«Моя проблема в том, что ты — её решение». Фредерик Бегбедер
Полусонный Кшиштовский, который, видимо, планировал провести ночное дежурство на не очень удобном, слишком маленьком для среднего человеческого роста, но таком любимом диване в своём кабинете, — до тех пор, пока Усачев не решил спутать ему все карты, — пообещал прислать опергруппу примерно через полчаса. Так что у Руслана было немного времени, чтобы, вдоволь надышавшись чистым кислородом (даже наконец начал идти редкий, но крупный, красивый снег), собрать мысли в кучу и вычленить хоть что-то внятное из сумбурного анализа сегодняшних стремительно развивающихся событий. Первое и единственное приятное: Юра, которому довелось на своей шкуре прочувствовать силу агрессивных методов Бэда, на данный момент в безопасности. Второе и для Усачева широким самокритичным хуком бьющее под дых: он действительно, как ему часто в последнее время повторяли разные люди, полный идиот. Слон всё это время размахивал огромным длинным хоботом прямо у него под носом, Музыченко (только как?!) принёс ему на блюдечке с голубой каёмочкой все необходимые вводные, и, срасти Руслан сразу, что нужно искать некую Екатерину Трофимову, его проблемы, вполне возможно, были бы давно решены. И он бы уже натягивал разноцветную гирлянду на свой любимый стеллаж с подсветкой, наряжал ёлку у панорамного окна с видом на Фонтанку и вовсю готовился к Новому году. Может, и новое путешествие бы уже планировал в какую-нибудь необычную, экзотическую страну. Третье и самое главное: Клэп, если и пешка в этой непонятной игре, то, очевидно, через ход-два метящая в королевы. Она не из последних уст знает о его тёрках с Бэдом и наверняка не просто так ему помогала по меньшей мере дважды — и однозначно делала это втайне от Баженова. На чьей она, чёрт побери, стороне? И сейчас Катя ничего не сказала из-за того, что Женя и его бойцы находятся неподалёку, или на самом деле потому, что не хочет говорить? Что происходит и кто за всем этим стоит?! Немудрено, что на мучившие Руслана вопросы хотя бы отчасти должен знать ответы Юра. Всеми фибрами души надеясь, что после случившегося тот всё-таки захочет поддерживать с ним общение и что, экстренно уезжая, Музыченко не сменил все явки, номера и пароли, Усачев открыл их переписку и быстро, дрожащими пальцами набрал:Юр, прости меня.
Он тебя больше пальцем не тронет, обещаю.
Расскажи всё, что знаешь. Пожалуйста!
— Мне сказали, что ты здесь, но я почему-то сразу не поверил. Думал, этот сопляк мне спиздел. Услышав чужой — непозволительно знакомый — голос прямо у себя за спиной, Руслан поспешил спрятать телефон в карман неприметного серого пальто и резким движением повернулся, внутренне подбираясь. Естественно, они не могли сегодня не пересечься в одном обозримом пространстве, однако Усачев надеялся, что это случится хотя бы не наедине. Хрена с два, Кир его, наверно, сглазил, и никакой он уже не везунчик. — Ты не явился ко мне отметиться в срок. Один раз — случайность, но второй — уже почти закономерность, так что горе пришлось идти к Магомеду самой, — как можно более равнодушным тоном бросил Руслан и, поморщившись от запаха крепкого вискаря, который Баженов выдохнул ему практически в самый нос, демонстративно махнул рукой у лица и уткнулся в щегольский мягкий шарф. — Я же тебя предупреждал, что за нарушение установленных требований могу изменить меру пресечения на более строгую? — А ты не пожалел своего времени и приехал лично, чтобы мне поугрожать? — Женя неразборчиво усмехнулся, не давая разгадать своих истинных эмоций: сарказма при этом в его словах не слышалось, как, впрочем, и чего-либо ещё. — Мог бы вызвать повесткой — где я живу, в курсе. Так они и стояли, друг напротив друга, один — держа руки в карманах и нетрезво переминаясь с ноги на ногу, а второй — попеременно сглатывая, чтобы не заорать от валом накативших чувств, в числе прочего жгущих нелепой обидой. Усачев же сам перед отъездом сказал Баженову, что проведённые вместе день и ночь они обязаны забыть, как будто им всё в страшном сне приснилось, и теперь на полном серьёзе собрался предъявлять Жене за это? Полный абсурд, неудивительно, что он проебался по всем фронтам в своей затянувшейся по собственной тупости авантюре! — Отойди, пожалуйста, от тебя за три километра несёт перегаром, — процедил сквозь зубы Руслан и выставил вперёд ладони в защитном жесте, когда Баженов, оступившись и запутавшись в своих же ногах, чуть на него не налетел. Прикосновение грубых собственнических пальцев к шее и плечу, пусть и через кашемировую ткань, послало мощный двухсотдвадцативольтный по всему телу, но в этот роковой момент Усачев собой гордился: ёкнуло только где-то внутри — внешне же он остался абсолютно невозмутимым и без усилий увильнул от неуместных тактильных вольностей, опираясь боком на выступ в стене. — Или это вынужденная мера, чтобы спокойно находиться рядом со своей невестой, которой ты почему-то до сих пор не подарил кольцо? Подгоняемый едким чувством, будто его предали, Руслан неприкрыто нарывался и даже испытывал ехидно-торжествующий кайф от того, как вмиг в темноте ночи, нарушаемой мерцающими огоньками у входа, налились осмысленной яростью глаза Бэда, что сейчас казались чёрными илистыми колодцами. Усачев в них уже пропал, заблудился, и на все его невысказанные «ау» ответом была только обречённость, к которой он навеки самого себя приговорил. — Ещё вчера тебя совсем не смущало, что я, например, рядом с тобой курил, — вопреки закручивающемуся внутри тайфуну, подчёркнуто бесстрастно ответил Баженов. — Так что, думаю, дело в том, что ты ревнуешь. «Не забыл», — одними губами проговорил про себя Руслан. И это было ещё хуже. Куда проще продолжать воображать Женю в своей голове мудаком и шаг за шагом делать то, что решил и что диктовал ему моральный долг, — и перед самим собой, и перед Фемидой, служить которой он присягнул по своей воле, пусть и скрещивая при этом между собой пальцы. Но всё, что Усачеву остаётся, — сгорать со стыда от нечаянно устроенной сатисфакции и где-то в закоулках души верить, что однажды его за это простят. — Дело в том, что мне тебя, дурака, жалко, — не в силах больше удерживать маску колкости, дрогнувшим голосом возразил Руслан. — А ещё больше жалко Кира, который среди ночи сорвался, чтобы найти для тебя бабло, а потом — того, кому можно их безопасно, но эффективно всучить. Который с тобой, несмотря на всё, что между вами было, и который искренне предан тебе. Ты не достоин его, Бэд. Последнюю фразу Руслан из себя практически вытолкнул — он правда так думал, но за этим неголословным обвинением неминуемо рикошетом последует сокрушительная отдача. Сам Усачев тоже не заслужил людей, которые были ему небезразличны: Агашкова, верного Санчо Пансу, что никогда не осуждал и честно подавал патроны в борьбе с иллюзорными ветряными мельницами; Юру, на своём примере доказавшего, что практически чужой человек может вытащить из полного дна и за свою помощь не потребовать ничего взамен; Баженова, что, однажды ступив на скользкую дорожку, не смог выбраться из неё самостоятельно и никому не дал протянуть руку для своего спасения. А Руслан искренне верил: он смог бы. Он бы выдернул Женю из преисподней и украл бы его мозг и душу, если бы тот отчаянно сопротивлялся в нежелании что-либо менять и сходить с проторенной тропы. Ну почему они встретились друг другу так поздно?! — Никогда, блять, больше не попадайся мне на глаза! — Гнев Бэда нашёл выход сквозь многочисленные трещины в его броне, заставив того даже занести в воздухе сжатый кулак, который мгновением позже столкнулся со стеной в сантиметре от лица Руслана. Лопнув почти осязаемым воздушным шариком, эта концентрированная злость в секунду трансформировалась во что-то тоскное и безысходное. — Иначе я за себя не ручаюсь. С силой открыв глаза, инстинктивно зажмурившиеся от прилетевшего в опасной близости от него удара, Усачев облегчённо — хотя он не сомневался в том, что Женя его не заденет, — выдохнул и, позорно всхлипнув (всё-таки это влага заслонила глаза, а не обезличенная ночь вокруг), быстро ушёл прочь, запрещая себе думать о том, что со стороны Баженова это сейчас была не угроза.* * *
— Закрыл гештальт? — Ануар всегда имел привычку подкрадываться незаметно, так что Женя рефлекторно вздрогнул — ровно так же, как пять минут назад дёрнулся при его внезапном появлении Усачев. — Я рад, что ты прислушался к моему совету. Отпускай, и рано или поздно тебе полегчает. Баженов готов был заорать, что нихуя, блять, ему не полегчает, если, напротив, после вчерашнего самого лучшего в жизни дня всё стало только хуже, что Тлегенов ничего не понимает, что он чувствует себя до одури паскудно, изменив и девушке, к которой испытывает определённые чувства, и самому себе заодно, наивно надеясь, что угомонит свою случайную страсть — и на этом успокоится и будет жить дальше как ни в чём не бывало. Женя многое хотел вытравить из себя, надрывая глотку, но нечто во взгляде Ануара, пристально смотревшего на него, заставило Бэда передумать. Между ними отчего-то опять выросла липкая, мутная недосказанность, и Баженову не пришлось проявлять чудеса эмпатии, чтобы понять: что-то случилось. — Что? — на выдохе, практически бесшумно спросил Женя, вмиг теряя все вертевшиеся на языке слова. — Что, я спрашиваю, блять?! — уже громче и надрывнее добавил он спустя паузу, видя, что казах щурит глаза и нерешительно тянет с ответом. — Ничего, — мягко улыбнулся Тлегенов и перекинул руку через плечо Баженова, привлекая его к себе и служа дополнительной опорой. Только сейчас до Жени дошло, что, в отличие от него, за весь вечер Ануар выпил совсем чуть-чуть, и то чисто символически — за успехи в будущих делах, за Бэда и за их с Катей прекрасную пару. — Хотел сказать тебе: все деньги от продажи ювелирки я спрятал в нашем с тобой месте. Ты должен это знать. Чувствуя, как внутрь во сто крат возвращается погасшая уже было злость, Баженов сделал попытку вырваться из цепкой хватки друга и сдвинул брови, теперь уже точно намереваясь высказать Тлегенову всё, что думает, по поводу бреда, который тот сейчас несёт. — Ты охуел?! Я тебе доверяю, блять, больше, чем себе! Пиздец, после всего того, как мы с тобой землю вместе носом пахали, спали на одном топчане, когда нельзя было светиться дома, чтобы не замёрзнуть ко всем хуям, ты ещё смеешь допустить мысль, чтобы между нами встали вонючие бабки?! Бэд обладал потрясающей способностью сохранять речь понятной и более-менее связной, даже когда нажирался в говно. Ануар видел, что за пару часов он выглушил бутылку вискаря в одно рыло, и потому только крепче притянул Баженова к себе, немного больно ударяя его в грудь, чтоб и не думал рыпаться. — Тише, Жека, сюда идут.* * *
Сразу после того, как Миша отзвонился, что они с операми наконец-то выезжают, Руслан твёрдым шагом направился обратно в клуб, где безошибочно выцепил взглядом всё ещё активно что-то доказывающего иностранцу Поперечного — ещё достаточно трезвого, чтобы прикрыть в случае чего. У Усачева не было чёткой уверенности в том, что арест Тлегенова не перерастёт в вооружённую потасовку, и, пусть Руслан с Данилой рационально оставили табельное в сейфе у Кшиштовского, лишние руки — и в первую очередь мозги — не помешают. — Ты совсем не умеешь расслабляться, Усачев! Блять, какого хуя я всё ещё с тобой общаюсь? Назови хотя б одну причину! — на ходу напяливая куртку, Поперечный ворчал, параллельно умудряясь удерживать плечом телефон, из которого слышались длинные гудки. — Сегодня пятница, Русик, пят-ни-ца! Тебе хоть о чём-нибудь говорит это волшебное слово? Усачев хохотнул, готовясь парировать, что с их ненормированным и плавающим рабочим графиком данный стереотип неактуален, да и вообще давно уже изжил себя, но не успел: несостоявшаяся любовница Данилы, которая вот-вот должна была подойти, наконец соизволила взять трубку. — Алло, кисуль, ты ещё не выехала?.. Отлично, отменяй такси. В клуб не суйся — тут собралось дохуя мусоров, щас, по ходу, будет мясо! Среди глухо раздающихся за стеной долбящих битов ответ барышни не был слышен Руслану, однако по лицу Поперечного, изменившемуся на глазах, он догадался, что девица оказалась не в восторге от слетевших планов и от мудаков в погонах, которые их нарушили. Данила беззвучно выматерился, швыряя телефон в задний карман, а вслух преувеличенно бодро возмутился: — Ну и пофиг, всё равно она тупая пиздец! Не о чем и жалеть. — Я так понимаю, ты ей не говорил, что работаешь в полиции? — изогнув бровь, спросил Усачев, поправляя шарф и ворот пальто. — Тогда точно пофиг. Зачем тебе вообще человек, рядом с которым ты не можешь или, что хуже, не хочешь быть собой? Выйдя наконец на улицу, Руслан зашагал вперёд, на мгновение закрывая глаза, и вдыхал морозный воздух, ловя обветренными губами огромные снежинки. Иронично, что сказанное им так или иначе патологично отбивается об него самого: чья бы корова мычала. Как же больно Усачеву было сейчас осознавать, что таким, какой он есть, в полной мере его принял только Женя. Виновник его не по характеру пессимистичных мыслей оказался в десяти метрах отсюда — Руслан увидел его боковым зрением и замер посреди дороги, привычно набирая воздуха полной грудью перед всегда помогавшей ему дыхательной гимнастикой. Будто почувствовав материализующееся напряжение, исходящее от Усачева, по правую руку от него тут же встал Поперечный. Вопросительным жестом он указал на Ануара, безмолвно уточняя, по этого ли чувака они душу, и в следующую секунду выяснилось, что у Данилы всё-таки был с собой пистолет. На всякий случай Поперечный уже сжимал его рукоять в кармане, что не укрылось от Руслана, который смотрел куда угодно, но только не в терзающие его на расстоянии глаза. Дальше всё произошло очень быстро: вылетевший из УАЗика Кшиштовский с раскрытой ксивой в руках, кивнувший ему в сторону казаха Поперечный, пара выбежавших за начальником оперов — Усачев за эти считанные мгновения успел лишь наконец поднять голову и обжечься. Женя не отрывал от него взгляда, пылающего всеми оттенками разных эмоций, среди которых первым делом прочитывалась, конечно же, ярость. И в момент, когда, казалось, даже участившийся снег не сможет остудить разгоревшихся между ними котлов ада, Руслан неожиданно почувствовал себя таким виноватым, что уже чуть было самобичующе не нырнул с головой в кипяток. Ануар не оказывал даже малейших попыток сопротивления — всё так же мягко улыбаясь, что и несколько минут назад, он, бегло глянув на предъявленный ему ордер, напоследок приобнял порывающегося следом за ним Баженова и с абсолютно непрошибаемым выражением лица вытянул руки вперёд. Кшиштовский самолично защёлкнул браслеты на его запястьях, по привычке потянув за короткую цепочку для проверки, и требовательно качнул головой по направлению к машине. Усачев не слышал, как Миша методично, до автоматизма заученными фразами перечислял Тлегенову, в чём он подозревается, и разъяснял его процессуальные права, — всё это тоже прошло мимо него, и лишь на подкорке отпечаталось только по задумке дерзкое, но в восприятии Руслана полное безнадёги и бессилия Женино: «А я?». — А ты живи пока. Но недолго, — ухмыльнулся Поперечный, не сводящий с Баженова внимательного взгляда — и вместе с тем не отходящий далеко от замершего и слившегося с тенью Усачева. — Рус, поехали. Оформить ещё этого надо, раз уж впряглись, блять, на ночь глядя. Но Усачев словно к земле прирос — он не отзывался ни на какие внешние раздражители и блуждающе смотрел прямо перед собой как будто сквозь искрящий помехами телеэкран. На улицу одно за другим высыпали пьяные тела, наперебой спрашивая у Бэда, не пиздёж ли, что Ануарчика повязали, и загалдели, что так этот ментовской беспредел оставлять нельзя, хватаясь за кто что больше любит. Однако Баженов заткнул их одним взглядом, заставляя расступиться перед вылетевшей следом Катей, кое-как умудряющейся удержать равновесие и на ходу натянуть на плечи меховой полушубок. Не на шутку взволнованная, она быстро добежала на своих каблучищах до побледневшего Бэда и, мягко обхватив ладонями слегка небритые щёки, прижалась лбом к его, заглядывая в глаза. — Женя, спокойно, — на удивление твёрдым голосом попыталась вразумить Баженова Клэп, запуская пальцы ему в волосы, и аккуратно стряхнула с них снежинки, легко массируя кожу головы. — Мы что-нибудь придумаем, обязательно придумаем! Ты мне веришь, Жень? Посмотри на меня. Ничего непоправимого не произошло — тебя тоже арестовывали, и всё обошлось, правда же? Поехали домой. Сейчас ты Ануару не поможешь — только хуже сделаешь, если дашь волю эмоциям. Утро вечера мудренее, ты отдохнёшь, остынешь, придёшь в себя и наберёшься сил, а завтра мы все вместе найдём какой-нибудь выход. Хорошо? Долгие секунды Бэд никак не реагировал на почти отчаянные, сбивчивые уговоры Кати, а затем, когда она обречённо всхлипнула, слёзы, побежавшие по её щекам, мгновенно ударили его наотмашь. Женя кивнул одними глазами, позволив девушке надеть на его голову капюшон, и аккуратно отстранился от не по-женски крепких объятий. — Идём, Кать, — с силой сжав руку Клэп, держась за неё, как за спасательный круг, Баженов пошёл к парковке, скрытый за спинами своих пацанов, кривыми, но послушными тенями последовавших за ним. Окончательно потеряв связь с реальностью, Усачев, словно загипнотизированный, наблюдал за тем, как ожесточённая гримаса на лице Жени в мгновение ока сглаживается, стремительно переходя в отрешённо-пустеющую. Руслану казалось, будто кто-то ногой ударил его в грудь, и раскрошённые рёбра нещадно прошили бьющееся в замедленном ритме сердце — ты же видишь, Усачев, ты всё сделал правильно, так какого чёрта тебе сейчас настолько хреново? Только когда силуэт Баженова окончательно растворился во мраке ярко освещённых московских улиц, Руслан насильно вытащил себя из этого скорбного транса. Теперь точно уже всё.* * *
Усачев поставил размашистую подпись в протоколе и придвинул его молча сидящему напротив Ануару. За всё время с момента приезда в участок тот только попросил отложить допрос, на котором он честно расскажет всё как есть, на завтра. И даже сейчас, почти не читая и также не говоря ни слова, Тлегенов флегматично черканул возле галочки, тем самым подтверждая своё согласие с написанным. Такое поведение казаха, неоднократно пытавшегося его убить, Руслана конкретно напрягало. Правда, рядом в кабинете, не двигаясь и тоже не издавая ни звука, сидел Поперечный, что внимательно следил за каждым жестом Тлегенова, чуть что, готовый действовать в любую секунду, и это здорово успокаивало нервы. — Ты не выглядишь удивлённым. — Усачев, до конца ещё не уложивший в голове, что задержание прошло настолько легко, всё предвидел какой-то взрыв. И то, что он никак не наступал, а Ануар хранил мертвецкое спокойствие, лишь убеждало Руслана, что это бомба замедленного действия, которая рванёт не здесь, а где-нибудь в другом месте — в том, на которое ни он, ни Данила даже не догадаются поставить. — Как будто ждал, пока за тобой приедет полиция. — Так и есть, — повёл плечами Тлегенов, разминая затёкшие от долгого сидения в одной позе мышцы. — Я не мог не понимать, что после того, как вы задержали башкир, мой арест станет лишь вопросом времени. Контакты с ними курировал я, и кто-то из них по-любому меня сдал. На этих словах казах встал со стула, вопросительно кивнув с намёком, не требуется ли от него что-нибудь ещё, и медленно направился на выход, давая понять, что действительно устал и не способен сейчас на откровенные разговоры. — Дежурный, можно уводить! — рявкнул Поперечный, едва Усачев подшил готовый протокол в папку и завязал её на элегантный бантик, откладывая на отдельный стол для Кшиштовского, который уже отчитывался вышестоящему начальству о произведённых следственных действиях. — Го за мной, хватит с нас подвигов на сегодня. — Поезжай один, Данька, у меня ещё дела. — Руслан тяжёлым взглядом проводил Ануара, поражаясь его идеально ровной осанке и будто бы излучающей умиротворение статности, и отрицательно мотнул головой. — Я закажу себе такси. Усачев был уверен, что в свете последних событий Кир ещё не добрался до дома, но ещё немного — и ему бы не повезло. Только поднявшись по ступенькам высокого крыльца, Руслан увидел паркующуюся у подъезда машину Агашкова и, еле дождавшись, пока тот выйдет, зачем-то посидев в тишине на водительском несколько минут, сложа руки на руле, сорвался к нему. Усачев обнимал Кира долго, отчаянно стискивая его плечи, — чувство вины сразу за всё так прочно окутало Руслана в свою жестокую паутину, что нужно было срочно действовать, иначе он сошёл бы с ума. Наиболее верным он посчитал начать с того, что ещё можно исправить. — Кир, прости, — на духу выпалил Усачев, встречаясь с опешившим взглядом застывшего, но всё же обнявшего его в ответ Агашкова. — Я такой придурок!.. Ты же мог тогда просто отказаться — я бы понял и не стал тебя заставлять. Планируя по пути сюда в голове предстоящий разговор, он хотел сказать ещё многое, но Кир осторожно отодвинул его от себя, давая возможность при свете прожектора разглядеть на своём лице успокаивающую улыбку. Агашков помнил, что Руслан никогда ни перед кем не извиняется, — а потому знал цену его извинениям. — Мне правда жаль, что так вышло, — всё ещё не веря тому, что его Кир — по-прежнему его Кир, еле слышно добавил Усачев. На этот раз Агашков уже сам притянул его в свои объятия, прекрасно понимая, что значит, когда Руслану кого-то или что-то жалко. «Мне так плохо, Кир», — это Усачев уже не озвучил, лишь крепче сжимая его тучную фигуру в своих руках. Руслан и раньше, несмотря на их по-настоящему честную дружбу, не шибко рассказывал Агашкову о своих душевных переживаниях, а сейчас как никогда болезненно осознавал: на подобные жалобы он попросту не имеет морального права. Не после того, как самолично отправил своего единственного друга практически на верную смерть, а после ещё и вылил на него ушат дерьма, заклеймив иудой. — Я верю в тебя, Рус, ты справишься. — А он уже и забыл, что Киру и не надо ничего говорить. — Ты уже справляешься, и очень хорошо. Я всегда говорил, что ты можешь намного больше, чем думаешь. С башкирами ты ловко, конечно, утёр нам с Бэдом нос. Несколько раз похлопав Усачева по спине, Агашков отодвинулся вбок, оправдывающимся взглядом указывая на оставленные возле машины пакеты: большую коробку с логотипом Lego и всякие-разные вкусности. Спешит к семье — оно и понятно, с такими пиздецовыми запарами в последние дни Кир и дома-то не был особо, приезжал только поспать. И не факт, что в ближайшее время там побывает. Ощутив, как в груди ещё сильнее кольнуло сочувствием и сожалением, Руслан понимающе кивнул, пряча руки в карманы, и развернулся к дороге, перед тем как Агашков уже другим — чересчур серьёзным — голосом его остановил. — Я нашёл для Ануара хорошего адвоката. — Кир внимательно смотрел на словно уменьшившегося в размерах Усачева, в этот момент наверняка чувствуя себя предателем. Последней сукой, которой стал не по своей вине, а из-за чьей-то самоуверенной безмозглости. — Бэд пока сопротивляется, но я договорюсь, чтобы он защищал и его. — Делай, что должен, Кир, я не буду вставлять тебе палки в колёса, — со слабой, но всё-таки улыбкой пообещал Руслан. — И, пожалуйста, пригляди за Женей — боюсь, без Ануара он чего-нибудь натворит. Сейчас у него остался только ты. Не дожидаясь ответа, Усачев быстро пошёл вперёд. И, не останавливаясь, он достал мобильный и вбил в приложении свой адрес, больше всего мечтая сейчас поскорее уснуть и проспать до самого утра без удушающих мыслей и кошмарных сновидений. Говорят, самый тёмный час — перед рассветом и дальше обязательно станет лучше, но, во-первых, Руслан никогда не жил отложенной жизнью — по крайней мере до тех пор, пока по своей воле не подписал заявление о приёме на службу в РУВД, — а во-вторых, что-то Усачеву подсказывало, что это ещё не самый тёмный час. — Рус, постой! — вдруг окликнул его слегка запыхавшийся Кир. — Дай, пожалуйста, свой телефон. Усачев обернулся, с удивлением смотря на догнавшего его Агашкова, который бросил свои пакеты прямо посреди дороги, но выполнил просьбу без малейших сомнений. Кир ловко набрал десяток цифр и вернул гаджет Руслану, подняв на него полные неприкрытого беспокойства глаза. — Если что-то понадобится, звони. Я всегда тебе помогу.* * *
Долгожданный приезд домой желаемого облегчения не принёс, наоборот подкинув ещё один идиотский фарс. Выйдя из лифта — сейчас Руслан уже не пошёл по лестнице, не был в состоянии, — он чудом не споткнулся о массивные ботинки Бэда, который, очнувшись, тут же подорвался и, схватив Усачева за грудки, прижал его затылком к стене. — Какого хуя всё это было, Руслан?! Арестовал его — давай и меня, чего ты тормозишь на полпути-то, блять! От Баженова несло так, будто за несколько часов с их последнего разговора тот выжрал ещё как минимум бутылку чего-то горячительного, и на ногах он стоял примерно так же. Испуг и шок от того, что Женя ждал его, сидя на ступеньках подъезда, — как в клишированных фильмах, которые сам же вчера и ругал, когда они ели заказанную пиццу после первого захода и обсуждали всё подряд, долго не запариваясь над выбором очередной темы, — сменились запоздалым пониманием, что такими темпами они перебудят нафиг всех соседей. Потому Усачев, вложив всю оставшуюся силу, отпихнул пьяно пошатывающегося Баженова от себя и, схватив капюшон испачканной где-то куртки, волоком потащил его к своей двери. — Не ори, — прибавив интонации строгости, осадил Женю Руслан, свободной рукой стараясь нащупать в кармане ключи и попасть в замочную скважину. — Иначе арестуют нас обоих — за нарушение режима тишины. Два часа ночи, если что, ты на время давно смотрел? Бэд, тем не менее, его будто бы не расслышал — вяло сопротивляясь напору Усачева, он ввалился в его квартиру и продолжил выплёскивать из себя всё, что с таким жестоким надломом отзывалось внутри и не гасилось и литрами выпитого алкоголя. — За что его, Руслан?! Мстишь мне — мне, блять, и мсти! Какая же ты сука, как же я тебя, блять, ненавижу! — орал Баженов, не обращая внимания на то, что ощутимо задел коленом угол стоящей в прихожей тумбы. Никакая физическая боль сейчас не была в силах его отрезвить и заглушить боль моральную. — На, арестовывай давай! В лицо Усачеву, наклонившемуся, чтобы снять с себя ненавистные берцы, — одна из тысячи причин, почему он терпеть не мог свою службу, — ткнулись две руки, соединённые у запястий. Сбитые костяшки на правой отвлекли Руслана от некстати всплывшей мысли, какие необычно красивые всё-таки у Жени пальцы, и, пропустив очередной удар сердечного ритма, Усачев крепко сжал его ладони в своих, давая понять, что на это он уже не способен. — Нет, — коротко, но решительно отрезал Руслан. — Нет? — Баженов переспросил удивительно вменяемым голосом — при этом слишком пустым для того, чтобы сразу предугадать, что вслед за этим грядёт нечто страшное. — Тогда убей! С не пойми откуда взявшейся силой Бэд вырвался из захвата Усачева и вытащил из переднего кармана тоже грязных джинсов пистолет. С точностью направив дуло себе в переносицу, Женя небрежно впихнул пушку не ожидавшему этого Руслану в левую руку и застыл на месте, смотря на него умоляюще. Усачев вздрогнул, не в силах произнести ни единого слова. — Руслан, пожалуйста, — так и не дождавшись никакой реакции, безжизненно попросил Баженов. Сомнений не было: это всё не спектакль одного актёра и не фальшивая бравада, манипулятивно нацеленная на наиболее уязвимое место, отчего Усачев вновь ощутил, как жгуче ему сдавило под рёбрами. Как же тяжело принять, что Женю не сломали затяжные выматывающие войнушки за место под солнцем, вечные догонялки со смертью, висящее над ним дамокловым мечом обвинение и грозящий уголовный срок, — зато его раскрошило в труху от того, что он, возможно, собственными руками уволок вместо себя в тюрьму одного из самых близких людей. Или даже, пожалуй, единственного. В себя Руслан пришёл не сразу — всё это время чужой ПМ жёг руку, а он этого даже не осознавал. Легко пересекая узкую прихожую, Усачев подошёл ко всё ещё замершему Баженову и, свободной правой коснувшись небритой щеки, аккуратно заставил его посмотреть на себя. Взглядом попытался успокоить, заразить убеждением, что он сильный, он не может дать никому и ничему себя раздробить на жалкие куски, ласково очертил большим пальцем угловатую скулу, переходя на колючую шею и поглаживая всклокоченные от снега и ветра волосы. Женя, застыв неживым, каменным изваянием, молчал и по-прежнему ничего не предпринимал, и, видя это, Руслан отлепился от него и, сильно зажмурившись, ступил на шаг назад. А у Клэп получилось. — Тогда ори. — Запрещая себе сейчас любые проявления слабости, Усачев открыл глаза и отдал Баженову пистолет, аналогичным жестом сунув его тому в ладонь. — Выскажи мне всё, какая я сволочь, что я намеренно ударил тебя по самому больному — по лучшему другу, что воспользовался твоим доверием и надавил на то, что больше всего для тебя важно. А хочешь — стреляй, мне эта жизнь тоже давно осточертела. Стреляй, Жень, ты же так хотел моей смерти! Как и было задумано, от этих слов Бэд дёрнулся, как от пощёчины, и наконец-то ожил — в обычно ярких, но сейчас мутных зелёных глазах зажглось что-то, что Руслан безошибочно определил как страх. Вот только страх этот был не за себя. — Нет! — истошно прокричал Баженов. — Вихлянцев, ты совсем ебанулся?! Заткнись, блять, и не неси хуйню! Резко дёрнув Усачева на себя, подальше от потенциального направления выстрела, будто треклятая пушка живёт своей жизнью, Женя в следующий момент сдулся — ноги, ватные и неощутимые, подкосились, и он обессиленно опустился на тумбу, скинув лежавшую на ней записную книжку, и от дрожи в руках едва не выронил пистолет. Вовремя перехватив уже чуть ли не летящего на ковёр «Макарова», Руслан испуганно расширил глаза — внутри у него всё похолодело от мысли, что Женя в таком состоянии полночи где-то бродил с заряженным стволом. Быстро поставив его на предохранитель, Усачев одним импульсивным движением вытащил магазин и с огромным облегчением выдохнул: все патроны были на месте. — Так, всё, Баженов, раздеваемся и идём сначала в душ, а потом — спать. Что бы там Бэд на это ни возражал, Руслан его сейчас никуда не отпустит. И, к счастью, тот и не думал ничего возражать — словно все моральные ресурсы окончательно его покинули, оставив только заёбанную внешнюю оболочку. Отложив пистолет подальше на полку у высокого зеркала, Усачев медленно потащил Женю за собой за рукав, аккуратно стягивая куртку сначала с одного, а потом и со второго плеча. После истерической встряски Баженов находился в полнейшей апатии — спокойно позволил снять с себя верхнюю одежду, ботинки, а затем пришёл черёд и джинсов с толстовкой. Руслану было плевать, что сам он всё ещё оставался полностью одетым, в то время как Женя, безразличный ко всему, что происходит, спустя минуты терпеливых трудов оказался перед ним в одних боксерах. Такой красивый — и не его. Эта мысль с отдающей безысходностью подтвердилась, когда Усачев, сидевший на корточках, встал, поднимая сброшенные на пол вещи. Из кармана джинсов Баженова с глухим стуком выпала красная бархатная коробочка — Руслан понуро усмехнулся, понимая, что, доподлинно об этом не зная, и впрямь сорвал Женину помолвку. Выходит, его попытка побольнее задеть Катю оказалась отнюдь не злой шуткой, а вот над ним судьба знатно постебалась и хохочет сейчас, наверно, удовлетворённо попивая шампанское. — Вот так, молодец, — концентрируясь на наиболее важном, увещевающе продолжал Усачев, закидывая руку Жени себе на плечо, и медленно повёл его в ванную — тоже маленькую, в отличие от питерских хором. Руслан будто бы намеренно искал максимально непохожую квартиру, чтоб усилить желание скорейшего возвращения в родные пенаты. — Осторожно, порог. Залезай пока ванну, я скоро приду. Включив воду, в меру прохладную, чтоб отрезвить Баженова, но достаточно тёплую, чтобы при этом его не заморозить, Усачев вернулся в прихожую и наконец быстро снял с себя пальто и шарф — фанатично относясь к порядку, сейчас он швырнул шмотки прямо на тумбу, к куче Жениных вещей, и среди них спрятал пистолет, чтобы был не на виду. Меньше всего Руслан мог представить, что однажды Баженов придёт к нему сам, — особенно после того, как потребовал не попадаться ему на глаза, прекрасно отдавая себе отчёт, что они, как минимум, просто не смогут не видеться в участке. И пусть заявился Женя в таких обстоятельствах, когда не прийти было попросту нельзя, да ещё и в эмоциональном и физиологическом коматозе, Усачев уговаривал себя довольствоваться тем, что есть. По крайней мере эту ночь они проведут вместе в одной кровати. А это, если разобраться, не так уж и мало. Настоящий подарок. А завтра он как-нибудь сможет сложить себя, как пазл, и заклеит скотчем все криво залатанные швы, чтобы никому вокруг и в голову не пришло, из-за чего на самом деле Руслан переживает. В конце концов, легенда про блудную жену его ещё не подводила. Через десять минут Усачев отвёл Женю в комнату, вручил ему что-то из своих шмоток и пошёл на кухню ставить чайник. Но, вернувшись с крепким сладким чаем, Руслан увидел, что тот уже спит, — расслабляющий душ, мягкая кровать и дикая усталость наконец срубили Бэда, чему Усачев только от всей души обрадовался. Тоже наскоро приняв водные процедуры, он осторожно лёг рядом, укрывшись пледом (вторых одеял по ненадобности у него дома не водилось), и, до боли потерев ладонями лицо, на быстрой перемотке прокрутил мысленно этот трудный день. Каким бы он ни казался отвратительным, что-то хорошее в нём всё-таки было: всё понимающий Кир, который его простил, Данька, в очередной раз доказавший, что всегда выручит и никогда не оставит в беде, и… И тот, с кем оказалось так просто и легко, стоило только сорвать все маски и перестать кого-то из себя строить. Тот единственный, рядом с кем Руслан мог и, что лучше, хотел быть собой. Предвидя, что уснуть у него ещё долго не получится, Усачев взял в руки телефон, мигающий уведомлениями о входящих сообщениях в мессенджере. На них ему было пофиг — всё равно почти все они по работе или от коллег (разницы, по большому счёту, никакой). Сейчас Руслана интересовал только один диалог. Если Кир сумел, то, может, его простит и Юра? Пусть и был в сети Музыченко «недавно», а последние отправленные так и оставались непрочитанными, Усачев верил, что это ещё не конец. Юра ведь так сильно ему помог — и тогда, предоставив временное укрытие и найдя, через кого можно оформить новые документы, как только Руслан проговорился, что ему нужен фейковый паспорт, и сейчас, передав чрезвычайно важную информацию и тем самым крупно подставив себя.— — // — —
Всё складывалось слишком хорошо для того, чтобы быть правдой, — параноик внутри Вихлянцева не успокаивался ни на минуту, а Музыченко только подливал масла в огонь его разъедающих сомнений и страхов. Руслан не считал себя трусом, но, когда жизнь висит на волоске, представления о том, кто друг, а кто враг, кардинальным образом меняются и смешиваются между собой. — Юр, ну ты мне всё-таки скажи: как у тебя получилось достать для меня документы? — в энный раз допытывался Вихлянцев, нервно постукивая кончиками пальцев по кухонному столу. Музыченко закатил глаза и сделал чересчур большой глоток пива — пенные брызги запутались в его усах и бороде, неприятно прилипая к коже. Юра встал, взял с полки бумажное полотенце и, не поворачиваясь, ровным тоном наконец ответил: — Я же не просто так раньше тебе хвастался, что у меня есть кое-какие знакомства, — а сев обратно, продолжил уже загадочно-радостно: — Руслан, ты охуеешь, если узнаешь, какие крутые шишки зовут «Шляпников» на корпораты! Вихлянцев любил загадки, но терпеть не мог неопределённость. Если поначалу он ещё удовлетворялся туманными пояснениями Музыченко, щедро приправленными его фирменным юмором и присущей ему почти детской непосредственностью, то обрывки странного разговора Юры по телефону за закрытой дверью стали уже последней каплей. Руслан не подслушивал намеренно, просто вовремя вышел на балкон, опоясывающий всю квартиру, и вид Музыченко, закрывающего ладонью рот и микрофон смартфона и что-то затаённо отвечающего полушёпотом, конкретно смутил и напряг Вихлянцева, заставляя его слух работать в тройную силу. — Да, присматриваю… Само собой, гляжу за ним в оба… Понял, держу в курсе. Таким образом, то, что ему опять пора валить, Руслан решил, больше ничего уже у Юры не выспрашивая. Гораздо позже, дав по тапкам, когда Музыченко в запойном вдохновении торчал в студии и на вечных репетициях, и сняв маленькую квартирку в неприметном жилом квартале на окраине, Вихлянцев одёрнул себя, что речь тогда вообще могла идти не о нём. Эмоции улеглись, опасения стёрлись, как будто их и не было, зато включился мозг, который начал допускать различные варианты событий. Мало ли за кем мог «присматривать» Юра, имея пятерых постоянных музыкантов в группе и полно медийных и социальных проектов, которые он медленно, но верно воплощал в жизнь. Потому, стараясь не потерять себя в рутинном полицейском обличье и серых буднях типичного, заваленного по горло работой следака, Руслан подумывал о том, чтобы как-то связаться с Музыченко и объяснить ему своё внезапное исчезновение, однако тяжёлая служба, в которую так трудно было поначалу втянуться, высасывала все жизненные соки и сейчас, не оставляя ничего для незапланированных эмоциональных и временных растрат. Да и, в конце концов спустя длинные вечера терзающих самокопаний Вихлянцев пришёл к выводу, что лишний свидетель его незаконной метаморфозы из мелкого контрабандиста в бессовестного мошенника в действительности и не нужен. В том числе и ради Юриного блага. В районное управление майора Усачева в конце августа взяли с руками и ногами — говоря откровенно, собеседование с полковником полиции он завалил, не ответив на элементарные вопросы, да и актёром, так-то, Руслан был от природы хреновым. Зато он вполне смахивал на перепуганного провинциала, впервые оказавшегося в огромном городе из желания лучшей жизни и типично захолустных амбиций, а оттого и изрядно нервничающего. Через два дня Усачеву позвонил Кшиштовский — предложил пойти к нему, сразу признался, что показатели раскрываемости у его небольшого отдела, мягко говоря, так себе при немалом объёме нагрузки, поэтому ещё один человек, пусть и без опыта в «большой» следственной работе, ему нужен позарез. Условия, конечно, далеки от идеала, но Руслан и не мнил, что он охренеть какой ценный кадр, а потому согласился, практически не раздумывая. В других обстоятельствах Вихлянцев, может, и стал бы набивать себе цену, но уж точно не сейчас. Поначалу не клеилось ничего от слова совсем. Руслан только и мог, что тупо переделывать уже готовые документы по образцу, допуская глупые процессуальные ошибки, но учился он быстро. Уже спустя два месяца Усачев увидел первую улыбку-похвалу на лице Миши, а ещё через три стал главным «документоведом» в отделе: что ни протокол, что ни постановление — у Руслана комар носа не подточит. Шутки ниже пояса Поперечного в его адрес стали всё чаще перемежаться с предложениями подкинуть до дома или купить его любимый кофе в «Старбаксе» в перерыве, а после фееричного раскрытия майором Усачевым дела одного серьёзного начальника из федеральной таможенной службы на него с уважением стали поглядывать и другие коллеги. Со стороны всё казалось очевидным: пресытившись властью, охамевший чинуша увлекался оргиями при участии несовершеннолетних и с применением насилия, и кто-то из несчастных жертв слил компрометирующий ролик в Сеть. Алиби у мужика не было, одна из пострадавших малолеток жила в квартире рядом, и все соседи как сговорившись дали показания, что он давно смотрел на неё неравнодушно, а она «старпёра» по понятным причинам отшивала. Но что-то в этой истории Руслану не нравилось, казалось разыгранным как по нотам, и он, отстояв своё решение перед Кшиштовским на повышенных тонах, всё-таки отправил видео на дополнительную экспертизу — только теперь не в государственную контору, а в питерскую частную компанию, с которой тесно сотрудничал в далёком дизайнерском прошлом. «Дипфейк», — значилось в присланном заключении с припиской, что работа проделана очень качественно, отчего на первый взгляд и не прикопаешься. Так невиновный был оправдан, всем сотрудникам отдела, по итогу вышедшим на его недоброжелателей, упала на карточку внушительная квартальная премия за «спасение» важного государственного деятеля как раз накануне сезона летних отпусков, а Усачев впервые почти за год службы стал настоящим всеобщим героем. Служебная рутина, хроническая усталость, вечный недосып и бесконечные синяки под глазами, тем не менее, всё равно не погасили пыл Руслана расквитаться со своими врагами. Он жадно изучал все базы и сводки на предмет любых упоминаний Баженова и его «партнёров», пытаясь приблизиться к желанной вендетте, и во время дежурства в ночь с двадцать четвёртого на двадцать пятое ноября ему наконец улыбнулась удача. В клубе, расположенном в контролируемом их участком районе, отметился один из членов группировки Бэда, устроивший небольшую потасовку. Только узнав о происшествии от дежурного, Усачев в ту же секунду отрапортовал полковнику, что возьмёт вызов на себя, хоть подобные мелочи ну уж никак не входили в компетенцию отдела по расследованию особо важных дел, и со всех ног помчался по обозначенному адресу. Мудак из банды Баженова уже, конечно, успел скрыться, зато как раз в тот вечер в клубе выступали «Шляпники», и среди прочих в качестве свидетеля привлекли воочию наблюдавшего за дракой со сцены Музыченко. — А ты, мальчик, хоро-о-ош, — вместо приветствия протянул Юра, тепло пожимая руку Руслану, а потом и обнял его, наплевав на всё, и широко, во весь рот заулыбался. — Пиздец, в натуре мусором стал! Кстати, форма тебе идёт! Но всё равно учти: я тебе твоё прощание по-английски ещё не простил. Использовал как хотел, за мой счёт обментился, а потом пошёл я нахуй, да? Не надо отмалчиваться и делать вид, что я с тобой не говорю! Музыченко на самом деле был рад его видеть — Усачев это чувствовал, даже несмотря на ворчащий тон и постоянные подколки Юры из-за его профессии. В ту ночь они тепло пообщались, Музыченко долго рассказывал, как здорово преуспел за минувший год и даже несколько раз помаячил в телике, — лиха беда начало. Руслан внимательно слушал, с улыбкой смотрел на активно жестикулирующего и, как всегда, громко и заразительно смеющегося Юру и в растерянности недоумевал, почему когда-то считал этого светлого и искреннего человека замышляющим что-то против него. Всего через пару дней после их неожиданной встречи Музыченко вдруг позвонил Усачеву и серьёзным голосом попросил его приехать снова в клуб — хотел сообщить что-то очень и очень важное. Слушая свою набатом орущую чуйку, Руслан готовился к страшному разговору, чуть ли не к собственному разоблачению или возвращению кошмаров наяву родом из прошлого, — и она, в общем-то, не подвела: по крайней мере с областью предстоящей беседы Усачев не прогадал. — Ничего у меня не спрашивай — я сам нихуя не понимаю. Меня просто попросили, когда ты придёшь, набрать этот номер и дать тебе трубку. — Юра недоумённо развёл руками, когда Руслан влетел в его гримёрку с миллионом вопросов, без труда прочитывающихся на лице. — Держи вот, общайся, а я пошёл к пацанам — у нас саундчек через десять минут. Усачев оторопело кивнул, неуверенно приняв протянутый ему телефон, бросил мало что понимающий взгляд на экран, отображающий исходящий звонок неизвестному абоненту, и плотно прикрыл дверь. Со сцены уже вовсю шла подготовка к большому концерту и, из раза в раз прерываемые недовольными крепкими выражениями Музыченко в микрофон, звучали отрывки песен «Шляпников» — по субботам они откатывали полноценную полуторачасовую программу, а не стандартные выступления по тридцать-сорок минут, как в будние дни. — Слушай внимательно, а лучше записывай, — раздалось в динамике смартфона, едва умолкли длинные гудки. — У Бэда назначена стрелка с башкирами во вторник на девять часов вечера. Я сейчас скину координаты, пять сек. Подрагивающими пальцами Руслан стискивал гаджет в пальцах, не веря собственным ушам. Голос по ту сторону невидимой телефонной линии определённо принадлежал Клэп — не так много было в его жизни девушек, чью манеру речи он хотел бы запомнить. Она сама его нашла! Усачеву не терпелось задать девушке очень много вопросов: откуда она достала такую ценную информацию, с чего вообще снова решила ему помочь, как вышла на него через Юру и прочее. Но вместо этого он, счастливо улыбаясь своему отражению в огромном зеркале, выпалил только: — Клэп, нам обязательно надо встретиться. Блин, ты бы знала, как я рад тебя слышать! Давай, пожалуйста, пересечёмся, где ты захочешь и когда тебе будет удобно. — Слабоумие и отвага — по-прежнему твоя визитная карточка, — усмехнулась она, а затем продолжила уже безапелляционно и резко: — Нет, Руслан, встречаться с тобой мы не будем. Спасибо, мне хватило прошлого раза, когда после того, как ты позорно сбежал, меня прессанули какие-то уроды. Они с трудом поверили, что я понятия не имею, кто ты такой и куда свалил ночью, и больше я рисковать своей жопой из-за тебя не хочу. Усачев сухо сглотнул, а его широкая улыбка на глазах сменилась нешуточным испугом. После смерти Кира он совсем не хотел, чтобы по его вине пострадал кто-либо ещё. Ненависть к обмудку Баженову в секунды возросла до небес, достигая своего апогея, и Руслан лишь кое-как сдержался, чтобы нехарактерно для себя заматериться. — Как мне отблагодарить тебя за эту новость? — бесцветно спросил он. — Что я могу для тебя сделать, Клэп? — Оставить меня в покое и никогда не искать, — процедила в ответ та. — И не звонить больше по этому номеру — я всё равно сейчас сброшу симку в ближайшую канализацию. Всё, аривидерчи. На несколько секунд воцарилась тишина, на телефон наконец пришло обещанное девушкой сообщение — Усачев, осознавая, что на этом, в общем-то, данный разговор окончен, поспешил её удержать: — Клэп, подожди! Нам правда надо поговорить. Я же не мог не догадаться, что ты подобрала меня на дороге не просто так! К тому же я не против повторить. — Зато против я, — хмыкнула Клэп презрительно. — Любовник из тебя, Русик, не айс. Музыченко, к слову, сказал Усачеву в тот вечер примерно то же самое: рад, что помог, хоть и сам не знает чем, но просит больше его в свои грязные дела не вмешивать. «Сам понимаешь, мы с группой только-только вышли на серьёзный уровень, мне сейчас совсем не до неприятностей».— — // — —
Руслан, всю ночь бросая волнительные взгляды на беспокойно спавшего Женю и кое-как отключившись под утро, проснулся от первых нот сигнала звонка и быстро схватил телефон, чтобы не разбудить Баженова. С возмущённой мыслью, какого чёрта Поперечному понадобилось от него в семь утра в субботу, если они договорились приехать в участок не раньше обеда, Усачев отключил звук и кинул гаджет экраном вниз обратно на прикроватную тумбочку, с приглушённым стуком падая головой на подушку. Сон больше не шёл, хоть Руслан и до последнего сопротивлялся. В голову навязчиво лезли тягостные раздумья — начиная с того, как теперь ему вообще разговаривать с Женей, а разговор после его пробуждения неизбежен, заканчивая возвращением к Клэп. Усачев отдавал ей должное: она умная и храбрая девушка, как раз Бэду под стать. Как ей после всего произошедшего удалось подмять Женю под себя — а главное, зачем, — так и осталось нерешённым ребусом, который Руслан не спешил разгадывать. Один неосторожный вопрос, одно неверное телодвижение — и последствия могут быть непредсказуемыми. Точно в болоте, погрязнув в паутинах-мыслях, Усачев вдруг почувствовал что-то щекотное на щеке и, открыв глаза, до мурашек вздрогнул от увиденного. Баженов невесомо, словно боясь спугнуть, касался его лица, легко поглаживая пальцем вверх ко лбу, — Руслан задержал дыхание, мечтая продлить прекрасность этого самого интимного для них момента. Женя смотрел на него, словно на одной чаше весов — вся вселенная, а на другой — он. И как же приятно Усачеву стало сейчас осознать, что в его мире, хоть и совсем недолго, существовал человек, который относился к нему так. — Я, наверно, должен поблагодарить тебя за ночлег. Как будто смутившись, Баженов резко убрал руку и отодвинулся на самый край постели, избегая прямых взглядов и наверняка испытывая разноплановые эмоции, в числе которых был и стыд. Руслан не отличался наивностью и отчётливо осознавал, что надеяться на что-то позитивное бесполезно, — и всё равно сейчас ощутил неприятный укол в области рёбер. — Если должен, то не нужно, а если хочешь сказать искреннее спасибо, то искреннее пожалуйста, — тем не менее, Усачев произнёс это спокойно, без тени обиды или злобы. Окончательно сдаваясь утренней бессоннице, он встал, ничуть не стесняясь того, что спал в одном нижнем белье, и пригладил торчащие волосы, поймав смазанные очертания своего отражения в висящем в прихожей зеркале. Оставленный там ночью бардак вызвал мимолётное раздражение, однако хриплый голос с минуту молчавшего Жени задержал Руслана на пороге. — Искреннее спасибо. — Баженов вздохнул и тоже поднялся, сразу принявшись застилать кровать, отлично зная о патологической любви Усачева к порядку. — Если честно, это моя первая ночь на такой мягкой и удобной постели, наверное, за месяц. Если б ещё покурить, то жизнь вообще перестала бы казаться таким ёбаным говном. Само собой, Женя сказал это без задней мысли — просто озвучил то, чего ему не хватало в данную минуту, с учётом того, что ни зажигалки, ни сигарет в его карманах Руслан не нашёл. Не придав значения, что выдаёт себя этим с потрохами, Усачев подошёл к комоду в другом конце комнаты — в его квартире она была всего одна, зато просторная и вместительная, — и, вытащив из верхнего ящика пачку «Парламента», без слов отдал её Баженову. Не говорить же, что он так и не смог её выбросить (да и вообще не вполне понимал, зачем в принципе её забрал неделю назад) и что, как законченный маньяк-наркоман, иногда втягивал в себя запах, как будто хранящий в себе, помимо табака, нотки Жениной туалетной воды, что-то типично его, что не спутаешь с кем-то другим. Руслан бы и под пытками в подобном не признался — правда, это и не понадобилось: Баженов, кажется, свою вещь и так узнал и всё прекрасно понял. — Только не дыми в квартире — иди, пожалуйста, на балкон, — заставил себя включиться Усачев, заметив едва уловимую улыбку в уголках губ Жени, когда тот повернул к нему голову и достал из пачки сразу две. Там же лежала и зажигалка — самая обычная чёрная, без надписей и понтов. — Накинь на себя. В руки Баженову прилетела однотонная серая толстовка Руслана, которую он заранее приготовил ночью, и, пока тот, одевшись, послушно вышел курить, куда ему указали, Усачев глубоко выдохнул и беспокойным жестом зачесал назад чёлку. Чтобы чем-то занять руки, а в идеале и мысли, Руслан тоже натянул домашние вещи, но потом всё равно сдался последней возможности полюбоваться выточенным профилем Жени. Усачев беспалевно подошёл к окну и прижался к нему лбом, неотрывно смотря, как тот жадно затягивается, держа сигарету между большим и указательным, хмурится и кривится, наверняка думая о свалившихся на него проблемах, а потом вдруг поворачивается в сторону Руслана и вновь ему улыбается. Самое искреннее спасибо. Просто невозможно не подарить тёплую улыбку в ответ. Волшебство момента нарушил звонок в дверь, настойчивый и вязкий, — внезапный визитёр не отрывал палец от кнопки и даже не думал уходить. Баженов, действуя на автомате, в мгновение ока вылетел в прихожую и, на ощупь отыскав свой пистолет в груде шмоток на тумбе, скрылся за ближайшей ко входной двери стеной, на всякий случай прихватив и записную книжку в качестве отвлекающего манёвра. — Ты кого-то ждёшь? — шёпотом спросил Женя. Усачев отрицательно покачал головой и печально фыркнул: в этой квартире в не самом благополучном районе Москвы его гостем был только Данила, да один раз в сентябре вместе с ним приезжал Миша — поздравить с днём рождения, который Руслан, Телец от рождения, конечно же, не праздновал. У его друзей, правда, на этот счёт были совсем иные соображения. — Фух, блять, ты дома! — Как только Усачев осторожно открыл дверь, оглянувшись, чтобы убедиться, что Баженова не видно, на порог ворвался лёгок на помине Поперечный. Руслан еле успел преградить ему путь и закрыть спиной сваленную кучей одежду в углу и бельмом на глазу зияющую коробочку с кольцом. — Уехал вчера незнамо куда, на сообщения и звонки не отвечаешь… Я уже подумал, что Бэд и его выблядки решили взять тебя за жопу и отомстить за своего кореша! — Данька, — переминаясь с ноги на ногу и немного нервно улыбаясь, начал Руслан, не давая Поперечному пройти, — я не один. В эту минуту Усачеву слишком громко и отчётливо слышалось сдавленное дыхание замершего в двух метрах от них Баженова, и он судорожно заставил себя соображать, что скажет сейчас Даниле, если тот, как обычно, бесцеремонно ворвётся внутрь. Но, к счастью, в пользу правдивой лжи Руслана, надевшего только шорты и майку, сыграло то, что Поперечный сейчас мог в полной мере разглядеть его ещё более-менее свежие засосы. — А, то есть ты провёл остаток ночи нормально, Русик, ура! Сорян, пардон, удаляюсь. — Понимающе смеясь, Данила поднял руки, признавая поражение, и воодушевлённо побежал к лифту. — Раньше двух на работе даже не смей появляться, будь галантным кавалером! Девчонка пиздатая, да? Ну ладно, потом расскажешь, и даже не думай сливаться! Вместе с ним облегчённо рассмеялся и Усачев, кивнув Поперечному в знак, что услышал. Закрыв дверь на замок, он глубоко выдохнул, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди. Кажется, пронесло. — С моей стороны было бы пиздец тупо мстить тебе сразу после ареста Ануара или позволять это сделать своим орлам. — Положив пушку и блокнот обратно на тумбу, Баженов отлепился от стены и прошёл на кухню вслед за Русланом. — Твой рыжий друг меня бы, блять, из-под земли достал. — Это было бы тупо хотя бы потому, что я не единственный, кто ведёт дело Тлегенова, — пожал плечами Усачев, клацая кнопкой кофемашины. — Башкирами занимается лично Кшиштовский, а я всего лишь у него на подхвате. И говорю тебе сразу: маховик уже запущен, и отмотать ничего назад я не могу. Что-то предпринять — тоже. — А я об этом, кстати, тебя и не просил, — справедливо заметил Женя, тяжело осев на стул. Выглядел он с похмелья откровенно плохо, но после более-менее нормального сна и выкуренных сигарет мог уже хотя бы адекватно соображать. — Многое сейчас зависит от самого Ануара, от того, что он расскажет и как себя будет вести. Кроме показаний одного хмыря, который, по-честному, не то чтобы очень много знает, у нас на него пока ничего нет, — не обращая внимания на ремарку Бэда, говорил дальше Руслан. Усачев не пытался оправдываться или обелять себя: да, всё это он сотворил собственными руками, хотел этого или нет — дело второстепенное. — Так что ситуация не безнадёжна. Завтракать будешь? Вопрос был задан скорее из чистого гостеприимства — Руслан догадывался, что Баженову сейчас сдохнуть охота, а не поддерживать иллюзию «правильной» жизнедеятельности. Радовало, что наутро это касалось только его физического состояния, — морально же Женя производил впечатление человека, который готов бороться. А может, уже и начал это делать. — Нет. Дай лучше, пожалуйста, телефон — свой я вчера где-то проебал. Усачев раскатисто рассмеялся от накатившего чувства дежавю — он понимал, что причины их аналогичных с Киром просьб абсолютно разные, но всё равно не мог удержаться от забавной параллели. Скорее всего, как раз Агашкову Баженов и собирается позвонить — интересно, как он отреагирует, когда увидит, что у Руслана есть новый номер Кира? Но переживать по этому поводу Усачев и не думал: тот сам вбил свой контакт — сам пусть всё в случае чего и объясняет. С этими мыслями метнувшись в комнату и обратно, Руслан положил смартфон перед Женей и начал наливать кофе обоим. Когда две ароматно пахнущие дымящиеся чашки водрузились на стол, а Усачев сел напротив, Баженов уже отдал ему гаджет. — Как видишь, ничего незаконного или такого, что могло бы тебя подставить, я не сделал. — Женя специально не стал стирать отправленное SMS и блокировать экран, чтобы Руслан мог в этом воочию убедиться. — Ещё одно искреннее спасибо.Катюха, это я. Со мной всё в порядке, скоро приеду. Ничего на сегодня не планируй, ты мне очень нужна.
Да он над ним издевается! До побеления костяшек сжав несчастную кружку, Усачев расплескал часть жидкости на скатерть, даже не пытаясь скрыть разочарование и злость на лице. Ну хоть без дебильных смайликов с поцелуйчиками! Женя и дебильные смайлики, конечно, мало сочетаются друг с другом, но чего не сделаешь ради любимой девушки, с которой собираешься построить совместное будущее. — Мог бы и удалить сообщение — не стоит посвящать меня в кулуары своей жизни, — чеканя каждое слово и акцентируя на предпоследнем, жёстко проговорил Руслан. — Да, ты был прав: я ревную. Но это совсем тебя не касается. Как было, так всё между нами впредь и остаётся. Зря я согласился позавчера к тебе ехать — теперь за эту ошибку расплачиваться будем мы оба. От этих слов Баженова вновь прорвало — но, в отличие от ночного срыва, это был крик уже личной обиды. Женя орал, что в рот он ебал это блядство, вынуждающее его делать абсолютно не то, чего он на самом деле хочет; что Усачев — неисправимый придурок, и они вдвоём полные кретины, которым нужно было встретиться с глазу на глаз ещё прошлым летом и порешать всё тогда, честно и без мешающих эмоций. Но, как сказал Руслан, маховик уже запущен. И если на этом они ставят точку, то она должна стать такой жирной, чтобы ни одному из них и в голову не пришло пририсовывать к ней вниз хвостик коварной запятой. — Я приеду сегодня в участок, — бросил полностью переодетый в собственные шмотки Бэд напоследок уже у порога, натягивая куртку и не оборачиваясь. — Предупреждаю, чтобы ты был готов. Дверь громко хлопнула о косяк, отчего Усачев, закусив губу, гулко выдохнул, невидящим взглядом смотря перед собой. Если в костёр добавить разом чересчур много хвороста, пламя сначала погаснет, но вскоре разгорится с новой силой, быстро сжигая всё дотла. Руслан ждал страшного пожара.* * *
Аккуратно вложив листы в толстую картонную папку, Миша, который, казалось, чем дальше, тем всё больше худел и мешки под глазами которого в скором времени грозились провалиться в Марианскую впадину, встал из-за примитивного железного стола, взглядом указывая вслед за собой Усачеву. Они вместе прочитали чистосердечное признание Тлегенова, охуевая один сильнее другого, — Ануар, как только его ввели в допросную, сказал, что обо всём подробно напишет, и попросил дать ему воды и побольше бумаги. — Вопросы тут, по-моему, излишни, — уже на выходе подытожил Кшиштовский. — Руслан, подготовь все необходимые документы для Ильича, пусть он как можно раньше начинает делать полагающиеся экспертизы. Как только заключения появятся у нас на руках, надеюсь, дело можно будет закрывать. Усачев кивнул, ещё раз посмотрев на сидящего в статичной позе и, как и прежде, донельзя спокойного казаха, что прищуренным взглядом следил за каждым движением Руслана, отчего тому стало как-то неуютно. — Миш, я сейчас, — предупредил Усачев терпеливо ждущего его у тяжёлой бронированной двери начальника и, когда за ним с бьющим по ушам лязгом закрылись засовы, снова повернулся к Ануару. — Ты хоть понимаешь, что сейчас себе на целое пожизненное настрочил? Поверь, мои коллеги разбираться не станут, а в заключениях наш судмедэксперт напишет то, что ему скажут, и никакие, даже самые охрененные, адвокаты тебе не помогут! Помимо подробного описания контрабандистских махинаций и завязанных на мокрухе конфликтов с башкирами, Тлегенов признался и в более давних убийствах, по которым подозреваемым проходил Баженов. Это вызвало полный восторг у Кшиштовского, что уже вовсю предвкушал новогодние каникулы на заснеженных кавказских склонах, сноуборд и горячий глинтвейн по вечерам, а Руслана ввело в состояние липкого, неподдельного ужаса. Какую игру они все, мать твою, задумали?! — Я ведь уже говорил, что отказываюсь от защитника, — выдержав паузу, вздохнул Ануар. — А дадут мне десять, пятнадцать лет или максимальный срок — какая, по большому счёту, разница? Думаешь, такому, как я, дадут долго пожить на зоне? Ты сам говорил, блять, что я «симпатяжка». Впервые в жизни Руслан возненавидел свою врождённую эмпатическую чуткость — Тлегенов одной простой фразой умудрился вызвать в нём огромное сочувствие. Не зная, что на это сказать, Усачев, налив воды и себе, промочил горло и опустил смурной взгляд на расплывающиеся при тусклом освещении грани простого стакана. — Тем более, — заговорил дальше казах, — я ведь действительно был в тот вечер на промке. Проведи все свои экспертизы, как тебе и велели, и сам в этом убедишься. Вы изъяли у меня пистолет, из которого как минимум один убит и один ранен. А если вы тщательно осматривали место преступления и фиксировали все следы от обуви, может, и криминалистическое исследование моих подошв вам что-нибудь даст. Жека не хотел, чтобы я ехал с ним, орал, что не станет рисковать ещё и мной, ты, мол, и так дохуя сделал, и я до сих пор удивляюсь, что он думал, будто я его послушаю. Бэд, кстати, до сих пор об этом не знает, иначе не был бы так спокоен на твоих допросах. — Да если бы он узнал… — Руслан печально усмехнулся и поднял глаза на Ануара, ненадолго задержавшись на витиеватом рубце на его руке. Как странно и дико распорядилась судьба — теперь на стороне силы оказался он, а не Тлегенов, но тот словно всё равно сохранял за собой преимущество и, в отличие от Усачева, оставался кошкой, а не отчаявшейся мышкой. И это было достойно уважения, которым Руслан никогда понапрасну не разбрасывался. — Я, признаться, даже немного завидую. Женя никогда не будет ни к кому относиться так, как он относится к тебе. — Именно потому не мешай мне провернуть то, что я намерился. — В проницательном взгляде Ануара наконец промелькнула хоть какая-то эмоция, и Усачев, не веря самому себе, уткнулся обратно в стакан и сделал ещё один глоток. — У вас на Женю, грубо говоря, есть только найденный в его кармане пистолет, на котором висят несколько двухсотых. Этот ствол отличается от моего последней цифрой в серийном номере — довольно правдоподобно получается, что у меня было с собой две пушки, верно? Насколько я знаю, Бэд рассказывал, что пистолет просто нашёл. Так что, Руслан, со спокойной душой вешай всё на меня, закрывай это ебучее дело и не трогай Бэда. Ну, максимум привлеки его по статье «Лжесвидетельство» за то, что он меня покрывал. Женя и так ничего хорошего в этой сраной жизни не видел — дай ему возможность нормально пожить. Ты ведь теперь тоже не хочешь, чтобы он угодил за решётку, верно? Вода, отдающая противным привкусом на языке, чуть не встала поперёк глотки — чего-чего, а этого Усачев не ожидал. На самом деле, при таком раскладе всё сложилось бы идеально: с Баженова сняли бы все подозрения, сам Руслан, выполнив свою первостепенную цель с учётом изменившихся обстоятельств, уволился бы из органов, и у них появился бы желанный шанс на то, чтобы быть вместе. Если бы не одно существенное «но». — Если ты думаешь, что так для Жени будет лучше, то ты ни хрена его не знаешь, — с горечью в голосе произнёс Усачев. — Он так этого не оставит. Да он же такой дичи натворит, когда всё это всплывёт наружу! К тому же прямо сейчас над материалами уголовного дела Баженова корпел нанятый Киром адвокат — Агашков поставил Бэду безапелляционное условие, что тот либо защищает их с Ануаром обоих, либо не защищает никого. И, что сейчас придумает этот светило юридической науки, было для Руслана загадкой. Может, и чистосердечное Тлегенова не понадобится. — Иногда лучшее, что мы можем сделать для близкого человека, — не дать ему права выбора, — грустно улыбнулся Ануар. — Разговор окончен, пусть меня уводят в камеру.* * *
В управлении царил отнюдь не субботний движ: помимо бродящих туда-сюда сотрудников, в коридоре на мягких стульях Кшиштовского ждали худой очкарик с борсеткой, не особо похожий на типичного «хорошего адвоката», и ещё двое, при виде которых проходящий мимо Усачев заставил себя поднять голову выше и не дать ни одному мускулу не дрогнуть на лице. Баженов и Клэп сидели рядом достаточно скромно, соприкасаясь только ногами, да Катя едва заметно большим пальцем поглаживала напряжённую ладонь Жени, которую положила себе на колено, но от этого Руслану было ещё больше погано, чем если бы они тут бесстыдно сосались у всех на виду. Упрямо смотря только вперёд, Усачев вошёл в их с Поперечным кабинет и бессильно упал в своё кресло, укладывая голову на руки на столе и закрывая глаза. Он не знал, сколько пролежал вот так, забив на кипы работы, и уже не старался контролировать поток съедающих мыслей. Будь что будет — как тут ни пытайся карабкаться против течения, рано или поздно Руслану всё равно приходится поддаться его неумолимому напору. Безудержный крик Миши и топот двух пар ног, ввалившихся в помещение, вынудили Усачева, прищуриваясь и фокусируя взгляд, оторваться от столешницы. Чуть ли не в лицо ему прилетели ходатайства защитника, который всё-таки ел свой дорогущий хлеб не зря, а жест перерезающего себе горло Поперечного на заднем фоне окончательно дал понять Руслану, что дело труба. — Во-первых, блять, он требует провести экспертизу на подлинность подписи в протоколе допроса, который вы мне подсунули, когда Баженов отказался с ним ознакомиться! — Кшиштовский носился взад-вперёд по кабинету, активно размахивая руками, и продолжал во всё горло орать. — Проёб номер два: этот вонючий адвокатишка нашёл какие-то там несостыковки в показаниях бомжа, которого вы, не послушав меня, привязали к делу, и требует признать и это доказательство недопустимым! Но это, блять, даже не самое главное! Нарочито спокойно Миша положил перед Русланом ещё один лист — витиеватым женским почерком на нём сообщалось, что в такое-то время такого-то числа Ануар Тлегенов находился в торговом центре вместе с заявительницей — Екатериной Трофимовой, помогая будущей невесте фигуранта по смежному делу Евгения Баженова выбирать платье на свадьбу. Копия первой страницы паспорта, чеки за совершённые покупки прилагаются, фамилии-имена продавцов-консультантов, которых можно допросить для подтверждения данной информации, также указаны. Бумажка, по сути, в свете самообвинительных показаний казаха бесполезная — правда, Женя, которому и была «очень нужна» Клэп, чтобы написать этот бред, и его защитник пока ещё об этом не подозревали. — Сука, я так и знал, что всё закончится конфликтом интересов! Усачев, баста, я уже не смогу скрывать это от начальства, так что без обид. Блять, теперь же нас точно расформируют ко всем хуям! Если ты ударил по больному — по больному ударят и тебя. Отстранение от должности, наверняка последующее за ним увольнение (и это если ещё не выяснится, что он фейковый полицейский, иначе здравствуй, тюремная жизнь), подстава от Миши, который никак не постарался заступиться за друга и первым делом подумал о себе, а не о его чувствах в этот момент, — всё это было слишком для Руслана, который ещё со вчерашнего утра держался на тоненькой тростиночке. Потому, сняв табельное вместе с кобурой и достав ксиву из кармана кителя, Усачев, бледнее мела, швырнул эти символические атрибуты полицейского в руки Кшиштовскому и, на бегу подхватив пальто, пулей выскочил из кабинета, тут же прижавшись к стене в коридоре и ощущая, как ноги немеют, а тело окутывает клейкий мороз. — Вытащим мы тебя, Русик, не очкуй, — раздался сбоку нарочно оптимистичный голос вышедшего за ним Поперечного. Данила приобнял Усачева за плечо и слегка похлопал по нему, изо всех сил стараясь поддержать Руслана и не дать ему закиснуть. — Пока можешь спокойно отсыпаться, шпилить целыми днями в свою плойку, а денежка на карту капает. Не так уж всё и плохо, ищи во всём свои плюсы! — Ты такой тупой дурак, Поперечный! — С невиданно грубой силой отпихнув его от себя, Усачев начал быстро спускаться по ступенькам, на бегу доставая телефон. — Алло, Кир, мне нужно встретиться с Женей. Чем раньше, тем лучше.