Red Shadows

Эштон и Люк вошли в дом совершенно молча, пытаясь сохранять равнодушное выражение лиц. И если Хеммингсу это удалось, то на лице Эштона чередовались эмоции совершенно разного калибра: от бесконечного счастья до отчаянной безысходности, — и только слепой мог этого не заметить. Тем не менее, Люк выглядел абсолютно безразличным, и по одному лишь Эштону сказать, что что-то случилось, было нельзя, поэтому Гарри лишь вопросительно усмехнулся, глядя на сумасшедшую улыбку Ирвина. Хеммингс, лишь сняв верхнюю одежду, бросился к Микки, и его лицо стало теплее, когда он взял малышку на руки. Он по-прежнему хмурился, но смог отвлечься хотя бы ненадолго. В это время Эштон отдавал Гарри ключи от своей машины, на которой привёз Стайлсов. — Я пока побуду здесь. Ты ведь не против? — он обернулся к Люку, и тот покачал головой. — За машиной заеду завтра. Кстати, у меня на неё нет страховки, — он нахмурил брови, угрожая Гарри, на что тот беззащитно поднял руки. — Я вожу спокойнее чем ты раз эдак в пять, сегодняшняя поездка для твоей машины будет самой приятной за всю её жизнь. Иви тихо усмехнулась, согласно кивая. Все, кому хоть раз довелось проехаться с Ирвином, знали, что на скорости меньше восьмидесяти он ездит только во дворах и перед полицейскими, его даже ограничительные знаки и штрафы не смущают. В ответ на это замечание Эш презрительно фыркнул и попрощался со Стайлсами. Он вернулся в гостиную к Люку в полном молчании. Тот тоже не заводил разговор, молча наблюдая за Микки, но потом все же сказал, что отнесёт её наверх. И предложил пойти с ним, потому что «спать я все равно не хочу и, думаю, ты тоже, поэтому можем поговорить». Эштон с готовностью отправился следом. Хеммингс зашёл в свою спальню вместе с Микки на какую-то минуту и вышел уже один, приглашая Эштона в соседнюю комнату. Они разместились там на креслах, Люк принёс чипсы и мятный чай, но в первые пятнадцать минут к ним никто и не притронулся: оба парня сидели молча, думая каждый о своём. Обоим было неловко после произошедшего в машине, они не понимали, стоит ли начинать диалог об этих поцелуях, или лучше оставить всё так — в прошлом, как что-то само собой разумеющееся, как будто лучшие друзья постоянно целуются, без этого ведь дружба вообще невообразима. — Ты хотел поговорить? О чем? — наконец Эштон прервал молчание, устремляя взгляд на блондина. Тот пожал плечами. — Я хотел поговорить просто ради разговора. На любую тему, абсолютно плевать, просто чтобы не сидеть, отдаваясь на растерзание своим мыслям, — он растерянно покачал головой. — Ладно, — протянул Ирвин с тихим смешком. — Помнишь, я рассказывал тебе про ту видеоигру?.. За непринужденным диалогом прошло полтора часа. Неловкая атмосфера почти испарилась, но неприятный осадок все-таки остался. Когда после очередной затянувшейся паузы Люк сонно потёр глаза, а Эштон поймал себя на том, что пялится на лицо друга, они решили расходиться. — Можешь взять в гардеробной все вещи, которые тебе нужны, — Хеммингс махнул рукой куда-то вдаль по коридору. — А я пойду к Микки. Спокойной ночи. — он снова зевнул. — Спокойной, — Ирвин смотрел ему вслед, пока тот не дошёл до двери и взялся за входную ручку, а потом вдруг снова окликнул. Он чувствовал, как быстро стучит его сердце, и ему это чертовски не нравилось. — Люк? — Да? — он тут же обернулся, как будто ждал. — То, что было в машине... Это вообще что-то значило? — он устремил вопросительный взгляд на друга. Тот замешкался, опуская глаза в пол. — Э-э... Не думаю, — он задумчиво почесал затылок. — Не знаю, что ты хочешь услышать, но надеюсь, что идея «забыть и жить, как раньше» тебя полностью устраивает. — Вполне. — Эштон и сам не знал, что хочет услышать, поэтому лишь хмыкнул. Хеммингс одобрительно кивнул и все-таки вышел из комнаты.

***

Утром дождь, настойчиво стучавший по окнам, разбудил Эштона. На часах было только семь, он спал от силы шесть часов, но уснуть больше не получилось ни в какую. Ирвин, зевая, все-таки вышел из комнаты, отправляясь на поиски еды, когда его голову посетила странная, но довольно логичная мысль. Тихо скрипнув дверью, он вошёл в комнату Люка и, стараясь быть как можно тише, прошагал к кроватке Микки. Как он и предполагал, девочка уже не спала, глядя на него большими васильковыми глазами, и была готова вот-вот начать плакать, лишь для того чтобы разбудить своего папочку, потому что она хотела есть, хотела, чтобы её взяли на ручки — в общем, все, что угодно, лишь бы не лежать просто так. И, конечно, не дать своему отцу выспаться. Эштон обернулся к кровати Люка. Парень спал, укрывшись одеялом почти до шеи, его сложенные руки лежали под щекой, а лицо было настолько умиротворенным, что Эштон невольно застыл, но быстро себя одернул, возвращая взгляд к Микки. Стараясь не разбудить Люка, он взял малышку на руки и вышел из комнаты. Навыки работы с детьми (где он только не работал, прежде чем присоединился к бизнесу Хеммингсов) ему наконец-то пригодились. Он покормил её из бутылочки, поменял памперс (при этом с отвращением зажимая нос, но ему удалось себя пересилить), попробовал рассмешить её игрушками, и она пыталась улыбнуться в ответ на громкие звуки и звон. Тем не менее, улыбка самого Эштона была неожиданно широкой. Его забавляла эта забота о ребёнке, пусть и не о своём. В мыслях промелькнуло сожаление из-за отсутствия даже кандидата для надежного спутника по жизни и одновременно матери его ребёнка, но Эштон понимал, что не сделает предложение кому попало, и эта излишняя выборность порой мешала ему жить. Микки начала зевать, и Ирвин снова уложил её спать. На часах была половина девятого, и он направился на кухню, чтобы приготовить завтрак, ощущая себя матерью-одиночкой с двумя детьми (вторым, конечно, был Люк). Через несколько минут кофе был сварен, поджаренный хлеб радостно выпрыгнул из тостера, и Эштон удовлетворенно улыбнулся, садясь за стол. Чувствуйте себя как дома, мистер Ирвин. Возможно, именно вкусный запах молотого кофе и джема, а может ливень, все ещё стучащий по окнам, разбудили Люка. Проснувшись, он почувствовал, что его голова раскалывается, стук дождевых капель действовал ему на нервы, а когда парень не услышал привычного сопения из кроватки дочери, он испуганно выскочил из-под одеяла. Сна не было уже ни в одном глазу, и лишь натянув спортивные штаны, Хеммингс выбежал из комнаты. Он, конечно, догадывался, что сама бы она никуда не ушла, просто потому что не умела даже ползать, а значит, это дело рук Эштона. Хотя в его уставшую и сонную голову начали приходить странные параноидальные мысли о краже ребёнка (— черт, Люк, тебе нельзя больше смотреть «Рапунцель»), или даже о том, что никакой Микаэлы и вовсе не существовало, а все произошедшее было лишь плодом его воображения. Но разбросанные по всему дому вещи опровергали эти идиотские идеи, и в гостиную Люк спустился уже практически полностью спокойным, удержав крышу на месте — ну, она не уехала, но это пока. Тем не менее, каким бы спокойным он ни был, из его груди вырвался вздох облегчения, когда он увидел Микки, мирно спящую в своей второй кроватке в гостиной. Он быстро взял её на руки, прижимая к голой груди, и сел на диван. Почувствовав изменения в обстановке, девочка вдруг проснулась и начала плакать. Пока Люк укачивал её, пытаясь успокоить, Эштон оказался в дверном проеме. — Доброе утро, — он слабо улыбнулся, поправляя кудряшки. — Решил, что я украл твою дочь? — Да, именно это я и подумал, — смешок Хеммингса в ответ был таким же бледным, как и улыбка друга. Плач ребёнка совершенно не способствовал исчезновению головной боли. Наконец Микки замолкла, утыкаясь носиком в грудь Люка, и начала засыпать. Как и всегда в подобные моменты, его раздражение тут же улетучилось. Он с умилением смотрел на неё, прижимая к себе, и снова хотелось плакать, снова слёзы начали душить горло. А каждый раз, когда Люку хотелось плакать, он начинал ненавидеть себя за слабость. Улыбка стерлась с его лица. Он устало вернул дочь в колыбельку и присоединился к Эштону на кухне. На завтрак — подойдёт просто чёрный кофе. — Не хотел тебя будить, — вдруг произнёс Эш, кивая в сторону гостиной, где спала Микки. — Спасибо, — Люк с благодарностью кивнул в ответ. — Что бы я без тебя делал? — он продолжил уже в нарочито ироничном тоне. — Да без меня у тебя бы и не было Микки, — Эштон со смехом хлопнул его по плечу. — Если бы я не сказал тебе признаться в своих чувствах? Не бояться того, что там тебе скажут о ваших отношениях люди вокруг? Хотя о них ты не беспокоился, но мнение твоего ебанутого брата тебя, почему-то, волновало. — он с вызовом приподнял брови, глядя на Люка, в котором эти воспоминания вызвали целый ворох различных чувств. Конечно, говорилось о Дженни. — Не знаю... Может, тогда я не привязался бы ни к кому так сильно. — Хеммингс по-прежнему не улыбался. — Не думаю, что ты бы смог не заводить отношений совсем, — ироничная улыбка с толикой жалости. — Может, твоё отношение к ней было особенным из-за вашей разницы в возрасте, жалости к ней, или, может, из-за её искренности и даже твоего идиотского чувства вины... Я не знаю. Но жалеть об этом точно не стоит. — Я не жалею, ни в коем случае не жалею, — Люк слабо улыбнулся в ответ, делая глоток кофе и тут же морщась. — Боже, кофе без сахара это точно не мое, а всё равно продолжаю варить его. — Ирвин пропустил это замечание мимо ушей. — Мне кажется, тебе стоит начать ходить к психологу. Знаешь, есть всякие группы для людей, которые недавно потеряли близких... — вдруг неловко начал Эштон, устремляя взгляд в стену напротив. — Они дают хорошие советы о том, как справляться. Честно, это просто предложение, я не настаиваю... — Да, ты ведь меня не к психиатру отправляешь, значит я ещё не в таком плохом состоянии, — горько усмехнулся Люк. — Но, если честно, я тоже думал об этом. Постараюсь найти что-нибудь в ближайшее время. Спасибо, — в его взгляде действительно читалась благодарность. Эштон скромно кивнул в ответ и, оставив Люка завтракать в одиночестве, ушёл собираться. Спустя некоторое время Хеммингс уже стоял в дверях, провожая друга. Он нервно стучал костяшками пальцев о дверной косяк, ожидая, пока Эштон завяжет шнурки. Когда тот уже взялся за ручку двери, собираясь выходить, Люк произнёс: — Ты ведь вернёшься? — в его голосе звучала какая-то жалость (наверное, к себе) вперемешку со смутной надеждой. — С вещами? — Эштон усмехнулся, вскидывая брови. Было непонятно, сарказм ли это, но они оба помнили, что обсуждали то предложение с переездом. — Да, — Хеммингс закусил губу, хмурясь. Эштон тоже вмиг стал серьёзным, осознавая, что на него рассчитывают, что он является некой соломинкой для утопающего в болоте собственных страхов и мыслей. И тогда он решительно кивнул. — Тогда тебе остаётся только ждать, — простая улыбка зажглась на его лице, когда он подмигнул другу и всё же вышел на улицу. Люк, чувствуя облегчение, выдохнул. Изначально он не поверил серьёзности идеи Эштона, думал, что ни к кому он переезжать не собирается, и уж точно не будет помогать ему справляться с проблемами, но все оказалось совершенно иначе. И за это Хеммингс был бесконечно благодарен.