Red Shadows

Тихо закрыв дверь в комнату девочки, Люк, стараясь не шуметь, прошёл в просторную гостиную, где на диване сидел Эштон. Он только что принял доставку шариков, привезённую прямо ко входу в их отель, и сейчас сидел рядом с ними с задумчивым видом, думая, как бы расположить их по номеру. Хемингс опустился на диван по соседству и тихо вздохнул. — Я хочу, чтобы у неё был лучший день рождения, но получится наверняка что-то обычное и скучное, — он опустил лицо в ладони. Эштон с мягким смешком притянул его к себе за плечи. — Во-первых, ты говоришь так каждый год, и тебя каждый раз что-то не устраивает, даже если все счастливы и довольны, — начал он с доброй насмешкой в голосе. — А во-вторых, ты избалуешь своего ребёнка, Хеммингс. — Иди к черту, — Люк засмеялся, легонько толкая его в плечо. — Это важный день. И для Микки, и для меня. — Я понимаю, — Ирвин кивнул, перебирая кудряшки блондина. — И для тебя он, наверное, даже важнее, поэтому ты пытаешься сделать из этого церемонию. Что ты отмечаешь, ответь сам себе? — он приподнял его голову за подбородок, не получив ответа — только грустный взгляд. — Тебе стоит относиться ко всему гораздо проще. Представь, что она у тебя может попросить в шестнадцать, если свои пять лет она отмечает в Диснейленде! — Она умная и понимает, что это одноразовая акция, — Люк ухмыльнулся. — Я знаю, как воспитывать детей, Эш, с ней всё будет в порядке, обещаю, — на его губах заиграла улыбка, когда он обернулся к мужу лицом. В полумраке комнаты глаза Ирвина светились медовым, русые кудри непослушно лежали на голове, из этой непослушности магическим образом собираясь в идеальную укладку. Хеммингс, ухмыльнувшись, встал с дивана, чтобы подойти к большому овальному окну. Вид на Эйфелеву башню, светящиеся ночными огнями улицы и многочисленных прохожих завораживал. Было удивительно, что так много людей находилось на улице в одиннадцать вечера, но Люк поймал себя на мысли, что и сам был бы не против сейчас за руку с Эштоном и с бутылкой красного вина в крафтовом пакете выйти на свежий воздух. Сам Ирвин подошёл сзади, опуская ладони на талию блондина, а подбородок — на его плечо. — Красиво, правда? — он прошептал на ухо, обдавая горячим дыханием. — Безумно, — Люк кивнул в ответ и замер, молчаливо поглощая взглядом виды Парижа. До этого он был в этом городе всего лишь дважды — и оба раза не запомнились ему ничем, кроме вкуснейшего кофе по утрам, прогулок по ночному, светящемуся огнями городу и великолепных комплектов нижнего белья Дженни, которые она, к сожалению или к счастью, брала с собой, и поэтому почти все дни они проводили в номере. Хеммингс усмехнулся воспоминаниям и качнул головой, пытаясь их отогнать. Он изо всех сил старался жить настоящим, но порой выходило хреново, даже несмотря на поддержку Эштона и широкую улыбку его дочери, которая всегда, независимо от обстоятельств, поднимала настроение. Настоящее для него было будто бы утеряно ещё давно. Он потерялся, заблудился в коридорах времени, иногда его заставляли жить только мысли о прошлом или будущем: ему казалось, что нынешнего момента просто не существует. Он ведь проносится мимо как по щелчку пальцев, и ты даже не успеваешь заметить его, не то что насладиться. — Ты ведь еще не хочешь спать? — Эштон тихо спросил его, чувствуя, что Люк погружён в свои мысли и боясь прерывать какой-то очень важный их поток. Но блондин никогда не был против того, чтобы Ирвин отвлекал его — наоборот, это очень часто помогало ему не утонуть в собственных мыслях, а выбраться из них целым и невредимым. — Не особо. Есть идея получше? — Пойдём на балкон. У нас есть вино, а ещё я очень хочу курить. — Эш виновато улыбнулся и почесал затылок. — Но Микки... — Боже, Лу, она в соседней комнате! — парень тут же перебил его, возмущённо вскидывая брови. — С ней ничего не случится. — Ты прав, я перегибаю, — тот быстро кивнул и, потупив взгляд, первый направился к высокой стеклянной двери, ведущей на балкон. На просторной веранде пол был выложен плиткой, которая обжигала ступни неприятным холодом, пока Люк быстро проходил по ней к креслу-качалке. Эштон опустился в соседнее и достал пачку сигарет из кармана. — Не хочешь? — он в шутку предложил Люку, но тот лишь скептически покачал головой. — А ты? Не хочешь бросить наконец? — он старался звучать строго, но получилось как-то жалобно. — Ну зачем сразу такие претензии, — Эштон с наслаждением сделал затяжку, а потом выдохнул дым. — Я стараюсь делать это как можно реже, но это моя единственная вредная привычка, — он посмотрел на блондина с таким вызовом, что тот невольно поверил в этот странный аргумент, наливая вино в бокал. — Да, материться и оставлять свои вещи в каждом уголке дома, кроме шкафа, конечно, к ним не относятся, — Люк усмехнулся. — Я всего лишь волнуюсь за твоё здоровье. — Моя сигарета один раз в день-два не вредит здоровью, а только улучшает его! — Эш тут же возмутился. — Как ещё прикажешь мне снимать стресс? — Поговорить со мной? Я думал, этот вариант всегда работает. По крайней мере, в обратную сторону точно, — он сделал глоток алкоголя со скептическим выражением лица и старался не показывать свою обиду изо всех сил. — Конечно, работает, — мужчина тепло улыбнулся в ответ и протянул руку, чтобы сжать ладонь Люка в своей. Тому сразу стало немного спокойнее. — Дело в том, что я не самый коммуникабельный человек, и иногда мне хочется просто разобраться со своими мыслями самостоятельно, а не говорить о них с кем-то. Люк поджал губы и кивнул, но ничего не ответил. Спустя пять минут ему все-таки не удалось продолжать молчание: — Но сейчас, почему ты куришь? Из-за чего волнуешься? — блондин не поворачивал к нему голову, глядя на чернеющее небо в облаках и множество светящихся огней. — Думаешь, ты один переживаешь по поводу завтрашнего дня? — Ирвин криво усмехнулся. — Я ведь даже не её отец, так что, чтобы быть хорошим, я должен соответствовать большему количеству требований. — его голос звучал грустно, и Люк молча сжал его ладонь, наконец оборачиваясь к нему лицом. — Ничего подобного. Мне порой кажется, что тебя она любит больше, чем меня, — он усмехнулся. — Эш, правда, тебе не стоит из-за этого беспокоиться. Всё будет в порядке, ты ведь знаешь Микки, — Хеммингс убедительно кивнул. Эштон улыбнулся в ответ, наклонился, чтобы оставить поцелуй на лбу блондина, а потом встал на ноги, потушив сигарету. — Пойдём обратно?

***

Люк проснулся, потому что почувствовал какие-то движения рядом с собой и шорох одеяла. Приоткрыв глаза, он понял, что в комнате кромешная темнота, означающая, что до утра ещё далеко, а потом заметил Микки, забирающуюся под одеяло между ним и Эштоном, и усмехнулся, потирая глаза. — Можно я посплю с вами? Мне страшно там одной, — она прошептала, глядя на отца большими глазами. Люк улыбнулся и быстро кивнул, прижимая её к себе. — Конечно, милая. — он уже закрыл глаза и хотел провалиться обратно в сон, когда девочка снова заговорила. — А эти шарики для меня, правда? — её восторженный шёпот звучал так забавно, что Люк в умилении улыбнулся и прикусил губу, чтобы выглядеть серьёзным. — Вообще-то, ты должна была увидеть это только утром, но раз уж так получилось... С днём рождения, малышка, — он оставил слабый поцелуй у неё на макушке, и она крепче обняла его за шею в ответ. — А теперь спать. — Спасибо, папочка, — она пробормотала, уже засыпая, и Люк, прежде чем сделать то же самое, заметил улыбку на лице Эштона, лежащего рядом с закрытыми глазами.

***

Утро выдалось солнечным и радостным. Микки проснулась раньше всех и, чувствуя себя самой счастливой, ходила по номеру, разглядывая шарики, красивую панораму из окон и подарки. Когда наконец встали все оставшиеся члены семьи, девочка завалила их эмоциями, как горой разноцветных конфетти, и не улыбаться было уже попросту невозможно. Когда Микаэла узнала, что сегодняшний день ей предстоит провести в Диснейленде, ей снова понадобилось пробежаться туда и обратно по всему номеру, чтобы куда-то выплеснуть свои эмоции. Девочка была в абсолютном восторге, и это делало счастливым Люка с Эштоном тоже. Первую половину дня Микки, словно заяц из рекламы батареек, без остановки изучала парк, бросалась от одного аттракциона к другому, восхищенно разглядывала все постройки и инсталляции мультфильмов, но и её силы были не бесконечны, поэтому в какой-то момент, сидя на лавочке, она положила голову Люку на колени и заявила, что хочет спать. Парни усмехнулись её уверенному тону, но Хемингсу пришлось взять её на руки и донести до ресторана неподалеку: с жалобным взглядом девочка говорила, что её ножки слишком устали, чтобы идти дальше. За столом в кафе с видом на озеро Микки выдали раскраску и цветные карандаши, и она усердно рисовала в ожидании еды. — Тебе нравится здесь, солнышко? — Люк редко обращался к ней по имени, хотя сам не мог объяснить, почему, и его тон в разговоре с дочкой всегда был исключительно тёплым. — Очень! Спасибо, — она с широкой улыбкой посмотрела сначала на отца, а потом на Эштона. — А вам нравится? — девочка вдруг заботливо поинтересовалась, не прерывая раскрашивание. Эш не смог сдержать улыбку, наклоняясь и целуя её в макушку. — Конечно. Можешь не сомневаться, — в ответ на это она довольно улыбнулась и наконец убрала в сторону рисунок, потому что ей принесли наггетсы в виде смайликов и пасту. Прежде чем начать есть, она учтиво предложила всем, сидящим за столом. — Будешь? — посмотрев на Люка, она указала на свою тарелку. — Нет, спасибо, я дождусь свой заказ, — он усмехнулся и покачал головой. — А ты, Эши? — её большие глаза устремились на другого мужчину. Тот тоже с улыбкой отказался. Микки сама решила, что будет называть его так, и сам Эштон был только за: его ничуть не обижало, что, хоть по бумагам он и является её отцом, она не называет его так, потому что её настоящий папа сидит рядом. Сам же Люк сначала предлагал что-то более справедливое, но сразу понял, что два «папы» будет слишком запутанно, а чтобы она называла одного «папой», а другого — «папочкой», он искренне не хотел («папочка» чертовски сильно напоминало ему о ночах с Дженни, но этот секрет хранился в дальних чертогах его разума, и он не делился им ни с кем, и даже почти смирился, когда Микки так к нему обращалась). Ещё два часа они провели в солнечном городе среди множества людей и в атмосфере вечного веселья, а потом уже даже Эштон начал жаловаться, что он больше не может ходить, и они вместе вернулись к машине, чтобы уехать в отель. Вечером, когда на город тонкой простыней опускалась темнота, Люк сидел на широком подоконнике, листал фотографии в галерее телефона и сдерживал тихие всхлипы. Ему было стыдно. Стыдно, что он всё ещё скучает по Дженни, хотя у него рядом есть двое чудесных людей, которые помогают ему справляться. Он боялся, что использует Эштона в качестве замены, сам того не понимая — хоть он и знал, что это не так, в темные моменты жизни ему казалось совсем иначе. Ему было грустно, что он живет прошлым и никак не может отпустить, хотя в настоящем всё гораздо лучше, чем в его воспоминаниях. Именно поэтому в этот вечер, пока Эш работал за ноутбуком на кухне, Люк молча сидел на этом подоконнике в гостиной, чтобы не беспокоить его лишний раз. — Пап, представляешь, я сегодня... — шаги Микки раздались по комнате, и она хотела поделиться чем-то радостным, но, подойдя ближе, увидела красные глаза Хеммингса, его разбитый вид и нахмурилась. Порой сам Люк удивлялся, как она понимает всё так хорошо в свои пять лет. — Папочка, ты плачешь? — сказала девочка уже тише, подходя ближе и залезая на подоконник рядом с ним. — Всё в порядке, — блондин натянул улыбку и вытер мокрую дорожку со щеки. — Ты хотела что-то рассказать? Микки ничего не ответила, лишь прищурилась, глядя на него, а потом подалась вперёд и крепко обняла его — настолько, насколько у неё хватало сил и длины рук. С очередным всхлипом Люк обнял её в ответ, покачивая в своих объятиях. От её присутствия рядом в носу щипало ещё сильнее, но мужчина через силу улыбался и старался думать о хорошем, только о хорошем, чтобы быть для неё лучшим отцом. — Можно спросить? — Микки осторожно высвободилась и подняла на Люка свои большие глаза. Как он и надеялся когда-то, они все-таки изменили свой цвет на зелёный — и теперь эти два изумруда были его главной причиной держаться и не сломаться. — Конечно, малышка, — он кивнул. Девочка задумалась, формулируя свою мысль. — Я сегодня познакомилась с мальчиком на площадке. Ну, ты видел, мы с ним играли, — Хеммингс кивнул, внимательно слушая. Почему-то, он уже догадывался, о чем она спросит, и не был готов отвечать. — А когда ему надо было уходить, он сказал, чтобы я сказала своей маме, чтобы она познакомилась с его мамой и мы общались дальше... — девочка остановилась, раздумывая над слишком сложной конструкцией предложения, но потом продолжила. — В общем, я сказала, что у меня нет мамы, и он спросил, где она. Ну и... Я не ответила, я же не знаю, — она виновато опустила взгляд. — Но я хочу узнать. Где моя мама? Почему её нет? Люк знал, что рано или поздно этот разговор должен был состояться, но он пока не был готов рассказать ей всю правду. Ему казалось, что она не просто не поймёт, но поймёт неправильно, может начать считать себя виноватой, а этого он не хотел больше всего. И всё-таки ему нужно было объяснить хоть что-то, прежде чем девочка будет достаточно взрослой, чтобы принять и понять смерть. — Микки, иногда случаются такие вещи, на которые мы не можем повлиять. Твоя мама... Она сейчас далеко, очень далеко, но я обещаю, что она любит тебя. Она не хотела оставлять тебя, нас, это случилось против её желания, понимаешь? — его голос звучал хрипло. Микаэла внимательно слушала и кивала. — Мы ничего не можем сделать, когда такое случается. Значит, зачем-то так было надо. Она ведь не обещала оставаться здесь до самого конца... — А вернуться? Она обещала вернуться? — звенящий голос дочки словно молотом разбивал сердце Люка вдребезги. — Нет, малышка, извини, но, я боюсь, у неё не получится вернуться. — он взял лицо девочки в свои ладони. Она была грустной, подавленной, но держалась и даже не плакала. — Но почему? Есть же самолёты, если она очень-очень далеко, — Микки села поудобнее и оперлась спиной на окно. — А если она не может вернуться, то, может, мы сами поедем к ней? — Микки, — Люк прерывисто вздохнул, и мурашки пробежались вдоль его позвоночника. — Это тоже невозможно. — А как она попала туда? Если туда не летают самолёты? — у неё не заканчивались вопросы. — Знаешь, я и сам об этом думаю иногда. Мне кажется, на крыльях, — сам того не ожидая, ответил Люк, и новый приступ боли сжал его кровоточащее сердце в своём кулаке. Микки внимательно посмотрела на него, медленно кивнула и больше не стала задавать вопросов. Она отвернулась к окну и внимательно смотрела на гуляющих по улицам людей. Хеммингс вновь почувствовал обжигающую вину внутри себя. Ему показалось, что он объяснил всё не так, как было нужно, что девочка всё равно будет волноваться и думать об этом — и теперь ему оставалось только надеяться, что с ней всё будет в порядке. Хотя бы с ней. Он сидел на этом чертовом подоконнике, спиной прислонившись к прохладной стене, сдерживал неприятный ком в горле и наблюдал за изучающим взглядом его дочери. Её большие глаза влюблённо смотрели на Париж, на огни Эйфелевой башни, на переливавшуюся под светом Сену, и Люк внезапно понял, что у неё впереди ещё целая жизнь, а ему самому нужно приложить целую гору усилий, чтобы эту самую жизнь не испортить.