На том берегу

К удивлению Жана этот район Либерио ничем не отличался от остальных. Все те же разговоры и предобеденная суета, такие же чистые мощеные улицы и невзрачные марлийские лица… Женщины, мужчины, военные, зазывалы, торговцы, дети, собаки — и никому из них не было дела, что всего в нескольких десятках метров впереди улица внезапно упиралась в глухие пятиметровые стены. Кажется, что жители просто не замечали гетто под боком. Полное игнорирование и равнодушие вызывали в Жане странное чувство то ли негодования, то ли недоумения. Как? Как можно прогуливаться здесь с детьми, смеяться, рассуждать о победе над Средневосточным Альянсом, покупать золотые часы в лавке и сдобу в пекарне, когда там, за стенами, почти такие же люди живут в угнетении и постоянном страхе за свою жизнь?.. Мимо с тарахтением проехал автомобиль — еще один атрибут прогресса и достатка внешнего мира. Когда водитель заглушил мотор перед воротами гетто, все четверо наконец остановились у крайнего дома и Ханджи первой прервала долгое молчание: — Уверены, что стоит туда соваться? — кивнула она в сторону ограды. — Он может быть там, — ответила Микаса без промедления. Командор ее уверенности до сих пор не разделяла, хотя все было оговорено уже не раз: — Вряд ли Эрену удалось пробраться в гетто без денег или связей. А у него здесь нет ни того, ни другого. — Мозгов у него нет… — проворчал Леви, засунув руки в карманы дорогих брюк. В костюме он выглядел настоящим денди, хоть сейчас помещай на обложку журнала мод. Лучше, чем на капитане, по мнению Жана, костюм-тройка сидел только на нем. — В любом случае, — пожал Кирштайн плечами, — если у нас получится, то почему бы и нет. Не все же по кабакам и ресторанам шататься, как это делают Конни с Сашей… Ханджи вздохнула: — Да и средства Хидзуру не бесконечны. Если не найдем Эрена в ближайшее время или он не даст о себе знать, мы будем вынуждены вернуться на Парадиз без него… Не просить же снова деньги у госпожи Киёми. — Или придется искать работу… — добавил Жан. — И кем же? — Леви хмыкнул, скептически приподняв бровь. — Разве что мясниками… Однако не думаю, что в городе найдется столько мясных лавок. В руках командора тем временем появился кошелек, который она передала Микасе. — Жан, Микаса, будьте осторожны. Не разделяйтесь. Мы неплохо освоились в городе среди марлийцев, но гетто живет по другим законам. Там может быть опасно, — давала она последние напутствия так, будто отправляла в магазин за углом двух неразумных детей. Жан даже поморщился от этого заботливого родительского тона. — Да уж не опасней встречи с гигантом… — пробурчал он себе под нос. Они солдаты, черт возьми, а не праздношатающиеся по Либерио штатские. Как же ему уже осточертело лицемерить и лгать, выдавать себя за туриста, мимикрировать под толпу марлийцев и бездарно убивать время в поисках Эрена, который, очевидно, забил на товарищей, судьбу Парадиза и всех элдийцев… Слинял и пропал. Эгоистичный мудак… Каковы вообще шансы, что этот идиот может сейчас находиться в гетто? Жан скосил взгляд в сторону элдийских кварталов, спрятанных за стеной, и вдруг помрачнел еще сильнее: — Что?.. Что они делают? Автомобиль только что заехал за ограду и скрылся за поворотом, однако охранники не спешили запирать ворота — военных увлекло иное занятие. В размеренном темпе оба марлийца запинывали жителя гетто. Попеременно. Со всей силы били по голове, спине, животу… и особенно часто мыски сапогов попадали по белому нарукавнику с девятиконечной звездой. Жан не мог различить выражения лиц этих двоих, но почему-то был уверен, что они оба довольны и улыбаются. Мрази. Элдиец не сопротивлялся. Черт, да он даже не пытался встать или хотя бы отползти, разве что закрыл локтем голову и уткнулся лицом в мостовую. Униженный, так и лежал в пыли и грязи под градом ударов, а мимо него проходили люди. Не марлийцы — такие же элдийские мужчины, как и он. Элдийцы, которые, заметив избиение, просто опускали головы или отводили взгляд в сторону, а затем ускоряли шаг и спешили уйти подальше от расправы. — Молодцы! — крикнул им один из военных и громко расхохотался, в очередной раз пнув элдийца по голове. Жан стиснул зубы и уже было дернулся вперед, но не по-женски твердая рука Ханджи остановила его, упершись в грудь. — Куда?! Не вмешивайся. — Но… — он исподлобья зыркнул на командора. Взвинченный и растерянный одновременно. — Почему другие не помогают? Это же их соотечественник… Откуда такое равнодушие? Безразличие? Как могут эти люди вот так просто отворачиваться и идти дальше, даже не попытавшись помочь? Разве это не делает их соучастниками этого беспредела? Не ставит в один ряд с такими же бесчеловечными ублюдками, как и оба марлийца?! Ханджи не смотрела на Жана, она не мигая следила за происходящим у ворот, и ее рука на его груди непроизвольно сжалась в кулак прежде, чем командор снова заговорила: — Запуганы настолько, что предпочитают быть слепыми к бедам чужих. Каждый из них сам за себя. — Жалкое зрелище, — по нахмуренному лицу Леви было ясно, что даже его железная выдержка дала трещину, и он сам терпит этот беспредел из последних сил. — Как собаку в грязи… А потом Жана внезапно схватили за руку и дернули вперед. — Пойдем. — Микаса обернулась лишь на мгновение и крепче сжала его ладонь, чтобы та, широкая и горячая, не выскользнула из ее узкой и прохладной. — Жан. Он двинулся за Микасой со странным ощущением, будто провалился в один из своих снов. — Удачи! — раздался за спиной голос Ханджи и последовавшее за ним недовольное ворчание Леви: — Хватит изображать из себя курицу-наседку, Очкастая. Тошно. — Я хотя бы не ворчу как старый дед… Шутливая перепалка за спиной становилась все тише, сливаясь с уличным гомоном и ритмичным стуком подошв о брусчатку, зато глухие удары марлийских сапогов и всхлипы элдийца доносились теперь отчетливее. Но яснее всего Жан слышал удары собственного сердца, которое, кажется, заполнило всю грудную клетку и теперь рвалось наружу. Микаса по-прежнему держала его за руку и тянула за собой, а он не замечал ничего вокруг, кроме двух сцепленных ладоней, и готов был идти куда угодно, лишь бы эта мимолетная связь двух человеческих тел не разрывалась никогда. Глупо. Сентиментально. Не к месту такие мысли. Нужно было очнуться и вспомнить, что они вообще-то не просто гуляют… Соберись, Жан Кирштайн. — Добрый день, господа, — учтиво улыбнулся он марлийцам, занятым добиванием бедняги. Ощутил, как ладонь Микасы невольно сжалась, когда один из военных — плотный коренастый недорослик — поднял голову и с явным раздражением окинул обоих взглядом. Видимо, ему не понравилось их внезапное появление. Второй военный, молодой парень ростом примерно с Жана, неуверенно покосился на коротышку и на всякий случай прекратил избивать элдийца. Мелкий последний раз пнул мужчину под зад и плюнул тому на спину: — Вали отсюда! — гаркнул он со злостью. — Не хочу, чтобы даме стало дурно от твоей окровавленной рожи! Элдиец зашевелился, отполз на четвереньках в сторону, а затем, еле поднявшись, пошатнулся и поковылял прочь. Никто из прохожих так и не остановился и не попытался помочь. Добравшись до ближайшего дома, мужчина оперся на серую стену и впервые оглянулся. В его взгляде не было ничего кроме боли, а вспухшие разбитые губы еле двигались — наверняка извергали из недр души проклятия. Во всяком случае, Жану хотелось бы, чтобы это были проклятия, а не извинения или причитания. Должна же в этих людях из гетто остаться хоть капля гордости. Неожиданно взгляды Жана и элдийца пересеклись, и Кирштайн, едва заметно кивнув, опустил взор под ноги, где чернели капли крови и валялась бесформенная грязная кепка. — Мадам, — обратился тем временем коротышка к Микасе, — простите за такое зрелище. Пора было брать инициативу в свои руки, поэтому за Микасу ответил Жан: — О, не волнуйтесь. Моя… — Он вдруг замолчал, не в силах произнести следующее слово. Кажется, голова закружилась и мир вокруг пошатнулся. Какая же сладкая ложь жалила его сейчас в самое сердце. Наконец Жан нашел в себе силы и выдохнул, ощутив медовый аромат слова на языке: — супруга… Не смог отказать себе в секундном порыве и стиснул ладонь Микасы еще крепче, а потом повторил эти слова снова, на этот раз твердо и четко: — Моя супруга. — Всё. Конец фразы. Дальше говорить уже не хотелось, но военные ждали и нужно было продолжать лицемерить, поэтому Жан собрался и продолжил: — Микаса активно поддерживает политику Марли относительно элдийского вопроса и очень интересуется этой темой. А раз уж мы оказались в вашем городе проездом, то я бы хотел пощекотать ей нервы и показать всю мерзость элдийцев изнутри… Если вы понимаете, о чем я… Военные озадаченно переглянулись. — Не очень… — протянул коротышка и снова окинул парочку перед собой настороженным взглядом, бесстыдно задержав его сначала на Микасиной скуле со шрамом, а затем на перекрестии трех мечей на ее руке. Внимательный, зараза. Микасу такое внимание к себе заботило мало. Она думала лишь о цели и, в отличие от Жана, решила идти напролом. — Хотим побывать в гетто, — сказала твердо, после чего оба марлийца снова переглянулись. На этот раз заговорил долговязый. — Мадам… — он посмотрел было ей в глаза, но, смутившись, опустил взгляд. С девушками ему явно не часто доводилось общаться. Жан даже различил, как еле заметный румянец тронул щеки военного: — Даме с вашим статусом и положением не стоит и одной ногой ступать в эту выгребную яму с элдийскими помоями. Поверьте мне. Загон со свиньями и то чище и смердит слабее. Этого и стоило ожидать. Симпатичной внешностью тут вряд ли возьмешь. Возможно, лесть или флирт… Но скорее у какого-нибудь титана отрастут крылья, чем Микаса Аккерман научится беззащитно хлопать ресницами и мило улыбаться перед кем бы то ни было… Даже мудиле Йегеру такое зрелище вряд ли когда-нибудь доведется лицезреть. А значит, придется лыбиться самому. — Я же говорил, моя хорошая… — покачал головой Жан и растянул губы в подобии добродушной улыбки. — Сколько? — Микаса достала кошелек. — Деньги — не проблема. Жан чуть не поперхнулся от такого поворота, но тут же сообразил, что все идет не так уж и плохо. Может, с кокетством у Микасы было и никак от слова «совсем», но отыгрывать роль капризной богачки у нее выходило на ура. Да и знак клана Азумабито, раз уж марлиец его заметил, им может сыграть на руку. — Простите нас, господа, — можно было, конечно, и поклониться для большего эффекта, но уроды этого не заслужили. Обойдутся. — Микаса из древнего клана аристократов Хидзуру, она привыкла, что ее желания исполняются всегда и незамедлительно. Прошу прощения, если мы оскорбили вас предложением денег. Марлийцы ведь неподкупны, это всем известно. Коротышка приосанился и закивал, обмазанный лестью с ног до головы. От такого приторного подхалимажа у Жана даже скулы свело от злости на самого себя. Противно-то как. Скорее бы все это закончилось. — Да уж. Это точно… Хех. Неподкупные. Так, говорите, желаете посмотреть, как живут элдийцы? Кажется, продажная скотина клюнула на наживку. — Верно, — подтвердил Жан. — Знаете ли, как в зоопарке… Только хотелось бы заглянуть внутрь клетки… Под нашу ответственность, конечно. Ну и заплатить за входные билеты. Сколько бы они могли стоить? Триста? — Ну… Риск для нас большой… — протянул военный, опустив взгляд на кошелек. Наверняка прикидывал, на какую сумму стоит пытаться раскрутить двух туристов-идиотов. Микаса не оставила ему времени заняться арифметикой: — Триста каждому, — отчеканила она и, не дав им опомниться, сразу добавила: — И еще сто за одежду, чтобы мы не выделялись в толпе. Оба марлийца растерялись. Наверное, они впервые в жизни видели перед собой даму, что с такой упрямой решимостью перла вперед. Если бы в ее арсенале в этот момент оказались не слова и деньги, а клинки, они непременно уткнулись бы в две мясистые шеи. — Мадам, только ради вашей красоты… — сглотнул старший по званию. — Приходите завтра в… Микаса не дослушала: — Сейчас. Еще сто сверху за срочность, — нанесла она последний разящий удар. Всё. Понял Жан по алчному блеску в марлийских глазах — бой окончен и враг распластался под ногами, а точнее деньгами Микасы Аккерман. — Сбе́гаю на склад за одеждой… — заискивающе улыбнулся им коротышка и помчался куда-то сверкая пятками. Уже пятнадцать минут спустя двое военных аккуратно вытолкнули со склада пару молодых элдийцев, которые тут же смешались с бесцветной толпой гетто. Жан спустил кепку пониже на лоб, скрыв под козырьком любопытный шныряющий из стороны в сторону взгляд: — Ловко ты их… — похвалил он Микасу. — Вот уж не думал, что тебе удастся вжиться в роль такой капризной дамочки… За руки они больше не держались. Население гетто вообще мало проявляло хоть какие-то эмоции. Цепкий взгляд Жана прыгал с одного лица на другое, но редко замечал на них улыбку или радость. Блеклые лица, блеклый взгляд, блеклая одежда — даже дома однообразно серые… — Я не вживалась в роль. — Микаса попыталась натянуть рукава кофты до запястий, но они снова сползли вверх. На складе не нашлось одежды для высоких женщин. — Просто хочу скорее найти Эрена. Любым способом. В ее голосе послышалось отчаяние, а губы сжались в тонкую полоску. Даже в этой старой чужой одежде с повязкой-клеймом на рукаве и черным платком на волосах Микаса все равно нравилась Жану. Казалось, что ее серые глаза — два ярких солнца среди тусклых взглядов прохожих. — Эрен, муди… — выдохнул Жан в сердцах, но вовремя замолчал. — Что? — Ничего. Не отходи далеко. Микаса упрямо ускорила шаг: — Я смогу за себя постоять. Это всего лишь люди. В том-то и дело… Гиганты — безмозглые и всегда знаешь, что от них ожидать. А на что способны люди, загнанные в угол? Дурное окружение порождает только зло? Или оно способно взрастить достойные качества в человеке? Пока что они увидели лишь безразличие и равнодушие. Но ведь это гетто было домом для Райнера, Бертольда и Энни. Тех, кого кадеты сто четвертого отряда считали когда-то друзьями. Тех, в ком видели не только плохое. Однако именно они, люди из этого места, убили Марко и еще тысячи невинных с Парадиза… Людской поток нес Жана с Микасой вперед, пока его размеренное течение не всколыхнул звук распахнутой двери. В следующее мгновение из дверного проема выскочил мальчишка лет девяти с караваем в руке и несущимся вслед ему зычным голосом: — Эй, щенок! А ну вернись! Ты не заплатил! — показавшийся на пороге элдиец в мучном фартуке попытался схватить воришку, но тот оказался проворнее. Не разбирая дороги, парень кинулся под ноги прохожих и залавировал между юбками и штанами, пока не оказался рядом с Жаном, который ловко ухватил мальца за шиворот ветхой туники. — Ах ты!.. — подскочивший к ним пекарь затряс в воздухе кулаками и осы́пал мальчишку ругательствами, от которых Жану стало стыдно перед Микасой. Ребенок перестал трепыхаться и теперь диким зверенышем смотрел на кулаки элдийца, прижав к груди украденный каравай. В его ореховых глазах не оказалось ни слез, ни раскаяния — только упрямая решимость бороться за добычу до конца. Чумазый и тощий волчонок. В животе Жана скрутился узел из нервов. Да что ж это такое! На кой черт он вообще вмешался? Это ведь не его дело! С чего он вдруг решил, что вправе судить, кто из этих двоих жертва? От того, что ему с детства твердили, что красть — это плохо? Только вот… Парень украл не золото, не леденцы и не игрушки… Малец своровал ржаной каравай. А у кражи хлеба может быть лишь одна-единственная причина. Голод. Рука невольно разжалась, и воришка почти мгновенно исчез среди прохожих. — Зачем ты его отпустил, гнида?! — заорал элдиец на Жана и уже поднял кулак для удара, но вовремя осадил себя, видимо, здраво рассудив, что в ответ ему может прилететь такая оплеуха, что мозги потом по дороге не соберешь. — Я заплачу за хлеб, — со злостью то ли на себя, то ли на мальчишку с пекарем процедил Жан и полез в карман за монетами. Он не глядя сунул элдийцу последние деньги и отвернулся. Вокруг по-прежнему текла река из серых силуэтов… но Микасы рядом не оказалось. Бля! Напрасно Жан крутился из стороны в сторону, пытаясь разглядеть ее черный платок в безликой массе незнакомцев. Девушка будто испарилась. — Микаса! — заорал он на всю улицу, похолодев от страха. Упустил. Не уберег. Твою ж мать!