На том берегу

Эрен тонул. Безбрежное море песка окружило его со всех сторон, разделив мир пополам: на желтую пустыню и черное беззвездное небо. Он тщетно пытался высвободиться из сыпучей ловушки, но с каждой новой попыткой все больше уходил вглубь, поглощаемый заживо песком безвременья. В страхе и одиночестве, в отчаянии и враждебности чуждой пустоты, Эрен Йегер сражался за свою жизнь и свободу. Теряя силы, воздух и надежду на спасение. Ниже. Глубже. В могилу. Рано. Еще рано умирать. — Микаса! — закричал он на пределе своих возможностей единственное слово, которое сейчас помнил. Имя, которое имело значение. Мир всколыхнулся от его голоса. Вздрогнула пустыня, и чернильную бездну небес над головой вспорола первая стрела молнии, которая отразилась в серых глазах Микасы. Сотканная из песка, теней и ветра, девушка сверху вниз смотрела на тонущего Эрена, и в ее темных радужках бесновались отражения молний. Он тянул к ней руки, захлебываясь в раскаленном мареве желтой пустыни, пытался ухватиться, но зыбкость ее бытия ускользала от него, и лишь золотистый песок лился сквозь пальцы, рассыпаясь кварцевой пылью в его горячих ладонях. Эрен давился песком и задыхался в эфирном дурмане затхлой духоты, пока вязкая кровь разносила по его сосудам страх потерять единственный шанс на спасение — Микасу… Он внезапно пробудился от мутного забытья, которое вряд ли можно было назвать полноценным сном. Словно упал из песчаного ада в больничную палату госпиталя в гетто Либерио. Правда здесь тоже был ад. Ад, воняющий по́том, эфиром, горечью лекарств и хлоркой. Ад, где днями и ночами стенали те, для кого встреча с титанами и бомбами на поле боя отпечаталась в памяти сводящим с ума ужасом. Никому не нужные жалкие элдийские калеки. Эрен судорожно вдохнул, изгоняя из головы ошметки кошмара, и вдруг ощутил, как воздух застрял в легких, а сердце чуть не захлебнулось в крови. Вопреки всем законам бытия Микаса не растворилась в дымке сна. Она была здесь. Рядом. Его спасение. Эрен отчетливо видел ее профиль на фоне тусклых звезд в оконном проеме. Воздух вышел из легких вместе с именем: — Микаса… — он с трудом разомкнул сухие губы в надрывном шепоте и с отчаянием схватил ее за запястье, больше всего страшась, что она снова рассыплется в его ладони песком. Однако наваждение не исчезло. Пальцы с силой сжали девичью руку, да так крепко, что Эрен почувствовал, как под ними бьется жилка, отмеряя пульс. Раздался испуганный вскрик, упало на пол и разлетелось вдребезги что-то стеклянное, а вслед за этим последовал громкий жалобный стон пациента с соседней койки, которого разбудил весь этот шум. Он заметался на скрипучей кровати и замычал, рискуя стать причиной переполоха и перебудить всех остальных в палате. — Тс-с-с! Тише, Брайан, тише… — послышался в ночи ласковый женский голос, и Эрен, окончательно проснувшись, понял свою ошибку. Он отдернул руку, словно внезапно обжегся ледяной водой. Всего лишь медсестра. Не Микаса. Да и откуда ей взяться в такой час и в этом месте? Она наверняка вернулась на Парадиз с остальными из сто четвертого, и единственная возможность увидеть их всех — скорее сделать то, на что Эрен никак не мог решиться. Написать письмо с изложением своего плана… Ну а после этого останется только ждать, уже наперед зная исход… Медсестра все еще пыталась утихомирить Брайана. Теперь, когда Эрен наблюдал за ее темным силуэтом, будто вписанным в оконную раму, ему все больше хотелось истерично рассмеяться над своей глупой ошибкой. Видеть Микасу во сне, в другой девушке, забыться на секунду и искать похожих на нее за оградой госпиталя — зачем ему все это? Почему он раз за разом пытается воспроизвести в мыслях ее черты, но вместо этого только злится на себя. Злится, потому что не может представить ее отчетливо, разве что глаза помнит — серые непроницаемые омуты души. Тихий шепот раздался совсем близко, вернув Эрена из болота мыслей и образов: — Кто такая Микаса? Твоя невеста? — спросила медсестра. Кажется, ей удалось снова усыпить выжившего из ума бедолагу, и теперь она, присев на корточки в проходе между койками, аккуратно собирала с пола осколки стекла и ждала от Эрена ответа. — Нет. Сес… — Он осекся на полуслове, ведь здесь находились только те, у кого в Либерио не было родных. Исправился: — Знакомая. «Сестра» ли, «знакомая»… Эрену оба слова казались равнозначной ложью. Очередное вранье, которым он пропитался на материке насквозь. Надо же, как просто к нему можно привыкнуть, а потом с легкостью лгать снова и снова… Лгать медсестрам, докторам… Даже собственному брату и тому мальчишке с ясными честными глазами… Фалько, кажется… Девушка тем временем хмыкнула и продолжила с нотками лукавства: — Наверное, эта Микаса симпатичная, если ты о ней вспоминаешь по ночам. Что за странный разговор? Эрен начинал терять терпение. Чего она прицепилась к нему и Микасе? И если уж на то пошло, наверное, Микаса Аккерман симпатичная. Он никогда об этом и не задумывался. Просто она ни на кого не была похожа. Делало ли это ее красавицей? Скорее, особенной. Эрен снова попытался представить ее лицо, но тут же одернул себя. Хватит цепляться за прошлое, когда нужно смотреть только вперед. Он с раздражением смахнул со лба сальные пряди и спросил первое, что пришло в голову: — Там было обезболивающее? К осколкам, которые девушка собрала на огрызок бумажки, теперь добавилась металлическая часть от шприца. — Да, что-то вроде того, — она поспешно встала, положила бумажный сверток со стеклом в карман фартука и собралась уходить. — Спи. Будучи обмазанным во лжи по уши, Эрен теперь чувствовал и в других ее гораздо острее. Медсестра соврала. Он услышал это в интонации, различил в опасливом повороте головы — не смотрит ли кто на них, не слушает ли? Отличный шанс извлечь из всего этого хоть какую-то выгоду. Эрен ухватился за юбку девушки и спросил: — Здесь можно помыться? — Мытье по расписанию, — ответила она с явным недовольством, что ее задержали. — Госпиталь переполнен, санитаров и медсестер не хватает, а большинство или такие, как ты, — она махнула на ногу Эрена, а затем второй рукой указала на того самого Брайана, — или такие, как он. Немощные. Девушка не вложила в последнее слово ни унизительной жалости, ни презрения, ни сочувствия. Наверное, уже привыкла к подобному в госпитале. Зато Эрен до сих пор не мог привыкнуть к образу калеки — и больше всего его выводила из себя жалость. Хорошо, что на этот раз обошлось без нее. — Мне не нужна помощь. Покажи, где душевые, я сам справлюсь, — он продолжал сжимать в пальцах грубую ткань юбки. — Не положено, — отрезала медсестра и снова опасливо оглянулась на дверь. — Я смогу достать немного денег. Наверное. На этот раз сработало. Девушка хмыкнула: — Сигареты. Я видела, как ты пару раз общался во дворе с воином Марли. У него есть пропуск за ограду, а значит, он может пронести внутрь контрабанду. За время пребывания в госпитале Эрен многое понял. Контроль в гетто касался не только свободы передвижения. Работа, еда, развлечения, даже мысли — ограничения были повсюду. Но люди есть люди. Спрос рождает предложение, а следовательно некоторые в гетто неплохо зарабатывали в том числе и на контрабанде. — Договорились, — он наконец выпустил подол из пальцев. — Тогда поднимайся и старайся не шуметь. Как тебя зовут? Крюгер, кажется. Эрен кивнул и только потом сообразил, что в темноте медсестра не увидит его жест, поэтому произнес: — Да. Крюгер. — Фрита, — представилась она в ответ и протянула ему костыль. Коридор был тускло освещен керосиновыми лампами, поэтому Эрену удалось получше рассмотреть девушку, чтобы окончательно убедиться — ничего общего с Микасой у нее не было. Разве что темные волосы, едва касавшиеся плеч, прямая спина да решительная походка без виляний бедрами и прочих женских штук. Фрита настороженно заглядывала в пустые коридоры, а потом нетерпеливо махала Эрену «ну же, спеши» и следовала дальше, пока он неуклюже тащился за ней с костылем и в раздражении думал, что без одной руки, наверное, жить легче, чем без ноги. Наконец они остановились около невзрачной двери. — Сюда, — указала девушка, но Эрен недоверчиво качнул головой. Неужели обманула или это какая-то ловушка? — Душевые же должны быть в другом конце крыла, — сказал он с сомнением. — Те для пациентов. Слишком рискованно вести тебя туда. Эти для персонала. Она первой шагнула внутрь и зажгла свет. Действительно, душевые. Когда Эрен оказался внутри, Фрита тут же затворила дверь на защелку, а затем крутанула вентиль ближайшего душа. Шум воды на секунду оглушил: после больничных коридоров, наполненных лишь стонами и причитаниями, тугие струи воды показались Эрену самим воплощением жизни. Фрита тем временем подошла почти вплотную и в упор посмотрела на молодого человека: — Ты никому не должен говорить, что я привела тебя сюда, — сказала она, чуть повысив голос, чтобы он услышал ее сквозь шум. — Вообще никому не должен рассказывать, что видел меня сегодня. Наконец-то. Эрен ждал именно этих слов. Ведь ради них Фрита и согласилась выполнить его просьбу: ей нужно было заткнуть рот случайному свидетелю, вот почему она позволила ему нарушить распорядок и правила госпиталя. Пусть так, зато он сможет наконец помыться. — Не расскажу, — кивнул он ей и опустился на лавку, прислонив костыль к стене. Что бы она там ни замышляла, Эрена это не касалось. Люди из Либерио все равно уже обречены… Нет! Ни к чему сейчас об этом думать! Он принялся расстегивать пуговицы рубашки, но на середине остановился и вопросительно уставился на Фриту: — Я же сказал, что сам справлюсь. Мне не нужно помогать. Дело было не в том, что он вообще-то не привык раздеваться перед девушками… Во всяком случае, Микасе и Саше всегда хватало такта не залетать в мужские спальни и раздевалки без стука, а молодым людям, в свою очередь, не врываться в женские комнаты с ноги и без предупреждения… Просто физическая форма Эрена Йегера могла бы вызвать у медсестры ненужные вопросы или подозрения. Эрен и в одежде выделялся армейской выправкой на фоне худых от неполноценного питания, затравленных с самого рождения и смирившихся со своей судьбой элдийцев из гетто, что вели образ жизни скота в загоне… Даже их взгляд вызывал в нем раздражение — большинство глаз, в которые довелось заглянуть, казались Эрену лишенными воли к жизни. Они не жили — просто существовали… и боялись… не мифических демонов, не титанов… Они боялись таких же людей. Марлийцев, что держали их за пятиметровыми стенами и распоряжались судьбами и жизнями. Когда твоя жизнь принадлежит другому — перестаешь быть свободным человеком, теряешь свою индивидуальность и однажды просыпаешься рабом. Вся система пропаганды военной диктатуры Марли была ориентирована на «воспитание» рабской силы. Более того, кропотливо взращивала в каждом элдийце чувство вины за грехи предков и культивировала идею их искупления в страданиях и ненависти к демонам с острова. Идеальные и послушные, жители гетто не помышляли ни о чем, кроме милости хозяев, которым не жалко было пускать тех в расход на передовой в военных операциях или превращать в безмозглых гигантов за малейшую провинность. Однако даже среди всех этих жалких представителей народа Имир порой встречались те, кого система и пропаганда не смогли растоптать своим хозяйским сапогом. Или пока не смогли; возможно, всего лишь вопрос времени и обстоятельств. Тем не менее, Фрита была из таких. Она еще боролась, барахталась в паутине марлийского превосходства… Ее глаза еще горели желанием жить и действовать, она еще смотрела по сторонам, а не только вперед под ноги. — Вот, держи. — Медсестра положила рядом с Эреном стопку вещей. — Чистая одежда. Грязную свалишь вон в ту кучу. Только нарукавник оставь. У меня нет другого. Она даже двигалась иначе. Ее походка напоминала походку свободного человека, а не раба, шаркающего ногами в невидимых кандалах унижения… — Спасибо, — на такое великодушие в виде чистой одежды Эрен даже не смел надеяться. Фрита отчего-то медлила и никак не уходила. Возможно, интуитивно чувствовала в Эрене то же несгибаемое бунтарство, что и в ней самой. Недовольно качнув головой, она вдруг дернула Эрена за слипшиеся от пота и грязи пряди и цокнула языком: — Тебе бы волосы в порядок привести. Может, подстричь тебя? Эрен дернулся в сторону: — Нет! Меня только Ми… — резко замолчал, чуть не проговорившись. — Я… Я подстригусь, как только выйду отсюда. Очередная порция лжи. Фрита озадаченно хмыкнула и пожала плечами: — Как хочешь. Тогда я пошла. Дальше все под твою ответственность, Крюгер. — Понял. Когда дверь за Фритой захлопнулась, Эрен снова закрыл ее на защелку, а потом, быстро стащив с себя одежду и кинув кучей на пол прямо у двери, добрался до душа. И только там наконец позволил себе устало опуститься на пол, подставив лицо горячим струям. Отсутствующая нога ныла, выколотый глаз нещадно чесался, а вода забивалась в нос и рот, но Эрен улыбался. Какая же все-таки глупость: не стричь волосы только потому, что всю его жизнь это делали двое — сначала мама, а потом Микаса… Вроде такая мелочь, но почему-то это до сих пор казалось для него важным. Вот бы еще хоть раз ощутить ту приятную дрожь по телу, когда пальцы Микасы перебирают пряди, пока она ловко орудует ножом над его головой… Микаса… Микаса! Слишком много ее в голове последнее время. Так много, что даже с Зиком умудрился завести о ней разговор… Нельзя. Прекратить. Пресечь любые мысли… Эрен вернулся в палату через час. Ночная темнота уступила место густо-синим предрассветным сумеркам, в остальном же здесь все было как прежде. К счастью, никто так и не заметил его отсутствия. Молодой человек повалился на койку и впервые за несколько дней заснул глубоким сном без кошмаров. А утром Брайан перестал дышать.