***
— Так как ты решил называть её? — Гарри, склоняясь над детской кроваткой в палате Люка, рассматривал по-прежнему спящую Микки. Его пальцы, усеянные кольцами самых разных размеров и форм, легонько постукивали по деревянной стенке больничной колыбельки. Иви Стайлс, его жена, стояла рядом, прислонившись спиной к стене. Её красивые карие глаза сегодня были красными, руки — скрещёнными на груди, а пряди волос выбились из прически. Как бы долго Гарри и Эш ни знали Дженни, женская дружба была совершенно иной, и Иви чувствовала, что потеряла частичку себя в виде одной из лучших подруг. — Микаэла, — Люк ответил с лёгкой улыбкой. — Но это, конечно, звучит слишком официально и по-королевски, а она пока что максимум принцесса, поэтому будет просто Микки. Гарри заинтересованно вскинул брови. Его изумрудные глаза загорелись огнём одобрения. Поправив непослушные темные кудряшки, он вновь оперся локтем о детскую кроватку и устремил взгляд на девочку. Их сыну недавно исполнилось два года, и сейчас Стайлсу наверняка было странно вспоминать те времена, когда и Дерек лежал так же в детской кроватке, завёрнутый в пеленку, совсем не похожий на человека, ведь ему лишь один день отроду — именно поэтому Гарри так внимательно вглядывался в Микки, ведь воспоминания взяли своё. — Красивое имя, — Иви тихо проговорила со стороны и слабо улыбнулась. Хеммингс подошёл к ней, заметив, что она вот-вот расплачется снова, потому что улыбка на лице девушки дрожала. Парень сжал её предплечье и постарался поймать взгляд. — Эй, Иви, постарайся сейчас думать об этом поменьше, ладно? — он встревоженно вгляделся в её потерянное выражение лица. — Понимаю, сложно, я и сам вообще-то через это прохожу. Но сразу отпустить проще, чем тысячу раз прокручивать мысли о какой-то ситуации в своей голове, — брюнетка подняла на него благодарный взгляд и протянула руки для объятий. — Спасибо, Люк, — она всхлипнула ему на ухо. — Мне очень жаль, повторю это ещё тысячу раз. Хеммингс обнял её в ответ, чувствуя внезапное тепло внутри. Ему казалось невероятным счастьем, каким-то зельем удачи присутствие в его жизни таких замечательных людей. Слёзы вновь начали жечь глаза, которые уже ощущались высушенными из-за бесконечных истерик. — Знаете, мне тут в голову пришла странная мысль... — вновь заговорил Стайлс, и все взгляды устремились к нему. — Ведь Дженни как будто отдала свою жизнь взамен на её. Все замерли в молчании. Тяжело сглотнув, Люк кивнул. — Это звучит так красиво, но так больно, когда осознаёшь, — он пожал плечами. — Но она бы в подобной ситуации сказала, что для всего есть причина, значит, наверное, здесь она тоже есть? — Хеммингс обвёл взглядом друзей, и все, не мешкаясь, кивнули в ответ. Их дружескую идиллию вдруг прервал звонок телефона Люка: на экране высветился номер Калума, и блондин быстро ответил. — Что случилось? У Эшли начались схватки? — Калум быстро произнёс в трубку запыхавшимся голосом. — Ч-что? — Люк вскинул брови, силясь понять, и до него все же дошло. — Да, Кэл, и именно поэтому твоя жена сообщила об этом мне, а не позвонила сразу тебе. — Ну, знаешь, мало ли какая ситуация... Ох, черт, Люк, вы ведь тоже собирались в больницу? У вас все хорошо? — он протараторил, и спустя две секунды, не дав Люку ответить, продолжил. — Хотя, черт, наверное не всё, раз ты написал мне! Боже мой, я не могу отдышаться, — Худ звучал настолько по-странному нелепо, что Люк едва сдерживал смех, несмотря на серьезность ситуации. — Так что случилось? Если, конечно, случилось... — Джейн. Она... — Люк внезапно почувствовал во рту такую сухость, словно весь песок из пустынь оказался там. Было так сложно не то что осознать, но даже произнести это слово. И, как это случалось всегда, Калум не ждал окончания долгих пауз в диалогах. — Что, Люк? Не тяни, я тебя прошу, черт побери, — он звучал уже встревоженно. — Она не выжила. — Ч-чего? — Кэл подавился воздухом. — Сегодня не первое апреля, Люк, да и вообще, кто о таком шутит? — он заворчал, не совсем ещё осознавая, что это не было шуткой. — Калум, мать твою, Худ, если ты думаешь, что я буду шутить на такие темы, то ты хреново меня знаешь, — Хеммингс почувствовал внезапное раздражение, неприятно шевелящееся внутри. — Люк, — после непродолжительного молчания на том конце провода, друг шумно выдохнул. — Мне так жаль, черт, — энергичность и движение пропали из его голоса, теперь он звучал тускло и подавлено. — Прости, что я не сразу позвонил. Думал, что-то не особо серьёзное. — Да, и именно потому, что оно несерьёзное, в сообщении я написал тебе антоним к этому слову, — Люк хмыкнул. — Но вообще, я уже лучше. Спасибо, Кэл. — У меня сейчас ночь, поэтому я позвоню ещё раз попозже, идёт? — Да, отлично. Спасибо, — парень улыбнулся и, сбросив звонок, передал стоявшим рядом друзьям содержание их диалога. — Типичный Калум, — Эштон угрюмо усмехнулся, присаживаясь на кровать. — Интересно, он вообще в курсе, что Эшли на четвёртом месяце, а не на девятом? — Вряд ли, — Люк хихикнул. — Если эти командировки так и продолжатся после рождения ребёнка, то я ему уже не завидую. — О да, daddy issues это не миф, и мы убедимся в этом на реальном примере, — Эштон иронично заметил с тихим вздохом, и палата тут же взорвалась смехом. Микки заворочалась в кроватке, но, как только все резко замолчали под строгим взглядом Люка, продолжила мирно спать.***
Гарри и Иви ушли чуть позже, вновь обняв Люка на прощание. Их лица были подернуты дымкой скорби. Иви опять почти начала плакать, и Хеммингс подошёл к ней, с жалостью заглядывая в глаза. Осознание смерти приходило постепенно, каждый воспринимал его по-своему, и, очевидно, не каждому это удавалось без потерь нервных клеток. Стайлс всхлипнула, поднимая взгляд в потолок. — Я не хочу плакать, честно, оно само, — она попыталась оправдаться, криво улыбаясь. Люк вдруг взмахнул пальцем, прося ее подождать, и направился к шкафу, где лежали вещи Джейн. Как бы больно ему ни было, он решил сделать лучше хоть кому-то. Спустя пару минут поисков, он извлёк из кармашка кулон на тонкой серебряной подвеске. Засушенные цветы в прозрачной эпоксидной смоле — ничего особенно удивительного, но невероятно нежно и красиво. Именно в этом кулоне был цветок незабудки, к которому Люк был безразличен, а вот дома, в одном из ящиков, лежал ещё один такой же: в нем был засушенная сирень. Это был любимый цветок Дженни, она носила эту подвеску практически каждый день, а на указательном пальце у неё было даже колечко с таким же засушенным цветком сирени, и это Люк не собирался отдавать никому, даже под дулом пистолета. А вот с кулоном, в котором была заключена незабудка, он подошёл к Иви и протянул его ей. Удивленно хлопая глазами, она приняла подарок. — Одна из её подвесок. Если ты захочешь сохранить память, можешь взять её себе. — Спасибо, — она подняла восхищенный взгляд на Люка. — Очень красивая. — Да, — Гарри, подойдя ближе и рассматривая кулон, согласно кивнул. — Это мило. Люк довольно улыбнулся и сложил руки на груди, радуясь такому простому, но важному моменту. — Что будешь делать теперь? — Эштон спросил устало, когда дверь за Стайлсами закрылась, оставляя их в палате втроём. — Пока не решил, — Люк зевнул. — Было бы неплохо поспать. — Да, хорошая идея, только в больнице днём хрен поспишь, — парень натянул улыбку. — Значит, продержусь день как-нибудь и лягу спать пораньше ночью. Ещё и родители Джейн зайти хотели... — он снова угрюмо замолчал. — Мне побыть здесь? — Ирвин поднял взволнованный взгляд на Люка. Тот тут же покачал головой. — Я спал хотя бы три часа, а ты, как я понимаю, вообще нисколько. Сам как-нибудь справлюсь, завтра вроде обещали отпустить домой. — Ну, ладно, — Эштон слабо улыбнулся, направляясь к двери. — Тогда я позвоню позже. Пока. — Хеммингс устало кивнул в ответ, направляясь к кроватке Микки. Родители Джейн действительно зашли позже, и Люк, отчаянно сжимая руки в кулаки, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, приторно им улыбался. Он давно понял, в чем было дело, почти сразу, как услышал об их переезде. Это было совсем не «так и не привыкли», и уж точно не «все здесь будет напоминать нам о Дженни». Черт побери, эти эгоисты ведь просто испугались, что Хеммингс, пребывая в отчаянии, воспользуется их близким местоположением и станет слишком уж часто отдавать им свою дочь. Люк угрюмо усмехнулся, понимая, что даже будь они его соседями, он вряд ли оставил с ними малышку, потому что внезапно осознал, что никому не может доверить её жизнь больше, чем себе самому.