошутить тот, но, неудачно двинувшись, задел изрезанное плечо, до скрежета сцепил зубы и беззвучно выматерился. — Сядь ближе. Усачев снова послушался и охнул, совсем не ожидая достаточно крепкой для раненого хватки на собственной шее, отчего даже затаил дыхание и замер, смотря на Женю широко раскрытыми глазами. Что бы Баженов сейчас ни хотел осуществить, он позволит ему всё. — Иди ты нахер, Вихлянцев… Со своими заёбами… — Слова давались Бэду всё трудней и трудней, в перерывах между обрывками фраз он шумно втягивал в себя воздух и кривился, безмолвно пережидая очередные приливы жгучей боли, но пальцы на шее Усачева сжимались только сильнее. — Ты мой, Руслан, и мне похуй. Понял меня? Когда Жене полегчает, они обязательно обо всём поговорят и в деталях решат, что делать дальше, на свежую голову, а пока Усачев согласно мотнул головой и широко улыбнулся. Давление, перекрывающее нормальное дыхание, ослабло, и Руслан мягко взял ладонь Баженова в свою и потянул вверх, прижимая её к своим обветренным губам. Такого отношения он не заслужил, но больше не хотел упускать выпавшего ему счастливого шанса. Ведь он за него очень дорого заплатил.* * *
Зайдя по пути в круглосуточный магазин возле дома Данилы, Усачев позвонил в домофон, нарочно позвенев бутылками в фирменном пакете, и, не давая себе ни секунды на сомнения, вошёл в подъезд. Теперь все пути отступления отрезаны, мосты вновь сожжены — Руслану это не впервой, да и сейчас он наверняка знает, за что борется, поэтому страха больше не чувствует. — Приходилось ли тебе когда-нибудь постоянно лгать? — издалека начал Усачев, выгружая на кухонный стол купленную выпивку: себе — белое вино (красное у него сегодня плохо кое с чем ассоциировалось), Поперечному — дорогущий вискарь, который простой опер даже со своими бесконечными рейдами на ликёро-водочный не мог бы себе никогда позволить. — Что у тебя за вопросы, — хохотнул Данила и вытащил из шкафчика рюмку и бокал. — Конечно. Я вру самому себе, что с понедельника брошу курить, потому что сдыхаю от длительного бега и на твоём фоне кажусь убогим задохликом. Вру Кшиштану, что мы с тобой опять застряли в пробке, а не я тупо проспал, что протокольчик нацарапал я, когда на самом деле с ним на славу постарался ты. Вру вам всем, что мне нужен только быстрый, ни к чему не обязывающий перепихон, когда в реале я мечтаю о том, чтобы на этой кухне уютно возилась моя жена в каком-нибудь дебильном цветастом фартуке, а не пахло шаурмой и магазинными пельменями. Да я только и делаю, что лгу всем, Руслан. Усачев залпом осушил вино, что по-джентльменски налил ему Поперечный, и в какой раз за этот день ощутил себя мудаком. Он провёл бок о бок с Данилой почти полтора года и только сейчас понял, что тот совсем не такой, каким хочет бахвально казаться. В глубине души Поперечный — ранимый и отдающий всего себя ради близких человек. Сегодня он это в полной мере доказал, когда ринулся ему на помощь без раздумий, посчитав, что его друг в опасности. А Руслан — совершенно законченный эгоист, который дальше своего носа ни черта не увидел. — А если по серьёзке, Дань? Лгал когда-нибудь? К затянувшейся прелюдии Поперечный отнёсся так же философски — вытерев капли на бороде в задумчивом жесте, он по очереди налил ещё алкоголь и опрокинул в себя крепкий «Blue Label», как воду. — Я уже давно привык к тому, что ты мне ничего о себе не рассказываешь, — пожал плечами Данила, закуривая в окно. — Даже обижался на это лишь в самом начале — потом забил хер и смирился. Тем не менее, о том, что ты что-то скрываешь и напропалую мне врёшь, подозревать начал только на днях, когда приехал к тебе, помнишь? Ты сказал, что сейчас зажигаешь с тёлкой, а женской обуви у тебя в прихожке я не увидел. Да и там был такой бардак! Это совсем на тебя не похоже: у Усачева — и шмотки валяются на пороге? В общем, Руслан, я всё это к тому, что если ты не хочешь, то можешь не рассказывать. Мишка уже успел мне нажаловаться, что ты от нас уходишь, так что делить нам больше нечего. Скажи только одно: это из-за него? — Для начала держи это. — Усачев протянул Даниле вытащенную из раны пулю и гильзу, которую постарался найти, специально вернувшись к клубу перед приездом сюда. Ждущий его таксист, наверно, знатно прифигел от уморительной картины, как интеллигентно одетый чувак на карачках ползает около сомнительного клубешника и себе под нос не то ругается, не то молится. — Напишешь в докладной, что из-за плохой видимости обознался и на автомате сделал предупредительный вверх. А теперь слушай и не перебивай. И, пожалуйста, постарайся отнестись ко всему спокойно. И Руслан начал свою исповедь. Всю — от того, кем является на самом деле, и вплоть до сегодняшней истории в клубе. О своей гротескной лав стори и неудавшейся преступной деятельности на пару с небезызвестным Агашковым, о побеге из любимого города и попытках выжить в пасмурной столице, в полной мере не потеряв себя. За время его рассказа, который лился непрерывной рекой, без неловких пауз, Данила успел прикончить ещё две сигареты и влить в себя рюмок пять горького пойла. Но выражение лица его оставалось неизменным — таким же внимающе невозмутимым. — То есть ты в натуре пидор, получается? — со смешком спросил Поперечный, как только Усачев закончил и жадно схватил бокал, чтобы промочить изрядно пересохшее горло. — И Баженов тоже… Пиздец, мой мир никогда не будет прежним! — Это единственное, что тебя зацепило в этой истории? А то, что я, блин, фейковый мент, ничуть не смутило? — Абсолютно не предугадывая подобной реакции, Руслан рассмеялся, чувствуя, что вино медленно, но верно ударяет в голову, тепло укутывая его в умиротворяющее покрывало. — Женя нет — он просто не смог устоять перед моим обаянием. Поверь, Данька, у тебя тоже не осталось бы шансов, если бы ты был в моём вкусе! Ошибиться во всём, и в первую очередь в людях, которые его окружали, и не прекращать приятно им удивляться — а он и правда везунчик. — А чё там с Бэдом твоим, в конце-то концов? Сильно я его, ну, того? — У него слепое ранение в левое плечо. Ильич сказал, что к себе в морг Женю не повезёт, на сегодня его рабочий день окончен, — усмехнулся Усачев. — Когда я уезжал, он уже спал. Надеюсь, завтра ему станет полегче. — А я всегда говорил: Илюха — наш человек! На ёбнутых весь наш бренный мир держится. Они разговаривали ещё долго, Поперечный посерьёзнел и начал задавать уточняющие вопросы, теперь уже наглядно демонстрируя своё полное охуевание от услышанного. Поняв, что от таких известий алкоголь его вообще не берёт, он вдруг отодвинул от себя бутылку и наконец резюмировал: — А у тебя, Русик, как выяснилось, стальные яйца. И знаешь, что я ещё подумал? Ты не липовый полицейский — из нас двоих настоящий коп как раз ты, потому что ты такой, как того требует время. Внимательный, скрупулёзный, кого не бесят эти грёбаные бумажки, но который может в любой момент сорваться с пушкой наперевес в самое пекло и глазом не моргнуть, блять! И ты ведь всё это время почти не палился… Ну, иногда говорил очень странные вещи, не без того, но мы с Михой, так-то, привыкли, что ты у нас тоже паренёк с ебанцой. Иначе хрен бы я к тебе тогда приклеился, всеми силами пытаясь заострить на себе твоё внимание. Я же как будто где-то в девяностых остановился в развитии… И да, мы с тобой теперь просто обязаны поехать вместе в Питер — покажешь мне ваши там самые отпетые бандитские места. Усачев Даниле это пообещал. Как и то, что, несмотря на его уход из полиции, они с ним ни за что не потеряются: идиотизм — разбрасываться людьми, которые принимают тебя тобой. Потому следующий тост — за истинную дружбу — всё же состоялся, после чего Руслан отвлёкся на забытый телефон, чтобы дать себе передышку и немного выветрить из головы алкоголь. Среди нескончаемого потока гневных опусов от Кшиштовского Усачев заметил короткое сообщение от Музыченко — надо же обязательно поблагодарить и его. Ещё один человек, который уважительно отнёсся к его решениям и просто сделал то, о чём его попросили, без вопросов и пререканий. Ты там как? Понимая, что на длинный ответ ему не хватит трезвости и меткости попадания по буквам, Руслан включил фронтальную камеру и отправил Юре селфи с бокалом в правой руке — горящие глаза и расслабленная улыбка на губах должны были сказать ему обо всём. Кто-кто, а этот алкаш со стажем поймёт. Однако Музыченко, который столько раз безуспешно пытался раскрутить Усачева на то, чтобы вместе побухать, при виде подобной фотографии сразу заподозрил неладное и в ту же минуту позвонил по видеосвязи. Взгляд его был испуганным и напряжённым. — Ты пьёшь? Вообще пиздец, да? Так нихуя и не решилось? — с ходу начал бомбить вопросами он. — Не, Юрец, это я от счастья, — радостно покачал головой Руслан. — Решилось сразу всё. На службе меня восстановили — завтра Родина снова ждёт. Но я решил уйти оттуда нахер и заняться чем-нибудь поинтереснее, потом определюсь, чем именно. А ещё, оказалось, он меня не ненавидит — наоборот, любит охренеть как. Сам мне в этом, правда, не признался ещё, но я это и так знаю. И жениться я его обязательно отговорю. — На этих словах Поперечный в голос заржал, чуть не подавившись при этом вискарём, расплескав его вокруг себя, и Усачев игриво подмигнул Даниле, показывая большой палец в ответ на этот маленький факап. — А ещё у меня, как выяснилось, есть настоящий друг, о котором я раньше не подозревал. Даже два настоящих друга!.. Спасибо за всё, Юр. Недоверчивость с лица Музыченко так и не сошла — он, наверно, всё это время здраво раздумывал, надо ли вызванивать для Руслана скорую. Но к концу этой горячей речи Юра наконец заулыбался и, пропустив во взгляд мимолётное сомнение, решился. — Ты просил меня рассказать… Короче, я по-прежнему считаю, что это делать должен тот, кому я обещал ничего не говорить ни тебе, ни кому-либо ещё, но взамен дам стопроцентную наводку. Ты выпытывал, как я достал тебе паспорт, диплом и так далее. Я отморозился — но только потому, что и сам понятия не имею, откуда всё это взялось. Зато могу сейчас сказать, кто точно ответит тебе на этот вопрос. Сердце в груди забилось как бешеное, будто забившись об заклад раздробить ко всем хренам рёбра, но Музыченко, мать твою, надумал выдержать мхатовскую паузу. Усачеву пришлось чуть ли не начать умолять над ним сжалиться, прежде чем Юра наконец признался. — Кир. Это он сделал твои документы.