***
Солнце бьёт в лицо, греет и без того загорелую кожу и будит лучше колокола Облачных Глубин. Вэй Ин переваливается набок и надеется скрыться от надоедливых лучей, пока не понимает, что это невозможно. В его покоях окна либо плотно закрыты, либо солнце таким ранним утром туда вовсе не проникает. Зачастую работать приходиться в собственных покоях, оттого здесь творится и хаос, и порядок: личные вещи, как одежда или ботинки, разбросаны что куда, а стопки документов, свитки и прочие рабочие документы аккуратно размещены на соответствующих полках. Четыре года — немалый срок, но Вэй Усянь не может пересилить себя и пойти работать в то помещение, которое принадлежало дяде Цзяну. Для него это все равно, что нарушить покой Цзян Фэнмяня. Ударит ли его пурпурная молния, если он хотя бы раз переступит порог рабочих покоев главы Цзян? Тряхнув сонной, лохматой головой, Вэй Усянь отгоняет назойливые мысли прочь и принюхивается: сандал. Уголки губ растягиваются в улыбке, и он мысленно мягко журит Лань Чжаня, что тот отнес его на свою постель, словно женушку… Оглядываясь по сторонам, он садится, отчего одеяло скатывается вниз. Бичэня на подставке нет, но его собственный меч чинно стоит там, где глава ордена Цзян его оставил. На столе поднос с едой, щедро посыпанной специями. Мотнув головой, Вэй Ин улыбается и думает всё же сказать Лань Чжаню, что вовсе не было необходимости делать всё это. Чудесным образом каждая их встреча проходит в таком распорядке, и Вэй Усянь чувствует, что ему это очень нравится. С одной стороны, это наглость и непозволительная роскошь для человека его положения; с другой стороны, приятно быть тем, о ком заботится сам Ханьгуан-цзюнь. Сердце трепещет не столько от действий Лань Ванцзи, сколько от мысли, что их отношения перетекли во что-то подобное. Дружеское, примирительное, но ещё слишком далёкое от чего-то более… близкого. Оставшиеся два дня совета пролетают, как стрела, пущенная в воздушного змея. Вопросы решаются в большинстве своём куда более мирно. Главы кланов улетают спешно, потому что мертвецы не жалеют времени и сил на разрушения. Многие слабы против лютых, которых становится с каждой ночью только больше. Прежде чем покинуть орден, Вэй Усянь тратит день на решение всех самых важных вопросов и только после передает оставшиеся дела своей правой руке и Цзинь Цзысюаню, которого оставляет за главного вместе с Цзян Яньли, коей на самом деле доверяет значительно больше. — Если ты не улетишь сейчас же, — заводится Цзинь Цзысюань, багровея, — то никогда больше не подпущу тебя к А-Лину! От такого заявления Вэй Усянь задыхается воздухом и широко раскрытыми глазами смотрит на цзефу. Повернувшись к шицзе, он замечает, что та задорно смеётся в рукав, не пытаясь скрыть веселья. Вэй Усянь фыркает и резко разворачивается. Поскольку совет кланов не требует сопровождения в виде десятка адептов, с Лань Сичэнем и Лань Ванцзи никто не прилетал. Уже готовые встать на меч, они стоят чуть поодаль. Глава ордена Лань мягко улыбается на происходящее, Лань Чжань смотрит с привычным ему холодом лица, в то время как в глазах играют слабые искорки удовлетворения. Выдохнув, Вэй Ин вытаскивает из-за пояса Суйбянь и отправляет его в воздух. Стоит ноге коснутся клинка, как вдалеке слышится детский неразборчивый крик. Развернувшись, он с беспокойством смотрит на то, как к нему подбегает мальчишка, который не позволяет Вэй Усяню двинуться дальше, обхватив ногу цепкими пальцами. Сглотнув, он теряется. Сколько раз он просил Вэнь Цин приглядывать за этим ребенком внимательнее?.. Знал же, что тот придет проводить его, несмотря на всевозможные запреты и угрозы. — Папа! — Ох, А-Юань... Растерянно посмотрев на шицзе, он видит, что та смеётся только больше, а Цзинь Цзысюань смотрит на происходящее огромными от удивления глазами — ровно как и два Нефрита клана Лань. Разница в удивлении разве что в том, что заклинатели Лань не знают о ребёнке, а Цзинь Цзысюань, как и сам Вэй Усянь, не ожидал появления А-Юаня. — А-Юань хотел проводить правильно! Ох. Для слабого сердца Вэй Усяня этот жалостливый взгляд и голос — слишком сильное оружие. Моргнув, он улыбается уголками губ и присаживается перед мальчиком, с нежностью обхватив его плечи руками. Вероятнее всего, А-Юань увидел, как некоторые дети провожали своих отцов, когда те уходили на ночную охоту или ещё куда, и решил, что обязан сделать также. Это было почти реальной догадкой, потому что наблюдение — это почти все, что остается делать мальчику в свободное от занятий и практик время. — Редиска, видишь, я тут, и ты тоже. Ах, у меня такой уважающий отца ребенок, — говорит он с искренним восторгом. — Этот господин обязан по возвращении наградить А-Юаня игрушкой, согласен? Глаза А-Юаня загораются, и тот активно кивает, вмиг отпустив ногу. — Согласен! А-Юань будет терпеливо ждать! Обещаю, папа. Улыбнувшись, он треплет сына по голове, чувствуя тепло рядом с ним и безграничную нежность, о которой он никогда не догадывался. В глазах А-Юаня искры счастья, и это всё, что нужно Вэй Усяню. Передав на руки мужа увлеченного колокольчиком ребенка, едва слышно проворчавшего, женщина подходит к названому брату и также присаживается рядом, подобрав полы одежд. Маленький А-Юань поднимает на Цзян Яньли взгляд, и лицо той делается умилительным — шицзе всегда находила неродного племянника достаточно милым ребёнком, а в моменты грусти и вовсе считала его самым замечательным на свете. — Хочешь поиграть немного с А-Лином? Мальчик активно кивает, а искры радости в его глазах становятся только ярче. — А-Юань хочет! — восторженно говорит он. — Спасибо, шицзе. Та улыбается и ласково берет племянника за руку, а мальчик на редкость послушно кивает. — Это не проблема, А-Сянь, — ласково говорит она, словно журит своего маленького сына. — Давай отпустим папу в путь, чтобы ты мог поприветствовать А-Лина? Вэй Усянь и сам не замечает, как широко улыбается, наблюдая, как взаимодействуют его шицзе и приемный сын. Это греет его душу и сердце. Кивнув, А-Юань оборачивается к Вэй Усяню и задорно машет рукой. — Удачного пути, папа! Возвращайся поскорее! Цзян Яньли вместе с А-Юанем смотрят на него, отправляя в путь, и сердце Вэй Усяня уже сейчас сжимается от тоски. Всякий раз, когда он отправлялся в бой, шицзе провожала его так же, как сейчас: стояла одна, смотрела и провожала одним взглядом, и Вэй Усянь знал, что в душе та молилась о том, чтобы он вернулся целым и невредимым. В тот раз, когда его принесли в бессознательном состоянии, Цзян Яньли испугалась за него настолько сильно, что не отходила неделями и не отпускала от себя. Отмахнувшись, лишь бы скрыть горечь прощания, Вэй Усянь призывает меч. Верный товарищ звенит и дрожит в воздухе, радуясь, что его используют. В последний месяц было слишком много работы, чтобы выделить немного времени на тренировку или облёт территорий. Уже в воздухе, когда они отлетают достаточно далеко от Пристани Лотоса, Лань Сичэнь оборачивается к Вэй Усяню. — Не знал, что ты успел жениться и обзавестись ребёнком. Скулы заливает румянец, в горле резко сохнет, а нервный смешок вырывается сам собой. Догадка о наличии у него жены даже смешна, и они с Вэй Юанем нисколько не похожи. Тем не менее, приемный сын или родной, Лань Сичэнь может усомниться в Вэй Усяне, как в друге. Вспоминая о запрете, прописанном в договоре об условиях, на которых мужчина был назначен главой ордена, заклинателя пробирает дрожь сомнений. — О чём ты, Сичэнь? Ничего такого не было, — отмахивается Вэй Усянь, надеясь на то, что вопросов не последует. — Это все… недоразумение. Вэй Усянь нервно смеётся. К счастью, оба гостя стояли поодаль и не могли слышать их разговора, но это не значит, что не видели. Хотя бы это он сможет вывернуть и изобразить в ином виде. Не впервой. Однако не хотелось лгать. Не им. Необычайно хмурый Второй Нефрит оборачивается к главе ордена Цзян совсем немного, чётко следуя правилам клана Лань касательно полёта на мечах. — Бастард? — выгибает бровь Лань Ванцзи. От предположения бывшего соученика сначала становится резко мало воздуха в лёгких, а потом, будучи бессильным в этом, Вэй Усянь заходится громким смехом и почти падает с меча, когда его подхватывают крепкие руки Лань Ванцзи. Он знал, что тот словит его. Даже чувствуя приятное тепло чужого тела сквозь ткань одежд, мужчина не перестаёт смеяться. Слёзы выступают на глазах, плечи яростно содрогаются, и очень скоро Вэй Усяня настигает жуткий кашель. Отсмеявшись и вытерев рукавом ханьфу слёзы, из-за ветра быстро застывшие, мужчине глубоко вдыхает, приводит в порядок и эмоции, и себя самого. Встав на меч твёрдо, он прежде всего даёт знать Лань Чжаню, что его можно отпустить, а затем косо смотрит на старого друга, даже не догадываясь, как такому благочестивому мужу могло прийти в голову нечто подобное. Определённо, в кругах заклинателей Вэй Усянь ходит как известный бесстыдник и не уважающий некоторые из правил глава ордена, однако он никогда бы не посмел завести себе ребёнка на стороне, будь у него такая возможность. — Он не... — не удержавшись, мужчина снова прыскает в кулак под неодобрительный взгляд Второго Нерфита; Лань Сичэнь учтиво молчит всё это время и улыбается как-то слишком добро, будто знает что-то, неизвестное Вэй Усяню. — О, Небеса, Лань Чжань! — мужчина вскидывает руки к небу, но меч его летит ровно, в то время как Лань Ванцзи дёргается и раздраженно смотрит на главу другого ордена. — Не могу поверить, что ты так думаешь обо мне! Я оскорблён в лучших чувствах! Притворившись, будто ему действительно обидно слышать подобное — в действительности, может быть, самую малость от этого есть, — Вэй Усянь прикладывает руку к груди и старается придать лицу удивлённо-обиженный вид. Со стороны главы ордена Гусу Лань слышится плохо скрываемый смешок. Второй Нефрит клана Лань хмурится сильнее и спешно отворачивается, словно дальнейшее его не интересует вовсе. Хитро прищурившись, Вэй Усянь подлетает ближе и почти равняется плечом к плечу с другим мужчиной. — А-Юань не мой ребёнок, Лань Чжань, — объясняет Вэй Ин и ловит подозрительный взгляд янтаря в ответ, — правда, я не вру. — Он назвал тебя отцом, — мягко припоминает Сичэнь. Обернувшись к другому главе ордена, мужчина фыркает. Кое-что услышали… Похоже, что сбросить это всё на детские фантазии не особо получится. — Он не мой, — повторяет заклинатель. — В общем-то, так вышло, что он просто однажды назвал меня отцом после кошмара, а я... Я не мог отказать, понимаешь? Ну, то есть… Я не усыновлял его! В документах нигде не прописано, и… Лицо Вэй Усяня становится печальным, и он смотрит вниз, имея возможность наблюдать кроны деревьев и извилистые тропы, по которым часто ходят люди или же животные. Ах, Нефриты клана Лань благородные мужья и наверняка расскажут об этом дяде и на следующем совете, потому что он нарушил правила. — Расскажу в Облачных Глубинах, хорошо? — понуро говорит он. В ответ следуют два кивка. Весь дальнейший путь заклинатели летят молча, и причина не столько в том, что правилами орденов — всех без исключений — говорится о запрете на разговоры в полёте, сколько в том, что это взаправду неудобно. Каким бы Вэй Усянь ни был нарушителем правил, говорить, когда в лицо бьёт сильный поток воздуха, не очень занимательно; в рот ненароком залетают мушки, можно не заметить пролетающую мимо птицу, а иногда можно словить неприятный поток тёмной энергии, если пролетать над местом, где её полно; на их пути таких мест, к счастью, не встречается. Уже на подлёте к Облачным Глубинам глава ордена Цзян задумывается над тем, стоит ли ему вообще туда лететь, всё ли будет в порядке и не окажется ли мужчина в щекотливой ситуации, какая имеет место быть. Кажется, Вэй Усянь не посещал это место со времён, когда подростком проходил здесь обучение — совет кланов на памяти мужчины ещё ни разу не проводили в Облачных Глубинах, потому что до недавнего времени они всё ещё отстраивались после пожара и восстанавливали силы. С братьями Лань заклинатель виделся в основном либо на своей территории, занятый слишком сильно делами ордена, либо на ежегодных собраниях. Накрывает лёгкое чувство ностальгии: вспоминаются проделки с шиди, незаконные посиделки ночью в их покоях с кувшинами вина, пронесёнными тайно; припоминаются и наказания, и скучные занятия, на которых Вэй Усянь засыпал, и ужасная стена Послушания, и ненавистный заклинателю из ордена Цзян распорядок дня и невкусная еда. Пробегает шальная мысль залететь в Цайи, захватить вина и пронести его в мешочке цянкунь в Облачные Глубины, чтобы ночью выпить и расслабиться, дабы предаться воспоминаниям; Вэй Усянь быстро отбрасывает эту идею, пробежавшись взглядом по братьям Лань всего раз. Будучи гостем и одновременно с этим главой другого ордена, мужчина не может позволить себе совершать глупости. Достаточно уже одной. Облачные Глубины встречают хозяев и гостя тишиной и покоем. Легкой поступью спустившись с меча, Вэй Усянь оглядывает вход в Обитель недоверчиво-приветливым взглядом и оборачивается к братьям Лань, тоже сошедшим на землю. С помощью жетонов двух Нефритов Вэй Усянь снова пересекает ворота Облачных Глубин. Небо тянется за горизонт алыми и бледно-синими следами, луна едва выглядывает из-за гор и деревьев, дороги пусты и тихи; колокол Облачных Глубин ещё не огласил девяти часов, однако адепты уже сейчас разбредаются по своим покоям или проводят последние минуты вечера в тихих и укрытых стеной плюща беседках где-то в отдалении. Многое изменилось со времен, когда они были ещё детьми. Кажется, будто резиденция ордена Гусу Лань стала только краше в своей тишине. Дома отстроили заново, сменив их внешний вид совсем немного, перестроили и ученические павильоны, через которые Лань Сичэнь и Лань Ванцзи проводят гостя, отстроили библиотеку. Остановившись на долгие пару минут на ступенях, что вели в читальные залы и обитель знаний, Вэй Усянь вспоминает, как начала расти их с Лань Ванцзи дружба. — Вэй Ин? — раздаётся беспокойный голос второго Нефрита. Задержав дыхание, Вэй Усянь качает головой и отступает. — Когда-то я вылетел из этой библиотеки под угрозой битвы с тобой. Помнишь ли ты это, Ханьгуан-цзюнь? — прикрыв глаз и поглядывая на Лань Ванцзи, Вэй Усянь произносит слова с игривым настроем. Учтиво прикрыв лицо рукой и отвернувшись, будто его тут вовсе нет, Лань Сичэнь стоит чуть в стороне от них. Лицо Лань Ванцзи незаметно меняется, его брови чуть сводятся к переносице, а взгляд касается библиотечного павильона. Тогда второй Нефрит клана Лань нарушил несколько правил и мог нарушить несколько других, если бы Вэй Усянь остался там еще ненадолго и принял вызов лучшего ученика ордена Гусу Лань. Лицо товарища тогда пылало гневом, что даже его вечная маска холода треснула, осыпавшись спокойствием, как тот сборник, который в пылу их потасовки превратился в истерзанные кусочки бумаги. Тот день был некоторой победой Вэй Усяня на его пути к цели «увидеть все эмоции Лань Ванцзи». Эта цель все ещё преследует мужчину, правда немного в ином направлении, и сейчас он видит ещё одно выражение лица Ханьгуан-цзюня. Задумчивость, какая может быть при воспоминании чего-то хорошего, трогает и уголки губ, чуть приподнятые в едва уловимой улыбке, и глаза мужчины. — Ты пронёс запрещённую литературу. В молодости это было делом обыденным для его окружения, и не вина Вэй Усяня в том, что подобное нисколько не интересует холодного друга. — Я хотел стать тем, кто просветит тебя в этом искусстве первым, Лань Чжань! — цокает языком Вэй Усянь и улыбается, когда слышит смех главы ордена Лань. — Кто же знал, что ты такой чёрствый мужчина и не терпишь наставлений младших? — Наставления младшего ученика были излишне откровенны. Ему следовало лучше изучать правила ордена. Втянув воздух носом, Вэй Усянь с восторгом смотрит на Лань Ванцзи. — Лань Хуань, ты слышишь своего брата? Мне кажется, в ваших правилах должно быть что-то про такое! Он ведь только что назвал меня невежей! И лентяем! Выгнув бровь, Лань Ванцзи смотрит на старшего брата. Плечи Лань Сичэня едва дрожат в беззвучном смехе, а его глаза сияют счастьем даже в сумерках. — Боюсь, что таких правил нет, Вэй Ин, — отвечает первый Нефрит, — и А-Чжань не говорил о вас подобным образом. Поверить в то, что Лань Ванцзи только что подыграл ему, и это не нарушало правила его ордена, просто невозможно. Радость переполняет Вэй Усяня, и он смеётся, ухватившись за плечо второго Нефрита. Под молчаливое согласие гостя проводят в ланьши Лань Сичэня. Старший брат отсылает слуг с просьбой приготовить для них ужин, делает ещё пару приготовлений и приглашает Лань Ванцзи и Вэй Усяня присесть за стол. Оставив брата и гостя одних, первый Нефрит покидает свои покои, чтобы доложиться дяде о прибытии и решить некоторые важные дела, которые только и ждали его возвращения. В компании Лань Чжаня обычно царит приятная тишина. Устраиваясь возле мужчины, Вэй Усянь предлагает им выпить чаю — и тогда, позабыв о былом задоре, заклинатель замечает на лице Лань Ванцзи отблеск недовольства. За время, что они общаются со времён войны, глава ордена Цзян стал понимать друга лучше, начал различать эмоции на его бесстрастном лице; иногда Вэй Усянь улавливает суть разговора двух Нефритов. Этот навык постигается им до сих пор, и далеко не всегда мужчина понимает причину этих эмоций. Припоминая весь их путь до Гусу, мужчина не находит ничего, что могло бы вызвать подобное недовольство. Несмотря на то, что в самом начале заклинатель летел, нарушая все правила, после он молчал всю дорогу; у библиотечного павильона Вэй Усянь смеялся негромко, но и не совсем тихо, однако беседок или чужих покоев рядом не было, чтобы он мог нарушить чей-то покой. Нарушь глава ордена Цзян какое-то правило, Нефриты тут же сказали бы об этом. Так ни к чему и не придя, Вэй Усянь подсаживается ближе к Лань Чжаню под его косой внимательный взгляд и слегка толкает плечом. — Мне показалось, или за время моего отсутствия у вас прибавилась сотня других правил? Сказанное в шутку предположение Лань Чжань подтверждает лёгким кивком головы. С уст срывается многозначительное «о». Глаза опускаются к полу, изучая мягкую подложку, а в голове роем мечутся мысли о том, что ему стоит срочно узнать о них. Одна ошибка на виду у всех может стоить многого. Детская беззаботность давно покинула Вэй Усяня. Наверное, это случилось еще в Пристани Лотоса, когда Вэни сожгли его дом; гордость исчезла с первым советом кланов и долгим разговором с шицзе; приличия и этикет наступают заклинателю на пятки, репутация и пост обязывают быть внимательным и к причёске, и к одежде, и к жестам. В отличие от него Цзян Чэна учили всему с самого детства, и Вэй Усяню трудно представить, каково было названому брату проходить это обучение. В Облачных Глубинах, Обители праведности и правил, этикета и морали, полно поживших своё старейшин клана, которым только дай повод — утащат на дно как гули и не будут испытывать стыда. Особенно Вэй Усянь боится случайной встречи с Лань Цижэнем. Со старым перечником у них была война ещё во времена обучения, потом он выказывал недовольство, что Вэй Усянь «использует гнусные, недостойные заклинателя методы», а усугубилось всё в момент, когда было подано прошение занять пост главы ордена Юньмэн Цзян. — Ох, — вздыхает Вэй Усянь, — уверен, я уже нарушил одно. Не мог не нарушить. Пытаясь скрыть колкий страх, мужчина касается плечом чужого, едва наваливаясь, и едва улыбается. — Ты гость, а не адепт, — напоминает Лань Ванцзи, хмурясь, — и глава другого ордена. Махнув рукой, заклинатель причитает: — Это не помешает твоему дяде наказать меня! Ты же знаешь, как он меня ненавидел, когда я просто тут обучался. Вспомни, сколько раз меня били ферулой или сколько раз я переписывал ваши правила, Лань Чжань! Плечо едва двигают, и Вэй Усянь смотрит на Лань Ванцзи, будто толкнувшего его подобным образом. — Он не сможет тебя наказать. — И почему же ты так уверен в этом, Лань Чжань? — Не позволю. Широко распахнув глаза, Вэй Усянь смотрит на Лань Ванцзи. Лицо медленно заливает краска, потому что это было слишком мило и сильно. Всего пара слов выбивает воздух из мужчины, и он, резко развернувшись, утыкается в свои руки, скрывая смущение. — Лань Чжа-а-ань! Пожалей мое сердце! Слышится тихий грудной звук. — Хорошо. Издав глухой стон, Вэй Усянь и хочет, и не хочет, чтобы Лань Сичэнь пришел как можно скорее. Через то время, за которое сгорает одна курительная палочка, глава ордена Лань возвращается с полным еды подносом. На тарелках Вэй Усянь замечает и пресную пищу ордена Гусу Лань, и, к своему большому удивлению, одну посуду с порцией мяса. Хлопнув глазами, когда именно перед ним ставят эту тарелку, мужчина думает, что на него наложили морок и, должно быть, сильный, раз он этого не заметил. — Мне кажется, или это.. нарушение ваших правил? — озадачивается глава ордена Цзян, поглядывая на братьев, будто сговорившихся у него за спиной. Отточенным жестом, полным грации, Лань Сичэнь подтягивает рукава и берет в руки палочки, его примеру следует Лань Ванцзи. — Это маленькая уступка гостю, Вэй Ин, — с мягкой улыбкой произносит глава ордена Лань. — Мы знаем о твоей нелюбви к нашей пище. Пусть это маленькое преступление останется между нами. Издав тихий смешок, мужчина благодарит двух Нефритов и берётся за палочки. — Не стоит делать для меня исключений, — тихо говорит он, смущенно опустив взгляд. Прежде, чем приступить к ужину, Лань Ванцзи достаёт мешочек цянькунь, что-то достаёт оттуда и ставит перед Вэй Усянем. Озадаченный, глава ордена Цзян берет в руки вещицу и издаёт глухой звук удивления, его губы растягиваются в широкой улыбке. Двое Нефритов из клана Лань, определённо, лучшие друзья и союзники, которые только могут быть! — Лань Чжань, я уже говорил, что ты потрясающий? — сквозь смех говорит Вэй Усянь. Глухо ответив чем-то совсем непонятным, мужчина напоминает: — Никаких разговоров за едой. Попытка возразить проваливается. Уже подхватив лист салата, Лань Ванцзи показывает, что приступил к еде; Лань Сичэнь, улыбнувшись главе другого ордена, тоже неспешно принимается за пищу. Первые мысли, когда он решил лететь в Гусу, были о пище, строгих правилах и всяких возможных уловках, чтобы избежать нарушений хотя бы прилюдно. Сейчас Вэй Усянь смотрит на тарелку с мясом, на баночку специй прямиком из Цайи и хочется громко смеяться тому, что сами Нефриты клана Лань нарушают правила, отступая от них ради всего одного гостя. Несмотря на такие маленькие преступления, Вэй Усянь не пытается зайти дальше и с тем же молчанием приступает к трапезе. Для него это стало даже обыденностью, тишина за приёмом пищи, и не столько из-за Лань Сичэня и Лань Ванцзи, сколько из-за отсутствия компании. После сытного ужина Лань Сичэнь разливает всем чай. Ланьши заполняет душистый запах лотосов, перемешанный с лавандой. — Вэй Ин, — произносит Лань Сичэнь, — ты обещал рассказать про ребёнка. Наконец, Вэй Усянь снова замечает пристальный взгляд Лань Ванцзи, полный недовольства, и теперь мужчина понимает, что эта была за эмоция. В отличие от брата Лань Сичэнь смотрит на гостя со спокойствием и ожиданием. Страх снова сковывает мужчину. — О, ох, это, — теряется глава ордена Цзян и тянется рукой к затылку, — я не… это все не так, как кажется… — он мнется, вдруг растеряв прежний пыл и веселье. — Недоразумение… — бормочет он, пытаясь себя оправдать, и жмурится. Братья Лань переглядываются. — Вэй Ин, — окликает его Лань Сичэнь, — о чем ты говоришь? Напоминая себе, что оба Нефрита на его стороне, Вэй Ин кладёт руки на колени, успокаивая себя, и принимается рассказывать. Ныне носящий фамилию Вэй А-Юань был из побочной ветви клана Вэнь. Родители мальчика погибли на войне, и о нём заботились Вэнь Нин и Вэнь Цин. В их первую встречу, когда целительница пришла просить о помощи молодого главу ордена Цзян, мальчик сразу же бросился к его ногам и обвил своими маленькими ручками, не желая отпускать понравившегося дядю последующие два часа. Ради принятия в орден Цзян остатков ордена Вэнь люди должны были сменить фамилию, отказаться от пути Меча, если среди них и были таковые (впрочем, их и не было, потому что все были поголовно целителями и, главное, стариками), и поселиться в отдалении Пристани Лотоса, но в пределах земель Юньмэна. Бросить маленького А-Юаня, к тому же привязавшегося к нему, Вэй Ин не мог, потому с разрешения Вэнь Цин смог забрать его в Пристань Лотоса и дал свою фамилию, но не усыновил по всем правилам и обычаям — в результате Вэнь Юань стал Вэй Юанем, ровно как и его тётя с дядей, потому что так было безопасней всего. Называть мужчину папой мальчик стал спустя год, когда ему приснился кошмар, и он заболел. Это вышло случайно, и убедить малыша не называть его отцом язык Вэй Усяня просто не повернулся. Вэнь Цин ругала его, кричала и угрожала иглами; спокойный Вэнь Нин пытался успокоить сестру и говорил, что в этом ничего страшного нет — ведь, в конце концов, пусть и не совсем официально, Вэй Юань был его приёмным сыном и имел право звать Вэй Усяня папой. — Почему ты это скрываешь? — не понимает Лань Сичэнь. На такое заявление Вэй Усянь смотрит на главу ордена Лань, силясь понять, шутка это или же нет. Посмотрев на Лань Чжаня, мужчина понимает, что никто их них не шутит и действительно задаётся этим вопросом. — По соглашению я не могу иметь наследников, — объясняет заклинатель и видит, как на лице братьев Лань проявляется ещё большее удивление. — Родных или приёмных, у меня не может быть детей. Это было условие, на котором я мог вступить в должность главы ордена. Также у меня не может быть законного брака. В глазах обоих Нефритов плещется озадаченность, и Вэй Усянь не понимает, как они могли не знать о подобном условии. Разумеется, соглашение имеет в себе множество пунктов и подпунктов, и всего их набирается больше пары сотен. — Когда это обсуждалось? — спрашивает Лань Сичэнь. — На последнем собрании, когда главы должны были озвучить окончательное решение, — медленно отвечает Вэй Усянь, — Лань Цижэнь высказал его от клана Лань. Понимание и какая-то тихая обречённость накрывает братьев. — Дядя, — с плохо скрываемой злостью произносит Лань Ванцзи. На последнем собрании никто из Нефритов не присутствовал, но Вэй Усянь был уверен, что этот вопрос обсуждался с Лань Ванцзи и Лань Сичэнем, как с наследниками. Если же разговора между ними и какой-либо договорённости не было, то он мог бы сообщить об этом после собрания, когда решение было принято и подписано всеми присутствующими. — Дядя не говорил об этом, — тихо произнес Лань Сичэнь, — мне стоит обсудить это с ним. Взяв в руки пилу с чаем, уже подостывшим, глава ордена Цзян качает головой. — Не беспокойтесь, — отмахивается мужчина, — я знал, на что соглашался, и к тому же второй ребёнок шицзе и Цзинь Цзысюаня будет наследником ордена Юньмэн Цзян. Снова беспечно пожав плечами, мужчина отпивает чая. Определённо недовольный, Лань Ванцзи оборачивается к нему. — Ты, — он заминается, точно слова даются ему с ещё большим трудом, чем когда-либо, — ты не сможешь завести семью, и Вэй Юань будет обязан жить в тени. Поджав губы, Вэй Усянь тихонько кивает. Главе ордена Цзян и без слов Второго Нефрита всё это ясно. Больше всего его беспокоит жизнь А-Юаня, а не своя, ведь мальчику нужно должное образование — у него есть потенциал. Вэй Усянь обучает его на тренировочном поле подальше от Пристани Лотоса и вне глаз других адептов, иногда — в поселении, где сейчас живут остатки клана Вэнь. — Честно говоря, я не думаю, что однажды смогу жениться, — делится мыслями заклинатель, — и также не думаю, что однажды у меня будут дети. Пусть на губах его лёгкая улыбка, в душе разрастается хаос. Второй Нефрит клана Лань притягивает к себе взгляд, и Вэй Усянь любуется им, думая, что, пожалуй, он совершенно точно никогда и ни на ком не женится, если это будет не Лань Ванцзи. Надеяться на что-то подобное глава ордена Цзян не смеет и не имеет права, потому решение совета кланов было для него не более, чем пустышка. До тех пор, пока не появился А-Юань. Ребёнку нужно образование и забота, которые Вэй Усянь с трудом может ему дать, ему необходимо общение со сверстниками и настоящие учителя, которые не будут погребены денно и нощно под бумагами. Остатки клана Вэнь могут научить единственного ребёнка среди них разве что лекарскому искусству, но едва ли это полезно. Вэй Усянь пока помогает приёмному сыну теорией и сформировать золотое ядро. Проблемой выступает и то, что глава ордена Цзян скрывает Вэй Юаня, и если сейчас это не является слишком большой проблемой, то годами ранее ребёнок заставлял Вэй Усяня потеть, когда к нему приезжали члены других орденов. — Почему ты так решил? Подняв взгляд на Лань Сичэня, Вэй Усянь старается не возвращаться к его младшему брату, дабы не дать и подсказки на собственные чувства. В ответ глава ордена Цзян может сказать многое: потому что не нашёл ту самую, потому что ему никто неинтересен, потому что таковы правила, введённые для него, потому что у него уже есть кое-кто, и неважно, что некоторое время назад он утверждал обратное. Выдохнув в сторону, мужчина решает не лгать двум Нефритам, но и не скажет им всей правды. — Есть человек, которому я отдал своё сердце, — задумчиво говорит Вэй Усянь, скрывшись за пиалой; Лань Ванцзи, сидящий рядом, напрягается, — но не думаю, что когда-нибудь у него будут ответные чувства ко мне. Беспечно пожав плечами, Вэй Усянь допивает чай и опускает на стол пиалу. Два Нефрита переглядываются, и почему-то главе ордена Цзян кажется, будто Лань Сичэнь безмолвно поддерживает младшего брата, что сидит, словно натянутая струна. Напряжённое молчание затягивается, и Вэй Ин решает вернуться к теме, которую уже давно стоило обсудить. Ещё пару минут Вэй Усянь наблюдает за молчаливым разговором братьев, пока старший не качает головой и не обращает своё внимание к гостю, взяв в руки нетронутую пиалу. Нахмурившись, Лань Ванцзи, судя по его виду, уходит куда-то в себя и предпочитает оставить разговор о делах брату. Предприняв жалкую попытку, толкнуть Нефрита плечом, мужчина терпит крах и со вздохом оборачивается к Сичэню. — Мертвецы. Как много и часто они нападают на Гусу? — переходит к другой теме Вэй Усянь. — Раз в два дня, нападают в разных точках на расстоянии нескольких ли друг от друга. Обычно выступает до шести групп, — докладывает Лань Сичэнь. Задумавшись, глава ордена Цзян кивает и стучит пальцем по столу. — Рядом с этими местами много захоронений? — Возле всех на ближайшие ли найдётся до двадцати пяти, с мелкими кладбищами — тридцать два. Цокнув языком, Вэй Усянь качает головой и примеряется по силам. — Много, — ворчит мужчина, прекращая стучать по столу, — пара недель уйдёт точно… Сощурившись, мужчина находит себе предмет для наблюдения — стойку, где оставил Суйбянь, а рядом располагаются прекрасные Бичэнь и Шоуюэ. Тридцать два кладбища потребуют большого количество светлой и тёмной ци в равных пропорциях, и всю эту неделю Вэй Ину придётся ходить подле любого адепта Лань, какого приставят к нему, чтобы успокоить души, если кто-то внезапно очнётся — в практике Вэй Усяня бывало подобное. Нападения мужчина поможет отразить, чтобы уменьшить потери — а они бывают, если судить по отчётам с совета кланов, — и необходимость отсылать неумелых учеников на верную смерть. — Вэй Ин, — зовёт его Лань Сиэчнь, и мужчина поднимает взгляд на главу другого ордена, — что ты собираешься делать? Призадумавшись, Вэй Усянь мягко улыбается Первому Нефриту. — Вот завтра и увидите. Покачав головой, Лань Сичэнь соглашается — несмотря на то, что Вэй Усянь просто шутил, — и завтра глава ордена Цзян отправится на кладбища в сопровождении двух Нефритов. В компании Лань Сичэня и Лань Ванцзи Вэй Усяню будет нечего боятся, и разве же может он отказаться от столь заманчиво привлекательной компании? Определённо, нет. Разве что мужчина немного беспокоится о реакции братьев Нефритов на его методы. Потом, не спрашивая, желает того Вэй Ин или нет, братья почти синхронно достают свои музыкальные инструменты и начинают играть «Покой». Несмотря на лёгкую задумчивость, Лань Ванцзи выглядит в остальном, как всегда. Глава ордена Цзян, вздохнув, качает головой на хитрую улыбку Лань Сичэня и не терпящее возражений лицо Лань Ванцзи. Примирившись со своей нелёгкой судьбой, мужчина неуверенно устраивает голову на коленях второго Нефрита — так, как делает всегда, даже при том, что рядом с ними брат Лань Чжаня; веки закрываются сами, и сон быстро настигает мужчину.Глава 2. Песнь ушедших дней
11 апреля 2024 г. в 07:23
Вокруг бушует пламя. Трупы Вэней и адептов ордена Гусу Лань лежат то тут, то там. Валяются на пыльной земле обломки домов, оставленные без хозяев мечи, пепел и то, что осталось от Вэнь Чао, разорванного на части, Вэнь Чжулю, съеденного мертвецами заживо, и Ван Линцзяо, обратившуюся в лютого мертвеца. Шокированные и обескураженные адепты союзного ордена не то сидят на земле, стараясь прийти в себя, не то стоят, оглядываясь в поиске раненых товарищей.
Взгляд Лань Ванцзи, холодный и пронзительный, ранит хуже самого острого меча. Издав шумный вздох, Вэй Усянь опускает взгляд и с трудом подходит ближе, ощущая, как скоро потеряет сознание. Тело тяжелое, на виски давит, поломанные кости ломит, и они изнутри царапают кожу.
— Вэй Ин, — произносит Второй Нефрит, продолжая стоять на месте; Вэй Усянь отдалённо замечает, как дрожит голос Лань Чжаня, — ты жив, — потом взгляд юноши — нет, уже мужчины — становится жёстче, — что с тобой случилось?
Остановившись в шаге от Лань Ванцзи, заклинатель поднимает взгляд, вглядываясь в тёмную поволоку янтаря, и не знает, что стоит сказать и как. В голове шумно, вокруг говорят голоса, заглушая чистый голос Второго Нефрита, и никакое золотое ядро не справляется ни с тьмой в теле Вэй Ина, ни с его ранами.
Пусть он ходит немного криво и шаркая, юноша не чувствует ног — и не чувствует их ещё сильнее, когда падает вперёд. Чувства притуплены, внутри борются две противоположные энергии, заставляя сжать зубы до скрипа, и терпеть невыносимую боль, с которой Вэй Усянь старался справляться на протяжении всего того времени, что провёл на Луанцзань.
— Вэй Ин?
Голоса смешиваются, и заклинателю сложно распознать среди всех голос Лань Чжаня, но он видит, как тот произносит его имя. Губы сами растягиваются в слабой улыбке. Тепло и запах сандалового дерева окружают его, ослабленного битвой энергий и с Вэнями, его поднимают в воздух и крепко держат, прижимая к сильной груди. Тьма окутывает, заставляя прикрыть глаза, чтобы больше не видеть расплывчатое марево красок перед глазами, и сознание уплывает.
В следующий раз Вэй Усянь просыпается в палате. Запах лекарственных трав бьёт в нос, а потом он ощущает на себе что-то тёплое и, приподнявшись, видит, что укутан в плотное одеяло. Рядом, в невероятно правильной позе, сидит Лань Чжань. Глаза Второго Нефрита прикрыты, руки лежат на коленях, спина прямая, как по струне, ноги согнуты в коленях.
Оглядевшись, заклинатель осознаёт себя в не простой палатке — лекарской. Воспоминания битвы и того, что случилось после неё, накрывают с головой, и Вэй Усянь резко вскакивает, ощущая, как горит его лицо, наверняка покрасневшее, но все приятные и постыдные мысли тут же испаряются, уступая место боли. С уст срывается болезненный стон.
— Вэй Ин?
Ему быстро помогают присесть, как тяжело больному, подают воду и, чуть погодя, зовут лекаря.
Сломанные ноги, истощение, переломы рёбер и в некоторых местах — рук. Зная о состоянии своего тела лучше посторонних, Вэй Усянь слушает целителя из клана Лань вполуха. Пока мужчина говорит, заклинатель пытается самостоятельно справиться с болью и энергиями, бушующими в нём точно лёд и пламя. Золотое ядро ослабло, духовных сил мало, тьмы в теле невероятно много. Вся энергия с поля битвы и злоба мертвецов, поднятых и после упокоенных им же, находится в Вэй Усяне.
После долгой речи целитель отдаёт лекарства Лань Ванцзи. Мутным взглядом юноша наблюдает, как тот скрупулёзно готовит снадобье и наливает в чарку. Трясущимися руками, будь прокляты Вэнь Чао и Могильные курганы, Вэй Усянь надеется забрать посуду из рук товарища. Смерив заклинателя взглядом, в котором можно заметить смутное неодобрение, Лань Ванцзи подносит чарку к губам больного. Воспротивившись, Вэй Усянь почти выбивает ее из сильных рук.
— Лань Чжань! Я не настолько слаб и беспомощен, хватит!
Кисть простреливает болью, когда Лань Ванцзи легко хватается за неё. Злость испаряется, и энергии странным образом утихают, будто отыскав что-то общее. Вздох вырывается из уст. Тонкий поток чужой ци, нащупывая и проверяя, чтобы не причинить боль, медленно втекает в его тело. Хватка на запястье слабеет.
— Слаб, — тихо отвечает Лань Ванцзи, пытаясь снова помочь выпить лекарство, — тебе нужна помощь.
— Не нужна, — слабо противится Вэй Усянь скорее для вида, чем по причине.
Под строгим взглядом заклинатель всё-таки выпивает горькую смесь лекарственных трав.
С присущей только Лань Ванцзи дотошностью, мужчина перевязывает ему раны и обрабатывает каждую, не упуская ни царапины, ни синяка. Вопреки болезненности процесса Вэй Усянь чувствует только лёгкую щекотку или покалывание. Это так похоже на заботу.
Мысли постепенно ускользают, веки тяжелеют. Грязные бинты лежат в стороне, аккуратно сложенные, хотя их все равно сожгут. Чужая ци окутывает Вэй Усяня, восполняя его истощенный резерв и успокаивая. Покой, которого не было давно, накрывает заклинателя, позволяя забыть всё то страшное, что произошло за последние месяцы.
В дрёме Вэй Усянь чувствует, как его руку едва сжимают.
В павильоне целителей Вэй Усянь проводит неделю, пока его тело не приходит в норму — приблизительную, ещё недостаточную, но заклинатель не может сидеть на одном месте. В их мире царит война, и пока он отлеживается без возможности что-то сделать где-то там умирают люди. Месть точит его клинок, и Вэй Усянь выходит на поле битвы, разрубая врагов.
Единожды удаётся увидеть шицзе, которая помогает раненым, готовит еду и заботится в силу своих возможностей и минимальных знаний в целительском деле. Их встреча полна слёз, слов и горя. Заботливая, такая замечательная Цзян Яньли не ругает младшего брата, только прижимает к груди и плачет в его плечо. Не звучит ни слова о его вине, долге или ошибке.
Пусть Цзян Яньли не скажет, но Вэй Усянь знает: в смерти всех близких шицзе виноват только он.
Через некоторое время удаётся доставить тело наследника ордена Цзян с Луанцзань и провести погребальную церемонию, как полагается.
За их спинами шепчутся о том, что орден Юньмэн Цзян пал. Каждый раз Вэй Усянь хочет рвануть к сплетничающим заклинателям и врезать им — или пронзить мечом. Но юноша сдерживается, скрипит зубами и обнимает за плечи сестру, которая уже не плачет. Ветер развевает волосы девушки, подол её белого ханьфу и ласкает покрасневшие глаза, прикованные к поминальным табличкам.
После церемонии, когда они остаются одни в храме, шицзе просит юношу протянуть ему руку.
— Он должен быть у тебя, А-Сянь.
Раздаётся тихий перезвон.
В руки названого брата Цзян Яньли вкладывает полностью серебряный колокольчик с ярко-фиолетовой кисточкой; звук, который издаёт знак ордена Цзян, разносится по Храму Предков и улице эхом. Тьма, неустанно нашептывающая слова мести, наконец замолкает.
— Я не могу, шицзе.
Отступив, Цзян Яньли не позволяет Вэй Усяню вернуть колокольчик, который должен принадлежать или наследнику, или главе ордена. Мягко улыбнувшись, она едва надавливает на израненные в бою пальцы брата и заставляет его прикрыть колокольчик, приняв его.
Жест её полон затаенной нежности. Шицзе сильная, сильнее многих и куда сильнее даже самого Вэй Усяня. Пора слез уже почти прошла, но боль и горе остаются их тихими спутниками, с которыми Вэй Усянь справляется, вымещая эмоции в пылу битвы, в то время как Цзян Яньли отдаёт всю свою любовь и заботу близким людям, среди которых нашлось место и Вэй Усяню, и господам из клана Лань, и Цзинь Цзысюаню, и Вэнь Цин — многим. В её глазах виновных нет, кроме Вэнь Чао и Вэнь Чжулю.
Кроме тех, кто уже отправился к вратам Диюя руками Вэй Усяня.
— Можешь, А-Сянь, — качает головой девушка, — он теперь твой. А-Чэн и отец хотели бы этого.
Пол в Храме Предков деревянный, немного пыльный — ещё не успели убрать, и некому ещё это делать, — жёсткий и холодный. Колени касаются досок, но Вэй Усянь впервые не чувствует их неудобства. Опустив голову к ногам Цзян Яньли, Вэй Усянь пытается принести ей извинения. Испуганно вскрикнув, шицзе опускается на колени напротив и пытается поднять названого брата. По щекам заклинателя, падая на пол, текут слёзы. Прижав к себе юношу, Цзян Яньли ласково перебирает его волосы и что-то тихо, неразборчиво сквозь его собственный поток слов бормочет.
Они сидят на жестком полу до тех пор, пока не сгорают все до единой палочки благовоний, а небо не заливает розовым закатом. В горле пересыхает, и Вэй Усянь чувствует себя слабым в руках сестры.
Вопрос положения ордена Юньмэн Цзян и право Вэй Усяня занять место главы откладывается до окончания войны. Всё время, что он сражается, колокольчик лежит в его палатке, надёжно охраняемый защитными символами мешочка цянкунь.
Одна из битв, когда они пробиваются к поселению близь Безночного города, выходит особенно тяжёлой. Сражение затягивается, они проигрывают, и Вэй Усянь, стиснув зубы и сжав руки в кулаки, возвращает меч на пояс. Где-то слева, отвлёкшись на пару секунд, пока это возможно, его зовёт Лань Ванцзи. Флейта, заткнутая за пояс, почти не использовалась с момента, как Вэй Усянь сошёл с Луанцзань, и теперь она жаждет битвы не хуже меча, пролежавшего на стойке десяток лет.
Какое-то время назад, пока все были заняты сражением, в котором Вэй Усяню не было нужды участвовать, он создал опасный и сильный артефакт, и теперь он использует Тигриную Печать Преисподней. Она взлетает в воздух и кружится рядом, собирая тёмную энергию и передавая её во власть заклинателя.
С первой трелью флейты мир меркнет, а когда юноша открывает глаза, он снова приходит в себя в лекарской палатке. Равно как и в тот день, рядом сидит Лань Ванцзи, но на этот раз бодрствуя, и потому сразу замечает, что больной очнулся. А Вэй Усянь с ужасом замечает, что тот ранен, и вскакивает с постели, с возмущением крича:
— Что ты здесь делаешь?! Посмотри же, ты ранен, немедленно ляг в кровать!
Упрямству Второго Нефрита может позавидовать любой. Нахмурив брови, мужчина качает головой и тянется к руке больного, желая передать силы, но тот отскакивает и тут же чувствует, как бок пронзает болью. Махнув рукой на собственные раны неясного происхождения, Вэй Усянь с пылающим взглядом смотрит на бывшего соученика. Тьма шепчет, разгоняет кровь, плавит её, причиняя боль и заставляя грубить.
— Уходи! Мне не нужна твоя помощь!
Отвернувшись, тот хмурится больше, в глазах мелькает сталь и холод. После всех тех дней, когда Лань Ванцзи начал казаться ему немного более открытым человеком, подобное поведение отзывалось в сердце Вэй Усяня режущей болью.
— Хорошо.
Поднявшись так резко, что его одежды издают свист, Лань Ванцзи покидает павильон целителей. Вина приходит слишком запоздало, когда сделать уже ничего нельзя; перед глазами мелькает полный гнева и презрения взгляд холодного янтаря. Живот сводит спазмами, мир плывет, и Вэй Усянь почти забывается, едва не теряя сознание.
Оставшись в одиночестве, Вэй Усянь сбрасывает одеяло и осматривает себя. Наложить новые повязки непросто, но заклинатель справляется с этой нелёгкой задачей. Пусть раны щиплют, и тело горит в приближающейся лихорадке, голова затуманена переживаниями и виной.
Немного позже заклинатель пытается узнать, что случилось, но Лань Ванцзи молчит, игнорируя Вэй Усяня. Любое его присутствие рядом похоже на бытие призраком, когда никто не может его слышать или видеть. Обида пронзает всё существо Вэй Усяня, и он не знает, как поступить.
Шицзе ничего не известно, другие заклинатели обходят Вэй Усяня стороной, словно он сделал что-то ужасное, что не поддаётся воображению. Юноша, закусив губу, решается на отчаянный для человека его положения поступок и бесцеремонно врывается в палатку Лань Сичэня. В своих «покоях» глава ордена Лань находится один и разбирает документы.
Понять, что что-то не так, нетрудно. Взгляд Лань Сичэня, каким он окидывает Вэй Усяня, непривычно строгий, а на губах мужчины нет его извечно доброжелательной улыбкой. Сейчас первый Нефрит напоминает Лань Ванцзи невероятно сильно, будто они не просто братья с разницей в несколько лет, а близнецы.
— Молодой господин Вэй, что-то случилось, раз вы решили навестить меня столь внезапно?
Укор и лёгкое недовольство слышатся в голосе Лань Сичэня. Голову посещает постыдная мысль сбежать, чтобы не видеть презрения к нему, но Вэй Усянь пересиливает себя и делает шаг вперёд, выпрямив спину и расправив плечи. Уже сейчас он учится у Цзян Яньли, чтобы, когда придёт время, ему не отказали мгновенно из-за его неподобающих манер.
— Что случилось в том городе? Я спрашивал Лань Чжаня, но он молчит, — на выдохе произносит заклинатель и смотрит на мужчину перед ним. — Глава ордена Лань, этот господин просит ответа у вас.
Лицо Лань Сичэня делается нечитаемым, как у его брата, немного ожесточается, брови сводятся к переносице. Наконец, решив для себя что-то, Цзэу-цзюн откладывает документы и смотрит на юношу более мягко.
В глазах главы ордена Лань Вэй Усянь замечает странное уважение.
— Вы потеряли контроль, господин Вэй, — сообщает Лань Сичэнь, — я удивлён, что вы атаковали только адептов ордена Вэнь. Никого из Союза Орденов не задело, однако...
Внутри что-то холодеет от догадки, а по спине бегут мурашки. Руки трясутся — Вэй Усянь сжимает их в кулаки, до боли вонзая ногти в кожу ладоней.
Спокойствия на официальный тон не остаётся, и нет сил вести эту игру, в которую ежедневно играют главы кланов.
— Я ранил Лань Чжаня? — голос дрожит и выдаёт переживания Вэй Усяня с головой; юноша поднимает взволнованный взгляд на главу ордена Лань и не может прочитать в его глазах ответ. — Цзэу-цзюн, я ранил Лань Чжаня, да? Прошу!
— Да, — вздыхает глава ордена, — ранили. Он пытался вам помочь, но попался под ваш меч.
Дыхание сбивается, и перед глазами, будто наяву, видится эта картина: Лань Ванцзи пытается его остановить и отобрать, отбросить флейту, а он не слушается и вместо чёрного куска бамбука вынимает из ножен меч, чтобы отбить врага, но ранит товарища.
Тело пробивает мелкая дрожь, в голову ударяет шёпот сотни умерших. Вина падает на плечи Вэй Усяня ещё более тяжким грузом, и он горбится, почти падая на колени. Сейчас, когда он знает, сколько людей уже погибло по его вине, и что его руки украшает кровь приёмных родителей и Цзян Чэна, а теперь он чуть не убил Лань Чжаня...
Неизвестно как, но Лань Сичэнь оказывается рядом в этот момент и ловит юношу за руку. Тонкие музыкальные пальцы касаются оголенного запястья, нащупывая пульс и проверяя течение ци.
— Господин Вэй, тёмная энергия вредит телу и душе, потому её использование нежелательно для заклинателя и запрещено. В вашем теле её слишком много, а печать усилила ярость — и вы потеряли контроль в пылу сражения.
Несмотря на то, что голос Лань Сичэня расплывается, Вэй Ин внимает каждому слову и кивает, согласный со сказанным.
Разговоры о том, что ему не следует использовать Тёмный Путь, ходят уже который месяц, но Вэй Усянь шлёт каждого, кто говорит с ним об этом, потому что у него нет другого пути, пока идёт война. В груди мечется желание отомстить за брата, за Пристань Лотоса, за Облачные Глубины и все те жизни, которые погубили псы ордена Вэнь. Мечется желание убивать, принести кровь неупокоенным душам. А еще скрытое в глубине желание защитить близких и извиниться за причинённый вред.
Поблагодарив главу ордена Лань, возможно, не совсем подобающе и правильно, Вэй Усянь покидает палатку ордена Гусу Лань и торопливым шагом идёт в сторону той, которая принадлежит Лань Ванцзи.
Бывший соученик сидит за столом с ровной спиной и читает какой-то трактат. Всплывает в памяти образ прилежного ученика ордена Лань, которого приставили к нему как стражника, чтобы тот проследил за подобающим выполнением наказания. Несмотря на плотность одежд, Вэй Усянь будто видит белый слой бинтов и ощущает в воздухе слабый запах лекарств, смешанный с сандалом.
Обернувшись к внезапному гостю, мужчина хмурится, опускает взгляд на пару секунд и с молчанием возвращается к чтению трактата, словно нет ничего важнее. Порыв возмутиться, громко и жалобно, чтобы Лань Ванцзи перестал его игнорировать, словно обидевшийся ребёнок — а ровно таким он и выглядит — стремительно исчезает. Заставив ярость спрятаться, Вэй Усянь прячет и тьму, чтобы она не давала о себе знать, и садится позади Второго Нефрита. Вблизи запахи лекарств и сандала резко бьют в нос. Спина перед ним ровная, но напряжённая. Выдохнув, заклинатель тянет руку вперёд и несмело касается Лань Ванцзи сквозь одежды, действительно ощущая бинты в области груди, плотно облегающие тело. Вздрогнув, Лань Ванцзи оборачивается и мерит гостя хмурым взглядом.
— Прости, — шепчет Вэй Ин и в бессилии утыкается в чужую спину головой, ощущая новую волну дрожи, — прости, Лань Чжань, прости. Я не хотел, прости.
Заливаясь словам извинений, заклинатель чувствует, как жжёт горло. Жмурясь, Вэй Усянь прижимается к крепкой спине и шумно выдыхает, когда заканчивается воздух в лёгких.
Голова не кружится, перед глазами нет и проблеска тьмы, но почему-то ему кажется, что он тонет. На какое-то непроглядное мрачное дно.
— Нет необходимости.
От звука чужого голоса, которого он не слышал уже несколько дней, Вэй Усянь вздрагивает, поднимает голову и через секунду снова утыкается в спину, не в силах встретиться с пылающим янтарным взглядом.
Слова извинений льются с новой силой, его начинает потряхивать, и только тогда Лань Ванцзи оборачивается, дёргает Вэй Усяня за плечи и с волнением смотрит. Холодные руки трут его лицо, и заклинатель не сразу осознаёт, что на самом деле плачет, что его трясёт от рыданий и от избытка чувств. Нашедшая в этом состоянии лазейку, тёмная энергия вышла наружу, вьётся вокруг него и ластится, будто кошка, пытаясь нашептать слова мести — но Вэй Усянь так поглощён собственной виной и извинениями, что вовсе не слышит её. Руки дрожат, когда он хватается за чужую ладонь, изо рта вырывается судорожный вздох, прежде чем Вэй Ин просит о том, о чём и не думал просить ещё пару дней назад:
— Сыграй мне «Покой», Лань Чжань.