Red Shadows

Потирая пальцами переносицу, Люк сидел на неудобной кушетке в коридоре больницы. Прямо напротив него возвышалась дверь в операционную, и для него она светилась, словно изнутри эту комнату пожирали языки огня. Парень пытался делать вид, что не слышит надрывающийся писк датчиков из-за двери, не думать о том, что там лежит его жена, но, черт побери, что ещё могло занимать его мысли в эту минуту? Сердце стучало, как сумасшедшее, словно предыдущие двадцать минут он не сжимал ладонь своей любимой, стоя рядом с ней в операционной (пока ей не стало ещё хуже и его, честно говоря, выставили наружу), а бежал кросс. Дышать было так же тяжело, в голове был туман, мешавший адекватно оценивать ситуацию и не паниковать. Поэтому Люк паниковал, ох как паниковал. Прерывающийся писк из-за двери превратился в непрерывный звуковой сигнал, который вряд ли мог оповещать о том, что все пришло в норму. Парень встал на ноги, слегка пошатываясь, и нервно прикусил губу. Дверь была крепко закрыта, и ему строго запретили заходить внутрь, но он пытался увидеть происходящее сквозь толстый металл, а боль в голове начала пульсировать. Внезапно дверь распахнулась, заставляя ноги Люка подкоситься. Врач, стоявший теперь напротив него, нервным жестом снял маску с лица, на его синем хирургическом халате были отчетливо видны брызги крови. Хеммингс поднял на него взгляд и понял все без слов по одному лишь выражению лица доктора. — Нам очень жаль, мистер Хеммингс, — доктор Чейз прочистил горло. Они с Люком были знакомы давно, и ему самому было действительно очень и очень больно в очередной раз заряжать дефибриллятор, действие которого не приносило результатов, а потом и сообщать время смерти. — Ваша дочь здорова и в полном порядке, а вот Джейн... К сожалению, нам не удалось её спасти. Про дочку Люк пока даже не думал, все его мысли были заняты одним: его жена, человек, в котором он видел смысл жизни и с которым хотел провести все оставшиеся годы, теперь мертва. Он все-таки не смог удержаться на ногах, садясь обратно на кушетку и пальцами вплетаясь в волосы. Дышать становилось все труднее, а сердце то ускоряло свой ритм, то совсем переставало биться. В голове, словно рой пчёл, гудело множество вопросов, но ни один из них Люк так и не смог сформулировать: все слова перепутались в голове. — Я могу увидеть её? — он прошептал сдавленным от выедающей каждый миллиметр тела боли голосом. — Девочку? Она сейчас с врачами, поэтому вам придётся подождать каких-нибудь полчаса, но... — Дженни, — Хеммингс перебил, поднимая затуманенный слезами взгляд на врача. — Дженни, моя жена, черт побери. Я могу увидеть её? — А, да... Проходите, — потупив взгляд, доктор пропустил Люка внутрь операционной, и, поманив пальцами оставшихся медсестёр, вышел в предоперационную, оставив его одного. На ватных ногах подойдя к столу, парень тяжело дышал. Боль при каждом вдохе была такая, словно его лёгкие сейчас представляли собой месиво из крови и осколков, впившихся в плоть. Весь его организм потихоньку заполнялся ноющей болью, которая выла из каждого уголка, заливала бурлящей кровавой пеной обиды все свободные клетки. Опираясь руками на поверхность операционного стола, Люк плакал. Рыдать или истерить не было сил, слёзы просто катились по его щекам, капая на тканевую простынь и руку Дженни. Вокруг валялись пропитанные кровью бинты, отсос, маска для наркоза, множество инструментов, и он снова видел кровь, кровь, кровь. Хеммингс поднял взгляд на свою жену. Лицо девушки было прозрачно-белое, глаза — крепко закрыты, но в общем и целом она выглядела так, будто бы просто спит. Сердце Люка сжалось от боли, которая сдавливала этот несчастный орган в своих сильных руках. Парень в каком-то порыве наклонился и стал оставлять поцелуи на её щеках, лбу, носу, холодных губах. Он уже не плакал, но слёзы, не прекращая, капали на лицо девушки. Люк вытер их с её гладкой кожи большим пальцем и тихо заговорил: — Мне так жаль, милая, — он не отрываясь смотрел на её лицо, словно хотел там что-то разглядеть. — Я не знаю, кого мне винить, но ты бы просто сказала, что предугадать этого никто не мог, а значит никто не может быть виноватым. Наверное, ты была бы права. — распрямившись, он взял её неподвижную руку в свою и сжал. — Жаль, что наша малышка не узнает, каким чудесным человеком была её мать. Но я обещаю тебе, я буду заботиться о ней настолько, насколько это в моих силах. Обещаю, — последнее слово он уже прошептал, потому что осознание ледяной волной накрыло его разум. Только сейчас он понял, что его любимая по-настоящему мертва и лежит сейчас перед ним абсолютно неподвижная. Это было... Страшно, непонятно, совершенно непривычно и ужасно больно. Неизвестно, что ещё могло прийти Люку в голову, если бы не возвратившиеся врачи. Они дали ему достаточно времени попрощаться, но теперь им нужно было выполнять работу. Одна из младших докторов подошла к Люку и что-то спросила, но он был оглушён, глядя в одну точку на кафельном полу операционной. Тогда она в отчаянии прикусила губу и, положив руку ему на плечо — что стоило ей немалых усилий, ведь парень был выше её на полторы головы, — просто повела за собой, шепча на ухо какие-то успокаивающие слова. Для парня всё это было задним шумом, хоть он и шёл вслед за ней. Следующей проблемой для Клэр было решить, куда же вести Люка. В палате его жены он бы окончательно свихнулся, на улице — запаниковал от резкой смены обстановки. В итоге, немного поразмыслив, она повела его в кафетерий. «Кружка кофе и пирожное всегда способны если не поднять, то по крайней мере не ухудшить настроение», — пронеслось у неё в голове, и она согласно кивнула самой себе, направляя парня к дверям лифта.

***

Латте с карамелью действительно помог Люку. Он уже не был погружён в туман своих мыслей, а вполне внятно отвечал на вопросы доктора Браун. Тогда девушка поняла, что он, хотя и не в полном порядке, но точно в состоянии услышать о произошедшем. — Я думаю, вы видели, что ей становилось хуже в течение всего дня, — она начала аккуратно и издалека. Хеммингс согласно кивнул, показывая, что готов послушать, и Клэр с облегчением продолжила. — Мы пытались поддерживать её давление на нормальном уровне, следить за повышением пульса, и к вечеру ее организм был напичкан лекарствами. Даже наркоз был опасен, она могла просто из него не выйти, — доктор поняла, что получилось слишком резко, и бросила взволнованный взгляд на Люка. Его губы были сжаты в тонкую полоску, глаза блестели, но в целом он держался. — Вы в порядке? Может, мне не стоит продолжать? — Нет, я хочу знать всё. Продолжайте, пожалуйста, — голос мужчины звенел в волнении, которое держало в напряжении каждую клеточку его тела. Его предупреждали обо всех рисках, и, наверное, именно поэтому её смерть не была для него неожиданностью, но он совершенно не был к ней готов. Хоть и на протяжение всего дня убеждал себя, что, даже если что-то случится, он сможет жить дальше, воспитывать их дочь, справиться с потерей. Но он отодвигал эти мысли на задний план, увеличивая свою веру во врачей, в силу своей жены и в лучшее будущее. Очевидно, это оказалось провальным решением. — Во время операции все шло нормально, вы были рядом и видели это своими глазами. Мы планировали заканчивать, ребёнок уже был не в операционной, а в другом кабинете с врачами, но началось кровотечение. Оно было слишком сильным из-за высокого давления. Вообще, факторов было много, потому шанс на успех был крошечным, — она тяжело сглотнула. Ей всю жизнь говорили, что врач должен быть как можно более равнодушен во время своей работы, должен воспринимать пациентов не как людей, а как объекты, чтобы не проникнуться к ним жалостью, но Клэр это было не под силу. Вот и сейчас её сердце разрывалось от осознания того, что молодая девушка погибла вследствие ошибок врачей, которые ещё раньше, на первых сроках беременности, не выяснили, что её организм не справится с родами. Ей было до боли обидно от несправедливости, жаль этого молодого человека, который, очевидно, слишком резко получил неприятные новости и сейчас тратил чрезвычайно много сил, чтобы принять этот факт. — Я понял, — он медленно кивнул. — Как бы мне сейчас ни хотелось обвинить в смерти Джейн всех и вся, здравый смысл, кажется, преобладает. Никто не мог предугадать, так бы она сказала. — он прерывисто вздохнул, роняя лицо в ладони. Новая порция истерики была уже на подходе, и на этот раз осознание произошедшего было весьма ясным. Только теперь Люку стало по-настоящему страшно и мучительно обидно. Хотелось злиться, но не было понятно — на кого. — Я подумаю об этом завтра, со свежей головой и в более адекватном состоянии, потому что сейчас я даже ног не чувствую. Мне нужно что-то подписать? Сходить к новорождённой..? — Нет, это все можно сделать завтра. Вам лучше отдохнуть, — Клэр встала из-за стола и Хеммингс поднялся за ней. Кафетерий в больнице не пустовал ни днём, ни ночью, и сейчас, почти в полночь, здесь тёплым жёлтым огнём светились лампы над столиками, а люди обреченно переговаривались в тихом шепоте. — Единственная проблема заключается в том, где вам провести эту ночь. Я, конечно, могу подыскать свободную палату, но вряд ли найду... — Зачем? Палата, которая была нашей до этого, уже занята? — мужчина насторожился, поднимая взгляд на врача. Она отрицательно покачала головой. — Нет, конечно, нет, там ваши вещи. Поэтому, я подумала, вам будет сложно... — Нет, доктор Браун, все в порядке. С этим я точно справлюсь. Проводив Люка до палаты, доктор Браун, хоть и волновалась за него, но все-таки ушла. Ее смена закончилась, и она должна была уйти ещё полтора часа назад, но внутренний порыв заставил её остаться хотя бы ненадолго и поддержать парня. Хеммингс вошёл в темную комнату совершенно один. Сначала он хотел включить свет, но потом понял, что не готов увидеть лежащие на открытых местах вещи, халат, который, как он помнил, Джейн оставила на стуле перед уходом. Потому парень просто наощупь добрался до кресла в углу палаты и опустился в него, ощущая дрожь во всем теле.