Вечность в прошлом

      — Куда вы отправляетесь, господин Вэй?       Тихий голос Лань Сичэня похож на шелест листвы в понурый денёк. Глава ордена смотрит на Вэй Усяня взглядом, от которого хочется отвернуться, но мужчина старается этого не делать, стойко выдерживая безмерную печаль в глазах собеседника. Вэй Ин уверен: в его собственных можно найти отголоски тех же чувств, усиленных в сотни раз.       Облачные Глубины за спиной брата того, чьё имя у всех на слуху и устах уже пятый день, необычно пасмурны, будто уловили настроение каждого адепта и жителя Гусу. Вэй Усянь имеет совесть признать, что в погоде неким образом виноват и он сам, когда в день смерти мужа выпустил поток тёмной ци, окутав плотным туманом все Облачные Глубины. В воздухе всё ещё витает напряжённая энергия, ластящаяся и заманчивая, но тёмный практик привык к ней и её сладким речам настолько, что не обращает внимания, сосредотачивая его на чём-то другом.       Усталый вид главы именитого ордена напоминает его в те времена, когда стало известно о предательстве Цзинь Гуанъяо: под глазами трудно скрываемые даже духовной энергией тёмные круги; потухшие глаза смотрят будто сквозь него, из-за чего желание отвернуться только усиливается; при одном только взгляде на уже утратившие прежний блеск волосы в горле встаёт ком, а сердце сжимается от понимания, что смерть брата стала той самой причиной, по которой великий глава ордена Лань, Цзэу-цзюнь, отказался от бессмертия, и все шестьдесят лет начали нагонять его.       Сжав в кулаки руки, Вэй Усянь всё же отворачивается, не в силах выдерживать взгляд — и горько усмехается сам себе, догадываясь, что выглядит если не хуже, то точно также.       Длинная дорога вниз манит. Прежде тёмный практик спускался по ней довольно редко, улетая или в Цайи, или на Ночную Охоту с мужем на Бичэне — и теперь ему предстоит в последний раз спуститься по каменным ступеням. Назад ничего не тянет, больше нет того, что заставило бы даже на секунду задуматься о правильности принятого решения.       — Куда-нибудь. Может, загляну к Цзян Чэну и а-Лину, а там... Куда глаза глядят.       Пожав плечами, Вэй Усянь говорит довольно беспечно, прямо сейчас не зная, стоит ли покинуть Китай сразу, или всё же следует заглянуть к шиди и племяннику.       — Доброй дороги, господин Вэй.       В последний раз заклинатель оборачивается, видит мягкую улыбку в глазах и на губах брата погибшего мужа и читает во взгляде понимание. Никто не пытается его остановить и не будет этого делать.       Мужчина вновь смотрит на Облачные Глубины, затянутые грозовыми облаками, видит моросящий вдали дождь, который скоро обрушится на Обитель.       Некстати вспоминается, что такой же была погода за день до того, как они с Лань Чжанем пошли на охоту, а потом... Вэй Ин морщится, отворачивается и спускается вниз, стараясь не вслушиваться в сладкий и такой заманчивый шёпот тьмы.       Каждый шаг — как воспоминание, каждое слово иньской энергии — как удар меча.       Второй господин Лань был тяжело ранен на охоте — перед глазами Вэй Ина до сих пор стоит облик мужа, заслонившего его от удара меча, направленного ему в спину, — и умер на лекарском столе, не сумев пережить тяжесть нанесённых ран.       Ладонь кажется мокрой, и Вэй Ин останавливается, затуманенным взором наблюдая кровь, текущую из ран — проткнул кожу ногтями, сжав слишком сильно. Мужчина приходит в себя до того, как алый цвет испортит белизну ленты Лань Чжаня, повязанной на левую руку. Тёмный практик вытирает кровь о ханьфу, прижимает запястье к губам и шепчет в голубые облака слова извинений.       Собственная лента развевается от резкого дуновения ветра, путаясь в волосах.       Вэй Усянь действительно посещает Пристань Лотоса, остаётся там на пару дней, и Цзян Чэн впервые не противится этому, принимая его как важного и дорогого гостя. Первый день проходит в ностальгии: мужчина бродит по родным местам, отстроенным и воссозданным заново, вспоминает детство, их совместные с Лань Чжанем деньки, которые они проводили тут, как гости — редко, конечно, но это случалось. На второй день они с братом пьют вино, как в старые времена, и напиваются до той степени, в которой могут говорить по душам, ничего не скрывая.       — Почему ты отдал мне ядро?       — Я говорил тебе: ты не смог бы без него жить, должен был стать главой ордена.       Вэй Усянь вливает в себя остатки из кувшина, берёт другой, ровно как и Цзян Чэн, нахмурившийся от ответа, который ему не нравится.       — Ты идиот.       — Знаю.       Глава ордена поднимает на него замутнённые пьяной дымкой глаза. В движениях шаткость, не свойственная грозному заклинателю, но в глазах сверкают молнии.       — Мы идиоты.       Услышав это из уст шиди, Вэй Усянь громко смеётся, прижимает к себе кувшин вина.       Прошло более тридцати лет с событий в храме Гуаньинь и с момента, как Старейшина Илин вернулся к жизни. Каждого из них потрепало, и у кого-то дела стали лучше, у кого-то — хуже. Смотря на обычно грозного главу Юньмэн Цзян и на то, какой стала Пристань Лотоса, Вэй Ин не скрывает улыбки, думая, что жена Цзян Ваньиня влияет на мужчину только положительно.       — Надо было позвать Незнайку.       От сказанного тёмный практик едва не выплёвывает вино.       — Чтобы твоя жена снова накинулась на нас с пустыми кувшинами? Ни за что!       Несмотря на наигранное возмущение, Вэй Усянь был бы даже не против увидеть в их компании Не Хуайсана, который сейчас едва ли оправдывает старое прозвище. Старый — уже действительно старый, потому что его золотое ядро слабее того, которым обладает Вэй Ин, — интриган ведёт дела в открытую, улучшает положение Цинхэ Не, завоёвывая через политику всё больше территорий и на удивление умелых адептов в свои руки. Звание Великого Ордена Цинхэ Не носит с гордостью и на законном основании, и никто не смеет это оспорить, иначе встретится с коварным главой ордена.       Во рту оседает горький вкус, и не вовремя вспоминается чудесная «Улыбка Императора», которая оставляет приятное послевкусие. Мелькает пьяная мысль, что неплохо было бы заглянуть разок в Цайи и закупиться гусуланьским вином, без которого жизнь не мила.       Взгляд Цзян Чэна кажется слишком грозным, хотя тот сильно пьян. Вэй Ин, не помирись он с шиди больше двадцати лет назад, покрылся бы мурашками и сию минуту сбежал прочь из Пристани Лотоса; сейчас мужчина только отводит глаза и отпивает вина большими глотками, ощущая на себе пристальный взгляд главы ордена.       — Каково это?       Заданный вопрос почти сбрасывает мужчину с меча. Вэй Ин отнимает от лица кувшин и долго смотрит на брата, чуть наклоняет голову, пытаясь найти в фиолетовых глазах ответ — привычка читать людей, благодаря которой тёмный практик научился понимать чувства братьев Лань, напоминает о себе.       — Что именно, Цзян Чэн?       Вместо ответа тот морщится и выпивает вино залпом, отмахиваясь от разговора.       Вино постепенно заканчивается, сон не приходит, а желание побыть в компании друг друга не исчезает. Вэй Ин, желая окунуться в прошлое хотя бы мысленно, предлагает сходить в ближайший город и ограбить винную лавку или трактир.       Это было предложение, сказанное в шутку, будто невзначай. Руки крепко удерживают кувшин, разбалтывая остатки алкоголя на самом дне глиняной посуды. Цзян Чэн до странного долго молчит, и Вэй Ин озадаченно разглядывает фигуру шиди, пытаясь понять, что случилось. Тот вовсе не спит, а сидит, кажется, задумавшись над чем-то.       — Пошли.       — А?       Глава ордена Цзян вскакивает резко, но у него ни сколько не кружится голова, в отличие от Вэй Усяня, которого резко сдёргивают с места, заставляя следовать за собой. Возмущение застывает в горле, когда пьяный глава ордена Цзян собирается заставить свой меч взлететь.       — Пешком! Давай пешком!       Свалиться вниз Вэй Усянь точно не хочет. Грабить — тоже, но у шиди, похоже, другое мнение.       Цзян Чэн бросает долгий недовольный взгляд; Саньду всё же возвращается в ножны с негромким лязгом, гулко прозвучавшим в ночной тишине Пристани Лотоса.       Стражники, которых проходят братья, смотрят на мужчин с непониманием и замешательством. Вэй Ин пытается наскоро объяснить, что они скоро вернутся, прежде чем шиди резко толкает тёмного практика к дороге, ведущей в ближайшее село.       Вино они всё-таки покупают на деньги Цзян Чэна, разбудив продавца лавки, а после возвращаются в Пристань Лотоса, напившись вусмерть. Вэй Усяня алкоголь никогда не брал до той степени, чтобы он чувствовал себя совсем пьяным, и даже сейчас голова только идёт кругом, мысли путаются или лезут в голову, напоминая о приятном и не очень невпопад, но и только; глава ордена Цзян, грозный и такой важный человек, почти висит на плече брата, иногда шёпотом или громким нетрезвым голосом вспоминая что-то из прошлого.       Уже утром Цзян Ваньинь впервые вышел к Пристани, чтобы проводить брата. Он стоит непоколебимой скалой, сложив руки на груди; Цзыдянь потрескивает, выдавая эмоции хозяина с головой.       — Надеюсь, что ты будешь заглядывать хотя бы иногда, — хмуро говорит мужчина, при этом сощурив взгляд так грозно, что по спине Вэй Ина ползут мурашки.       Дерево весла под руками трещит совсем немного. Вэй Ин закусывает губу и отводит взгляд, и всё говорит о том, что он не собирается выполнять этого.       — Может быть, ещё свидимся, Цзян Чэн.       С силой мужчина отталкивает лодку и только спустя пару минут с отплытия оборачивается, имея возможность наблюдать всё тот же тяжелый взгляд брата. Они смотрят друг на друга бесконечное мгновение, прежде чем глава ордена Цзян легко двигает рукой — и Вэй Усянь ловит что-то, широко раскрывая глаза.       Под пальцами ощущается холодный металл, звенящий от избытка случайно выброшенной ци, фиолетовая кисточка щекочет кожу, позволяя вспомнить молодость.       Колокольчик чистого сердца, на который Вэй Ин смотрит с тоской, говорит больше слов.       В Башне Кои стало светлее, но не от золота клана: люди стали жить здесь счастливее под руководством мудрого главы, в которого превратился с годами Цзинь Жулань. Вэй Усянь не может не гордиться племянником, у которого жизнь пошла только в гору, минуя опасности и падения.       Прошлое ещё нависает над прежде Великом Кланом тёмной тучей, не давая ни на минуту забыть ни о Цзинь Гуаньшане, ни о Цзинь Гуанъяо, и то, с каким рвением Цзинь Лин стремится стереть прошлое ордена, заставляет не только гордиться — восхищаться молодым главой.       — Соболезную, — тихо говорит ему Цзинь Лин, только встретив на пороге.       Слова скорби стали чем-то, что Вэй Ин теперь не любит наравне с благодарностью. Лицо искажается от нежелания слышать это, взгляд убегает в сторону, а кулаки сжимаются сами собой.       Несмотря на то, что слова племянника идут от сердца — и несмотря на то, что перед ним сын его шицзе, — слышать «соболезную» тяжело и невыносимо. Тёмная ци скапливается у сердца, вновь становится громче, напевая мотив смерти и будто позволяя почуять запах крови, принадлежащий всем неугодным Старейшине Илин. Мужчина сопротивляется энергии, отсылает её мысленными командами прочь и переводит взгляд на племянника, смягчаясь.       — Как молодая госпожа Цзинь?       Глава ордена хочет возразить против смены разговора, но тут же закрывает рот и громко фыркает. Будь он на десяток лет младше, точно сглупил бы и спросил, почему дядя переводит тему, но сейчас он старше и опытней — и в глазах, напоминающих Цзян Яньли, Вэй Усянь видит только тихое возмущение и принятие.       — Лекари говорят, что скоро родит. Срок на неделе. Уже известно, что будет мальчик.       Губы растягиваются в широкой улыбке, и эта новость кажется самой прекрасной на свете после последних событий. Вэй Ин, не раздумывая, крепко обнимает племянника, прижимает к груди. Цзинь Жулань пытается вырваться в первые минуты, почти бьёт дядю по голове — они равны по росту — и застывает, стоит услышать тихие слова у самого уха:       — Уверен, твоя мама гордится тобой, и отец тоже.       Худые и тонкие руки, сильные благодаря духовным силам, текущим бурным потоком — потому что глава ордена сын своего отца и матери — неуверенно обнимают в ответ. Повинуясь чувствам, племянник укладывает голову на плечо дяде и шепчет тихое «спасибо», а Вэй Ин улыбается, в мыслях обращаясь к мужу, сетуя на то, что ни он, ни сам тёмный практик не увидят внука.       Немного после Цзинь Лин, упёртый, точно его мать в молодости, ведёт Вэй Усяня к своей жене, и супруги уговаривают его остаться на пару дней в Ланьлине, чтобы увидеть праздник фонарей. Мужчина, ворча, соглашается и громко жалуется на то, что они заставляют его менять планы.       — Я буду рада, если вы завтра составите нам компанию, господин Вэй, — мягко улыбается супруга племянника.       Даже с учётом, что женщина в положении, никто в золотом ордене не в силах отказать молодой госпоже в недолгой прогулке по улицам поселения в преддверии праздника. Вэй Усянь вовсе не исключение, потому принимает предложение, но сообщает, что на не более двух дней.       Ученики Ланьлина, знакомые со Старейшиной Илин не только из слухов, поскольку мужчина всегда был частым гостем Цзинь Лина, просят сходить с ними на ночную охоту, застав его в саду вечером. Вэй Усянь отвечает отказом на каждое приглашение, даже если речь идёт о простой навке или лютом мертвеце, ворующем товар с лавок, потому что в памяти свежи воспоминания с той охоты, которая стала роковой для него и его мужа. К тому же завтра праздник, а послезавтра он покинет орден и границы Китая.       Прогулка по ночному городу и поданный в руки фонарь заставляют ненадолго забыть о тянущем в груди чувстве, отгоняют тьму и заглушают её голос, позволяя Вэй Ину недолго отдохнуть.       Когда Вэй Усянь покидает Башню Кои, ему думается, что, быть может, стоит остаться тут подольше и дождаться рождения сына Цзинь Лина, но эта мысль быстро исчезает, стоит вспомнить, что на праздник явятся Лани, Цзянь Чэн и, возможно, глава ордена Не в сопровождении своих адептов. Заклинатель решил для себя, что покинет центральную часть Поднебесной и отправится в далёкие края, чтобы больше ничто, кроме повязанной на руке лобной ленты, не напоминало об утраченном.       В своих странствиях мужчина забредает в самые разные города, выполняет различную работу, о которой никогда не подумал бы, видит так много разных людей и слышит столько историй, что Вэй Ин жалеет, что не подал Лань Чжаню такой идеи раньше. Поднебесная велика, велики и безграничны знания, которые можно получить, просто путешествуя.       В холодных землях никакие ханьфу не защищают. Нужно прикупить тёплые одежды, что Вэй Усянь и делает, сетуя, что взял в путь до неправильного мало. Вещи тут стоят так дорого, что даже сбитая цена больно бьёт по кошельку. Приходится браться за любую работу: уборку снега, поимку сбежавшего кота, изгнание призрака, проведение обрядов упокоения и очень редко за помощь в доставке товаров или уборку в лавках.       Учёба никогда не нравилась Вэй Усяню особо сильно, но изучать чужой язык интересно и занимательно. Мужчина учится сам, слушает людей и запоминает, читает книги, узнавая новое — и это захватывает его, заставляет остаться в некоторых краях подольше.       В трактирах за кувшином вина ему рассказывают разное: о странной нечисти, новом клане или ордене, которых со слов постояльцев сейчас расплодилось, говорят про старые времена, сетуя на молодёжь, ведают местные легенды, от которых кровь или застывает в жилах, или вскипает азартом; Вэй Усянь просто слушает всё, что ему говорят, сам вплывает в разговор, дополняя собственными историями, немного приукрашенными для публики.       Проходит два года, прежде чем Вэй Ин возвращается мало-помалу к заклинательству. Деревня, в которую он заходит, страдает от нашествия нечисти, и тёмному практику приходится делать талисманы и заниматься этим делом. Страх сковывает и мешает работать должным образом, но Вэй Усянь справляется, помогает жителям, и те в благодарность позволяют остаться ему на ночлег на любое время и бесплатно кормят — денег Вэй Усянь не берёт.       Спустя ещё два года мужчина забредает в деревню где-то на краю Поднебесной и его внимание привлекает палатка, увешанная талисманами и артефактами. Заклинатель изучает убранство долго и тщательно, пытаясь понять, что за энергию он ощущает. Где бы он ни был, Вэй Ин впервые чувствует что-то настолько странное и необычное, и не знает точно, как описать свои чувства.       Чуть позже, в трактире вечером, тёмный практик выясняет, что палатка принадлежит местной гадалке, которая может рассказать о судьбе.       — Брехня это! — толкает мужчина сидящего рядом друга. — Разве может кто-то предугадать судьбу? Она просто ворует деньги, и всё!       Кружка с алкоголем — объёмная и уже наполовину пустая — ставится на стол со стуком.       — Она сказала моей жене, что у нас будет сын! — парирует другой мужчина. — И ведь правда сын родился!       — Да угадала она! Я тебе точно так же скажу, что следующей будет дочь!       — Ну давай, попробуем!       Между двумя мужчинами завязывается громкий спор, и Вэй Усянь решает в него не влезать. Местный алкоголь не приходится по душе, потому тёмный практик отставляет кружку и думает бросить на стол часть денег, чтобы вернуться в номер, как его останавливает третий мужчина, сидящий за их столом:       — Я слышал, что она помогла избежать смерти одной девушки, — тихо говорит тот, будто невзначай, — и она ведь правда могла умереть.       — Спасибо!       Хлопнув мужчину по плечу, Вэй Ин всё же оставляет деньги и уходит к себе, обещая, что завтра непременно заглянет к той гадалке.       Уже на следующий день тёмный практик начинает верить в то, что женщина обладает какой-то силой, потому что в шатре его встречают с ухмылкой и словами, что его ждали.       Внутри тепло и темно. Много артефактов и трав, развешанных то тут, то там. Воздух полон разной энергии: и тёмной, и светлой, и той, определение которой мужчина дать не может, сколько не пытайся. Женщина красива, одета в яркий наряд и увешана золотыми украшениями, и это ни сколько не портит её, украшая лучше, чем королеву.       — Ждали? — с сомнением спрашивает Вэй Усянь, так и оставшись у входа.       Ткань тихо опадает вниз, пропуская в шатёр тонкий луч дневного света.       — Ждала, — подтверждает женщина и взмахом руки предлагает сесть напротив; браслеты и серьги звенят от её движений. Вэй Ин, недолго раздумывая, принимает приглашение. — Я исполню любое твоё желание, каким бы оно ни было, за соответствующую плату.       Вэй Ин с вопросом смотрит на женщину и легко догадывается, что платой являются вовсе не деньги.       — Кто вы такая?       Откинувшись на стуле, мужчина складывает руки на груди и внимательно изучает гадалку. От неё самой почти не чувствуется энергия, словно бы перед Вэй Усянем сидит обычная шарлатанка, но что-то в ней выдаёт далеко не самого обычного человека и заставляет напрячься всем телом. Чэнцинь угрожающе дрожит, заткнутая за пояс одежд, Суйбянь, впрочем, уже давно, молчит, не подавая признаков жизни, а собственная энергия отчего-то рвётся прочь, словно испуганный зверь. Неприятное чувство.       — Простая гадалка, — улыбается женщина, опираясь на сложенные вместе руки, — так что?       В ответ мужчина фыркает и недолго раздумывает.       Даже если всё происходящее — просто обман или грозит мужчине смертью, что ему в самом деле терять? В этом мире Вэй Ина уже ничего не держит. Он просто живёт дальше, как обещал мужу, в надежде, что однажды сможет увидеть его вновь, даже если он будет в другом теле.       Вэй Усянь — не Лань Ванцзи. Он не может ждать вечность, и тёмный практик знает, что муж бы его понял, что если у него появилась даже призрачная надежда, он не отступит.       — Я хотел бы всё исправить.       На стол Вэй Ин кладёт некогда верный меч, всё ещё драгоценную память о прошлом себе, и Чэнцинь, жалобно завывающую, будто инструмент понимает, что с ним делают. Поразмышляв пару минут, мужчина также отвязывает колокольчик чистого сердца.       Гадалка обводит предметы взглядом и кивает.       — Плата, — её глаза всего на секунду становятся красными, будто у хищника, и это заставляет Вэй Ина напрячься, — принята. Желаю тебе удачи, Старейшина Илина.       Первым желанием было вскочить, но разум окунается во тьму, звуки резко перестают существовать. Мыслей в голове не остаётся — одна пустота.       Когда Вэй Ин вновь открывает глаза, то жадно хватает воздух ртом и заходится кашлем, ощущая себя человеком, побывавшим на границе смерти. Голова идёт кругом, но опереться не о что, и мужчина валится на колени, а в ушах неприятно звенит.       Минута, другая — и что-то тянет к нему руки. Тёмный практик резко вскидывает голову, чем пугает ребёнка перед ним. Перед глазами всё плывёт, но стоит взгляду проясниться, Вэй Ин сразу же видит маленькую версию себя. Воздуха снова начинает не хватать. Воспоминания из детства накатывают волной, словно осознание.       Порванная одежда, покрытые снегом куклы из соломы, лежащие рядом, голодный взгляд, осунувшееся лицо и худое тело, ломкие потерявшие блеск волосы — в сироте перед собой несложно узнать того Вэй Ина, каким он был в детстве до того, как его нашёл Цзян Фэнмянь.       Сердце сжимается. Мужчина неловко поднимается на ноги и смотрит на мальчика, поднявшего на взрослого голову. В голове набатом бьёт жёсткое осознание: кто-то из них прямо сейчас должен исчезнуть, и этот кто-то — точно не взрослый Вэй Усянь. Душа и сердце тёмного практика разбиты и покалечены временем, но он всё ещё силён и имеет цель, в то время как мальчик перед ним ужасающе слаб и беспомощен.       — Прости, А-Ин.       Обращаться к себе вот так — невероятно странно, но в то же время правильно. Они разные, в конце концов. Вэй Усянь в теле Мо Сюаньюя, хотя внешне он напоминает прошлого себя, и взрослый Вэй Ин пережил многое, а этот мальчик — не прошёл и трети его пути.       Отползший назад ребёнок глупо хлопает глазами, а потом внезапно улыбается, прежде чем его тело растворяется в воздухе. Вэй Усянь ожидал этого, но душа всё равно болит. Мужчина сжимает руку на груди, жмурится и глубоко вдыхает, а когда открывает глаза, перед ним только снег и соломенные куклы. На негнущихся ногах заклинатель подходит к трём игрушкам, бережно берёт их в руки и разглядывает, в мыслях обращаясь к исчезнувшему мальчику с пожеланиями о лучшей жизни.       Позади раздаётся лай и рычание. Тело прошибает дрожь, и мужчина оборачивается, замечая трёх бродячих собак. Они скалятся и грозно рычат, наступая на мужчину, а тот, внезапно похолодев, отступает на шаг и упирается спиной в стену.       — Прочь!       Собственный голос дрожит, но крик выходит достаточно громким. Вэй Ин закрывает глаза и умоляет богов, чтобы кто-нибудь пришёл ему на помощь.       Пару минут мужчина слышит рычание и уже готовится прощаться с жизнью, как те неожиданно скулят и убегают. Выдохнув, тёмный практик открывает глаза и вновь ощущает такую резкую нехватку воздуха, что сознание почти покидает его. Руки так сильно сжимают соломенных кукол, что они слабо трещат.       — Господин, с вами всё в порядке?       Кивок выходит заторможенным.       Видеть дядю Цзяна живым и таким молодым — непривычно. Хочется вскрикнуть и броситься ему на шею, обнять и извиниться за всё, что было в прошлом, но мужчина пересиливает себя и останавливает от глупых действий.       — Прошу простить, у меня, — Вэй Ин сглатывает, ощущая предательскую дрожь в теле, — страх перед собаками.       Лёгкое удивление мелькает в глазах главы ордена Цзян всего пару секунд.       — Значит, я вовремя пришёл, — улыбается мужчина и после оглядывается вокруг. — Вы не видели тут ребёнка? Мне сказали, что я могу найти его тут.       Сердце вновь сжимается.       Правилами ордена Лань запрещено лгать, но Вэй Ин пусть и стал адептом их ордена, никогда не следовал большинству того, что написано на Стене Послушания. Прямо сейчас, впервые в жизни, хочется сказать правду и даже больше — но заклинатель не может этого сделать, и ему остаётся только мотнуть головой.       — Сироты перемещаются с места на место, боюсь, вам будет трудно найти того, кого вы ищите.       — Да, я понимаю, — опускает голову мужчина и смотрит на снег пронзительным взглядом, от которого душа уходит в пятки.       Поджав губы, Вэй Ин отлипает от стены, прячет в рукавах ханьфу кукол... Ханьфу? Мужчина оглядывает себя и с удивлением отмечает, что он одет в тёмно-красное ханьфу на манер тех, что он носил обычно. Является ли то частью перемещения, или это дело рук той гадалки, Вэй Усянь не уверен, но всё равно благодарен, потому что одежда, в которой он был ранее, слишком отличается.       — Если вы не против, я могу вам помочь, — неуверенно предлагает Вэй Усянь, вызывая у Цзян Фэнмяня сомнения, — я достаточно хорошо знаком с землями Илина.       В конце концов, Вэй Ин — Старейшина Илина. Мужчина знает эти места как свои пять пальцев, но даже все его знания не помогут найти в этих землях ребёнка, которого ищет глава ордена Цзян. Мужчина это понимает и так глупо даёт надежду, но иначе нельзя — правда кажется слишком нереальной и невозможной.       Проведя в раздумьях с минуту, Цзян Фэнмянь кивает и принимает предложенную помощь.       По Илину мужчины ходят долго, на протяжении нескольких часов, и заканчивают только к вечеру, обыскав все уголки города. Вэй Ин выражает свои сожаления и пытается приободрить человека, когда-то подарившего ему дом и семью, но выходит из рук вон плохо.       — Не стоит. Я понимаю, что мог не успеть.       Закусив губу, Вэй Ин может думать только о том, что его приёмный отец чертовски прав, говоря так. Мужчина не успел на доли секунды — и не успел бы, потому что всё это было спланировано гадалкой заранее, в этом тёмный практик уверен совершенно точно.       — Возможно, вы сможете увидеть этого ребёнка однажды.       В ответ мужчина кивает, задерживается на месте пару секунду, а после — Вэй Ин точно видит по движениям — намеревается уйти.       На самом деле, у Вэй Усяня нет определённых планов, он ещё не успел придумать, что ему делать дальше, потому сейчас он действует по интуиции, полагаясь только на шестое чувство.       Задержав дыхание на мгновение, мужчина выдыхает и задаёт вопрос, заставляющий главу ордена остановиться:       — Если это возможно, я хотел бы вступить в ваш орден, глава ордена Цзян.