***
Попытка пересадить золотое ядро провалилась почти в самом начале. Неизвестно как, но Цзян Ваньинь понял, что задумывалось, снял с глаз повязку до того, как ему дали дурманящие травы, и гневно уставился на родственников Вэнь и Вэй Усяня, устроившегося в отдалении. За несколько шагов, быстрых для обычного человека, но медленных для заклинателя, юноша достиг брата, застывшего в замешательстве. — Мне не нужна твоя жалость, — отталкивает юношу Цзян Ваньинь. Позади Вэнь Цинь собирает свои хирургические принадлежности, поджав губы. Изредка девушка срывается криком на брата, который снова пытается сложить предметы в неправильном порядке, в результате едва не погнув одну из игл. Все собравшиеся на скрытой в тени листвы поляне понимают, что ничего не случится. — Это не жалость, — тихо отвечает заклинатель. — Ты хотя бы представляешь себе жизнь без золотого ядра? Что будет с орденом, в конце концов?! Ты — наследник, тебе нужно ядро, чтобы вернуть Пристань Лотоса! Чтобы отомстить этим псам из клана Вэнь! Задыхаясь в чувствах, Вэй Усянь не успевает понять, когда срывается на крик. В порыве гнева он хватает брата за грудки, встряхивает, призывая посмотреть в глаза. Вспыхнув, будто искра молнии угодила в щепку, Цзян Чэн пытается оттолкнуть названого брата вновь. Без золотого ядра юноша ничего не может противопоставить Вэй Усяню, и сдаётся, вслушиваясь в каждую причину, по которой заклинатель хотел это сделать. Глухо ругнувшись, Вэнь Цин с громыханием ставит сумку на пень, но ничего не высказывает в лицо юношам. — Перестань! Я разберусь, как мне быть, а ты!.. — Цзян Ваньинь крепко сжимает кулаки, наконец отрывая брата от себя. — А ты займись орденом, слышишь?! — Что? Собственный голос, враз ставший тихим, как шелест листвы, не слышит и сам Вэй Усянь. Слова Цзян Чэна эхом звучат в голове. — Что слышал! Я не смогу стать главой, но ты — можешь! Вернись, отбери у них Пристань Лотоса и восстанови её, понял?! Трудно представить, сколько сил понадобилось Цзян Ваньиню, чтобы сказать подобное. Названый брат даже в шутку не допускал подобного, а сейчас громко заявляет о передаче прав. Грудь сжимает от нехватки воздуха, и Вэй Усянь понимает, что на миг перестал дышать. Горло сжимает спазмами, а перед глазами плывет. — Как смею я? Ни за что, Цзян Чэн! — разом выдыхает юноша. — Смеешь! Бросив свирепый взгляд на сестру и брата Вэнь, на Вэй Усяня, широко раскрывшего глаза, Цзян Ваньинь резко разворачивается и убирается прочь с ненавистной горы. Опомнившись через минуту, Вэй Усянь с громкими криками пытается догнать отчего-то слишком быстрого брата. Позади раздаются недовольные возгласы Вэнь Цин. У подножья горы их встречает Вэнь Чжулю и Вэнь Чао. Ошибок в их расчетах не должно было быть. Вместе с братом их хватают, лишают сознания, а когда оба приходят в себя, осознают, что оказываются на Луанцзань. Внизу много тёмной энергии, которую нельзя не почувствовать. Золотое ядро Вэй Усяня не разрушили, решив, что он помрёт и с ним, но лишили значительной части духовных сил. Ослабший, юноша ничего не может сделать. Кости и камни встречают их глухими ударами и стуками друг о друга. Цзян Чэн не приходит в себя долгое время. Пусть и без сил, Вэй Усянь ухаживает за братом как может, пытаясь направить свои последние силы на его лечение. Едва ли это помогает: светлая энергия втекает в юношу и проходит насквозь, как через рыболовную сеть. Путей спасения нет. Могильные холмы носят своё грозное название не просто так: вокруг кости, жуткая энергия злобы, от которой каждый раз содрогается слабое тело, и неупокоенные души, завывающие из раза в раз. Голова раскалывается, а взгляд часто мутнеет. На него периодически накатывает какая-то призрачная дымка. Иногда ему кажется, словно он и вовсе теряет рассудок. Порой прикрыв глаза всего на миг, он вдруг замечает, что утро уже сменила ночь, глубокая и ещё более мрачная, чем обычно. Решив занять себя чем-то, лишь бы не теряться во времени и не засыпать, он бродит неподалеку от Цзян Чэна. Держит его в поле видимости, поглядывая ежесекундно, и просто ходит, выискивая в земле что-то, что могло бы помочь. Растительность здесь сухая и ломкая, зелени нет, как и какой-либо еды. Даже с практикой инедии он не продержится тут долго. Где-то рядом падает птица, он смотрит на неё с глупой мыслью в голове, но спешно отходит, решив, что это не стоит того. Не так. Камни, осколок… Где-то здесь умер заклинатель, а меч его разбился на осколки, и он размышляет, сможет ли использовать их как-либо. — Вэй.. — раздаётся глухой голос, а следом — хриплый кашель, — Усянь. Подобравшись, юноша бросает найденные осколки меча и подскакивает к брату. Несмотря на всю бесполезность, Вэй Усянь тут же передаёт Цзян Чэну силы, надеясь облегчить ему, должно быть, адскую боль. У самого же мутнеет перед глазами до темноты. Многие кости в теле названого брата переломаны. Кожа юноши приобрела бледный, почти мертвенный оттенок. Дрожащей рукой Цзян Чэн хватается за предплечье Вэй Усяня, надавливая так легко и слабо, что это пугает. — Отомсти, — медленно, почти одними губами, выговаривает Цзян Ваньинь, — Вэням. — Замолчи, береги силы! Будто предсмертные, слова Цзян Чэна продолжают литься из его уст: — Отстрой… Пристань… Лотоса. — Вот выберемся и сделаешь это сам! Слышишь, глупый? Выберемся с этих гуевых холмов, уничтожим весь их вшивый орден, и ты отстроишь дом! Сам! Своими руками! Духовные силы быстро заканчиваются. Дыхание Цзян Чэна сбивается на редкое, его грудь почти не приподнимается на вдохе. Глаза названого брата кажутся почти бледными. Собственное тело Вэй Усяня дрожит как от лютого мороза, когда вышел без единого обрывка одежды, а по щекам и губам течёт что-то прохладное, неприятное и солёное. — Стань, — зайдясь в кашле, хрипя, будто не хватает воздуха, Цзян Чэн продолжает говорить, — главой ордена, А-Сянь. Глаза брата теряют всякий оттенок, точно враз угаснувшая свеча. Рука спадает с плеча Вэй Усяня и глухо падает на камни, глаза юноши закрываются, и голова его неестественно наклоняется вбок. Воздух застревает в лёгких и не поднимается выше. Силы разом покидают Вэй Усяня. Он пытается сделать хоть глоток воздуха, бессильно глядя на Цзян Чэна, отчаянно мотает головой и практически валится на землю. Подползая к телу брата, дёргает его за плечо всего раз; тот кажется в его руках не более чем тряпичной куклой. — Цзян Чэн? Цзян Чэн! Нет, слышишь, не смей! Цзян Чэн! Собственный голос срывается на крик, разносясь эхом по всей горе Луаньцзан.***
— А-Сянь, — звучит тихий голос сестры рядом. Нежная рука накрывает его плечо, вырывая из омута воспоминаний. Палочка благовоний прогорела наполовину, шлейф её дымки окутывает погребальные таблички приемных родителей и названого брата, будто призрачное одеяло. Вина никогда не станет меньше, и воспоминания останутся с ним до скончания веков, даже после смерти они будут преследовать его. Накрыв руку шицзе своей, мужчина с печалью смотрит на таблички и приносит извинения предкам. Всем, кто погиб по его вине и должен мириться с тем, что место главы ордена занял не Цзян. Из храма брат и сестра выходят, когда совсем стемнело. Прохладный ветер приносит с собой сырость, запах свежих лотосов, только распускающихся, и сладость, какая может быть только летом. В ночи Пристань Лотоса пестрит флагами других орденов, ветер развивает и шелестит ими, создавая свою особенную мелодию, не похожую ни на одну другую. — Ты приехала одна? — интересуется Вэй Усянь, позволяя Цзян Яньли снова взять его за руку. Его единственный оплот. Ласково улыбнувшись, выражая очевидное «не одна», шицзе ведёт его в сторону своих покоев. Восстановленные и преображенные, они всегда ожидают свою хозяйку, с замужеством перебравшуюся в Башню Золотого Карпа. Ни один слуга, адепт или глава клана не попадается им на пути. Молодой помощник слаб в заклинательском ремесле, но умён не по годам. Расположение гостей продумано настолько идеально, что в крыло главы ордена и его близких никто не сможет зайти, даже заплутав. Где-то неподалеку, удостоенные большего доверия, чем другие заклинатели, должны располагаться комнаты главы ордена Лань и его младшего брата. В покоях Цзян Яньли Вэй Усяня встречает топот маленьких ножек, перемешанный со звоном колокольчика. — Шушу! Ловко поймав племянника, мужчина наигранно охает. — Неужели наш А-Лин так быстро вырос! — восхищается мужчина и чуть подбрасывает племянника, слыша его радостный смех. — Совсем скоро перерастешь даже меня! — Баба тоже так говорит! Вскинув бровь, Вэй Усянь смотрит на цзефу (Муж сестры). Делая вид, будто ничего подобного не было, Цзинь Цзысюань убирает в ножны оружие, с которым, видимо, играл Цзинь Лин. Маленькое и игрушечное, к счастью, хотя А-Лин часто пытается утащить отцовский меч. Строгий и следующий правилам этикета, Цзинь Цзысюань не выглядит в его глазах как человек, который стал бы баловать сына и тем более шутить с ним. Скорее стал бы ругать его по мелочам. В ином разе, Вэй Усянь за четыре года узнал о нём достаточно, чтобы понимать: за этой маской напыщенного павлина скрывается удивительно ласковая натура отца и мужа. И друг он поразительно верный и достойный. — А-Лин, не хочешь помочь маме на кухне? Посмотрев сначала на дядю, затем на саму Цзян Яньли, Цзинь Лин смешно хмурится, и это заставляет Вэй Усяня умилиться его детской простоте. — Хочу остаться с шушу! — Ох, А-Лин, я так тронут! Смеясь, как могут смеяться, должно быть, только самые нежные цветы, Цзян Яньли ласково целует сына в лоб и оставляет мужчин одних. Подбросив племянника, глава ордена Цзян садится за стол напротив цзефу и снимает с пояса колокольчик, давая с ним играть. Несмотря на то что у Цзинь Лина есть такой же, подаренный на первую луну Вэй Усянем, племянник проявляет больший интерес к тому, который носит дядя, а увлекшись игрушкой, он меньше обращает внимание на других. Вспоминается как в первые два года жизни Цзинь Лина, Цзинь Цзысюань всячески противился их общению с Вэй Усянем. В один вечер все почти дошло до драки, когда вмешалась Цзян Яньли и устроила с ними серьёзный разговор. С тех пор их отношения, как членов одной семьи, стали налаживаться, а узнав Цзинь Цзысюаня получше, Вэй Усянь практически готов назвать его другом. — Отец недоволен твоими способами утихомиривать толпу. Фыркнув, Вэй Усянь сдерживается от далеко не самых лестных комментариев в сторону Цзинь Гуаньшаня. Тот только и делает, что пытается подловить его на недопустимом и ставит палки в колёса. — Он не сможет доказать, что это был я, — беспечно жмёт плечами Вэй Усянь и смотрит на мужчину. — Почему там был этот индюк, а не ты? Уклончивый взгляд, направленный на сына, не укрывается от внимания главы ордена Цзян. Индюк, коим является Цзинь Гуаньяо, не нравится ни Цзинь Цзысюаню, ни Вэй Усяню — это то немногое, что особенно объединяет их. Между ними найдется, конечно, немало тем, на которые они могут и повздорить. В Безночном городе, когда заклинатели собирались казнить последних Вэней, которых защищал орден Юньмэн Цзян, именно цзефу вступился за них от имени Ланьлин Цзинь, наплевав на угрозы отца. Двое других Великих Орденов во главе с Лань Сичэнем и Не Минцзюэ поддержали заявление о том, что остатки семьи Вэнь, среди которых одни старики да дети, ни в чём не виноваты, а Вэнь Цин и её брат во времена войны спасли немало жизней, среди которых был сам Вэй Усянь, его брат, сестра и первые ученики пары других орденов. Чета целителей помогла многим, и Вэй Усянь, как новый глава ордена Цзян, решил дать им убежище в землях ордена и работу. Незаконнорожденный сын Цзинь Гуаньшаня, заявивший о себе и получивший признание за заслуги в войне, был одним из тех, кто выступал тогда против. Тот же человек стал помощником главы ордена Цзинь и советчиком, обзаведясь высоким для бастарда постом в обществе. — Мы поссорились, — неоднозначно отвечает Цзинь Цзысюань. Незаметное движение плечом, не укрывается от взора Вэй Усяня. В работе главы ордена есть много мелочей, и половине из них мужчина уже научился: за четыре года он неплохо уже умеет вести документацию, следить за выражением лица и мимикой, знает этикет и искусство завуалированного общения, а главное — он теперь может считывать эмоции других людей. В этой конкретной технике заклинатель преуспел, исключительно благодаря Лань Ванцзи и Лань Сичэню с их тайным языком общения. Несмотря на прошлые несогласия между ними, Вэй Усянь старается быть достойным братом Цзян Яньли и быть чутким к её мужу. В конце концов, они почти друзья. — Можете находиться в Пристани Лотоса столько, сколько захотите. Это место тоже ваш дом. В прошлом Цзинь Цзысюань посмотрел бы на Вэй Усяня с недоверием. Сейчас наследник ордена Цзинь смотрит с благодарностью, и как полагается человеку его статуса, делает легкое движение головой на манер поклона. — Благодарю, — Цзысюань заминается на мгновения, — Вэй Усянь. В ответ заклинатель пожимает плечами, предлагая отбросить официальность, и отмахивается. — Мы же семья, в конце концов. Верно, А-Лин? Вместе с ребёнком Вэй Усянь падает на спину, поднимая малыша над собой. Мальчик отпускает колокольчик и недовольно машет руками. Смешно прищурившись, словно пытается выглядеть грозно, Цзинь Лин скорее смешит своего дядю, который всё же опускает племянника на колени, позволяя ему и дальше играть со своим колокольчиком. Вскоре приходит шицзе с подносом. Наравне с мужем Цзян Яньли, Вэй Усянь спешит помочь накрыть стол. Цзин Лин привычно молчит за ужином, не вмешиваясь в разговоры взрослых. Вэй Ин, наслаждаясь острым супом, который он обожает больше всего на свете, пересказывает в общих чертах сегодняшний день и вопросы, которые поднимались на собрании. К моменту, когда А-Лин начинает засыпать, роняя голову на стол, Цзинь Цзысюань просит Вэй Усяня уделить им ещё немного времени. Пока Цзян Яньли укладывает сына спать, глава ордена ставит на помещение полог тишины и успевает разлить лучшее вино Юньмэна на них двоих, на него и Цзинь Цзысюаня. Пить с ним не так весело, как могло представляться, но тоже неплохо. Усевшись за стол, Цзян Яньли с лёгким укором, больше напоминающим веселье, смотрит на брата и мужа. Будто очутившись в молодости, мужчина припадает к плечу дорогой сестры и делает жалостливое лицо, как делал всегда, когда ему хотелось внимания Цзян Яньли. — Ах, шицзе, эти дни были такими выматывающими. Не возражая, как было раньше, Цзинь Цзысюань только хмыкает и первым пригубляет вино под недовольство Вэй Усяня. — Будут хуже, — игнорирует его цзефу. — Эти мертвецы нападают отовсюду. Многие считают тебя ответственным за происходящее. Лёгкий толчок сестры, как намёк, что разговор будет серьезным. Весь задор мужчины улетучивается, и он принимает облик главы ордена, который пьёт за тяжёлым разговором с наследником союзного ордена. Выпрямившись, Вэй Усянь разбалтывает вино в пиале и выпивает его лишь тогда, когда собирается с мыслями достаточно. — Разумеется, кто же ещё, как не Лианхунь-цзюн*, — заклинатель морщится, вспоминая этот нелепый титул, — мог устроить сборище мертвецов у границ каждого клана. Будто мне делать нечего. — А-Сянь, — тихо произносит Цзян Яньли, — дело в том, что печать пропала. Слова сестры звучат горным потоком, смывающим со своего пути всё, начиная с песка и заканчивая поселением. Спину пробирает холод, а вино, налитое до краев, расплёскивается, когда мужчина резко ставит пиалу на стол. Это не может быть шуткой — хотя бы потому, что шицзе не поступила бы так — и Цзинь Цзысюань смотрит серьезно, как смотрел на него в день, когда просил благословение на свадьбу у него, как у единственного живого родственника Цзян Яньли. Тигриная печать преисподней – худшее оружие, когда-либо созданное в мире заклинателей, и худшее из изобретений Вэй Усяня. Отданная согласно договору ордену Ланьлин Цзинь, печать вот уже как чуть больше четырёх лет не была в руках её создателя и, Вэй Усянь надеялся, никогда уже не будет. Надежды забыть об этом ужасающем артефакте и спокойствии, когда дела в Пристани Лотоса и Юньмэне стали только налаживаться, сыплются прахом. Мир заклинателей без прочего нескоро забудет связь Вэй Усяня с темной энергией, его причастность к Тигриной Печати Преисподней и лютым мертвецам. Хрупкое положение главы ордена Цзян может быть утеряно с любым случайным и глупым слухом, с любой неосторожностью, которую только можно допустить на виду у всех. Пропажа печати — дело хуже, чем если бы кто-то узнал о незаконном сыне Вэй Усяня. — Как давно? — хрипит Вэй Усянь, разом утратив все силы. Обеспокоенная Цзян Яньли ласково берет руку брата в свою и нежно гладит. Это легкое движение, наполненное любовью, помогает лишь немного прийти в себя и навевает воспоминания о безмятежном детстве и старой Пристани Лотоса. — Мы не могли рисковать, А-Сянь, — мягко произносит шицзе, предвещая ещё одну плохую весть. — Мы смогли приехать только сейчас, и поверь, Цзинь Гуаншань был далеко не рад этому. Данная новость не такая уж и новость для Вэй Усяня. Орден Цзинь и Цзян можно назвать и врагами, и союзниками на равных. По случаю вступления шицзе в семью Цзинь ордена породнились, оказывая друг другу взаимную поддержку — благодаря золотому клану, Пристань Лотоса удалось отстроить заново в меньшие из возможных сроков. Глава ордена Цзян, за неимением других возможностей, был вынужден сдать Цзинь Гуаншаню Тигриную Печать — разумеется, другие кланы и ордена поспособствовали этому не меньше. Тот момент, когда Вэй Ину пришлось отдать созданный им для войны артефакт, стал отправной точкой, когда между ним и главой ордена Цзинь возникла холодная вражда. На советах кланов Цзинь Гуаншань больше не страшится пристыдить молодого главу союзного ордена, напоминая о его малом для знания политики возрасте, и иногда всё сводится к тому, что Вэй Усяня почти выпихивают вон с собрания. Формально. Во всяком случае так было в первые годы. Сейчас глава ордена Цзинь не может придраться к чему-либо — Вэй Ин знатно засел за обучение, чтобы стоять на равных с другими кланами и не упасть в глазах погибших родных, — но старик всё ещё напоминает о былых деяниях и пути самосовершенствования молодого главы ордена Цзян, что вызывает бурную реакцию у всех господ. — Она пропала месяц назад, — сообщает вместо жены Цзинь Цзысюань. Месяц — ещё не такой ужасный срок. Раз новости ещё не разлетелись до той степени, чтобы быть у всех на слуху, значит, время решить проблему ещё есть. Это нельзя назвать чем-то хорошим, но лучше, чем ничего. Некстати вспоминается совет и проблемы других орденов, что заставляет Вэй Усяня за раз выпить достаточно большое количество вина. Беда не приходит одна — кажется так говорят в народе. — Нападение мертвецов, — произносит мужчина, наверняка зная, что цзефу должно быть известно о проблемах с лютыми. Согласно кивнув, Цзинь Цзысюань забирает у главы ордена бутыль, чтобы подлить себе вина. — Нетрудно сопоставить эти два события, — морщится Цзинь Цзысюань, — кто бы ни был замешан в этом, он подставит тебя, когда будет лучшее для этого время. Кто бы ни был их врагом, он силён и умён, думает Вэй Усянь. Управлять темной ци тяжело, но ещё труднее подчинить себе печать и не пасть её жертвой. Перспективы, которые видятся главе ордена Цзян, далеки от прекрасных. Могила была вырыта ещё тогда, когда он согласился отдать артефакт ордену Цзинь, и теперь кому-то очень способному остаётся только сбросить Вэй Усяня туда и укрыть одеялом из земли. Возможно, узнай он о произошедшем хотя бы на пару недель раньше, у него было бы больше возможностей и шансов выйти чистым из этого болота; сейчас уже трудно придумать, что можно сделать. На плечах мужчины лежит забота об ордене, остатках Вэней и огромной территории людей, которые полагаются на силу ордена Цзян. Слишком многое стоит на кону. Ласково сжав руку, шицзе приковывает к себе внимания. В глазах Цзян Яньли плещется беспокойство и волнение, и Вэй Усянь пытается ободрить её краткой улыбкой. К насущному вернуться, так или иначе, приходится: — Как дела с лютыми в Юньмэне? Опустив взгляд, глава ордена Цзян не знает, признавать это как ещё одно его поражение или счесть удачей тому, кто учинил очередные проблемы. — Я лучше других знаю о тёмной энергии и мертвецах, так что мы регулярно зачищаем территории, — проговаривает Вэй Усянь. — Иначе говоря, Юньмэн не страдает такой проблемой, как другие кланы и ордена. Слова звучат точно приговор. После разговора с цзефу и шицзе Вэй Усяню стоит навестить двух Нефритов, чтобы просить их о помощи. Среди прочих есть только Не Минцзюэ, которому глава ордена Цзян может доверять столь же глубоко, как братьям Лань и молодой чете Цзинь. — Если встанет вопрос о печати, — врывается в его размышления Цзинь Цзысюань, — подозрения падут первым делом на тебя. Помещение ненадолго охватывает тишина, и тем ярче в ней звучит удар пиалы о стол. Вино расплёскивается, мутными каплями осыпая темное дерево. — Не могу понять, какого чёрта творит отец. Ещё этот Гуаньяо… Вот его впору называть напыщенным павлином! Внезапное и такое громкое заявление Цзинь Цзысюаня сбивает с толку в первые секунды. Слова цзефу эхом звучат в голове Вэй Усяня, и он от души смеётся, на короткое время забывая о нависшей проблеме. Возможно, впервые в жизни мужчина согласен с цзефу — и пусть этот случай будет исключением! — потому что Цзинь Гуаньяо хуже Цзысюаня во сто крат. Бастард, по мнению главы ордена Цзян, слишком быстро вошёл в доверие к Цзинь Гуаньшаню и — более того — всё чаще выступает на советах, несмотря на то, что официальным наследником по праву является Цзинь Цзысюань. Как бы ни вёл себя цзефу в молодости и какие бы ни были у него и Вэй Усяня разногласия раньше, мужчина не считает заслуженным подобное отношение. Отпустить веселье получается далеко не сразу. Вино не пьянит, но придает утверждению Цзинь Цзысюаня большее веселье, чем можно представить. Далёкий от того, чтобы назвать кого-то прозвищем, наследник золотого ордена все больше поражает Вэй Усяня. Прежде цзефу казался ему слишком правильным даже для подобных шуток. Наконец, усмирив задор и откашлявшись, Вэй Усянь отвешивает Цзинь Цзысюаню поклон и выпивает за его растущий юмор. Они снова возвращаются к той же теме разговора. И Вэй Усянь вновь цепляет на лицо маску серьезности. — Твой отец хочет окончательно уничтожить орден Цзян, вот что он творит, — с уверенностью заявляет заклинатель. Снова сжав руку брата, шицзе взволнованно произносит: — А-Сянь... — Нет, А-Ли, он прав, — тут же прерывает жену Цзинь Цзысюань и резко выпивает вина, морщась больше от собственных слов, чем горечи алкоголя. — Отец хочет уничтожить ваш орден. Хватило той ситуации с Вэнями, потом Тигриная печать... Он зол на Вэй Усяня, как ни на кого другого. Отношения с Цзинь Гуаньшанем не задались ещё в самом начале, когда Цзян Яньли выдвинула приёмного брата на роль главы ордена, заступившись за него. Ещё тогда, хоть он и был юношей, помешанным на мести, Вэй Усянь замечал, как глава ордена Цзинь жаждал забрать себе все земли Юньмэна, в каком бы состоянии они ни были; стало очевидным это и тогда, когда в обмен на помощь и в качестве свадебного подарка Цзинь Гуаньшань потребовал сначала ближние к Ланьлину территории. Обострились отношения еще больше, когда Вэй Усянь подал прошение о передаче остатков Вэнь в руки ордена Юньмэн Цзян под предлогом нужды в рабочих. — Это не повод уничтожать орден Цзян, — сокрушительно произносит шицзе. — Повод, — не соглашается Вэй Усянь, — если Цзинь Гуаньшань захватит территорию Юньмэна, Ланьлин Цзинь вознесётся над другими орденами и обретёт власть, сравнимую с императорской. Слабый голос Цзинь Цзысюаня почти теряется за ворохом мыслей. — Ты думаешь, за этим стоит отец? Вместо злости, которая может быть обращена на врага родного отца, цзефу излучает только смирение и принятие. Отношения между ними не настолько хороши, чтобы Вэй Усянь открыто говорил о своих догадках касательно Цзинь Гуаньшаня. Тем не менее и опровергнуть это утверждение тяжело, когда было сказано так много. — Тебе стоит знать, что отец просил пока не распространяться о пропаже артефакта. Удержав себя от язвительного комментария, Вэй Усянь только кивает. Голову сдавливает болью, и он незаметно для остальных морщится, пока Цзян Яньли, воспользовавшись моментом тишины, заводит беседу об успехах сына и новых подругах из Ланьлин Цзиня. Вина в бутылке к концу разговора уже не остаётся. Сморенный долгой дорогой и алкоголем, Цзинь Цзысюань засыпает прямо за столом. Как хороший родственник, Вэй Усянь помогает уложить цзефу в постель и оставляет заботу о нем на Цзян Яньли. У дверей шицзе мягко сжимает руку названого брата и щиплет за щеку, пытаясь приободрить. — Мы будем на твоей стороне, А-Сянь. — Спасибо, шицзе. Подарив Цзян Яньли искреннюю улыбку, выразив всю возможную благодарность за поддержку, Вэй Усянь покидает западное крыло. На улице темно. Должно быть, уже около десяти часов, поэтому глава ордена Цзян не уверен, что сможет застать братьев Лань. Вопреки всему в покоях Лань Сичэня горят свечи и видно два силуэта. Изумление, какое испытывает Вэй Усянь, невозможно описать простыми словами. Постучавшись, мужчина отходит на шаг. За дверью слышно шорох, тихий голос главы ордена Лань и щелчок. К ещё большему удивлению, Лань Сичэнь встречает его в клановых одеждах, будто ещё не скоро собирался отправиться ко сну. — Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час. Найдётся несколько минут? — Конечно, Вэй Ин, заходи. Оглянувшись по сторонам просто для вида, мужчина заходит внутрь. Стоит Лань Сичэню прикрыть дверь, Вэй Усянь тут же пользуется талисманом и накладывает полог тишины под внимательные взгляды братьев. Вытащив из-за пазухи втихую взятый у цзэфу кувшин вина, мужчина садится рядом с Лань Чжанем, приветливо ткнув его плечом. Смерив ёмкость с алкоголем хмурым взглядом, Второй Нефрит в целом выглядит как человек, который хочет напомнить пару правил своего ордена. Укоров не следует ни от кого из братьев, так или иначе, они и не могут: в Пристани Лотоса Нефриты гости. Окинув кувшин таким же взглядом, что и младший брат, Лань Сичэнь с шуткой произносит: — Ты пришёл, чтобы выпить с нами? Не думаю, что мы подходящая компания. В глазах и легкой улыбке Лань Сичэня Вэй Усянь видит смех. Ещё во времена войны они нашли общий язык, вместе продумывая стратегию следующего боя и разрабатывая спасательные операции, когда некоторые территории брали в плен. Пусть сначала между ними царила легкая вражда из-за случившегося с Лань Ванцзи, после они примирились, и теперь нет друзей для Вэй Усяня вернее, чем двое Нефритов из клана Лань. Орден Гусу Лань поддерживал Вэй Усяня, наверное, даже больше остальных. Ланьлин Цзинь помогал Юньмэн Цзян деньгами, украшениями и тканями, в то время как Цинхэ Не и орден Гусу Лань — с охотами, адептами и учителями. Вступив в должность без знаний, без помощи Лань Сичэня Вэй Усянь не продержался бы долго, и тем ценнее стало время их занятий. Более того, из всех глав орденов Вэй Ин дружит только с Лань Сичэнем и Не Минцзюэ. — О, это я прихватил, чтобы не испортилось, и просто для вкуса, — улыбается мужчина и делает большой глоток, вытирает лицо и всё же приступает к делу. — Я как раз был у цзэфу, он рассказал мне нечто очень интересное, — Вэй Ин делает паузу, ловя момент, и произносит с лёгкой улыбкой: — Вы не поверите, но — вау! — Тигриная печать преисподней пропала, и — мужчина поднимает руки вверх, из-за чего вино в кувшине резко плещется, ударяясь о стенки сосуда, — это точно был не я! — Что ты сказал?.. — выдыхает Лань Сичэнь, растеряв весь игривый настрой. — Для тебя это шутки? — хмуро спрашивает Лань Ванцзи. — Нет, я просто устал, — признаётся Вэй Усянь. Зная, что Лань Чжань не будет против, мужчина приваливается к его плечу и устало выдыхает, отпивая прямо из горла. В самом деле, он слишком устал, чтобы разбираться со всем этим и тем более в одиночку. Пропажа артефакта и нападение мертвецов не то, что он может решить один, как бы не хотелось заявить об этом и сию же секунду отправиться в путь ради общего блага. Тем не менее, обязанности главы ордена лежат на нём, не давая сделать и шага в сторону. На двух братьев из клана Лань, о которых ходит так много прекрасных историй и песен, можно положиться, что Вэй Усянь и делает, переступив гордыню. От взглядов, полных понимания и сочувствия, не становится тошно, как если бы на него посмотрел так кто-то из других глав кланов. — Если об этом станет известно общественности, тебя сразу назовут виноватым, — произносит Лань Сичэнь, и Вэй Ин ловит его взгляд, давая понять, что и так это знает. — Об этом известно только Цзинь Цзысюаню или кому-то ещё? — Цзефу сказал, что Цзинь Гуаньшань просил не распространяться об этом. Полагаю, скоро эта новость просочится наружу и разом облетит всю Поднебесную, — поморщившись, отвечает Вэй Усянь и вновь отпивает вина, желая запить горечь ситуации. — Проблема в том, что в Юньмэне нет такого количества мертвецов, потому что мы за этим тщательно следим, и либо кто-то прознал об этом, чтобы вовремя использовать печать, либо кто-то специально наводит подозрения на Юньмэн Цзян, натравливая мертвецов на другие ордена. На голову начинает давить — как бывало раньше, во время войны, — и мужчина усиленно трёт виски. Собрание кланов выходит тяжёлым за счёт споров, которые будто специально желают продлить, ещё и эта пропажа печати. К несчастью, никакие лекарства уже не возымеют эффекта. Привыкший к их использованию, Вэй Усянь почти постоянно живет с пульсирующей болью, иногда мутнеющим сознанием и отсутствием нормального сна. То, что его состояние не остаётся незамеченным, не беспокоит главу ордена Цзян: братья Лань и так знают об этом. Следующие пару минут покои погружаются в тишину. В воздухе витает запах лаванды — Сичэнь, в отличие от Лань Чжаня, любит именно её. Вэй Ин никогда не возражал, ему даже нравится этот аромат, но своё предпочтение мужчина всё же отдаёт сандалу, от которого становится многим спокойней. — Нужно найти печать, — озвучивает общую мысль Лань Ванцзи. Закатив глаза, мужчина едва ощутимо толкает Лань Чжаня локтем в бок. Взгляд, каким награждает его второй Нефрит, Вэй Усянь старательно игнорирует, делая вид, будто это был не он. Вспоминается, как ещё совсем недавно Ханьгуан-цзюнь был против такого внимания к себе и даже излишне сильно избегал всяких прикосновений другого мужчины. Хоть Вэй Усянь и считал их друзьями, до их разговора не было ясно, было ли это также и для Лань Ванцзи. — Что ты предлагаешь, Лань Чжань? Заявиться в Башню Карпа и попытаться найти зацепки, при этом не вызвав подозрений? — только призадумавшись над этим, мужчина широко раскрывает глаза и выдыхает долгое «о». — А ведь можно. Заклинание бумажного человечка, но даже в этом случае нужна причина, чтобы туда попасть. — Ты мог бы навестить племянника, — мягко советует Лань Сичэнь. Хмыкнув, Вэй Ин стучит пальцем по крылу носа и качает головой. — Им лучше отсидеться в Пристани Лотоса, — он оборачивается к Лань Хуаню, даже не собираясь отодвигаться от его младшего брата. — Ты же видел, что вместо цзефу там был этот индюк? Да-да, я знаю, что он твой названый брат, но это не отменяет того, что он ведёт себя подозрительно! Просто — Лань Хуань, послушай сначала! — не может быть всё так просто! Я не припомню ни единого случая, когда Цзинь Гуаньшань ссорился бы с родным сыном и потом брал с собой бастарда, потому что, в конце концов, кто из них должен занять пост главы ордена? К тому же сам помнишь тот случай с Не Минцзюэ. Приходится перевести дыхание, потому что пару раз пришлось повысить голос, чтобы Лань Сичэнь даже не вздумал прерывать его — а тот, наперекор правилам, наверняка думал о подобном. Прошёл только год, как Вэй Усянь занял пост главы ордена Цзян. Не Минцзюэ страдал приступами агрессии и был близок к искажению ци, потому Лань Сичэнь играл ему мелодии из сборников Гусу Лань, обучил той же мелодии и Цзинь Гуанъяо, который стремился помочь названому брату. Жизнь Не Минцзюэ вовремя спас Вэй Усянь, прибывший в Башню Карпа, чтобы навестить шицзе — и так совпало, что именно в тот день главу ордена Не охватила невероятной силы ярость и тёмная энергия, которую глава ордена Цзян смог нейтрализовать. Как выяснилось позже, что-то пагубно на протяжении полугода воздействовало на Не Минцзюэ и привело к состоянию, опасно близкому к искажению ци — смерти, иначе говоря. Вэй Усянь ни разу не намекал, но и Лань Сичэня, и Не Минцзюэ, и даже праведного Ханьгуан-цзюня не отпускали мысли о том, что в этом мог быть виноват Цзинь Гуанъяо, потому что, если копнуть в ситуацию глубже, факторов, которые бы привели к искажению ци, было крайне мало. Чужие волосы совсем немного щекочут щёку, отвлекая от тяжелых мыслей, и Вэй Усянь замечает краем глаза, как Лань Ванцзи только недовольно качает головой. Шумно выдохнув, Лань Сичэнь почти повторяет движения брата. — Я не считаю, что А-Яо может быть к этому причастен, — довольно резко говорит мужчина, в следующую секунду смягчившись, — найдём другой способ, чтобы попасть в Башню Карпа. Следующий совет кланов будет там... — Но это будет через год, — тянет Вэй Ин и совсем падает на Лань Чжаня, устроившись головой на его коленях. — Они смогут уже сто раз обвинить меня в краже. — Можно сделать так, чтобы у них не возникло подозрений в твою сторону, — улыбается Сичэнь и спешит пояснить на вопросительный взгляд брата и Вэй Усяня. — Ты можешь помочь другим орденам упокоить мёртвых, и если сделать это быстро, твой орден будет не единственным, кто не будет страдать от мертвецов. В голове зарождается довольно привлекательная мысль, и Вэй Ин поворачивается к Лань Чжаню, ловя его вопросительный взгляд. — Помнишь, ты звал меня в Гусу, Лань Чжань? — Мгм, помню. Игнорируя удивлённо-насмешливый взгляд Лань Сичэня, Вэй Ин продолжает: — Предложение ещё действует? На секунду Вэй Усяню кажется, что он видит на лице старого друга тень улыбки — но это видение исчезает слишком быстро, чтобы можно было поверить. — Брат? Приняв это как положительный ответ, мужчина оборачивается уже к главе ордена Лань и понимает, что не придётся даже упрашивать. Прикрыв лицо рукой, Лань Сичэнь пытается не показать эмоций, но Вэй Усянь замечает, как мелко подрагивают плечи мужчины, выдавая его с головой. — Разве я буду против, Ванцзи? — мягко спрашивает глава ордена Лань, хотя ответ он свой дал уже одним взглядом и скрытой за рукавами улыбкой. — Мы готовы будем принять тебя в Облачных Глубинах в любое время, Вэй Ин. В ответ глава ордена Цзян улыбается, вскакивает, допивая вино, и вытирает рот уже пропитавшимся алкоголем рукавом, из-за чего запах вновь бьёт в ноздри. — Тогда первым делом я помогу вам. Адептов прислать я не могу, потому что решаю вопрос с мертвецами лично, — Вэй Усянь начисто игнорирует недовольный взгляд Лань Чжаня, продолжая смотреть только на его брата, — так что сразу по окончании собрания я полечу с вами. В некотором смысле с его стороны бестактно поступать подобным образом, но в компании двух Нефритов слишком спокойно и уютно. В целом, если он за пару дней уладит основные дела ордена, требующие исключительно его решений, то все прочее он сможет оставить на помощника и Цзинь Цзысюаня. Как наследник ордена, пусть и другого, цзефу прекрасно справится с этим и согласится, Вэй Усянь уверен, без вопросов. Разговор кажется законченным, однако братья Лань смотрят так, что мужчина понимает: отпускать его никто не собирается. — Тёмная энергия... Вэй Ин, она не влияет на тебя? — спрашивает Лань Сичэнь. Вздохнув, потому что мужчина понимает, что разговор затянется ещё на какое-то время, Вэй Усянь присаживается обратно, в этот раз только слегка касаясь Лань Чжаня плечом, и чешет нос в задумчивости. — Не думаю, — отвечает Вэй Усянь, стараясь ни на кого не смотреть, — я помню себя после Луанцзан и после того, как мне помог Лань Чжань, так что сейчас я чувствую себя отлично. В моём теле не так много тёмной энергии, я хорошо удерживаю баланс сил. Вот, проверь. Глянув на брата разок и получив от него кивок, Лань Хуань кладёт два пальцы на протянутое запястье и молчит около минуты, после чего кивает. Глупо посмотрев на братьев, Вэй Усянь старательно пытается понять, к чему было их странное действие. То же самое решает проделать и Лань Ванцзи, на что глава ордена Цзян реагирует со смешком и полным доверием, не видя причин отказываться. От прикосновений Цзэу-цзюня Вэй Ину ни жарко, ни холодно — всё равно, потому что в его глазах глава ордена Лань не более чем близкий друг, выручавший его в моменты необходимости; когда голого запястья касаются пальцы Лань Чжаня, мужчина еле сдерживает судорожный вздох, потому что прикосновения Второго Нефрита ему приятны до дрожи, будь то мимолётное касание или крепкая хватка. — Мгм, всё в порядке. Одёрнув руку — потому что Вэй Ин боится позволить себе большее, — мужчина улыбается и смотрит на братьев Лань. — Как я и говорил! — с притворным возмущением произносит глава ордена Цзян. — Я думаю, что золотое ядро, в зависимости от его силы, может выдержать определённое количество тёмной энергии, защищая от пагубного воздействия. К сожалению, я лишь один такой, как подопытный, но это уже о чём-то говорит, разве нет? Разведя руки в стороны, Вэй Ин пытается казаться членам клана Лань обычным собой, чтобы снизить градус беспокойства, который отчётливо различается во взгляде обоих братьев. Мужчины переглядываются между собой. Лань Сичэнь вздыхает, Лань Ванцзи только хмурится, бросая недовольный взгляд на бывшего соученика. Дело ли в том, что Вэй Ин знаком с ними давно, или в их пути праведности, которому обучают Ланей с детства, Сичэнь и Ванцзи упорно и уже долгое время помогают главе ордена Цзян с тёмной энергией ещё со времён войны. Оба брата беспокоятся о том, не влияет ли на Вэй Усяня тёмная энергия, справляются о его здоровье раз в месяц в письмах или — как сейчас — на совете кланов. — Ты хорошо спишь? — мягко спрашивает Лань Сичэнь. Приходится закусить губу и отвести взгляд, потому что, стоит признаться, Вэй Ин давно не любит врать ни Сичэню, ни Ванцзи — а тут они сразу оба. — Вэй Ин, — с нажимом произносит Лань Чжань, и Вэй Усянь сдаётся с тихим вздохом. Рука тянется к затылку, усиленно натирая прохладную кожу, распущенные волосы щекочут едва заметно. Взгляд цепляется за Шоюэ и Бичэнь, стоящие в стойке, за Лебин, которую Лань Сичэнь оставляет на тумбочке, уложив на подставку, за мешочек цянкунь, оставленный там же, где и флейта, за уже почти погасшую свечу и истлевшую палочку благовоний. — Плохо, — нехотя признаётся мужчина, — но это в основном из-за дел. Мертвецов в Юньмэне нет, зато есть увёртливые воры, русалки, гули, а ещё ведение поставок, от которых голова раскалывается. Я не умею играть в политику и во все эти гуевы дела! — Вэй Ин устало вздыхает и вновь трёт переносицу, чувствуя очередной прилив давления. — Не думаю, что тут виновата тёмная энергия. Спросите кого угодно, скажут, что я весь в этих бумагах. Два Нефрита переглядываются, ведут свой привычный безмолвный разговор и, сойдясь на каком-то своём мнении, кивают почти одновременно. Наблюдавший такое не раз Вэй Усянь лишь лениво подпирает голову рукой, предчувствуя, что позже ему непременно назначат как минимум пару композиций «Покоя». — Пока не поздно, я хочу навестить Не Минцзюэ. Вэй Ин, не против, если я поделюсь с ним ситуацией? Раздумывая недолго, Вэй Усянь кивает. — Только не с ин..., — мужчина прерывается, ощущая на себе сразу два предостерегающих взгляда, и ведёт плечом, ощущая себя неуютно, — Цзинь Гуанъяо. Пристальный взгляд Лань Сичэня говорит о том, что он понял этот прозрачный — на самом деле, нет, — намёк и поднимается из-за стола. Закусив губу, Вэй Усянь одёргивает себя, напоминая, что лучше узнать правду, чем вестись на сладкую ложь, и тоже встаёт вместе с Лань Чжанем. Уже на улице Вэй Усянь прощается с главой ордена Лань, проводит его взглядом, дожидаясь, пока тот не скроется за поворотом, и только тогда горько вздыхает, ощущая тяжесть после неприятного окончания вечера. Только глава ордена Цзян думает прощаться и с Лань Ванцзи, как тот резко разворачивается и идёт к соседним покоям. Вэй Усянь хмыкает — он знает, что это означает, — и послушно идёт следом, заходит в гостевые покои Лань Чжаня и садится за стол. Как хозяин комнаты — несмотря на статус гостя, — Второй Нефрит, прежде всего, наливает Вэй Усяню и себе чай, и мужчина с лёгкой улыбкой принимает пиалу, ощущая приятный лотосовый запах, который обожает, но не может пить часто, поскольку ресурсы весьма ограничены. На себя глава ордена Цзян почти не тратится, предпочитая сэкономить и отложить эти средства на что-то более значимое и необходимое для ордена. Отставив пиалу подальше от себя, Лань Ванцзи подходит к гуциню, прислонённому к стене, разворачивает его и устраивает на столе. — Если я усну, виноват в этом будешь только ты, Лань Чжань, — качает головой Вэй Ин, наблюдая за рутинными, такими привычными приготовлениями к игре. Атмосфера до невероятного соблазнительна и привычна. Вэй Ин даже прикрывает глаза, оставив пиалу у рта, и вслушивается в тишину, которую очень скоро развеет игра Второго Нефрита. — Хорошо. Дыхание от слов Лань Ванцзи перехватывает, и если бы Вэй Усянь сейчас пил, то непременно поперхнулся бы. Мужчина вовсю смотрит на Нефрита, делающего вид, что струны ему интереснее человека напротив, но мужчина видит, что это вовсе не так, по покрасневшим ушам, которые, вопреки ситуации, Лань Чжань не пытается скрыть. — Тебе нужно предупреждать меня, прежде чем говорить такое! У меня слабое сердце, Лань Чжань, — Вэй Ин в притворстве хватается за грудь в области сердца и говорит с лёгким придыханием в голосе. Подняв взгляд — от которого Вэй Усянь, кажется, начинает задыхаться, — Лань Ванцзи кивает. — Хорошо. Воздуха снова начинает не хватать, а щёки нещадно горят, и глава ордена Цзян пытается скрыть своё уязвимое и такое открытое состояние за пиалой чая. Выждав пару минут, Лань Ванцзи начинает играть мелодию «Покоя», перебирая струны неспешно и внимательно, самую малость прикрывая глаза, потому что Второй Нефрит знает аккорды наизусть до такой степени хорошо, что ему не нужно смотреть на струны, чтобы играть правильно. Воздух наполняется мелодией и духовной энергией, которая вливается в тело Вэй Усяня и заставляет тьму испуганно отступить. Глаза мужчины закрываются сами собой, и он, разморенный тяжёлым днём, вином и вкусным чаем, укладывается на сложенные на столе руки, прикрывает глаза всего на секунду — бесконечно долгую и желанную — и вслушивается в переливы циня, наслаждаясь этими мгновениями.